Онлайн чтение книги Любовница на двоих
Глава 14

В который раз поглядев в окно, я увидела, что в машине остались двое — Лев и один из его приятелей, тот, с тупым лицом. Возможно, третий уехал по каким-либо делам, а может, стоит на моей лестничной площадке, рассматривает дверь с ее нехитрыми, но все же довольно массивными замками, чтобы решить, как их взломать.

Я услышала лязганье ключей в двери и замерла. Потом метнулась на кухню, схватила кухонный нож. Если мне сейчас придется кого-то убить, я сделаю это. Я должна защитить своего ребенка, я должна его спасти. Это ничего, что я такая хрупкая, справлюсь! Я притаилась в коридоре.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась». Галина.

— Ты что с ножом-то? Меня, что ли, резать собралась? — прошептала она, глядя на меня испуганными глазами.

— Я бы тебя не только зарезала, но и застрелила, — проговорила я, едва не плача.

— За что это?

— Где ты трое суток пропадала?

— Я не пропадала, я ездила в Луизиану.

— Куда?!

— В Луизиану. Это, между прочим, не близко. На самолете нужно лететь.

— И какого черта ты туда летала?

— Деньги добывала, да и документы тоже.

— А меня не могла предупредить?

— Времени было в обрез. Да убери ты нож, ей-богу! — тяжело привалилась к стене.

— Ты что, приросла? Стоишь как чужая. Заходи, — прикрикнула я на нее. — Скажи, это ты меня сдала? — спросила я и, затаив дыхание, с ужасом ждала ответа.

— Кому?! — явно опешила Галина.

— Льву и его товарищам.

— Как ты могла такое подумать?! — задыхаясь, проговорила Галина и даже изменилась в лице.

— Тогда какого черта ты бросила меня на трое суток одну? У меня кончилось детское питание, мне нечем кормить ребенка!

— Не кричи. Дина проснется.

— В том-то и дело, что я не знаю, что буду делать, если она проснется. У меня нет ни грамма смеси.

— А почему ты не кормишь грудью?

— У меня молоко перегорело.

— Нервничать меньше надо.

— Хорошенький совет! Ты хоть понимаешь, что, пока ты летала в эту свою Луизиану, мы могли сдохнуть с голода! Если бы ты вернулась чуть позже, обнаружила бы в квартире два трупа!

— Ольга, прекрати. Ты несешь ерунду. Я же о тебе заботилась, да и о малышке тоже. У меня никого нет ближе вас. Вы мне как родные. Да пусть меня лучше убьют, чем я сделаю тебе плохо. Тебе или маленькой Динке.

— Тогда откуда братки узнали о том, что я сижу в этой квартире?!

— Какие еще братки?

— Лев с товарищами. Они дежурят там, внизу. — Я перевела дыхание. — Ты что, и вправду не знаешь, о чем идет речь?

— Не знаю.

— У подъезда дежурят братки. Можешь посмотреть на них в окно. Правда, их было трое, а сейчас стало двое! Там никто на лестничной площадке не дежурил?

— Нет.

— Значит, один куда-то свалил.

— Я Ь не знала, что тут кто-то дежурит»

— Получается, что ты вошла в подъезд совершенно спокойно.

— Получается так.

— Значит, они не знают тебя в лицо.

Галина устало кивнула головой.

— Но ведь когда я раскапывала стукачку, ты вырубила Льва.

— И что?

— Он же мог тебя видеть.

— Но ведь я напала на него сзади, и он сразу потерял сознание.

Я потерла виски и пожала плечами.

— Странно как-то получается. Братки тебя в лицо не знают, а твою квартиру знают. Лев меня даже по имени назвал.

— Ольга, к чему ты клонишь? — сухо спросила Галина и отошла наконец от стены. — Я только сейчас узнала о том, что за квартирой следят. Спокойно зашла в подъезд, и никто меня не остановил. Получается, что тебя как-то выследили.

— Как, если я, кроме балкона, никуда не выходила?!

— Нужно подумать.

Галина нахмурилась и посмотрела на пустую бутылку, в обнимку с которой я сидела совсем недавно.

— А ты, я смотрю, времени даром не теряла, — холодно заметила она. — Виски уговорила.

— Ты не хуже меня знаешь, что, когда на душе гадко, самое лучшее — напиться.

— Что ты и сделала.

— Что я и сделала. Галина подошла к окну.

— Эта машина?

Я заметила на лице Галины горькое разочарование и усердно закивала.

— Эта.

— А кто в ней?

— Ну, Льва ты, наверно, узнала.»

— Ни хрена я его не узнала. Тогда в лесу темно было.

— Лев, это тот, что сидит за рулем.

— А второй?

— Второго я раньше никогда не видела.

— И давно они тут торчат?

— С ночи. Они в дверь звонили. Требовали открыть.

— А ты?

— А я что, ненормальная? Конечно, не открыла.

— Прямо мистика какая-то. И как они на твой след напали? Ты Веронике не говорила, где я живу?

— Нет. А как я могла ей сказать, если я у тебя никогда раньше не была?! Я здесь вообще не ориентируюсь.

— Чудеса какие-то все время… Похоронили домработницу, а когда раскопали — никого не нашли. Тут и в самом деле можно вдариться в мистику и поверить, что старуха ожила и поковыляла подальше от своей могилы. Потом этот застреленный браток в мотеле… Кто его застрелил, кому это понадобилось? И эта черная месса… Для полного счастья не хватало только этих, следящих за домом.

Мы долго сидели молча. Наконец я не выдержала:

— Ну и что принесла твоя поездка в эту, как ее?

— В Луизиану?

— Точно. В нее самую.

Галина полезла в карман и извлекла из него билет и разрешение на вылет в Москву.

Я с трудом сдержала себя, чтобы не разрыдаться. За эти трое суток я окончательно потеряла надежду на то, что смогу вернуться на родину. Такую любимую, такую желанную, единственную и неповторимую… Наверно, по возвращении домой моя жизнь в корне изменится и уже ничто не сможет вызвать моего раздражения или негодования… Ничто, даже реклама по телевизору, от которой я приходила в ярость, плевалась и ругалась. Особенно когда шел какой-нибудь интересный фильм, а реклама прерывала его через каждые пять минут. Меня учили чистить зубы определенной пастой, сутками жевать жвачку, правильно кормить кошку и пользоваться женскими прокладками с крылышками, употреблять бульонные кубики, которые на самом-то деле вызывали изжогу, мыть волосы шампунем от перхоти… Мне хотелось запустить в телевизор чем-нибудь тяжеленьким. Я обязательно посмотрю свою любимую «Санта-Барбару», которая идет уже черт знает сколько лет, заменяя постаревших актеров более молодыми и уже не такими амбициозными. За время показа сериала из жизни ушло немалое количество зрителей, так и не узнавших финала изрядно подзатянувшейся истории.

— Ты рада? — перебила мои мысли Галина.

— Чему?

— Ну тому, что я для тебя сделала. Мне было очень нелегко достать этот билет на Москву.

— А когда вылет?

— Сегодня вечером.

— Сегодня вечером? — не поверила я своим ушам.

— Совершенно верно.

— Господи, так быстро! Ну, Галина, ну ты даешь… А где ты взяла деньги?

— Да какое это имеет значение? Я дам тебе с собой тысячу долларов. Это на первое время. Не можешь же ты вернуться без денег. Буквально через пару недель прилечу я. Мне необходимо закончить лечение.

Ты хочешь сказать, что сегодня вечером я полечу в Москву? — Полетишь.

— Не верится даже!

— Что ж не верится, если билет на руках Летишь на Боинге, — деловым тоном сказала Галина, — со всеми удобствами. Скоро забудешь свою поездку в Штаты, как страшный сон. Хотя то, что ты пережила, даже во сне не приснится. Такое и выдумать невозможно.

Пока Галя говорила, я изучала билет. Дочитав до конца, я вдруг почувствовала, как сильно у меня прокололо сердце.

— Что ты, дуреха, так побледнела?! — спросила Галя. — Радоваться нужно!

— Радоваться?!

— Конечно. Не плакать же. Кончились твои мучения. Ты же домой едешь, на родину, понимаешь, на родину!!!

— Понимаю… — Мне показалось, что еще немного и я просто потеряю сознание. — Что тут непонятного.

— Тогда в чем дело?

— В чем дело? — повторила я ее вопрос.

— Ну, говори.

— Мне не все понятно.

— Говори, а я объясню.

Я смотрела на Галину в упор и видела, что она прекрасно понимает, что я имею в виду.

— Галя, но ведь билет выписан на мое имя.

— А что, ошибка произошла? Может, отчество неправильно написали?

— Да нет. С отчеством как раз полный порядок. Я же сказала, что билет выписан на меня… одну.

— Ну и что дальше?

— Тут про ребенка ничего не сказано.»

— А, про ребенка…

— Ему должны были сделать отдельный билет или вписать его ко мне.

Галина пригладила волосы и повела плечами. Ее лицо побагровело. По всей вероятности, она не нашлась, что сказать.

— Галя, билет на меня одну. Мне нужны документы на ребенка. Ты же знаешь, что я никогда в жизни не оставлю своего ребенка здесь и не полечу одна.

— Но ведь ты же хотела на родину?

— Хотела. Но только с ребенком. — Я пристально посмотрела на Галину и произнесла голосом, полным презрения: — Галя, неужели ты сука?

— Что?

— Ты самая настоящая сука. Каких свет не видывал!

В Галининых глазах промелькнула паника. Не удержавшись, я отвесила ей пощечину и, сунув билет ей в карман, прошипела, словно змея:

— Лети сама в свою Москву, дура переделанная. А может, дурак. Я и сама не знаю, какого ты пола. Ни Он, ни Она. Наверное, Она Точно, ты среднего рода. И как я сразу не догадалась! Тебе не пол менять надо было, а мозги. У тебя же с головой не в порядке. Непонятно как только тебя из дурдома выпустили! Короче, я беру свою дочь и иду в Российское посольство. Я думаю, меня обязательно поймут и отправят на родину. Я знаю, что ты меня сдала, что ты с ними заодно. Только они мне за ребенка десятку обещали, а ты даешь штуку. Девять тысяч прикарманила, чтобы пол поменять, а может, чтобы пришить какой-нибудь хвост и ослиную голову?! Только знай, мне вообще никаких денег не нужно. Мне нужен мой ребенок. И скажи своим товарищам, если со мной что-то случится, их за это накажет Бог. Он все видит и обязательно наказывает таких скотов, как Лев и его дружки. А ты, сука продажная, ко мне близко не подходи! Я ничего не боюсь. Ни тебя, ни твоего пистолета. Так что член себе можешь не пришивать. Такой мутант, как ты, мне не нужен ни в каком виде. Мне вообще никто не нужен, кроме моей дочери!

Галина вздрогнула. Лицо ее было мрачнее тучи.

— Я знаю, как я сделаю деньги: если я доберусь домой, я возьму свою малютку и пойду по всем газетам, чтобы люди узнали об участи так называемых биологических матерей и их детей. Я все обойду. И газеты, и телевидение. Такой шухер наведу, можешь не сомневаться! А наше телевидение передаст материал телевидению США. Это же будет сенсация, скандал. Ох, какой же будет скандал! Ведь всем этим бизнесом правит мафия! Самая настоящая мафия! Уверена, что эта мафия торгует не только детьми, но и наркотиками и оружием. Они ставят нас, оступившихся, в безвыходное положение, в самые страшные условия. Ведь мы словно подопытные кролики. У нас нет ни денег, ни документов. Многие из нас не знают английского. В чужой стране нас не ждет ничего хорошего, потому что даже те, кого мы принимаем за своих друзей, в результате оказываются недругами. Я и до Владимира Познера дойду. Я из телеведущих только ему доверяю. Мне кажется, он честный и очень даже порядочный. Я уверена, этим займутся спецслужбы и тогда кое-кому несдобровать.

— Дура ты. Сама не знаешь, что говоришь, — тяжело вздохнула Галина. — Во-первых, я тебе сразу скажу, что никто и никогда мафию не пересажает. Это же годами налаженный бизнес. Как может государство приструнить мафию, если оно само мафия? А во-вторых, я тебя не предавала и никогда не предам. Зря ты на меня столько грязи вылила. Не заслуженно это.

— Тогда почему билет выписан только на меня одну? — спросила я холодным голосом. — Почему у меня кет никаких документов на Динку?

— Потому что документы на твоего ребенка будут готовы не раньше, чем через две недели. Ты хоть понимаешь, как это сложно?

— Понимаю. Тогда я останусь в Штатах вместе со своей дочерью еще на две недели, пока не будут готовы документы.

— Но это очень опасно. Ты даже не представляешь, как это опасно.

— А ты можешь себе представить, что я полечу одна?

Понимаешь, ты должна мне довериться, — возбужденно заговорила Галина. — У нас нет другого выхода. Если между нами не будет доверия, тогда вообще мы не выберемся из этой ситуации. Я хотела тебе все объяснить с самого начала, но ты даже не дала мне раскрыть рта. Ты летишь первая. А в это время я сделаю документы на твоего ребенка, улажу кое-какие свои дела и вылечу следом. Ты встретишь нас в аэропорту. Я договорился с одной милой, пожилой эмигранткой о том, что эти две недели девочка поживет у нее. Она живет тут, в пригороде. Это очень хорошая и чистоплотная женщина. Она будет следить за твоей дочерью. Ты можешь в этом не сомневаться. Я покачала головой:

— А почему я должна тебе верить?

— Потому что у тебя нет другого выхода, — глухо ответила Галина.

Я бросила взгляд на часы. Моя дочурка может скоро проснуться, она обязательно захочет есть. Что же мне делать? Я пыталась понять, осталась ли у меня хоть капля доверия к моей так называемой подруге. Хоть малая капелька… Возможно, она блефует и медленно, но верно копает могилу не только мне, но и моей дочери. А может, я ошибаюсь, сама себя накручиваю. И все же она была слишком утомлена и слишком растеряна.

Галина растерянно смотрела на меня своими большими усталыми глазами, в которых еще теплилась надежда, что я смогу ей поверить. Она догадалась, о чем я думаю, и произнесла уже более спокойным голосом:

— Если ты считаешь, что я пошла на сделку с твоими врагами, то ты ошибаешься. Я говорю тебе правду. Я и в самом деле не знаю, как они вычислили этот адрес. Я знаю, это довольно сложно, но ты должна приложить все усилия, чтобы мне поверить.

Я выдержала паузу и заговорила вновь:

— Хорошо, допустим, я тебе поверила. Но как мы пройдем мимо их машины с грудным ребенком на руках?

— Можно пройти через чердак и выйти из другого подъезда. Ольга, мы должны делать все быстро. Осталось не так много времени до отлета твоего самолета. Женщина, которая будет заботиться о ребенке эти две недели, уже ждет. Возьми листок бумаги и напиши адрес, по которому я должна привезти девочку.

— Какой адрес? — в забытьи спросила я.

— Ну твой, российский.

— Ах, российский…

Перед моими глазами все поплыло, но я взяла себя в руки и на тетрадном листке и непроизвольно написала давно заученный адрес: «Город Москва. Улица Академика Скрябина.

Галина прочитала и внимательно посмотрела на меня:

— Это чей адрес?

— Папки.

— Какого папки?

Нашего. Не могла же Динка появиться на свет от воздуха. У нас есть папка. Он живет на улице Академика Скрябина.

— А ты уверена, что он там живет?

— Не совсем. Может, его убили. Может, его уже нет в живых…

— Он у вас бандит, что ли? С чего его могут убить? Чем он занимается?

— Не знаю, — произнесла я обреченно.

— Как это не знаешь?

— Не знаю и все.

— Хорошенькое дело! Не знаешь, от кого рожаешь!

— Я от него не рожала. Он наш названый папка.

— Я тоже могу быть вашим названым папкой, — ревниво сказала Галина.

— Папка у нас один, — отрезала я. — Господи, я ведь ничего про него не знаю. Ничего Может, его и в самом деле в живых нет. Мы бы с Динкой хоть к нему на могилу сходили.

— Ты напиши еще какой-нибудь адрес. А то мне кажется, что этот адрес какой-то неопределенный.

— Неопределенный? Да, конечно…

Я выхватила у Галины листок и написала подмосковный адрес своей матери.

— Вот тут моя мама живет.

— Она знает, что ты уехала в Америку продавать своего ребенка?

— Знает.

— И как она на это отреагировала?

— А как она могла отреагировать? Плохо, конечно. Что было делать? Наш поселок вообще вымирает. У нас все предприятия позакрывали, люди заработную плату годами не видят. Здоровые мужики спиваются оттого, что не могут прокормить свои семьи. Дети шоколадку только по великим праздникам получают, а баночка с пепси-колой им во сне снится… Каждый второй ребенок недоразвит или болеет. Что могла сказать моя мать?! Она с утра до ночи пашет, а в день рождения даже торт не может себе позволить купить. Молодежь вся наркоманит, потому что ею никто заниматься не хочет. Учиться смысла нет, все равно работы потом не найдешь.

Галина взяла меня за руку и улыбнулась сквозь слезы:

— Извини. Если ваш папка погиб, я обязательно помогу поставить ребенка на ноги. Ведь вы же мне родные. И ты, Динка. Слышишь?! У меня в Москве есть квартира, да и деньги будут.

Проснулась малышка и потребовала есть. Мы с Галиной тупо уставились друг на друга.

— У нас ничего нет, — сказала я и тихонько всхлипнула.

— Попробуй что-нибудь выцедить из груди.

— Да пусто там!

— Но ты попробуй.

Я взяла малышку на руки и надавила на свою грудь. Из посиневшего соска не появилось ни капли. Динуля нервничала и больно кусала сосок своими деснами.

— Нет молока, — обреченно пробормотала я. — Сделай хотя бы кипяченой воды.

Галина бросилась на кухню и налила бутылочку теплой кипяченой воды. Взяв бутылочку, я сунула ее Динульке в рот и зашептала:

— Пей, доченька. Попей, — и с мольбой посмотрела на Галину.

— Надо что-то делать. Она же не может наесться водой.

— У нас только один выход, о котором ты знаешь, — сказала она.

Я поняла, что у меня в самом деле нет другого выхода.