Часть 2

Онлайн чтение книги Конец Дороги
Часть 2

Определённой цели у него не было, да и не могло быть. Когда идёшь в никуда, единственный вопрос заключается в том, когда сумеешь набраться храбрости, чтобы признаться себе в бессмысленности своего похода и повернуть назад. Оставалась, правда, крошечная вероятность встретить людей и найти себе новый дом, но в глубине души Ванька искал вовсе не этого, и чем дальше он шёл по Дороге, тем лучше понимал это.


Вначале он жался к обочине и, взбираясь на очередную вершину, приникал к стволам деревьев, старался слиться с ними и сделаться невидимым, осматривая раскидывающуюся между холмами долину. Но, и в десятый раз никого не увидев на расстилающемся в очередной низине бескрайнем дорожном полотне, он перестал прятаться и зашагал посередине, подбадривая себя услышанной в деревенском клубе песенкой.


На привал Ванька остановился уже за полдень, в месте, где дорогу пересекала узкая стремительная речка с почти прозрачной водой. Спустившись под основательный мост, сооружённый словно в расчёте на то, что речушка может разбухнуть, и берега поднимутся раза в три, Ванька напился и достал из рюкзака провиант. За весь день он пока не встретил ни одного живого существа, видел только вдалеке лосиху с лосёнком, но подходить к ним не решился. Ему казалось, что он уже ушёл довольно далеко от своей деревни; во всяком случае, считать холмы, через которые он перебирался, Ванька утомился и бросил. А Дорога так же неутомимо ползла вперёд, и на ней не встречалось ни единого указателя на ближайшие деревни, ни съездов на просёлочные тракты — ничего. Но ведь не могло же быть так, чтобы люди строили путь в пустоту? Что-то обязательно должно было находиться там, в другом конце Дороги… Цель, к которой от самого Хабара тысячи рабочих (это как если всю Матвеевку и Семёновку вместе взять и ещё по две такие деревни, тогда, может, наберётся столько народу), прокладывали её день и ночь, год за годом, сменяясь по выслуге лет или умирая, надорвавшись, прямо здесь, в глуши, в сотнях километров от ближайшего человеческого жилья. Из этих людей сейчас в живых наверняка никого не осталось…

Если бы Ванька не знал наверняка, что Дорогу строили люди, он бы в это нипочём не поверил. Однако старшие в один голос убеждали, что раньше сооружение многоэтажных домов, могучих мостов даже над самыми широкими и бурными реками, не говоря уже об обычных асфальтированных дорогах, было делом самым что ни на есть обыденным. Дескать, это уже потом, после того, что произошло, не стало ни техники, ни горючего, ни людей, которые умели бы управлять нужными машинами и чертить планы для такого сложного строительства. Частокол и сторожевые вышки в их деревне всем скопом возводили четыре года, и это ещё ничего, быстро управились. Дома если строили новые — то только из дерева, научились класть без гвоздей, потому что гвоздей теперь было не достать, разве что старые выдёргивать, но они все ржавые… Пара оставшихся с прежних времён кирпичных построек — клуб, школа и сельсовет — в тяжёлые времена использовались как крепости. Если случались налёты, в них прятали женщин и детей. То же и в Матвеевке, хотя у них и клуба-то даже не было.


К вечеру совершенная, невообразимая пустота на Дороге стала настораживать и давить. Видимо, где-то неподалёку произошёл выброс: деревья постепенно изменялись, становились всё больше, за обычными осинками и сосенками, выстроившимися вдоль обочины, теперь виднелись раскоряченные чёрные контуры огромных мутировавших дубов и елей. Они раздваивались, растраивались, напоминая в отчаянии протянутые вверх ладони умирающего, узловатые пальцы стволов были, казалось, скрючены в немыслимой боли последней агонии. Ванька пожалел, что не украл у отца дозиметр: ему он сейчас наверняка пригодился бы больше. Птицы здесь не пели; из чащи доносилось только мерное уханье совы; а когда на небосклоне начал проявляться бледный призрак Луны, издалека послышался мертвящий волчий вой. Слава богу, на него никто не отозвался; но ночевать на земле Ванька всё равно не решился. Выбрав корявое дерево, стоявшее поближе к Дороге, он взобрался на то место, где ствол расходился в стороны и устроил себе гнездо. Высота была метра четыре, упадёшь — хорошо, если отделаешься переломами, зато обычный волк не достанет.

Луна налилась цветом алюминиевой ложки, на почерневшем усталом небе стали заметны червоточины звёзд. Сквозь наступающую дрёму Ваньке подумалось, что ночью на небо просто накидывают покрывало, и если выстрелить в него из лука, стрела проделает прорешину, через которую будет пробиваться лучик света — вот тебе и звезда…


Затрещали, ломаясь, как лучинки, сухие ветви умерших лесных гигантов, тоскливо заскрипели, подаваясь под напором невиданной силы стволы живых деревьев, подобострастно зашуршали приминаемые кусты… Сквозь чащу напролом двигалось, тяжело хрипя, что-то невероятно огромное, такое, о чём Ваньке никогда не приходилось ещё слышать. Дуб, на котором он спал, сотрясался от каждого шага чудища, словно его, как и Ваньку, от ужаса била дрожь, и листья испуганно перешёптывались между собой. Ванька вцепился в ближайшие ветки и попробовал чуть приподняться, прижимаясь к стволу, чтобы разглядеть зверя, или хотя бы определить, на каком расстоянии он находился.

Ему повезло дважды: первый раз, когда создание вышло на небольшую прогалину шагах в пятидесяти от Ванькиного гнезда, чтобы оглядеться и принюхаться. Огромный тёмный силуэт было плохо виден на фоне переплетений больных осин и елей, и Ваньке так и не удалось определить, был ли это мутант какого-либо из известных ему зверей, или нечто вообще доселе невиданное. Видно было только, что передвигалось оно на четырёх лапах, а в холке достигало не меньше трёх метров.

Ветер дул Ваньке в лицо, вот и второй раз удача ему улыбнулась: посопев с минуту, но так и не учуяв его, чудище испустило недовольный рык, развернулось, привстав на задние конечности, ударом передних свалило несколько молодых сосенок и двинулось обратно в чащу.

Всё это время Ванька сидел, парализованный страхом, крепко, как мать родную, обняв толстую ветку и не отваживаясь даже утереть испарину со лба. Когда треск и скрип угасли в отдалении, он осторожно, стараясь не произвести ни малейшего шума, лёг обратно в своё гнездо и тихо-тихо выдохнул. Что-то подсказывало ему: встречу с этим созданием удавалось пережить мало кому даже из опытных охотников.

Несмотря на пережитое, ему удалось забыться сном: чудище, видимо, перепугало не только его, и за всю ночь в округе больше не было слышно ни волчьего воя, ни дурных криков нетопыря, ни истошных совиных всхлипываний.

Когда он очнулся, солнце стояло уже довольно высоко. Осторожно спустившись на землю, Ванька пригляделся и обмер: земля вокруг дерева, на котором он провёл ночь, была покрыта десятками следов… Волки? Он судорожно осмотрелся по сторонам. Тайга, казалось, тоже вглядывалась в него, задумчиво шелестя миллионами листьев, поскрипывая еловыми лапами, изучая, изучая…

С этого места, так или иначе, надо было скорее уходить: даже если волки пока оставили его в покое, они могли вернуться. Здравый смысл требовал от Ваньки возвращаться назад, в деревню. Но ночная встреча оказала на него странное действие: она чуть-чуть приподняла завесу страха и лени, скрывавшую от деревенских остальной мир — мир, лежавший за пределами Семёновки и Матвеевки, мир, в который вела древняя Дорога. Встреча эта не только перепугала его, но и пробудила в нём задорное мальчишеское любопытство — силу, способную противостоять пещерному страху перед скрывающимися в темноте неизвестными чудовищами.

Не отдавая себе толком отчёта в том, что делает, Ванька решительно наморщил лоб и заспешил в сторону, противоположную своему дому.

Через несколько часов ходу холмы закончились. С последнего крутого склона ему открылась огромная долина, сочащаяся тёмными болотцами, поросшая двухметровым камышом и осокой, потеющая дурманом гнилостных испарений. Дорога здесь была проложена по высокой каменистой насыпи. Оставаясь, наверное, единственным куском твёрдой почвы под ногами, она тянулась, сколько хватало глаз, монотонно серая, ровная, с теми же яркими, неуместно праздничными линиями разметки, она всё бежала вперёд, в некую дальнюю точку, ведомую только её безгранично могучим создателям. Для Ваньки она оставалась последней опорой в этих становившихся всё более опасными и враждебными землях.

О Верочке, о ссоре с отцом и о том, как переживает сейчас мать, он больше думать не мог и не хотел. Теперь его занимала только сама Дорога и то место, куда она вела. Ванька принялся фантазировать, напрягая всё своё воображение, чахлое, как овощи из кадушек, всю жизнь простоявшие в избе и никогда не видевшие солнца.

Город? Может быть, такой же большой, как Хабар, или ещё больше? Старики говорили, что городов раньше было много, в них-то и жило большинство людей. Но что значит — много? Пять? Семь? Получалось как-то слишком много народу, такого быть явно не могло; дед Марат вообще был известен своей склонностью к преувеличениям.

Судя по качеству Дороги, по тому, сколько лет она простояла, выдержав такие испытания, по ту сторону сотен, а может, тысяч километров асфальтового полотна находилось что-то чрезвычайно важное. Тайник с сокровищами? С лекарствами? С оружием? Ванька представил себе, какие почести ему будут в родной деревне, случись ему обнаружить, скажем, огромные подземные склады с автоматами и ружьями… У них на всю деревню было два ружья, и те без патронов. Одно висело на стене у председателя сельсовета, другое принадлежало Вепрю — самому сильному и умелому из охотников. Тот выходил с ним на деревенские праздники, вызывая уважительный шёпот в гуляющей толпе. Ни одно, ни другое не стреляли уже лет восемь. Ванька вроде бы помнил из детства, как звучал ружейный выстрел, но детские воспоминания зыбки и неверны, вполне могло быть и так, что он путал его с раскатом грома…

Прямой как древко отцовского копья, путь уходил в затянутый белёсым маревом горизонт. Спустившись с пригорка, Ванька ещё добрых три часа вышагивал по разогретому асфальту; последний холм за спиной уже растаял в болотной испарине, а впереди было всё то же: Дорога, Дорога… До наступления темноты обязательно надо было найти пристанище, иначе всему его походу грозил скорый и нелепый конец. Чем дальше он уходил по Дороге, чем больше думал о её предназначении, тем более обидным казалось ему погибнуть, так и не узнав, что же там — с того края, и тем более позорным виделось ему возвращение домой с пустыми руками из такой многообещающей экспедиции.

Самодельные сандалии натёрли ноги, и Ванька стащил их, как только солнце оставило асфальт в покое и тот начал постепенно остывать. В некоторых из болотец вода казалась вполне пригодной для питья; короткий привал, кусок вяленого мяса и пригоршня сухарей — и снова в путь. Погружающееся в трясину багровое светило ещё переплетало своими лучами стебли камышей, но тьма становилась всё гуще, и вместе с ней на топи приходила новая, сумеречная жизнь.

Вдалеке кто-то жалобно закричал, почти по-человечьи; потом шагах в ста в воде всплеснулось что-то тяжёлое, подняв такой фонтан брызг, словно за обочинами дороги начинались не мелкие болотца, которые можно было перейти в любом направлении при помощи крепкой длинной палки, а бездонная пропасть, заполненная тёмными мёртвыми водами, скрытыми предательски невинными кувшинками, лениво плавающими на поверхности. Доверься им, поддайся искушению прошлёпать усталыми ступнями по прохладной водице — и трясина заглотит тебя и утянет вниз, удовлетворённо отрыгнув пузырями воздуха из твоих лёгких — единственным, что она отпустит назад, наверх.

Как бы он ни устал, устраиваться на ночлег прямо посреди Дороги, на виду у волков и прочих хищных тварей, было ни в коем случае нельзя. Свернуть и спрятаться в камышах? Чёрт знает, что обитает в этих зарослях: Ванькин отец никогда так далеко от деревни не отлучался, во всяком случае, по Дороге до болот не доходил, охотился всё больше в лесах. Болота — место гиблое, не будь по ним проложен старый надёжный путь, Ванька сюда нипочём бы не сунулся. Оставалось только идти вперёд, в расчёте выбрести всё-таки к поселению или хотя бы мало-мальски укромному и защищённому пятаку твёрдой земли.

Ночь, как назло, выдалась облачная. Если накануне Луна своим оловянным блеском обозначала очертания находящихся даже на приличном расстоянии предметов, то теперь Дорогу удавалось разглядеть только десятка на два шагов вперёд; болота же и вовсе канули во тьму.

Хуже, казалось, с ним уже ничего приключиться не могло.

И тут далеко за спиной послышался странный, нехороший звук — сначала робкий, незаметный, он усиливался, пока не закрепился на одной постоянной громкости, словно преследовавшее Ваньку существо догоняло его, а потом, пристроившись на удобном расстоянии, кралось за ним, не выпуская из виду.

Мерное, зловещее поскрипывание. Услышав его ночью на построенной мертвецами, заброшенной Дороге Ванька сразу подумал о призраках, может быть, душах строителей, сгинувших в окрестных топях… Вспомнилась и детская сказка о медведе, которого хитрый мужик поймал в капкан, а тот отгрыз себе лапу и ночами ходил вокруг его одинокой избушки, поскрипывая деревянной ногой и требуя отдать настоящую, повешенную мужиком дома… Ерунда, в общем, всякая, убеждал себя Ванька.

Обернулся назад — ничего не видно. Крикнул, потребовал назваться — не отвечает. Сделал пару шагов навстречу, надеясь спугнуть — нет, преследователь не отступил; значит, он сильнее. Бросаться на него с отцовским ножом — глупость: кто знает, что там такое. Не нападает — и ладно…

Успокоиться не получилось: сердце колотилось о рёбра, в горле встал ком. Ванька пытался держать себя в руках, говорил себе, что бежать нельзя: если это зверь — почует страх, бегство может подтолкнуть его к нападению. Да и человеку станет ясно, что Ванька слаб и станет лёгкой добычей. Мало ли в чьи владения он забрёл, в чьей паутине запутался? Неосторожными странниками, соблазнившимися зовущим в путь надёжным покрытием Дороги, могли кормиться и дикари, и работорговцы, и шаманы-телепаты — как знать, может дед Марат на этот раз не брехал?

Перепуганный собственными мыслями не меньше, чем загадочным звуком за своей спиной, Ванька не выдержал и бросился бежать, отбивая ступни, заглушая захлёбывающимся дыханием и оглушительным стуком крови в ушах чёртово поскрипывание… Пробежав минут двадцать, он решил, что оторвался и перешёл на шаг. Рано: через несколько минут из темноты за спиной, сначала убыстренный, словно ему тоже пришлось пойти на некоторые усилия, а потом уже привычно-размеренный, выплыл холодный, бездушный скрип… Деревянной ноги? Или всё же иссохших коленных и тазовых суставов, с которых могильное вороньё обглодало всё мясо?

Спасение было поистине чудесным. Так и не набравшись достаточно храбрости, чтобы остановиться и встретиться с преследователем лицом к лицу, Ванька загнанно шагал вперёд, как беспомощная скотина, идущая на убой, готовый в любой момент спиной, затылком принять удар, который положит конец его глупой авантюре.

И тут расстилавшийся перед ним сплошной мрак выплюнул предмет, который он меньше всего ожидал увидеть, хотя, если задуматься, тут, на Дороге, он и был уместен более, чем где-либо.

Всего в десяти метрах от него серел остов рейсового автобуса. Ванька узнал его сразу: у них в деревне был похожий, его притащили туда ещё в самом начале, вместе с другими машинами. Колёса и оси сняли и переставили на телеги, а сам автобус ещё долго использовался как казарма для дозорных, пока крыша не проржавела и самые деятельные из дружинников не растащили стёкла и резиновые уплотнители по домам.

Вот оно, укрытие! Задняя дверь, самая ближняя к нему, к счастью, была приотворена. Бросив последний взгляд назад, Ванька вскочил на подножку и оказался внутри автобуса. Попытаться запереться в этом единственном, самим Провидением посланном ему убежище, и попробовать продержаться в нём хотя бы до рассвета!..

…В нос ударил терпкий запах мокрой собачьей шерсти. Холодея, Ванька за доли секунды понял, куда попал, а глухое рычание сразу нескольких волчьих глоток подтвердило его страшную догадку ещё до того, как он успел вглядеться в темноту салона. Осторожно, шаг за шагом, не поворачиваясь спиной к прячущимся в тенях серым бестиям, он спустился по ступенькам на Дорогу — чтобы оказаться между молотом и наковальней. Если он не достанется на растерзание своему невидимому преследователю — то только для того, чтобы его сожрали волки.

Он уже ни на что не надеялся: с его детским луком и отцовским ножом он не сможет дать тварям отпор; спрятаться негде, бежать бессмысленно. Сначала один, а за ним и другой волк мягко спрыгнул в придорожную пыль вслед за ним.

В мутном свете занесённой облаками Луны они казались ещё больше, чем были на самом деле. Явно, мутанты, хотя и не из того гигантского вида, даже слухи о появлении которого наводили ужас на все известные деревни.

Тела туго выгнуты, как натянутая тетива лука, готовые распрямиться в единственном точном броске. Ванька выставил вперёд руку с ножом, понимая, что ничего он уже не изменит, что с нападением они временят только чтобы оценить исходящую от него угрозу…

Гром грянул неожиданно — без молнии, и отчего-то не с небес, а из-за спины, с Дороги. Один из волков кувырнулся назад, завизжал по-собачьи, упал на бок, попытался подняться — не смог, пополз было обратно, к автобусу, но, так и не добравшись, заскулил, задёргался и застыл. Второй бесшумно канул во тьму, растворился, словно его и не было вообще. Ванька замер, ошеломлённый, хотя и начал уже догадываться, что произошло.

Шагах в двадцати от него чиркнула зажигалка, запаливая фитиль в масляной лампе. Обычный человек, один, с диковинным оружием в руках — вроде как винтовка, но короче и с большим магазином посреди. У его ног неподвижно сидел огромный свирепого вида пёс, размерами, пожалуй, превосходивший убитого волка, — как ему удалось заставить собаку вести себя так тихо, несмотря на близость хищников? На асфальте валялся, поскрипывая крутящимся колесом… самокат?

— Велосипедов не видел, что ли? Чего так уставился? — в голосе звучала усмешка, но добродушная, необидная.

— Видали мы ваших… Волоси… Лосипедов, — неуверенно отозвался Ванька.

— Да ты подходи, не бойся. Тузик не тронет, — человек потрепал пса по загривку, и тот нервно зевнул, всматриваясь в темноту где-то далеко впереди.

— А ты чего пугаешь так? За волков — спасибо…

— Присматривался к тебе… Ну и вообще… Веселья тут мало, сам понимаешь. Извини, — мужик смущённо кашлянул.

— А что за порода? — Ваньке этого вполне хватило, чтобы забыть о пережитом страхе; в конечном итоге, привередничать и долго дуться на единственного человека на десятки километров вокруг, который, к тому же, его спас, было просто глупо.

— Волкодав, судя по всему. Чёрт его знает…

— Тузик? — недоверчиво уточнил Ванька.

— Кто же знал, что он такой вымахает, — пожал плечами человек. — И продолжает расти, так что придётся переименовывать, видимо.

Он был высокий, но очень сутулый и худой. Когда Ванька, наконец, решился подойти поближе, человек откинул назад капюшон плащ-палатки, который скрывал его лицо, и протянул ему широкую мосластую ладонь. Он был весь седой: и удивительно хорошо сохранившиеся, остриженные под горшок волосы на голове, и недлинная борода, и кустистые брови. На вид Ванька бы дал ему все пятьдесят, но двигался и говорил старик необычно хорошо для своего почтенного возраста. Может, он просто от облучения такой седой?

— А тебя как звать? Иван, значит? А меня можешь Серафимом Антоновичем. Давай-ка с тобой до автобуса дойдём. Надо на ночь где-то остановиться.

— Там логово было. Вдруг второй вернётся?

— Не вернётся, — Серафим Антонович снял руку с ошейника своего пса, хлопнул его легонько по спине и тот, так и не издав ни звука, метнулся к болотам. — Если их там не больше трёх будет, он их как крыс передушит. Не зря выкармливал.

Приперев дверь посохом, он расстелил на полу автобуса свой плащ, достал из рюкзака завёрнутый в обрывок полиэтиленового пакета увесистый кусок жареного мяса и вонзил в него нож с необычным чернёным лезвием.

— Извини уж, придётся холодным есть. Костёр разводить боюсь. Кто его знает, что там дальше на дороге, в этой чёртовой темени даже с прибором ничего не видно дальше сорока метров. Волки — ерунда, люди страшнее будут…

Он вручил Ваньке его порцию и налил ему в крышку побитой походной фляжки прозрачной пахучей жидкости.

— Натерпелся, небось? Пей-пей, не трусь, я с тобой тоже выпью. Ну, откуда и куда? — вслед за Ванькой он приложился к фляге, крякнул и приглашающе кивнул.

Он, оказывается, не знал про их деревню, расспрашивал подробно, интересовался и Матвеевкой, и обороной от дикарей, и хозяйством. За свои тринадцать лет Ванька уже навидался всякого и никогда не стал бы болтать лишнего в разговоре с чужаком, но в Серафиме Антоновиче было что-то особенное, располагающее; казалось, Ванька знает его давным-давно, потому и говорить с ним можно было открыто, как со старым знакомым.

— Врёшь! — убеждённо заявил он, когда Ванька добрался до своей странной ночной встречи в лесу. — Таёжный дьявол свидетелей не щадит.

— Это мутант, да? От какого зверя? Ты слышал про него что-нибудь?

— Слышать много кто слышал, вот увидеть — это да! Кто говорит, это медведи какие-то особенные… Вроде бы, где-то тут раньше был экспериментальный ядерный центр, секретный. На картах его не было, дороги туда тоже, понятное дело, нет. Но кто надо, всё про него знал. Ударили по нему как следует, так что вся живность, включая насекомых, в радиусе ста километров перевелась. Зато вот эти появились. Но вообще… Ты, наверное, карты нашей бывшей страны не видел никогда? Есть у меня тут, — он запустил руку в рюкзак и извлёк оттуда бумажный прямоугольник. — Вот, гляди… Вот это всё наша страна была. Города — только тут, тут и вот тут. А вот это всё — территория с бывшие Штаты, земля им пухом, здесь вообще ничего не было. Ничего, понимаешь? Никогда ничего не было. Только сопки, болота, ручьи, леса… Тысячи километров без дорог, без единой деревни… Их, в крайнем случае, на вертолёте раз в год облетали… Может, эти дьяволы таёжные здесь всегда жили. Кто вообще знает, что там было, в тайге? А уж сейчас-то…

Ванька просто хлопал глазами, из сказанного он не понял и половины. Желто-коричневый бумажный лист, по которому Серафим Антонович водил пальцем, для него вообще ничего не означал.

— Города — это как Хабар? — ухватился он за знакомую тему.

— Как Хабаровск, да… Или как Владивосток… Как Питер. Как Москва, — Серафим Антонович перечислял негромко, но в голосе его звучала такая горечь, каждое новое название — видимо, других городов — звучало, как ещё один удар колокола, звонящего на похоронах. Похоронах того мира, который для него был родным.

— Давай-ка мы с тобой ещё по одной накатим. По последней. За тех, кого с нами больше нет. За все сто сорок миллионов, — он опрокинул фляжку, сделал большой глоток, зажмурился и умолк.

Ванька тоже молчал, не зная, что сказать. Сквозь оторванный люк в крыше была виден кусочек неба. Поднимался ветер, грузные облака неслись всё быстрее и быстрее, на короткие мгновения приоткрывая Луну. В проржавевших щелях тихонько завывало, на пол автобуса падали лёгкие мимолётные капли. Пока моросило несильно, опасности не было, но Ванька всё равно залез на остов сиденья, высунул в люк свой зонт и раскрыл его. Так надёжнее. Неизвестно ещё, можно ли будет завтра продолжать путь. Да и куда идти?

— Ты куда идёшь? — спросил он у старика.

— В Москву… По делам.

— А что это? Тоже город, как Хабар?

— Не дай Бог, чтобы Москва — как Хабаровск… Я видел его издалека. Город-призрак. По нему бактериологическим оружием работали. Инфраструктуру берегли, суки. До сих пор за десять километров до города карантинная зона начинается. Через костюмы химзащиты проедает, так постарались… Я там неделю провёл, всё своим глазам поверить не мог: единственный нетронутый войной город, прямо как раньше. На холм забирался, как раз на одиннадцатом километре от крайнего микрорайона, и смотрел, смотрел часами. Давно не видал городов, соскучился. От Владивостока вот совсем ничего не осталось, волной за три минуты смыло начисто.

Снаружи раздался тихий скрежет: кто-то скрёб металлическую обшивку автобуса. Серафим Антонович поднялся, посмотрел за запылённое окно и открыл дверь. Его волкодав сначала встал на ступеньки передними лапами, просунул внутрь свою огромную серую башку, принюхался и недовольно зарычал, но потом всё же запрыгнул внутрь, и, лизнув ладонь хозяина, примостился у его ног. Сначала он исподлобья, снизу вверх недоверчиво глядел на Ваньку, потом глаза его стали закрываться, и он задремал. Вслед за ним провалился в сон и сам Ванька. Старик тихо покачал головой, глядя на спящего мальчишку, пригладил своего пса и задул лампу.


Снились Ваньке река в Матвеевке, тарзанка, с которой местные пацаны прыгали в прозрачную и зеленоватую, как бутылочные осколки, воду. Вслед за остальными он забрался на дерево, ухватился за канат, но высота оказалась неожиданно большой, довольно широкая река превратилась в тоненький ручеёк где-то далеко внизу, и Ванька, уже оттолкнувшись ногами от ветки, всё никак не мог решиться отпустить канат и броситься вниз. Потом рука соскользнула, сорвалась, дыхание перехватило, и, подняв брызги, он рухнул в воду.

Он лежал прямо под люком. Зонт, видимо, сорвало ветром, и сквозь отверстие на лицо лениво капал дождь. Светало. Ванька встал на спинку сиденья, подтянулся на руках и вылез на крышу — поискать зонт сверху. Но он тут же забыл про него, и так и остался сидеть, прикованный открывающимся страшным и чарующим зрелищем, не веря своим глазам, на крыше, глядя вперёд…

Ночной туман постепенно рассеивался, за его спиной неспешно всплывало солнце, небосклон окрашивался в светло-серый цвет. И та часть Дороги, которая лежала впереди них, через которую им предстояло идти сегодня, становилась видна всё лучше.

…В пятидесяти метрах от автобуса на Дороге стоял ещё один, почти такой же. За ним — ещё, и ещё, десять, двадцать, двести… Их было больше, чем число, до которого Ванька умел считать, — ржавых легковушек, грузовиков, пассажирских автобусов всех размеров, они занимали все полосы Дороги, теснились на обочине, бесконечной колонной уходя в рассветную дымку, но Ванька уже догадывался, что когда совсем рассветёт и туман растает, колонна будет продолжаться ещё дальше — может быть, до самого горизонта… До той точки, где её что-то остановило. Остановило навсегда.

Автобус, в котором они провели ночь, был последним, отставшим звеном в грандиозной армаде автомобилей, десятилетия назад направлявшихся по Дороге на запад.

Сотни, тысячи пустых машин — больших, с красивыми плавными контурами, наверняка неимоверно дорогих — вперемешку с бедняцкими угловатыми жестяными коробками на колёсах… Двери одних открыты нараспашку, у других заботливо прикрыты их водителями, которые, наверное, надеялись ещё сесть за руль, завести моторы и двинуться дальше, а может, вернуться в свои дома, когда всё закончится.

Куда они исчезли? Решили продолжать свой путь пешком, чтобы как можно дальше уйти от преследовавшей их неведомой опасности, подхлёстывавшей, не дававшей остановиться ни на минуту? Сгинули… А ржавеющие каркасы их автомобилей остались здесь единственным памятником своим хозяевам — на сто, триста лет, пока кислотные дожди не разъедят окончательно и их, и воспоминания о судьбе людей, которым они принадлежали.

— Вот она, эвакуация, — послышался снизу голос Серафима Антоновича. — Вглубь ехали, подальше от границ. В Читу, наверное… Не доехали.

Ванька свесился с крыши. Старик стоял с дымящейся самокруткой в руке, рядом с ним сидел его пёс. У дверей автобуса валялся ещё один мёртвый волк — с перегрызенной глоткой.

— У многих наших родные тоже где-то здесь были, наверное, — он глубоко затянулся и закашлялся, выпуская изо рта клубы сизого дыма. — Поближе к голове колонны. У военных семьи заранее предупреждали. Что же там такое произошло? Неужели по гражданским специально ударили?

Он поднялся внутрь, отряхнул и свернул плащ, собрал рюкзак, закинул за плечо своё необычное ружьё и глядя на мальчишку снизу вверх, сквозь люк, сказал:

— Ладно, Иван, я, пожалуй, поеду. Возвращайся ты лучше домой. Там, на западе, тебе делать нечего.

— Возьми меня с собой, а? — неожиданно для самого себя попросился Ванька. — Я в деревню не вернусь. А даже если бы и хотел, одного меня волки сожрут, и всё. Я уж лучше с тобой, дальше. Я охотиться могу…

— Ну, смотри, — легко согласился старик. — Вдвоём мы, конечно, медленней пойдём, но хоть повеселее будет. А то за месяц от Владивостока я заскучал немного… Посажу тебя на багажник. Собирай пожитки.


Читать далее

Дмитрий Глуховский. Конец Дороги
Часть 1 02.05.16
Часть 2 02.05.16
Часть 3 02.05.16
Часть 4 02.05.16
Часть 2

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть