Онлайн чтение книги Лизочкино счастье
ГЛАВА XX. История одного торта

Приближалось 15-ое декабря—день рожденья Анны Петровны Сатиной, который она справляла ежегодно с большой торжественностью. В этот день дети были свободны. Детские спектакли давались только два раза в неделю, а остальные дни посвящались репетициям новых пьес, учению ролей, школьным занятиям с Анной Петровной и урокам пения и танцев, для которых ходил особый учитель.

15-го уроков не было. Даже урок танцев перенесли на 16-ое, чтобы дети могли как следует отпраздновать семейный праздник их начальства.

С утра в кружке Сатина поднялось оживление и суматоха. Все члены маленькой труппы пожертвовали кто сколько мог из своего жалованья и поднесли на сложившуюся немалую сумму чудесный торт начальнице.

Даже Лиза, у которой не накопилось еще пока заработанных денег, отделила немного от суммы, данной ей губернатором, и внесла в общую складчину свою долю. Остальные деньги она отослала по почте в больницу, на имя своей матери, при помощи хромого Володи, готового всегда на всякие услуги.

Торт оказался великолепным. Даже всегда строгая и хмурая директорша, увидя внимание к себе своей труппы, просияла.

Детей угостили чудесным обедом, ради торжественного дня, и напоили шоколадом. Потом Анна Петровна Сатина разделила торт по числу детей и дала по большому ломтю каждому из них.

— Если б нас каждый день так кормили! — мечтательно произнес Мишук, ужасный сластена, в одну минуту уничтожая свою порцию.

— Вот чего захотел, — пошутил Ника, — тогда бы поминутно приходилось бегать в аптеку, потому что Павлик, конечно, наелся бы до отвалу и у него был бы вечно расстроенный желудок.

Но на этот раз Павлик, однако, удивил всех своим воздержанием. Он громко заявил, что не будет есть торта, так как наугощался в достаточной мере всякими другими лакомствами, и что оставит свою порцию на следующий день. С этими словами он взял тарелку со своим куском торта и отнес ее в спальню, где и поставил на ночной столик у своей постели.

Весь вечер дети играли в разные игры. Даже Мэри, ходившая последнее время надутая и сердитая, как будто немного развеселилась. Правда, она тщательно избегала смотреть на Лизу и как бы не замечала её. Когда, во время игры в фанты, Лиза нечаянно коснулась Мэри, девочка отдернула от неё пальцы, словно ужаленная этим прикосновением, и потом долго терла руку носовым платком, точно на ней остались какие-нибудь следы от руки Лизы.

— Как тебе не стыдно, Мэри, — покачала головой серьезная не по летам Роза — ты этим обижаешь Эльзу.

— А разве ваша хваленая Эльза не оскорбила меня и не обидела в тысячу раз сильнее? — рассердилась Мэри.

— Чем, чем, скажи? — вмешалась в разговор Марианна, всегда готовая вступиться за свою названную сестру.

— Чем, чем! — передразнивала ее Мэри. — Отстань хоть ты-то, пожалуйста, от меня! Все вы ужасно глупы, потому что носитесь с вашей Эльзой, как с писаной торбой. А вот увидите, она еще покажет себя…

Лизе было и горько, и неприятно слышать Мэри. Она уже готовилась было подойти к говорившим и по своему доброму сердечку, не терпевшему раздора, уверить Мэри, что она совсем напрасно сердится на нее.

Но в ту минуту, когда Лиза двинулась было но направлению трех говоривших девочек, в класс вошел Павел Иванович, держа высоко над головою беленький конвертик и весело размахивая им.

— Кому-то радость! Кому-то счастье! — лукаво подмигивая Лизе, произнес он.

— Письмо мне? — боясь поверить, воскликнула девочка. — О, дайте мне его скорее, Павел Иванович!

И всегда робкая и застенчивая даже с таким добродушным человеком, каким был её начальник, Лиза на этот раз обрадовалась и взволновалась настолько, что чуть ли не вырвала из его рук письма.

— Ой, ой, руку чуть не оторвала, вот вам и тихоня! — воскликнул со смехом директор. — Ай да Эльза! Ай да овечка!

Но Лиза уже ничего не слышала. Прижимая к груди драгоценное письмо, она бросилась с ним в спальню и тут только, взобравшись на свою постельку, где столько раз молилась Богу о том, чтобы получить хоть весточку от мамы, распечатала конверт и принялась читать.

«Милая моя, родная Лизочка! — писала мама.  — Вот уже третий день, как я выписалась из больницы и, благодаря доброте старшего доктора, который оказал тебе однажды услугу, я сразу попала на место. Николай Николаевич Ворский (так зовут моего благодетеля) предложил мне место у себя. Я должна шить на его маленькую дочь Зою и ухаживать за нею. Она, бедняжка, калека: у неё паралич ног и никогда, никогда она не будет в состоянии ходить и бегать, как другие дети. Я вожу ее по комнатам в маленькой колясочке. Бедная малютка сразу привязалась ко мне и мы стали с нею большими друзьями. Часто я говорю с нею о тебе, моя деточка, и она уже заочно тебя полюбила. Твое письмо, дорогая моя крошка, со вложением денег, подаренных тебе добрым губернатором, я получила. Спасибо тебе, моя Лиза. Этот подарок еще раз доказывает мне, как ты любишь меня, моя дочурка. Я спрятала эти деньги… Они послужат началом наших сбережений для будущей совместной жизни. Если б ты знала, деточка, как я мечтаю об этом.

Радуюсь за тебя, что тебя окружают добрые, хорошие люди, которые так заботятся о тебе. Я молюсь за них ежедневно Богу. Порадовалась я и твоему успеху. Только, ради Бога, моя дорогая детка, не придавай ему значения и не гордись дарованием, данным тебе Богом. Лучше не иметь никаких талантов да быть доброй, чуткой, сердечной девочкой.

Я ужасно боюсь, чтобы постоянные похвалы окружающих не избаловали тебя. Оставайся такой, какою ты была до сих пор у меня. Молись почаще Богу, Лиза моя, помни, что в Нем вся твоя защита и надежда.

Ну, Христос с тобою. Целую тебя несчетное число раз, моя крошка. Зоя зовет меня. Пора кончать.

Твоя мама».

«Р. S. Зоя, узнав, что я пишу тебе, посылает тебе поклон и поцелуй. Она очень милая девочка».

Несколько раз подряд прочитала Лиза дорогое письмецо. Она не замечала, как слезы тихо текли по её щекам и капали на мелко исписанные странички письма. Не замечала она и того, что происходило вокруг неё. А между тем она была не одна.

Занятая чтением своего письма, Лиза и не слышала, как в спальню вошла Мэри и, убедившись, что Лиза погружена в свое занятие, стала бесшумно красться к постели Павлика, подле которой на ночном столике находилась тарелка с тортом. Преспокойно взяв торт с тарелки, Мэри так же бесшумно удалилась из спальни, как и вошла.

Съесть торт до последней крошки в самом дальнем углу коридора, тщательно обтереть рот и руки и как ни в чем не бывало присоединиться к играющим детям—было для Мэри делом нескольких минут. Никакое раскаяние не мучило ее, казалось. Напротив того, в этот вечер она была гораздо веселее и добрее обыкновенного. Ни разу не раздразнила Вали, не повздорила с Витей, с которым они постоянно ссорились из-за всякого пустяка, и даже выучила Павлика делать петушков из бумаги, чем сразу подкупила не помнящего зла мальчика.

— Что это с Мэри? — удивлялись дети, — точно кто подменил ее нам.

— Она стала премилая. И знаешь, даже не щиплется больше, — радостно проговорила малютка Валя на ушко своему другу Павлику.

И, глядя на Мэри, они даже раскаивались в том, что считали ее такой злой, а иной раз и обижали ее несправедливо, подозревая одно только дурное во всех её поступках.