Глава XIX. Взятие Черепахи

Онлайн чтение книги Морские цыгане Les Bohemes de la mer
Глава XIX. Взятие Черепахи

Вернемся теперь к двум нашим персонажам, которых события рассказа заставили нас оставить в довольно критическом положении. Мы говорим о Филиппе и его бывшем работнике Питриане, которые спрятались в расселине грозных скал — Железных берегов, представляющих для Черепашьего острова природные укрепления.

Оба флибустьера спали без просыпу всю ночь, ничто не нарушало их спокойного сна. Только на рассвете, когда первые лучи дневного светила упали им на лицо, они проснулись. Вокруг все было тихо и уединенно; море, едва волнуемое утренним ветерком, тихо шелестело у подножия скал. Глупыши и зимородки с громкими криками касались своими крыльями ровной поверхности моря; ни один парус не белел на горизонте.

В одно мгновение авантюристы вскочили и спустились к берегу; здесь они оказались в сравнительной безопасности, так как на этом месте их невозможно было заметить с центра острова. К счастью, осматриваясь направо и налево, они увидели природный грот, образованный, без сомнения, благодаря постоянному действию морских волн. Он представлял собой надежное убежище не только от посторонних взоров, но и от солнечных лучей, нестерпимо палящих в полуденный зной.

— Ого! — заметил Филипп, как можно удобнее прислоняясь спиной к скале и набивая свою трубку. — Наше положение кажется мне довольно сносным, как ты думаешь, Питриан?

— Думаю, оно могло быть и хуже и лучше.

— Черт побери! Ты очень разборчив, мой милый, но я с тобой не согласен и нахожу, что мне очень хорошо.

— Согласен, но я думаю, что нам было бы гораздо лучше, если бы мы не забыли о самом главном.

— Что ты хочешь сказать?

— Разве вы не чувствуете голода? — спросил Питриан, отвечая вопросом на вопрос.

— В самом деле, ты заставил меня вспомнить, что я голоден как волк.

— Хорошо, а где же провизия?

— Ты должен это знать лучше меня, Питриан, ведь это ты брал ее с собой.

— Она была в пироге, но пирога-то уплыла вместе с кавалером.

— Гм! Это не очень весело, как же нам быть?

— Я не знаю, а вы?

— Я тоже не знаю, раз спрашиваю тебя. Наше положение не слишком приятно, а перспектива остаться на два дня без еды и вовсе меня не привлекает.

— Я не вижу другого выхода, кроме как съесть друг друга.

— Ты сейчас придумаешь худшее; у нас нет провизии, но мы ее отыщем.

— Отыщем! Я очень этого хочу, только поостережемся, как бы нас не захватили.

— Как же это ты не подумал о провизии? Ведь это твоя обязанность.

— Мне думается, что упреками мы ничего не добьемся, лучше придумать способ выйти из затруднения.

— Это довольно трудно.

— Кто знает! Попробуем.

— Попробуем! Я сам этого хочу, однако сомневаюсь в успехе.

Разговаривая таким образом, оба встали и вышли из грота. Берег был все еще пуст; они пошли вдоль скал, чтобы вернуться на то место, откуда пришли, а оттуда двинуться в глубь острова. Таким образом они шли около десяти минут, внимательно рассматривая сплошную стену из скал, возвышавшуюся над ними, чтобы отыскать обрыв, через который они проскользнули накануне. Вдруг Питриан остановился и вскрикнул от удивления.

— Что такое? — спросил Филипп, ускорив шаги, чтобы поскорее его догнать. — Что еще там случилось?


— Подойдите посмотрите, — ответил Питриан. — Ей-Богу, это что-то странное.

Филипп подошел. В этом месте скалы, вероятно вследствие какого-нибудь вулканического потрясения, громоздились друг на друга в полном беспорядке; одна скала немного выступала к берегу. Питриан случайно, вместо того, чтобы идти прямо, прошел сзади этой скалы, и тогда к своему величайшему удивлению обнаружил перед собой вход в пещеру, довольно высокий и широкий, так что человек обыкновенного роста мог войти туда, не наклоняясь. Пол этой пещеры был покрыт легким слоем тонкого песка, на котором здесь и там виднелись не только чьи-то следы, но и довольно глубокая полоса, как будто тут тащили лодку.

— Что это значит? — вскричал Филипп. — Уж не проход ли это?

— Мы легко можем в этом удостовериться; если же мы не найдем выхода, то довольствуемся тем, что вернемся назад.

— Это правда, беда не велика; слава Богу, у нас нет недостатка во времени.

— У нас недостаток только в провизии, — проворчал Питриан.

— Неблагодарный! — смеясь, заметил Филипп. — Может быть, эта пещера приведет нас в такое место, где мы найдем провизию.

— Дай Бог!

Тогда, больше не колеблясь, они вошли в пещеру. Однако, будучи людьми осторожными и не зная, что может случиться, авантюристы на всякий случай старательно осмотрели свое оружие и взвели курки, чтобы быть готовыми к любой случайности.

Пещера была довольно глубокая и имела несколько изгибов. Благодаря неприметным трещинам, вероятно существовавшим в своде, пещера не была погружена в полный мрак, и флибустьеры могли держаться верного направления, хотя находились в полутьме, позволявшей им весьма смутно различать предметы. Скоро они дошли до довольно большой залы почти круглой формы, в которую сверху, из отверстия около четырех футов ширины, проникало солнце, лучи которого разливали довольно яркий свет. В этой пещере флибустьеры обнаружили не одну, а три лодки, из которых две, правда, были в довольно плохом состоянии, не способные без починки плыть по морю, зато третья оказалась почти новой. Лодки эти были старательно приставлены к стене и поддерживались подпорками; в лодках и возле них были разложены весла, багры, мачты, реи с парусами, снасти и другие рыболовные снаряды.

— Вот, если не ошибаюсь, — радостно сказал Филипп, потирая руки, — это избавит нас от тяжелого труда. Эти лодки пришли сюда не сами по себе, стало быть, существует проход — проход, который мы найдем, так что нам не нужно будет рыть хода, и наши товарищи проникнут на остров так же легко, как к себе домой.

— Несчастье к чему-нибудь, да и сгодится, — нравоучительно сказал Питриан.

— Как хорошо мы сделали, что забыли взять провизию!

— Гм! Я этого не нахожу.

— Ты глуп, Питриан, ты говоришь, не подумав. Если бы у нас была провизия, мы не стали бы ее искать, не так ли?

— Это довольно вероятно, — ответил Питриан с насмешливым видом.

— Ну, сделай же вывод, дуралей, если бы мы не искали провизию — по той причине, что ее у нас не было, — мы не открыли бы этого прохода, столь удобного для осуществления наших планов.

— Это правда, какой же я дурак!

— И я о том же… Но не стоит оставаться здесь дольше, поспешим осмотреть это подземелье, чтобы поскорее узнать, куда оно ведет.

Они отправились в путь и после нескольких поворотов дошли до конца пещеры. Как и предвидел Филипп, через стену скал легко было перейти, пещера выходила во внутреннюю часть острова довольно широкой трещиной, прикрытой густым хворостом и грудой камней, в которой по ее кладке легко было узнать руку человека. Флибустьеры пробрались между камнями, старательно раздвинули хворост и очутились не на открытом пространстве, как они предполагали, а на довольно обширном дворе, закрытом со всех сторон живой изгородью, в глубине которого возвышалась жалкая бамбуковая хижина, покрытая пальмовыми листьями.

— Черт побери, — пробормотал Филипп, — как это неприятно! Хозяин, кто бы он ни был, как только нас увидит, раскричится и напустит на нас жителей. Как же быть?

— Оставайтесь здесь, а я пойду вперед на разведку; если не найду ничего подозрительного, я дам вам знать.

— Ступай и будь осторожен.

Филипп спрятался в хворост, а Питриан решительно направился к дому. В некоторых случаях смелость — лучшая тактика; поступок Питриана доказал это лишний раз. Он дошел до дома, отворил дверь, которая по местному обычаю была заперта только на защелку, и очутился в комнате, жалко меблированной, служившей и кухней, и спальней; комната эта была пуста, но и мебель, и утварь, словом, все, что заключалось в доме, находилось в таком запущении, что по всему было видно: домик этот давно необитаем.

Осмотрев все и не найдя ничего, что указывало бы на хозяина этого жилища, флибустьер, которому успех его отважного предприятия придал смелости, захотел отворить дверь. Но сделать этого он не смог, несмотря на все свои усилия. Это сопротивление, которого он не ожидал, заинтересовало его, он стал отыскивать, что могло удерживать дверь. Тогда он заметил, что она забита гвоздями снаружи. Он подошел к окну — оно также было забито.

— Что бы это значило? — прошептал он.

В эту минуту он услышал шум шагов и с живостью обернулся, схватив ружье. Это был Филипп, который, устав ждать и беспокоясь, что Питриана так долго нет, решил пойти к нему. Питриан в двух словах рассказал ему, в чем дело. Филипп подумал с минуту, потом расхохотался.

— Решительно, Господь за нас, — сказал он весело, — теперь я понимаю все.

— Что вы понимаете? — с любопытством спросил Питриан.

— Вот в чем дело. Некоторое время тому назад нас уведомили, что на Тортуге свирепствует чума. Вероятно, все жители этого дома погибли от чумы, — я уверен, что мы найдем их трупы в каком-нибудь углу. Тогда, по испанскому обычаю, дом был наглухо забит, а на двери начертан красный крест. Итак, мы здесь у себя дома, и нечего бояться, что нам здесь помешают.

— Все это может быть справедливо.

— Постараемся найти провизию, я буквально умираю от голода.

Они принялись за поиски и обыскали всю комнату вверху и внизу. Филипп угадал: под навесом, выходившим во двор, смежный с садом, они нашли два трупа в состоянии сильного разложения. Несмотря на весьма естественное отвращение, флибустьеры поспешили вырыть глубокую яму и бросили в нее трупы, чтобы избавиться от нестерпимого запаха, распространяемого ими. Флибустьеры захватили иньям, говядину, фрукты, бутылку рому, вернулись в пещеру, которую прошли, не останавливаясь, и заняли свой пост на берегу.

— Право, — весело сказал Филипп, с аппетитом поглощавший провизию, так кстати посланную им случаем, — надо признаться, что всемилостивое Небо помогает нам; эта отважная экспедиция, представлявшая нам один шанс против девяноста девяти, до сих пор удалась нам вполне, как ты думаешь, Питриан?

— Я думаю, — ответил флибустьер с набитым ртом, — что, может быть, вы и правы, но не спешу радоваться, ведь вы знаете испанскую пословицу.

— Какую же? Ведь их много.

— «Идти за шерстью и вернуться остриженным»… Не будем же торопиться воспевать победу, наш успех всецело зависит от де Граммона.

— Это правда; если он попался, чего я не думаю, мы погибли.

— Не думаю, чтобы он попался, но он мог быть убит, а для нас это одно и то же. Наши товарищи, видя, что мы не возвращаемся, предположат, что мы попали в руки испанцев, и откажутся от экспедиции. Что же тогда здесь с нами будет?

— Отправляйся к черту с твоими несчастными предсказаниями, — сказал Филипп, — что ты раскаркался, как зловещая птица? Ничего этого не случится.

— Аминь! — от всего сердца сказал Питриан, так отхлебнув из бутылки с водкой, что она уменьшилась на добрую треть.

Они продолжали завтракать, разговаривая таким образом между собой, а по окончании завтрака стали наблюдать за открытым морем.

К одиннадцати часам утра они увидели несколько судов на парусах, старавшихся подойти к Тортуге. Суда эти встретились со шхуной, которая из канала выходила в открытое море. Филипп предположил, и это действительно было справедливо, что суда эти везли новый испанский гарнизон, а шхуна — донью Хуану и дона Фернандо д'Авила, ее опекуна. Несмотря на сильную горесть, которую возбудил в нем этот отъезд, он, однако, почувствовал тайную радость при мысли, что любимая им женщина находилась теперь вне всякой опасности.

