Онлайн чтение книги Кокинвакасю — Собрание старых и новых песен Японии Kokin Wakashu
ПРЕДИСЛОВИЕ КИ-НО ЁСИМОТИ

Песни Японии, страны Ямато, корнями своими уходят в почву сердца и цветами распускаются в лесу словес.[423]1 Прототипом этого образа считается вступление к Великому Введению «Ши цзин» («Книга песен»). Пока живет человек в мире, не может он пребывать в бездействии. Легко изменяются помыслы, чередуются печаль и радость. Чувство рождается из побуждения воли, песня обретает форму в словах. Посему, когда человек всем доволен, голос его звучит радостно, когда же огорчен — песни его полнятся грустью. Может человек выражать в словах заветные думы, может высказывать негодование. Ничто так не приводит в движение Небо и Землю, не трогает сердца богов и демонов, не улучшает нравов, не смягчает отношений между мужем и женой, как японская поэзия.

Существует шесть видов японских песен -вака. Первый вид называется «многозначные песни» (фэн), второй называется «песни-пересказы» (фу), третий называется «песни-уподобления» (пи), четвертый называется «песни-сопоставления» (син), пятый называется «изящные песни» (я), шестой называется «песни-славословия» (сун).

Похожи они на рулады соловья, что весною щебечет среди цветов, на трели осенних цикад в ветвях дерев, когда ничто не прервет звучания мелодии и всякая тварь выводит песню на свой лад. Так заведено повсюду и во всем, таково изначальное установление природы.

Однако в те семь поколений, что относятся к Веку Богов, времена были простодушные и люди немудрящие: не умели еще осознать чувства свои и желания, не умели и слагать вака. Лишь после того, как бог Сусаноо-но-микото пришел в Идзумо, появилась первая песня в тридцать один слог.[424]2 Эта песня (см. Предисловие Цураюки) упоминается в «Нихон сёки» («Анналах Японии») и «Кодзики» («Записях деяний древности»), хотя считается, что песни в форме вака имеют более давнее происхождение. Так была создана нынешняя ханка. С той поры, будь то даже внук одного из богов небесных или же дщерь Бога морей, ни кто уж не передавал чувств своих иначе как в форме вака .[425]3 Здесь также содержится ссылка на события, описанные в «Нихон сёки» и «Кодзики». Упомянутые персонажи — божества Хико-хохо-дэнги-но-микото и Тоё-тама-химэ. В наш же Век Людей[426]4 Век Людей, согласно «Нихон сёки» и «Кодзики», начинается с правления императора Дзимму. достигли такого рода песни полного расцвета. Немало появилось разновидностей вака , как-то: длинная песня (тёка), короткая песня (танка), шестистишия (сэдока), а также поэзия смешанных форм. Со временем все эти основные течения вака весьма разрослись. Так из ростка в два пальца высотою незаметно, словно под пологом дыма, вырастает древо, что кроной обметает облака; так вздымается под небеса волна, что родилась из единой капли росы.

В таких песнях, как, например, преподнесенная Государю Нинтоку «Бухта Нанива»[427]5 Песня «Бухта Нанива» — см. Предисловие Цураюки. или же сложенная в честь наследного принца-регента Сётоку «Река Томино»,[428]6 За его благодеяние нищий перед смертью посвятил принцу песню:

Имеется в виду правитель-реформатор принц-регент Сётоку-тайси, описываются дела дивные, свершенные божественным промыслом, смысл же при этом умышленно затемнен.[429]7 «Смысл затемнен» (неясен) — здесь впервые встречается упоминание одной из важнейших категорий поэтики вака — югэн («неясность», «сокровенность смысла»). Меж тем если взглянуть на песни стародавних лет, то большинство из них выражают простоту древности. Ведь тогда не были еще песни усладой, развлечением для слуха и взора, служа лишь средством воспитания нравов.

Государи древности в погожие дни устраивали в красивой местности пиршества для приближенных и велели им слагать стихи. По тем стихам можно было выявить чувства подданного к повелителю своему, отличить достойных от неразумных. Тем самым поступали Государи в соответствии с желаньями народа и отбирали способнейших среди придворных вельмож. С той поры, когда принц Ооцу[430]8 Принц Ооцу — третий сын императора Тэмму. Однако исторически достоверным первым автором китайских стихов в Японии считается император Кобун. впервые стал слагать стихи на манер китайских ши и фу ,[431]9 Жанры ши и фу. многие одаренные литераторы, восхищаясь стилем принца, стали следовать его примеру. Переняли они писания китайских мастеров слова и изменили прежние обычаи земли японской. Преобразилась судьба всего народа, песни же Ямато пришли в небрежение.

Однако жил на свете искуснейший Какиномото-но Хитомаро, что высоко вознес в поэзии божественные и дивные помыслы. Равных ему не сыскать ни в древности, ни в наши дни. Так же и Ямабэ-но Акахито был великий кудесник японского стиха.[432]10 Какиномото-но Хитомаро и Ямабэ-но Акахито — великие поэты «Манъёсю» VIII в. (см. Предисловие Цураюки). Да и помимо него были еще многие, не прерывалась чреда тех, кто делом жизни своей избрал японскую песню- вака .[433]11 Эти две фразы в Предисловии Ёсимоти считаются поздней интерполяцией.

Когда настали времена упадка нравов[434]12 Имеется в виду период после составления «Манъёсю». и люди предались похоти, в песнях слова фривольные заклубились, словно облака, праздные изыски хлынули потоком. Словно все плоды опали с деревьев, одни лишь цветы пышно цвели на ветвях. В домах иных сластолюбцев служили песни «посланцами цветов и птиц»,[435]13 Образ «посланцев цветов и птиц» восходит к истории правления танского императора Кай Юаня (713–741). «Посланцы цветов и птиц» ежегодно отбирали по всем провинциям Китая красавиц в наложницы императору. неимущие же гости, нахлебники, ими добывали себе пропитание. Оттого стали песни наполовину подобны женскому рукоделию, кое не пристало и показывать среди мужей.

В новое время было всего лишь двое-трое таких, что знали толк в старинном складе песен. Однако присущи им были различные достоинства и недостатки, в чем надлежит нам отдавать себе отчет. Архиепископ Хэндзё с «Цветочной горы» Кадзан[436]14 Архиепископ (Содзё) Хэндзё — см. Указатель. весьма славится красотою формы песен, но слова его подобны цветам, плодов же дают мало.[437]15 «Плоды» в данном случае означает также «истинность» (второе значение того же иероглифа). Так портрет возлюбленной лишь всуе волнует человека. В песнях советника среднего ранга Аривары[438]16 Аривара-но Нарихира (825–880). — избыток сердечных чувств, но выразительности его словам не хватает. Они подобны увядшим цветам, что уже утратили свежесть красок, но еще струят аромат. Бунрин[439]17 Бунрин — иносказательное обозначение стиля Фунъя-но Ясухидэ (см. Указатель). искусен в стихах на заданную тему, но форма песен его близка к вульгарной. Так торговец рядится в роскошные одежды. У инока Кисэна с «горы Печалей» Удзи[440]18 В «Кокинвакасю» содержится только одно стихотворение Кисэна (№ 983). словеса многокрасочны, но во всех его стихах чувствуется какая-то смутность и вялость. Будто любуешься осенней луной сквозь предрассветные облака. Оно-но Комати[441]19 Оно-но Комати — см. Указатель. своими песнями напоминает поэтессу древних времен принцессу Сотори. Много в них чувственности, а истинной силы духа нет. Словно больная хочет приукрасить себя пудрой и румянами. Отомо-но Куронуси[442]20 Отомо-но Куронуси (ум. ок. 860). В «Кокинвакасю» вошли только три его стихотворения. в песнях следует за великим мужем древности Сарумару.[443]21 Сарумару — полулегендарный поэт древности. Многие его сочинения необычны и своеобразны, но по форме скверны. Словно крестьянин, развалившийся в поле среди цветов. Не стоит и перечислять прочих стихотворцев, чьи имена снискали известность. Из них большинство полагали чувственность за основу стиха, но не разумели при том сущности японской поэзии.

Людям недостойным и низким, что гонятся лишь за почестями и богатством, нет нужды в сложении песен. Прискорбно! Прискорбно! Ведь пусть даже превозносят тебя как государственного мужа и полководца, пусть владеешь ты несметным богатством, множеством золотых монет — не успеет еще прах твой истлеть в земле, как уже улетучится из мира твоя слава. Останутся в памяти потомков лишь те, кто слагал песни. Почему? Да потому, что слова тех песен достигают слуха людей, а значение наполнено божественным смыслом.

В стародавние годы Государь Хэйдзэй призвал своих приближенных и повелел составить поэтический изборник «Собрание мириад листьев».[444]22 Событие это исторически не подтверждено. С тех времен сменилось уже десять периодов правления, минуло более ста лет. Запущена была поэзия вака, никто не занимался ее подбором. Даже те, чьи песни отличались особой изысканностью формы, как у министра двора Оно,[445]23 Министр двора Оно-но Такамура (802–852) подвергся опале и изгнанию, отказавшись ехать в Китай. или утонченностью чувств, как у советника Аривары,[446]24 Аривара-но Юкихира, брат Аривара-но Нарихиры (см. Указатель). — все они снискали славу иными талантами, отнюдь не на поэтической стезе.

Повергнувшись ниц в благоговении, осмелюсь засвидетельствовать, что за девять лет, кои Государь[447]25 Император Дайго. наш правит Поднебесной, милости его изливаются далеко за пределы края Акицу[448]26 Край Акицу — древнее иносказательное название Ямато, Японии. земли Ямато, а благодеяния столь многочисленны, что сенью своею затмили тень от горы Цукуба. Умолкли голоса, повторявшие грустные песни о «глубокой заводи, что превращается в отмель»,[449]27 См. «Кокинвакасю», № 1095. слух полнится повсеместно лишь славословиями, поминающими о «камушке, что станет скалою».[450]28 См. «Кокинвакасю», № 933.

Государь наш продолжил обычай, уже было преданный забвению, и возжелал возродить путь, заброшенный на протяжении долгих лет. Для того повелел Государь старшему секретарю Двора Ки-но Томонори, начальнику дворцовой Книжной палаты Ки-но Цураюки, бывшему младшему чиновнику управы в провинции Каи Осикоти-но Мицунэ и офицеру дворцовой стражи Правого крыла Мибу-но Тадаминэ, дабы каждый представил свое собрание стихов совокупно с древними песнями, а названо то было «Продолжение Собрания мириад листьев».[451]29 Это название считается поздней интерполяцией. И ведено было те представленные сочинения разобрать и записать в надлежащем порядке. Так были составлены двадцать свитков, название же было им дано «Собрание старых и новых песен Японии».[452]30 «Кокинвакасю».

В словах покорных ваших слуг, быть может, меньше очарования, нежели в вешних цветах, но слава наша будет дольше «бесконечной осенней ночи». Надо ли говорить, как опасаемся мы упреков в вульгарности и насмешек света, как стыдимся малости талантов наших, устраняясь по окончании труда! Ежели суждено будет возродиться японской поэзии, возрадуемся мы тому, что вновь обретен сей путь. Увы, уж нет на свете Хитомаро, но разве книга наша не вобрала в себя искусство японской песни!

В пятнадцатый день четвертой луны пятого года правления Энги,[453]31 21 мая 905 года — по солнечному календарю. когда звезда нынешнего года[454]32 Планета Юпитер. стоит под знаком Малого Дерева и Быка, верноподданный Цураюки[455]33 Имя Цураюки здесь упомянуто как имя главного составителя, но китайское предисловие написано, бесспорно, Ки-но Ёсимоти. и иже с ним почтительно преподносят сие Предисловие.