Онлайн чтение книги Книга о верных и неверных женах
Пятое свидание

Пятая женщина, от коварства которой Иблис готов был искать убежища у Аллаха, увела с собой брахмана с того сборища блудниц. Она научила его кое-каким уловкам, а сама вошла домой, притворилась, что повредилась в уме, и принялась городить всякую чушь. В это время брахман, как подговорила его женщина, вошел в дом с книгой под мышкой и заявил:

— Я искусный и прославленный лекарь. Могу лечить любые болезни.

Муж не медля ввел брахмана в свои покои и оказал ему наивеличайшее уважение, какое только можно представить, усадил его в самом почетном месте, а потом показал ему больную. Брахман пощупал пульс женщины и сказал:

— Тело твоей жены абсолютно здорово, но в ней сидит сильный джинн, и ею овладело безумие. Она или спасется от этого джинна, или погибнет.

Родственники жены стали умолять лекаря:

— О благородный муж! Эту болезнь ты можешь вылечить. Ради бога, постарайся и не покидай нас в отчаянии.

— Хоть я давно уже бросил врачевать такие болезни, — ответил лекарь, — но мне жаль эту молодую женщину и ее родственников, а вознаграждениями я себя не оскверняю. Я постараюсь ее спасти.

Промолвив это, лекарь велел вымести и окропить водой комнату, бросить в огонь алоэ и побольше роз. Потом мудрый лекарь принялся жечь вместе с алоэ и бумагу и направил струю дыма в нос больной, отчего она стала часто дышать. Тут джинн сильно заволновался и произнес изнутри:

— Эй, глупец! Не усердствуй понапрасну, ибо я не тот, над чьей крышей может пролететь птица, подобная тебе. Меня зовут Фарнас, мне подвластно сто тысяч джиннов, и ни один из них не смеет преступить мою волю даже на волосок. Таких, как ты, служителей страсти я поил напитком смерти. Пожалей дорогую жизнь и беги, покуда у тебя есть ноги, а не то я велю подвластным мне джиннам изничтожить тебя.

Слыша такие слова, присутствующие затрепетали от ужаса, а лекарь ответил:

— А я не тот, за кого ты меня принимаешь. Не питай пустых надежд. Если хочешь остаться в живых, то немедленно оставь эту невинную женщину, а не то я посажу тебя в бутылку [59]По мусульманским представлениям, джинна можно укротить и обезвредить, загнав его в бутылку и закупорив ее., буду жарить на огне и подвергать страшным пыткам.

Между лекарем и джинном — а это на самом деле была та женщина, от коварства которой ифрит убегал на расстояние столетнего пути, — происходила такая перепалка. Наконец, лекарь отошел и объявил:

— Это великая борьба, и мне нужно произвести много вычислений и претерпеть много трудностей, прежде чем я одолею этого джинна.

Все родственники женщины пали к его ногам и стали умолять:

— Сотвори доброе дело, окажи нам великое благодеяние, сделай всех нас своими рабами! Помоги ты этой несчастной и вылечи ее.

Лекарь стал утешать и успокаивать их, а потом вышел из комнаты.

Когда же горизонт снес золотое яйцо-солнце, то искусный лекарь смешал с шафраном несколько голубиных яиц, влил туда несколько капель крови белой утки, принес все это к родственникам больной и велел им закрыть сосуд крышкой и поставить на огонь. Вокруг него собрались люди. Когда содержимое сосуда закипело, женщина страшным голосом вскричала:

— Горю, ради бога, сжалься надо мной, больше я никогда не войду в эту женщину!

Она повторила эти слова еще раз, и лекарь заявил:

— Если поклянешься своей верой и дашь слово, то спасешь свою жизнь.

А женщина подошла к лекарю и сказала ему на ухо, какие еще хитрости придумать. Тогда лекарь велел родственникам снять сосуд с огня и закопать в землю, а джинна спросил:

— Ну, что тебе нужно?

— Пусть меня облачат, — сказала женщина голосом джинна — а она и была джинн, — в самые роскошные одеяния и надушат самыми прекрасными благовониями, потом пусть посадят в паланкин с занавесками. При этом пусть играют музыканты и поют певцы. Пусть четверо рабов поднимут на плечи паланкин и семь раз пронесут вокруг дома.

— Хоть все это и подобает твоей царской особе, — возразил лекарь, — но у этих бедняков нет ничего такого. Откажись-ка ты от этой просьбы и облегчи мне дело.

— О мудрец! — сказала тогда женщина, — ведь ты хорошо знаешь, что:

Торг между ними затянулся, и, наконец, они приняли условие джинна. Вместе с больной в паланкин сел и лекарь. Он схватился за черные локоны любовницы, каждый завиток которых благоухал, словно мускус кабарги из Чина. Он перебирал ее локоны и тем временем произносил всякие молитвы, а муж и родственники подняли паланкин на плечи. Тут лекарь опустил занавески и притянул в объятия ту гурию, подобную букету роз. Она обвилась вокруг него кольцом, и он снял чары с клада, а муж и родственники меж тем шагали с паланкином на плечах, а дома шел пир горой, певцы пели пленительные мелодии, музыканты играли, пока лекарь удовлетворял желание своего сердца с госпожой дома. Наконец, после долгих хлопот в шкатулку госпожи упала царственная жемчужина, и хитрый брахман поднял занавески и приказал поставить паланкин на землю. Лукавая женщина, которая сама научила брахмана всему этому притворству, открыла глаза, стала осматриваться по сторонам с удивлением и, наконец, спросила печальным голосом:

— Что это за радостный пир? Для кого этот паланкин?

Все, кто был там, а в особенности муж, начали смеяться от радости и говорить ей:

— Этот пир устроен ради тебя.

Жена выслушала от них рассказ о своих уловках, притворилась, что ни о чем не ведает, и воскликнула:

— Слава Аллаху! А я ничего не подозревала обо всем этом.

А благочестивый лекарь получил богатые дары за лечение и покинул этот дом с большим почетом.

На другой день, когда небесная невеста вышла из паланкина на востоке, эта коварная женщина повела брахмана к роднику и рассказала подружкам о том, как она ловко надула вчера ночью своих родных. Они похвалили ее и признали ее превосходство над ними в этом искусстве. Те пять женщин, которые для хитрости были все равно что пять чувств для человека, отпустили его и сказали:

— Теперь ты получил полные сведения о «Тирья-Веде», о ее разделах и тонкостях. Ты убедился, на какие уловки пускается твоя добродетельная жена и ради чего отправила тебя скитаться по дальним странам.

Брахман от всего сердца поблагодарил их, закрутил усы [61] «Закрутить усы», т. е. проникнуться чувством собственного достоинства, набраться смелости, заважничать. и в ярости двинулся к родному городу, проклиная свою жену. Он прошел весь путь за короткое время и с разбегу ворвался в дом, не обращая на жену никакого внимания. Бывалая жена тут же смекнула, в чем дело и почему он хорохорится. Она решила пока дать ему волю — отпустила веревку, привязанную к ноге недавно прирученной птицы, — и стала во всем беспрекословно повиноваться ему.

Когда солнце удалилось на запад, словно невеста в брачную комнату, любовник, услыхав о возвращении брахмана, отправил к любовнице весть. «Искренность твоей любви и правдивость клятв, — говорил он, — подтвердятся и ловкость твоя будет доказана, если сегодня ночью ты озаришь своим приходом келью этого несчастного влюбленного, который прозреет при виде твоей совершенной красоты».

Жена брахмана ответила ему так: «Хотя мое сердце подобно нищему, который страждет сокровищ Каруна, хотя оно жаждет сладостного свидания с тобой, но поскольку подлый небосвод не всегда, вращается в одном направлении, то этой ночью мне не удастся увидеть твой лучезарный облик. Я сама очень удручена тем, что должна поступить так».

«Я надеюсь, — продолжала она, — что ты по своему великодушию простишь милостиво мне этот поступок и проведешь без меня эту ночь».

Но любовник и слышать не хотел об этом, нетерпение овладело им, и он передал:

«Клянусь богом, который изжарил мое сердце, как кебаб на огне, если ты лишишь меня сегодня ночью свидания с тобой, то я рассеку себе грудь острым кинжалом, выброшу вон сердце, над которым я потерял власть, и расстанусь навеки с тобой». Жена брахмана очень любила своего возлюбленного и поневоле решилась исполнить его просьбу. Она оставила с мужем свою доверенную подругу, а сама побежала к милому.

Когда брахман возлег на ложе, та женщина погасила свечу и легла рядом с ним. Брахман горел желанием, он смягчил свой гнев и, поговорив с ней ласково и нежно, приступил к делу. Он ожидал, что она станет отвечать ему томно и кокетливо и во всем станет угождать ему, но этого не случилось, так как подруга жены, боясь быть узнанной, молчала.

Тогда брахман стал спрашивать ее мягко:

— Ты всегда была кокетливой и игривой, всегда говорила с негой и томностью, своими словами вдохновляла меня. Почему сейчас ты слова не вымолвишь? Что случилось, почему твой сладкоголосый язык-соловей не поет?

Но она не решалась говорить. Брахман, сердце которого от недостойных поступков жены было покрыто клеймом горя, словно тюльпан [66]Темная сердцевина тюльпана, пятном выделяющаяся на цветке, сравнивается здесь с «клеймом» горя., раздраженный прежним развратным поведением жены, перестал владеть собой, вскочил с постели, выхватил из пенала перочинный ножик и, не задумываясь, отрезал прямой, как алиф, нос той, которая заменила ему жену на брачном ложе.

Бедная женщина получила то, что заслужила, и удостоилась этой высокой награды за то самопожертвование, которое проявила для своей подруги.

Брахман же, удостоверившись, что поступил достойно, набросил на голову одеяло, и гнев его улегся. Под утро его жена вернулась от любовника, тихонько разбудила подругу и спросила ее жестами:

— Ну как, сошло?

— Что говорить, — ответила та шепотом, — во имя дружбы я лишилась носа.

Хитроумная жена простилась с подругой, решив загладить в будущем свою вину перед ней, сама же села в углу комнаты и тихим голосом стала произносить молитвы.

— О боже великий, — говорила она, — все тайное для тебя явно, даже в темную ночь ты отчетливо видишь поступки людей. Поскольку ты знаешь, что моя пола не осквернена грязью прелюбодеяния, что я ни разу не ступала на стезю разврата, то сжалься надо мной и спаси меня от той беды, верни мне мой отрезанный нос.

Потом она стала бить лбом об пол, воздавая своим красноречивым, как попугай, языком, благодарность и хвалу богу, и произнесла даже стих:

Брахман, услышав, как его жена возносит молитвы всевышнему судье, вскочил с постели, зажег свечу и поднес к лицу жены, чтобы посмотреть, подтвердит ли нос ее слова. Он вгляделся хорошенько, убедился, что нос ее цел и невредим, и пришел к убеждению, что жена невиновна. Он только диву давался, раскаялся в своей поспешности, дух его сгорбился под бременем раскаяния, и он стал просить прощения, поверив в непорочность жены. Моля о прощении, он разрешил ей попрать пятой свою голову, счел ее достойной самого большого доверия, источником непорочности и основой похвальных поступков и дал ей полную свободу во всем.