Прошло два дня; ничто не смутило спокойствия, которым наслаждались оба флибустьера. Несколько раз отправлялись они в дом за провизией, потом опять возвращались на свое место к берегу моря. Решительно все благоприятствовало им: погода стояла прекрасная, море, как говорят моряки, походило на масло, ни малейшего дуновения воздуха не смущало поверхности, гладкой, как зеркало.

На второй день, около одиннадцати часов, в безлунную и очень темную ночь двое часовых, притаившихся на берегу, заметили свет, на секунду блеснувший в темноте и почти тотчас угасший. Флибустьеры поняли, что это вспыхнул порох, зажженный их товарищами, спрашивавшими их, можно ли пристать к берегу. Ответ не заставил себя ждать; четыре затравочных пороха, сожженных один за другим, предупредили Береговых братьев, что все спокойно и что они могут плыть прямо к берегу.

Однако прошло около часа, и ничто не показывало флибустьерам, что сигналы их были замечены и поняты. И только около полуночи они наконец увидели несколько черных теней, появившихся из темноты, и глухой размеренный шум подсказал им о прибытии флибустьерской флотилии, полностью состоявшей из пирог. Через десять минут флибустьеры выпрыгнули на берег. Их было четыреста человек, все вооружены с ног до головы, все полны решимости победить или умереть. Главные предводители флибустьерства командовали ими: д'Ожерон, Монбар, де Граммон, Пьер Легран, Тихий Ветерок, Мигель Баск, Дрейк, Давид и многие почти столь же знаменитые или шедшие уже по следам этих героев.

— Ну, что нового? — спросил д'Ожерон своего племянника.

— Ничего, насколько мне известно, кроме того, что испанский гарнизон, кажется, удвоился.

— Да, — продолжал д'Ожерон, — несмотря на стремление сохранить наши планы в тайне, кажется, какой-то изменник замешался среди нас и открыл все испанцам. Губернатор Санто-Доминго отправил двести человек подкрепления в гарнизон, они должны были высадиться вчера.

— Так и было в действительности, — заметил Филипп.

Если бы темнота не была так густа, краска, вдруг залившая лицо Марсиаля при словах д'Ожерона, тотчас подсказала бы губернатору, что за изменник выдал их тайну испанцам.

— Что мы будем делать? — спросил Монбар.

— Пойдем вперед, — ответил д'Ожерон, — но прежде выслушаем план Филиппа.

— Вы оказываете мне большую честь, дядюшка, — ответил молодой человек, — план этот прост. Вот он: сто самых ловких среди нас под начальством де Граммона и Питриана проберутся на площадку Скального форта, триста других под моим руководством нападут на испанцев сзади, так, чтобы поставить их между двух огней.

— Хорошо, но как мы переберемся за Железные берега с пушкой?

— Я нашел дорогу… Вам нравится этот план?

— Он нам подходит, и мы, ничего не меняя, приведем его в исполнение.

Де Граммон приблизился к Филиппу и дружески пожал ему руку.

— Благодарю, брат, — сказал он ему, — что вы уступили мне лучшую роль в этом предприятии, вы сделали мне одолжение, которого я не забуду.

— Я надеюсь на это обещание, — сказал Филипп с иронией, ускользнувшей от капитана.

— Будьте спокойны, — ответил он.

— Прежде, чем мы пустимся в путь, не забудьте, дети, что я дал клятву остаться здесь победителем или умереть, — сказал д'Ожерон.

— Мы победим, — в один голос ответили четыреста авантюристов.

— Обе атаки должны пройти в одно и то же время, они начнутся на рассвете. Теперь достаточно разговоров — и вперед!

Мы сказали, что ночь была темная и безлунная, ни одной звездочки не сияло на небе. Ветер переменился, как это часто бывает к полуночи, и дул с моря, так что оно теперь бушевало, и волны с шумом разбивались о Железные берега. Такая погода благоприятствовала флибустьерам, заглушая ревом моря шум, который они, несмотря на все предосторожности, вынужденно производили, не допуская таким образом, чтобы их заметили обыватели или гарнизон.

Первой заботой д'Ожерона было разделить флибустьеров на два отряда, потом под предводительством Филиппа и Питриана Береговые братья, безмолвные и смелые, как люди, решившие победить или умереть и, следовательно, жертвовавшие своей жизнью, торопливыми шагами направились к пещере, которая вдруг, к величайшему их удивлению, выросла перед ними и в которую они вошли, не колеблясь. Дорогой Филипп рассказал дяде, как случайно нашел он пещеру и домик. Благодаря этому открытию флибустьеры могли сразу же попасть в глубь острова. При выходе из пещеры оба отряда разделились. Самый многочисленный, под командой Монбара, д'Ожерона и других и предводительствуемый Филиппом, засел в домике (двери и окна которого были отворены) и за ним; домик этот находился совсем близко от места расположения испанцев. Флибустьеры оставались неподвижны и безмолвны, ожидая сигнала, чтобы начать действовать, — первых выстрелов из пушки второго отряда. Тому предстояли огромные затруднения, чтобы добраться до площадки. Но благодаря мужеству, ловкости, а особенно смелости флибустьеров все эти затруднения были преодолены в несколько часов, и в ту самую минуту, когда солнце показалось на горизонте, два выстрела из пушки, заряженной картечью, раздались на площадке Скального форта. В ту же минуту раздался страшный крик трехсот голосов, и первый отряд, устремившись вперед, как поток, прорывающий плотину, начал атаку.

Гарнизон крепости, приведенный в беспорядок этой внезапной и сильной атакой, храбро бросился к оружию. Но испанцы, попавшие меж двух огней, вынуждены были сдаться после героической обороны, продолжавшейся несколько часов. Город был в огне, две трети гарнизона пало.

Флибустьеры снова завладели Тортугой, но на этот раз они должны были сохранить ее за собой. Испанцы сдались. Д'Ожерон, не желая сохранить такое множество пленных, — кроме гарнизона были еще мирные жители, — отправил всех испанцев на судах, взятых в гавани, на Кубу, находящуюся на расстоянии пятнадцати миль, и там оставил их на свободе, не требуя даже выкупа; правда, у них отняли все, что у них было, и несчастные буквально разорились.

Д'Ожерон назначил Давида комендантом Тортуги, укрепления которой были восстановлены в прежнем грозном виде, после чего, оставив в крепости гарнизон из трехсот отборных флибустьеров, губернатор вернулся в Пор-де-Пе с главными руководителями экспедиции.

Марсиаль, опасаясь, как бы не угадали о его связях с испанцами, так храбро сражался возле Монбара, что знаменитый флибустьер счел себя обязанным обратиться к нему с похвалой, которая наполнила молодого человека стыдом и замешательством: он считал себя недостойным такой чести. Но Береговые братья, иначе истолковав краску, залившую его лицо, приписали ее скромности и горячо поздравляли молодого человека.

— Ну что? — спросил с лукавым видом Филипп кавалера де Граммона, вернувшись в Пор-де-Пе. — Вы должны быть довольны, капитан, предприятие прошло превосходно. Вы нашли какую-нибудь хорошую добычу в крепости?

Де Граммон искоса взглянул на него.

— Проклятый насмешник! — сказал он. — Клянусь, я отплачу вам! Ведь вы знали, что она уехала с острова.

— Еще бы! — ответил Филипп и, смеясь, повернулся к кавалеру спиной.

Может быть, первый раз в жизни кавалер де Граммон не нашелся, что ответить.

Взятие Тортуги, как ни было оно достославно для флибустьеров, явилось только началом другой экспедиции, гораздо более важной, которую замышлял Филипп д'Ожерон, чтобы соединиться с любимой женщиной. Поэтому скоро мы вновь увидим его, на этот раз не на маленьком островке, а среди богатых испанских владений в толпе Береговых братьев; сделавшись, сами того не подозревая, орудиями одного из своих братьев, любви которого они благоприятствовали без своего ведома, флибустьеры завязали ту гигантскую борьбу, которая принадлежит скорее эпопее, чем истории, и которая набросила такой великий блеск на это товарищество страшных хищных птиц.


Читать далее

Глава XIX. Взятие Черепахи

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть