Осенний плес… Тоской полна душа

Онлайн чтение книги Ли Бо. Стихи
Осенний плес… Тоской полна душа

Как повезло нам с Вами! Мы, кажется, сразу же и повстречали того, кого жаждали узреть. Сейчас мы на территории небольшого древнего царства Вань, которое к 8 веку, куда мы с Вами направлялись, уже покрылось патиной старины, и его следы сложно отыскать даже в хронологических таблицах, но иероглиф названия остался на каждом автомобильном номере в провинции Аньхуэй: именно он стал нынче символом этого административного образования как некий знак неотрывности настоящего от прошлого, что очень характерно для Китая.

Взгляните вон на ту горушку, что очертаниями похожа на потянувшееся к небу легкое строение, ее так и прозвали «Большая башня» (Далоу). На мшистом валуне сидит человек с семиструнной цинь на коленях. Волосы, у служивого люда обычно собранные в тугой пук на затылке, свободно рассыпались по плечам, как у отшельника-даоса, пренебрегающего условностями бренного мира и самим этим миром. Лиловый халат (не сочтите это неким домашним шлафроком, уж так мы привыкли несколько коряво переводить название сего парадного одеяния высокого вельможи) поистерся и выглядит несвежим, но все еще не отброшен и не заменен, как Ли Бо любил говорить, простонародным «холщовым платьем».

Громким, заполняющим все ближнее пустое пространство голосом с легкой хрипотцой усталости и с заунывностью неискоренимой печали он поет, перебирая струны:

Осенний плес, бескрайний, точно осень,

Пустынный, наводящий грусть на всех…

Я узнаю эти слова — осенью 754 года, стряхивая на Осеннем плесе горечь последнего прощания с отвергнувшей его столицей, Ли Бо написал целый цикл из 17 стихотворений. В них печаль «отлученного», как некогда определял свою невостребованность во властных структурах его великий и далекий предшественник Цюй Юань, чуть разбавляется влитостью в природу, еще не утратившую чистоты Изначального. Он поет не для кого-то, он поет для себя, это голос его души.

В те поры стихи не декламировали, а пели (как, впрочем, и сегодня делают барды), порой сочиняя мелодии, но чаще приспосабливая строки к великому множеству их, ходивших меж людей. Не было инструмента под рукой — «аккомпанировали» себе постукиванием по лезвию меча, отбивая такт. Музыкальное было время. А как иначе? По Конфуцию, коему все поклонялись, музыка — великий организатор и вдохновитель общественной жизни, она способна гармонизировать нравы в стране (или — испортить их, когда создается не по правилам, устоявшимся в веках).

На Осеннем плесе, обширнейшем районе на территории современной провинции Аньхуэй, Ли Бо бывал не раз и подолгу. Вспухшее многочисленными горами и горками, исчерченное реками и ручьями, шевелящееся летающей, плавающей, ползающей, бегающей живностью, прячущейся в густых зарослях, это тридцатикилометровое пространство, осенью сливающееся в одно сверкающее зеркало воды, расширяло сердце, будило мысль, снимало напряжение суеты цивилизации.

Осень и зиму 754 года Ли Бо провел на Осеннем плесе. В небольшом домишке старого даоса (об этом говорит «даоский» цвет горы в стихотворении — «бирюзовый») на склоне горы гулял ветер, и с ним всю ночь шепталась жесткая подушка, в дыры прохудившейся крыши выглядывала стреха, высматривая далекие звезды, а под утро на больших белых обезьян, к нашему времени уже почти совсем выведшихся, нападал страх, и они оглашали округу печальным воем.

Ночую в доме у Чистого ручья

Ночь я провел у Чистого ручья,

Дом высоко средь бирюзовых скал.

Висела над стрехой звезда моя,

Ручей шумел, и ветер завывал,

А на рассвете слышал с темных склонов

Печальные рыдания гиббонов.

754 г.

Песнь о Чистом ручье

Прозрачна душа, как прозрачна вода,

В округе такая одна.

А что же Синьань [165]Река, берущая истоки на горе Хуаншань в пров. Аньхуэй и затем текущая по территории пров. Чжэцзян на восток в сторону моря.? Она так ли чиста —

До самого-самого дна?

Плыву по зерцалу, и склоны — экран

С цветными узорами птиц.

Но к вечеру стонущий орангутанг

Печалит изгоя столиц.

754 г.

Белая цапля

Цапля над осеннею рекою,

Как снежинка, вьется сиротливо.

Здесь душа моя полна покоем,

На песке стою я молчаливо.

754 г.

Песни Осеннего плеса

1

Осенний плес, бескрайний, словно осень,

Пустынный, наводящий грусть на всех,

Заезжий путник грусти не выносит,

Влечет его по горным склонам вверх.

Смотрю на запад — там дворцы Чанъани,

Плывет у ног Великая Река.

Поток, что вдаль стремится неустанно,

Скажи, ты не забыл меня пока?

Слезу мою, что упадет в поток,

Снеси в Янчжоу [166]Крупный город на побережье к северу от совр. Нанкина. другу на восток.

2

На Плесах обезьяны так тоскуют,

Что Желтая вершина [167]Хуаншань — одна из священных гор Китая. — в седине,

И, как на Лун-горе [168]Находится на границе совр. пров. Шэньси и Ганьсу, от Цюпу это в направлении Чанъани; по ее склонам стекает река Цинь, и в поэзии этот образ часто использовался для передачи чувства разлуки, печальны струи,

Прощаясь, душу надрывают мне.

Хочу уехать… Не могу уехать!

Не думал задержаться, а тяну…

Когда ж настанет возвращенья веха?

Слезинки бьют по утлому челну.

3

Такой в парчовом оперенье птицы

На небе, в мире не сыскать нигде.

При ней кокетка-курочка стыдится

Самой себя в недвижимой воде.

4

На этих плесах пряди у висков

Однажды бодрый вид утратят свой.

Взлохматиться и поседеть легко

Под бесконечный обезьяний вой.

5

Обезьянок здесь белым белей,

Как снежинки, вьются над землёй,

Тащат малышей своих с ветвей

Позабавиться в воде с луной.

6

Осенний плес… Тоской полна душа,

И не смотрю я даже на цветы,

Хотя ветра и солнце как в Чанша [169]Вокруг г. Чанша в совр. пров. Хунань, к югу от озера Дунтин, много красивых пейзажей.

И, словно в Шань [170] Шань ( Шаньчжун) : в древности название входившей в округ Гуйцзи (со знаменитой одноименной горой) местности на территории совр. пров. Чжэцзян, близ Гуйцзи (совр. г. Шаосин) находилась столица царства Юэ эпохи Чуньцю., блестит поток воды.

7

Чем я не Шань [171]Посадский начальник Шань Цзян (эпоха Цзинь) из г. Сянъян (пров. Аньхуэй) любил погулять и, захмелев, засыпал в кустах без шапки (см. стих. «Сянъянская песнь»).?! — Хмелен и на коне.

Чем не Нин Ци [172]Бедняк эпохи Чуньцю, который однажды, накормив буйвола, запел песню «Прекрасны Южные горы, сверкают белые камни, а в мире не встретишь Яо и Шуня», и услышавший его Хуань-гун, правитель княжества Ци, пригласил его к себе в сановники.?! — Озябший, но пою…

Увы, каменья не сверкают мне,

И шубу зря слезами оболью [173]Су Цинь (эпоха Чжаньго) пришел в княжество Цинь в шубе из черных соболей и десять раз пытался попасть на службу к правителю, но безуспешно..

8

Вершинами богат Осенний плес,

Но Водяное Колесо [174]У берега реки Луншу к югу от г. Чичжоу пров. Аньхуэй есть пик, с которого стекают много ручьев, шумя, как водяное колесо. — престранно:

К нему склонилось небо — слушать плеск

Ручьев, в которых плещутся лианы.

9

Как полог красочный, огромный камень [175]На вершине огромного камня у берега Чистого ручья были видны следы — по преданию, древних людей, и его воспринимали как духа вод, перебирающегося через реку.

Уходит в синь, поднявшись над рекой.

Века назад расписанный стихами,

Зарос он мхом зеленою парчой.

10

Здесь бирючѝны рощами растут,

Здесь рододѐндрон расцветает рано,

На склонах цапли белые живут,

А по ущельям плачут обезьяны.

Не стоит приезжать сюда, друг мой,

Сжимает сердце обезьяний вой.

11

Скала Ложэнь [176]Большой камень высотой в несколько метров на седловине горы Ваньло к югу от г. Чичжоу над берегом Чистого ручья. уходит к птичьим тропам,

Старик-утес над неводом встает.

Челн путника вода несет торопко,

Свой аромат цветы мне шлют вослед.

12

Вода как будто шелка полоса,

Спокойная, что небо над землёй.

Луна-ясна, покинь-ка небеса,

Стань лодочкой в цветах моей хмельной!

13

В струе воды — чистейшая луна,

В луче луны — вечерний цапли лет.

Там парень с девою плывут, она,

Каштан срывая, песенку поет.

14

Над землей полыхает руда,

Искр багровых летит череда.

В свете лунном плавильщик поет,

И от песни теплеет вода.

15

В три тысячи чжанов моя седина,

Она, как тоска, бесконечно длинна,

И в зеркале вод словно иней осенний…

Не знаю, откуда явилась она?

16

Старый дед в Осенних плесах

Рыбу с лодки ловит рано,

А жена силки уносит

В тень бамбуков на фазана.

17

В цветенье персиков на горных кручах

Я, будто рядом, слышу голоса.

Давай, монах, без слов простимся лучше

И к белой туче устремим глаза.

754 г.

Гуляю по склону Байгэ у Осеннего плеса

1

Я здесь к ночным прогулкам склонен,

Байгэ луной озарена,

Искрится луч на снежном склоне,

Гиббона тень в ветвях видна.

Но дивное уйдет мгновенье,

И с песней в челн вернусь вновь я.

Здесь — чистота, здесь — вдохновенье,

Здесь вспоминаются друзья.

2

В ночи на склоне кто-то воет,

Ручей приятно холодит,

Драконы разыгрались вволю [179]Выражение «ночь рыб и драконов» в поэзии обозначает осенний день. —

И по реке волна бежит.

Река, заняв луну у неба,

Ее купает в облаках.

В краю отцов давно я не был…

Гляжу в закат [180]Обычно выражение Смотреть на запад означает «думать о столице Чанъань», но в контексте этого стихотворения это — думы о родном крае Шу, который находится к западу от Осенних плесов.… В душе — тоска.

754 г.

А вино тут было отменное, особенно у анахорета Вана из Абрикосовой деревни у Чистого ручья. Оставив чиновную службу, он посвятил свои таланты виноделию. А миляга Ван Лунь из затаившейся в горном ущелье деревушки «Омут персиковых лепестков» (осенью они осыпались в воду и медленно кружились по запруде), винодел и страстный почитатель стихов Ли Бо, не раз присылал поэту кувшины с плодами своего труда, и они весьма пришлись по вкусу Ли Бо, большому любителю и знатоку многосортья вин, производившихся в разных местах и Вань, и Чу, и Лу. Однажды Ли Бо сам заехал к поклоннику, и растроганный Ван Лунь до пристани провожал его с музыкой и танцами, что Ли Бо и описал в стихотворении. От деревни в наши с Вами дни не осталось иного следа, кроме как зарубка в вечности, сотворенная небольшим четверостишием Ли Бо.

Ван Луню

Ли Бо ступил на борт челна…

Чу, пристань музыкой полна!

Ван Лунь мне шлет свою любовь

Бездонную, как та волна.

755 г.

Распахивающие душу просторы Осеннего плеса, чарующие ландшафты, услаждающие взор, как нигде способствовали сближению людей, и огромное количество проникновенных стихов Ли Бо посвятил местным жителям — и начальникам, и монахам, и простому люду, которых он ставил на фон чистой, благородной природы.

Подношу Цую из Осеннего плеса три стихотворения

1

Люб мне Цуй [181]Начальник уезда Цюпу, имя неизвестно. из этих мест,

Он похож на Тао Цяня [182] Тао Цянь (Тао Юаньмин): поэт 4–5 вв., одно время служил начальником уезда Пэнцзэ (в совр. пров. Цзянси), но отказался от должности и вернулся, как он сам сформулировал, «домой, к себе»; около его дома росли пять тополей, среди дня он часто спал у северного окна, держал в доме простенький цинь без струн, вспахал поле и засеял его просом, из которого в Китае гнали слабоалкогольный напиток.:

Тополя шумят окрест,

У колодца — два платана,

В дом влетают птицы с гор,

Лепестки летят в бокалы…

Опустел без Вас мой двор,

На душе тоскливо стало.

2

Начальник Цуй, Вы — как начальник Тао:

Слегка вздремнув под северным окном,

Берете цинь , наигрывая славно,

Хотя на нем и струн уж нет давно,

Заглянет гость — ему большую чашу,

Ни чоха [183]Мелкая монета. не взимаете с людей,

Лишь просом колосится поле Ваше…

Ну, так вспашите же его скорей!

3

Как Хэян, засаженный цветами [184]Уезд на территории совр. пров. Хэнань, в годы династии Цзинь его начальник облагородил территорию, засадив весь уезд ярко цветущими деревьями персиков и слив.,

Плес Осенний человеку мил,

Край сей прирастает мудрецами,

И весенний дух в нем воцарил.

Реки здесь — Небесные потоки [185] Небесной рекой именовали Млечный Путь, который представлялся древним китайцам звездной рекой, ниспадающей на Землю, соединяющейся с Желтой рекой (Хуанхэ) и исчезающей в Восточной Бездне (море у восточного побережья), но здесь поэт так звучно назвал водопад на горе Цзюхуа.,

Горы — ширма, дивно хороша.

Гость от Золотых ворот [186] Золотые ворота: при династии Хань так назывались дворцовые ворота для ученых мужей (полное название врата Золотого коня — это изваяние было водружено над ними), Ли Бо тут намекает на себя, в 40-е годы введенного в императорскую Академию Ханьлинь. высоких

Едет с одой, как Цзя И в Чанша [187]Поэт Цюй Юань был царским сановником в Чу, но отправлен в ссылку, а когда увидел неправедные деяния правителя, бросился в реку недалеко от города Чанша; через сто лет поэт и сановник Цзя И, проезжая через эти места, написал оду в память о Цюй Юане и бросил ее в волны; эта строка воспринимается как намек на приезд Ли Бо с одой в честь Цуя..

754

Подношу шаофу Лю из Осеннего плеса

Осенний плес был пуст и нелюдим,

В Приказе Вашем мало было дел.

Вы, персики и сливы посадив,

Благоуханным сделали удел [189]Ассоциативный намек на уезд Хэян в годы династии Цзинь (см. предыдущее стихотворение)..

Берясь за кисть, Вы зрите облака,

Зеленая лощина — за окном,

Являюсь я с луной издалека —

Сияньем насладиться и вином.

Сей муж ученый Лю меня пленил,

Уйти отсюда не достанет сил.

754 г.

Подношу Лю Юаню

Плодов бамбука здесь немало,

Не станет Феникс голодать [191] Плоды бамбука : как и жемчужины Яшмового древа, привычная для мифического Феникса еда (у Чжуан-цзы в гл. «Осенняя вода» сказано: «На юге живет птица, которую зовут Юаньчу. Ты знаешь об этом? Она взмывает ввысь в Южном Океане и летит в Северный Океан. Она отдыхает только на вершинах платанов, питается только плодами бамбука и пьет только ключевую воду», пер. В.Малявина)..

С луны сорока [192] Сорока: вестник супружеского счастья, в мифе о разлученных Пастухе и Ткачихе сороки хвостами сплетают в небе мост, на котором и происходит единственное за год свидание влюбленных. прилетала,

На ветке собираясь спать.

Вы — Древо Яшмы [193]Священное древо, растущее на мифической горе Куньлунь., муж ученый,

К Вам Фениксы крыла стремят.

Душевным светом озаренный,

Вас буду часто вспоминать.

754 г.

Услышав, как Се Янъэр поет «Романс о свирепом тигре», подношу это стихотворение

В ночи, совсем недалеко от Плеса,

Романс о злобном тигре зазвучал,

А ранним утром на мои расспросы

Се-Тополек, сказали, напевал.

754 г.

В одиночестве выпивая у Чистого ручья на прибрежном утесе,

шлю стихи Цюань Чжаои

Себя вином душистым веселя,

Сижу на камне [197]Это тот самый мифологизированный камень со следами древних людей, который упоминается в «Песнях Осеннего плеса» (№ 9). у реки один.

Когда раскрылись Небо и Земля [198]По мифологическим представлениям, Небо и Земля изначально были единым Комом.,

Он стал безостановочно расти.

Я Небу улыбнусь, бокал воздев,

Светило уж нисходит на покой.

Остаться бы, на этот камень сев,

Подобно Яню, с вечною удой [199]Отшельник Янь Цзылин (Янь Гуан) жил в 1 в. н. э., отказавшись служить узурпатору престола Лю Се, он вернулся к своему ручью у горы Обильной весны (Фучунь шань)..

Вас, человека гор [200]Один из метонимов отшельника., благодарю стихами,

С душою Вашей так созвучен этот камень.

754 г.

Снежной ночью у Чистого ручья на Осеннем плесе гость с чашей вина напевает песню о горном фазане

Я укрою Вас собольим палантином,

Предложу вина нефритовую чашу,

Хлопья снега растворяются в кувшине,

И, конечно, холод ночи нам не страшен.

Гость мой прибыл из далекого Гуйяна [201] Гуйян: южная область на территории совр. пров. Хунань.,

Запевая, по-фазаньи он клекочет,

Бамбучок танцует с ветром неустанно,

И фазанка из Юэ [202]На территории Юэ (приморская полоса в пров. Чжэцзян к югу от Шанхая) особенно много фазанов. ответить хочет.

Ах, как славно эту песенку мы спели!

Так зачем же нам какие-то свирели?

754 г.

С осеннего склона посылаю советнику Чжану из Палаты императорских регалий и Призванному Вану

Что вам послать отсюда я могу?

Ветвей коричных белые цветы [205]В период цветения коричное дерево испускает сильный приятный аромат; по мифологическим представлениям, растет на луне..

Луна сверкает, как в ночном снегу,

Друзей далеких вспоминаешь ты,

И, вдохновеньем Шаньского ручья,

Как было там, в Шаньинь, всю ночь горя,

О вас, друзья, до света думал я

И пел «Об удалившихся» [206]Сюжет о Ван Цзыю, который снежной ночью, хмельной, читал «Взываю к удалившемуся» (род стихов категории «раздумий», обращенных к мудрецам, покинувшим неправедных властителей), как вдруг вспомнил о друге Дай Аньдао, который жил у Шаньского ручья (совр. пров. Чжэцзян), а сам Ван — в Шаньинь (та же провинция, но достаточно далеко), сел в лодку и стремительно поплыл к другу, но, не доехав, повернул назад, потому что, как он сам объяснил, «меня повело вдохновение, а оно прошло, так к чему мне теперь Дай?».… Да зря…

730 г.

Из Восточного павильона над Цзинси посылаю шаофу Чжэн Э

Вас не было в Восточном павильоне,

Гуляла цапля на речных песках,

Потом взлетела и на горном фоне

Снежинкой показалась в облаках.

Цзинси меня волнует неизменно,

Волна Драконьих врат [208] Драконьи врата: гора Лунмэнь в уезде Цзин, поросшая густым лесом, на ее вершине есть большая пещера, напоминающая ворота, у подножия — одноименная река. — что тигра глаз…

Весне конец — раскрылся рододендрон,

В Линъян с удой идти уж минул час [209]В строке содержится намек на отшельника Доу Цзымина, отказавшегося от чиновной службы и ушедшего к заводи Белого Дракона у горы Линъян (пров. Аньхуэй, к юго-западу от г. Сюаньчэн) удить рыбу, а затем ставшего бессмертным святым..

755 г.

Не найдя монахов в горном монастыре, написал это стихотворение

Тропа заводит в красную лощину,

Побеги сосен оплели врата,

Лишь птиц следы на лестницах пустынных,

И некому впустить меня туда.

Сквозь окна вижу пыльные узоры

На свитках, ниспадающих со стен.

Такое запустенье перед взором,

Что хочется уйти в лесную тень.

Но дивный аромат благовонье наполняло склоны,

Цветов небесных вился рванулся ураган,

Возникла Звучала музыка меж гор зеленых,

И взвыл тоскливо черный обезьян.

Мне стало ясно: бренный мир оставив,

Они ушли совсем в иные дали.

755 г.

Станс о горной фазанке

Над Горьким бамбуком осенняя всходит луна,

На горьком бамбуке [213]Первый Горький бамбук — это гора к юго-западу от г. Чичжоу, второй — вид бамбука, имеющего горький вкус. — фазанки печальная тень,

За дикого яньского [214]Гора Янь находится на севере недалеко от совр. Пекина. гуся выходит она:

«Меня он на север увозит на склоны Яньмэнь [215]Гора Яньмэнь («Гусиные врата») юго-западнее, но это тоже далекий северный край, над горой пролегали миграционные пути диких гусей с севера на юг и обратно.

Хлопочут подружки, стараясь ее остеречь:

«Южанку обманет, как водится, северный гусь,

Мороз над Заслоном Багровым [216] Багровым Заслоном называли Великую Китайскую стену («багровый, пурпурный, фиолетовый» — цвет правителя, верховной власти). свиреп, точно меч,

Захочешь в Цанъу [217]Гора на юге, в совр. пров. Хунань, ее другое название Цзюи, произошедшее от ее 9 вершин (то есть «9 советников»: «цзю» — это цифра 9, а словом «и» в древности именовались высшие советники правителя); по преданию, на этой горе похоронен мифический правитель Шунь., он ответит тебе — не вернусь.»

«Нет, я с этим гусем лететь не могу, хоть умри!» —

Так, слезы на перья роняя, она говорит.

754 г.

Вот и поднялся он на «Большую башню», как именовалась гора Далоу в 40 км от г. Чичжоу, формой напоминающая легкую постройку. Здесь он не раз бродил, ища сурик, из коего посвященные даосы изготовляли Эликсир бессмертия, смотрел в сторону запада, где осталась покинутая им столица, а в мыслях его уже восток, город Янчжоу, куда, устремляясь к Восточному морю, в котором на гигантских черепахах плавают острова бессмертных святых, воды Реки уносят горькие слезы одинокого странника, скитальца, чуждого этому миру. Поэт, остро переживавший свои неудачи при дворе, стоит перед дилеммой — найти сурик, чтобы приготовить эликсир бессмертия, или раствориться в простоте бытия, но — все же в «заоблачных высях».

Ночую на озере Креветок

От Желтого пика нас гонит рассветный петух,

Чтоб к озеру Ся нам добраться в закатную пору.

Из темного леса торчит серебристый бамбук —

То струи дождя исчеркали застывшую гору.

Искателей сурика, нас ожидает ночлег

На утлом челне среди лотоса листьев зеленых.

Распахнуто небо полночное, и человек

В сверкании звездных потоков стоит, ослепленный.

А утром — к Далоу, где сурик мы сможем найти

На тропах извилистых или в лощинах тенистых…

А что если мне к старику-дровосеку уйти

И рубкой деревьев заняться в заоблачных высях?

754 г.

На Осеннем плесе Ли Бо упорно работал над страстным манифестом своего мировоззрения циклом «Дух старины» ( Гу фэн ), 59-ю стихотворениями, создававшимися поэтом в течение всей жизни.

*Мир Путь утратил, Путь покинул мир*

Мир Путь утратил, Путь покинул мир [219]Выражение из трактата Чжуан-цзы (гл.16), которым характеризуется падение нравов в современном мире; Путь — основополагающий философский принцип даосизма Дао.,

Давно забыт тот праведный Исток,

Трухлявый пень сегодня людям мил,

А не коричных рощ живой цветок [220] Коричное дерево: метоним луны (по легенде, это дерево растет на луне)..

И потому у персиков и слив

Безмолвно раскрываются цветы.

Даны веленьем Неба взлет и срыв,

И мельтешения толпы пусты…

Уйду я, как Гуанчэн-цзы, туда,

В Неисчерпаемости ворота [221] Гуанчэн-цзы : один из восьми изначальных даоских святых; на вопрос о путях постижения Дао он ответил, что это неосязаемый процесс освобождения от форм, завершающийся уходом через врата Неисчерпаемости в Вечность..

(из цикла «Дух старины», № 25)

753 г.

*Как перл, сверкая, Феникс прилетел,*

Как перл, сверкая, Феникс прилетел,

Небесной глубины прорезав синь,

Но был отвергнут — вот его удел,

Не приняли посланье в Чжоу-Цинь [222] Феникс : здесь это мифическая птица, которую Первопредок Хуан-ди послал к Вэнь-вану с повелением основать новую династию на смену неправедной Инь. Далее идет перенос смысла на Ли Бо, чей призыв к государю был отвергнут (древние столицы Чжоу и Цинь находились в районе современного Ли Бо Чанъаня)..

Отчаявшись, брожу по свету я,

Бездомный, одинокий человек.

Мне так нужна Пурпурная ладья [223]Волшебный экипаж, на котором человек, приняв Эликсир бессмертия, покидает мир.

Мирскую пыль отрину я навек.

В дали морей, на крутизне вершин,

У Чистой речки сурик бы найти,

На пик Далоу восхожу один,

Откуда в высь бессмертных сонм летит.

Их тени исчезают в вышине,

Вихрь-колесница не вернется в мир…

Боюсь, с мечтой расстаться надо мне,

Я опоздал принять сей Эликсир,

Смотрю в зерцало, вижу — седина.

Простите, те, кто взмыл на журавлях,

Давно меня покинула весна,

Ушла в тот край, где персики в цветах.

В град Чистоты [224]Небесный дворец Верховного Владыки на горе Куньлунь. бы вознестись — туда,

Где, как Хань Чжун [225]Житель древнего царства Ци, который выпил эликсир бессмертия и стал святым., останусь навсегда.

(из цикла «Дух старины», № 4)

754 г.

*Дух осени Жушоу злато жнет,*

Дух осени Жушоу [226]Дух 7 месяца года по лунному календарю, первого месяца осени, увядания, начала жатвы. злато жнет,

Над морем месяц, тонкий, как струна,

Кричит цикада и к перилам льнет,

Печали нескончаемой полна.

Где исчезает ряд блаженных дней?

Дает нам Небо перемены знак,

Осенний хлад рождает ветр скорбей,

Сокрылись звезды, бесконечен мрак.

Мне грустно так, что лучше помолчать

И в песне до зари излить печаль.

(из цикла «Дух старины», № 32)

753 г.

*Мой меч при мне, гляжу на мир кругом:*

Мой меч [227]Здесь это атрибут не воина, а судьи, дающего оценку падению современных нравов. при мне, гляжу на мир кругом:

На нем лежит дневная благодать,

Но заросли скрывают дивный холм,

Душистых трав в ущелье не видать.

В краях закатных Феникс вопиет

Нет древа для достойного гнезда,

Лишь воронье приют себе найдет

Да возится в бурьяне мелкота [228]В традиционной философско-поэтической образности Китая часто появляется противопоставление волшебного Феникса, живущего на благородном платане, и ворон с воробьями, чье место в бурьяне и терновнике, но так происходит лишь в мире, живущем по правильным законам, там же, где законы извращены, благородные деревья заселены птичьей мелкотой, а для Феникса места нет..

Как пали нравы в Цзинь [229]Поэт Жуань Цзи (3 в.), сетуя на падение устоев в государстве, часто садился в конный экипаж и, рыдая, гнал, не разбирая дороги; это откровенный намек на современную Ли Бо ситуацию.! Окончен путь!

Осталось только горестно вздохнуть.

(из цикла «Дух старины», № 54)

753 г.

*Большая Жаба в Высшей Чистоте*

Большая Жаба в Высшей Чистоте

Набросилась на Яшмовый Чертог [230] Жаба, обитающая в небе ( Высшая чистота) , пожирает луну ( Яшмовый чертог ) — таким было мифологическое объяснение затмения луны. В подтексте — намек на гибель империи.,

Душа златая гаснет в черноте [231]Обращенная к Земле сторона луны именовалась «душой», которая характеризовалась как «мертвая» во время затмения и «золотая», когда она сияла в черноте ночного неба.,

И сякнет в небесах лучей поток.

В Пурпурных таинствах зловещий Змей [232] Зловещий Змей — это радуга и в то же время зловещий признак перемен к худшему в Пурпурных таинствах , которые могут обозначать как Небо, так и императорский дворец.,

Зарю восхода хмарь обволокла,

И тучи обещают сумрак дней,

Весь вещный мир объяла ночи мгла.

Та, что в «Глухих вратах» заточена [233]После оды Сыма Сянжу словосочетание «Глухие врата» (букв. «Длинные ворота») стало в поэзии образом, передающим нескончаемую тоску опальной наложницы, лишенной милостей властелина. В подтексте — намек на самого поэта, лишенного милостей государя.,

Теперь одна, ее глава седа.

Тля ест цветы, и гибнут семена [234]Это продолжение темы нездоровых перемен в высших властных структурах, подтачиваемых «тлей».,

Небесным хладом снизошла беда [235]По древним представлениям, иней и снег есть концентрация негативных «иньских» элементов, тогда как дождь и роса позитивных «янских»..

Вздохну печально ночи нет конца,

И слезы грусти падают с лица.

(из цикла «Дух старины», № 2)

753 г.

*Наш лик лишь миг, лишь молнии посверк,*

Наш лик лишь миг, лишь молнии посверк,

Как ветер, улетают времена.

Свежа трава, но иней пал поверх,

Закат истаял, и опять — луна.

Несносна осень, что виски белит,

Мгновенье — и останется труха.

Из тьмы времен к нам праведники шли —

И кто же задержался на века?

Муж благородный — птицей в небе стал,

Презренный люд преобразился в гнус [236]На основе притчи о чжоуском царе Му-ване формулируется образ неостановимого времени и неизбежности смены форм как тенденции развития мира.

Но разве так Гуанчэн-цзы [237]Один из основных святых даоского пантеона. летал?!

Был в тучку впряжен легкокрылый Гусь.

(из цикла «Дух старины», № 28)

753 г.

*Цзюньпин уже отринул мира плен,*

Цзюньпин [238]Гадатель из Чэнду периода династии Хань (206 г. до н. э. — 220 г. н. э.); когда в стране воцарились мир и стабильность, он стал отшельником и погрузился в даоские каноны, уединившись в пустой хижине уже отринул мира плен,

И миру без Цзюньпина жить осталось.

Прозрел он ряд Великих Перемен

И многих спас, познав Первоначало [239]По даоской философии, космическое развитие идет от Первоначала через переход от одной формы к другой..

Влекомый Дао , он забыл про мир

И размышлял, замкнув плотнее двери.

Не явится к нам всуе Белый Тигр,

Пока не возвестит Пурпурный Феникс [240]Мифологические персонажи, явление которых связано с гуманным правлением великих династий..

Под белым солнцем обозначен рок,

Но кто его узрит в потоках звездных?

Ведь гость морской [241]Легендарный персонаж, осознавший мудрость Цзюньпина; ныне же, сетует поэт, нет таких, кто прозрит высокие нравственные качества современных мудрецов. от нас уже далек,

И некому постичь безмолвья бездну [242]Многозначное молчание отшельника, передающего смысл «за пределами слов».!

(из цикла «Дух старины», № 13)

753 г.


Читать далее

Осенний плес… Тоской полна душа

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть