Глава 19

Онлайн чтение книги M&D
Глава 19

Имоджин отчетливо помнила тот день, хотя день был самый обычный. Она выключила будильник, встала с постели, надела халат и пошла в ванную. Открыла кран, выдавила зубную пасту на щетку, почистила зубы. Включила чайник, сделала два бутерброда – с колбасой и сыром. Выпила кофе. Позавтракав, накрасила ресницы, сняла халат, надела джинсы, свитер, кроссовки и куртку, вышла из дома. Проговаривала про себя всё, что делала, – нужно было сосредоточиться на самых простых вещах, чтобы не думать о нём. И о том, что он уехал, и, возможно, никогда не приедет.

Что же в нём было такого, о чём никак не забыть? И что это, в конце концов, такое?! Любовь? Тогда, как говорил Andrew, другой вопрос начинается: что такое любовь? Когда ей было 16, она могла ответить на этот вопрос. В 20 могла дать развёрнутый ответ. А сейчас 25-летняя Имоджин не может объяснить лексическое значение этого слова, так же, как не может понять, чем так пленил её парень, с которым она встречалась каких-то десять дней. В чем причина любовной горячки – в его неосознанно-порочном обаянии?

«Лучше б мы не переписывались и не перезванивались всё это время», – думала она. И тут же одёргивала себя: «Я бы тогда сошла с ума, как все, кто с ним связывается и резко лишается его внимания – синдром отмены».

В тот, первый день без него, она вышла утром из дома, взяла такси, и отправилась в Обуду. Таксиста попросила выключить радио – любая музыка казалась ей саундтреком к воображаемому фильму про неё, – несчастную девушку, которую вчера покинул возлюбленный.

Она решила целый день ничего не есть, и ходить, ходить по городу до изнеможения. Идя мимо Обудской приходской церкви, попыталась представить, как у него проходит это утро. Вот он прилетел из Москвы в свой Волгоград, приехал домой. Выходной день, жена, должно быть, дома. Интересно, займутся ли они любовью сразу, как только он снимет в прихожей верхнюю одежду, или у них это происходит строго в определенное время суток, и строго в определенном месте? Имоджин решила, что так оно и есть – такие, как Андрей, не женятся на девушках, отдающихся в туалетной комнате стриптиз-клуба через полчаса после знакомства.

С ней такое случилось впервые – секс в день знакомства, да еще в таком месте. И ей не пришлось жалеть, что позволила инстинктам взять верх. Да, на первобытной страсти, сексуальном инстинкте и химии серьёзные отношения не построить. Но то, что произошло, было настолько хорошо, что она, по его просьбе записывая на салфетке номер телефона, уже начала бояться влюбиться в незнакомого ей человека. Незнакомый? Но ей с первых минут знакомства казалось, что они очень долго дружат и знают друг друга от и до, и только в самом конце, когда она провожала его в аэропорт, поняла, что ничего-то ей не известно о нём.

«Переживает ли он так, как я, что мы вряд ли когда-нибудь встретимся? – об этом она подумала, оказавшись возле Римского амфитеатра. Внутренний голос ответил, что «…вряд ли, так же, как не вспоминает о других любовных приключениях, которые случались с ним в других командировках. Он ведь часто бывает в командировках, значит…»

Решив, что он не слился в экстазе с женой прямо у порога, она успокоилась. И даже развеселилась, подумав о том, что и ночью у него не будет с женой хотя бы десятой доли того, что было с ней, Имоджин, случайной знакомой.

«Но ведь не в монастыре же он находится!» – вдруг подумала она, завидев издали Монастырь Святой Клары.

«Наверняка поедет в очередную командировку, а уж там…»

От этой мысли ей вдруг стало плохо. Что, если Андрей каким-нибудь чудесным образом наблюдает за ней, видит её, всю такую несчастную?! Посмотрев на небо, сказала громко: «Смотри, как я страдаю – целый день решила не есть!» Вспомнив, что он не понимает по-венгерски, повторила то же самое по-английски. Прохожие удивленно посмотрели на неё.

«Выгляжу, наверное, как идиотка – хожу, что-то выкрикиваю на разных языках, кому-то что-то пытаюсь доказать своими нелепыми жестами. Хватит кукситься!»

Когда проходила мимо Дворца Зичи, стала прокручивать варианты развития отношений, если бы с самого начала решила покрепче привязать к себе этого парня. Чтоб поклялся в любви, попросил руку и сердце – как это делали многие из тех клиентов, которых они с Илоной разводили на Vaci Utca. Чтоб выучил венгерский и переехал к ней в Будапешт, или увёз бы её к себе в Россию. Тогда надо было вести себя по-другому – держать дистанцию, как с теми клиентами.

Вдруг ей показалось, что скульптура «Женщина с зонтиком» ожила и заговорила с ней.

– Соскучилась дама, ясно, без мужика, привыкла к баловству, а тут самые такие годы… А мужик-то какой! Тут всякая заскучает, ещё бы… Чем его теперь удержишь, дала ведь, а? Ясно, теперь ночи без сна, то ли жена родит ему ребенка, и привяжет накрепко к семье, то ли найдет себе лет шестнадцати куклу и…

И Женщина с зонтиком ехидно прибавила:

– Ничего, ничего, скоро помчишься к нему.

– Не твоё дело, – буркнула Имоджин, с неудовольствием взглянув на скульптуру, никогда она ей не нравилась.

На обратном пути она попросила таксиста включить радио. Зря это сделала – как назло зазвучала песня, под которую они с Andrew как-то занимались любовью. Она еле сдержалась, чтоб не расплакаться, поняла, что еще долго не сможет избавиться от его незримого присутствия. Показала ему город, свои любимые места, и теперь кафе и парки, в которых они бывали, дороги, по которым ездили, улицы, по которым ходили, – всё это будет постоянно напоминать ей о нём. Мысли и воспоминания – от них никуда не денешься, потому что они – это она сама.

Вернувшись домой, Имоджин позвонила Илоне, и та сказала, что любит её, и заедет вечером в гости. Ей стало немного лучше. Она легла спать. Проснулась от звонка в домофон. Илона привезла цветы и конфеты и целых два часа стойко выслушивала стенания. Проводив её, Имоджин опять легла спать, выключив будильник и телефон.

* * *

Проснулась только к обеду следующего дня. И сразу ощутила голод, ведь не ела со вчерашнего утра. Это хороший знак, подумала она, и немного подкрепилась: салат, суп, большой кусок курицы, гигантская порция пюре, чай и три пирожных. У неё даже улучшилось настроение, и она решила прогуляться по набережной. Пока гуляла, в голову пришла идея эссе. Имоджин примчалась домой, и села за компьютер. Через два часа появилась таблица, в которую были вписаны имена ухажеров, – только тех, которым была дана отставка, и нанесена какая-нибудь обида. Напротив каждого – описание случая, комментарии, и оценка оскорбления по пятибалльной шкале. Получился длинный, в пятьдесят шесть пунктов, список. И каждый пункт – чьи-то потрепанные нервы, переживания, – от лёгкого недоумения до суицидальных попыток.

Закончив с таблицей, она дважды пробежала глазами то, что получилось, и у неё поднялось настроение. Да, она получила заслуженную кару за то, что кому-то попортила кровь, и её переживания – ничто по сравнению с переживаниями пятидесяти шести достойных молодых людей, угодивших в черный список, которых пользовали для оплаты счетов в ресторане и в качестве шофера. А если сюда присовокупить менее достойных и всех клиентов, которых развели на выпивку…

Ей стало хорошо. Когда переносишь переживания на бумагу, становится легче – это проверенный способ. Можно писать как угодно, хоть без знаков препинания вообще. Ещё есть вариант – рассказывать о своей проблеме как можно большему количеству людей. Когда не носишь проблему в себе, а выбрасываешь в мир, она становится менее значительной. Увы, со счастьем работает то же правило: чем больше о нём говоришь, тем меньше его у тебя остаётся. Имоджин решила ни с кем не делиться своим и без того крохотным счастьем от написанного текста и легла спать, выпив снотворного.

* * *

Третий день без Andrew, – она проснулась в дурном настроении. Перечитала свой вчерашний текст, и он уже её не обрадовал, а показался нелепым. Какая глупость – она, средоточие вселенной, получила наказание за то, что причинила кому-то боль! Разве чужие страдания могут сравниться с её собственными, и как вообще можно сравнивать несравнимое? Даже если бы все обиженные отправились в невольное путешествие на седьмое небо, все равно это бы не стоило и сотой доли того, что ей приходится сейчас испытывать. Она ужасно скучала по Андрею, и решила, что он тоже скучает, и наверное, сегодня ей позвонит. Она мылась. Она ела, раскладывала пасьянс, ходила в магазин за продуктами. Она пыталась читать, смотрела новости, вытирала пыль. Всё это были самые подходящие моменты для того, чтобы он позвонил. Но он не позвонил.

* * *

Первая неделя без него прошла ужасно. Ничего не помогало – ни тренировки, ни новое увлечение – художественная фотография. Ей было наплевать практически на всё. Она стала рассеянной, и толком не могла ни на чём сосредоточиться. Дни без него были пустыми, а ночи – слишком длинными. Почему он не звонит, ведь обещал?! В начале второй недели она решила узнать телефон российского представительства «Эльсинор Фармасьютикалз», позвонить туда, и выяснить координаты волгоградского сотрудника. И даже купила самоучитель по русскому – как ни как, придётся произнести несколько фраз, наверняка ведь что-нибудь спросят. Два дня штудировала, но в итоге решила поговорить по-английски. И вот, когда она, найдя в справочнике телефон венгерского представительства, подняла трубку, собираясь набрать номер, раздался звонок – кто-то звонил на мобильный.

Она чуть не закричала от радости – это был Andrew! Он стал расспрашивать, как дела, как настроение, и она слукавила, ответив, что всё отлично, и зачем-то соврала, что на днях ходила на концерт, где ей было очень весело. Позабыв, про депрессии, держалась бодро, и даже ввернула фразу о том, «…жизнь стала настолько стремительной, что она даже и не успевает подумать обо всём, что видит и слышит». Кажется, он немного приуныл, зачем-то спросил название банка, в котором разменивали деньги. Сказал, что арендовал офис, но ещё не знает, чем будет фирма заниматься, и что первый звонок, который сделал из офиса – это звонок ей. Она хотела сказать, что безумно скучает, но сдержалась, и для беседы выбрала тон немного отстранённый, хоть и дружеский. Обменявшись адресами электронной почты, попрощались.

«Он не звонил, потому что было неоткуда – не будет же звонить из дому, а мобильного у него нет», – решила она. Найдя такое оправдание его молчанию, успокоилась. Теперь они будут переписываться и созваниваться, и, может быть…

Она получала от него примерно одно сообщение в неделю, иногда он писал чаще. В основном Andrew описывал свои дела, высмеивал бестолковых подчиненных, о себе как о руководителе отзывался с иронией, – мол, ввязался в бизнес по какому-то наитию, не представляя до конца, как это будет выглядеть. Имоджин ждала от него слов любви, или хотя бы каких-то теплых фраз – «помнишь, как нам было хорошо, когда…», или «я бы сейчас что-нибудь сделал с тобой…», ну, или что-то в этом духе. Но приходилось довольствоваться бизнес-сводками о каком-то там тендере на шовный материал. Наверное, он всецело поглощен этой своей фирмой, ответственность всё-таки.

Имоджин вела с ним бесконечные мысленные диалоги, в них она выкладывалась полностью, и слышала от него то, что хотела слышать. Как, всё-таки, они мало сказали друг другу! Английский вообще не годится для любовного общения. В нём только два сорта слов, касающихся секса – медицинский и ругательный. А вот арабы имеют огромное количество слов, совершенно непереводимых и относящихся к физическим отношениям между мужчиной и женщиной.

Придающая большое значение общению, правильной речи и словам, с Андреем она впервые ощутила, насколько может быть комфортно простое молчание. Особенно утром, это такое бессловесное душевное тепло. Могут ли что-нибудь значить красивые слова по сравнению с приглушенной нежностью предрассветных поцелуев и объятий?!

Может, в этом дело? С ним приятно просыпаться по утрам, а ведь это очень важно – не многие выдерживают экзамен на доброе утро.

Она вспоминала, скучала, переживала, и только легкий флирт вывел её из этого малахольного состояния. В один из летних дней Имоджин познакомилась с интересным мужчиной по имени Ференц Уэйнрайт, это произошло у входа в купальню Геллерт. Это был плотный коренастый мужчина с повышенной волосатостью на теле – такой классический маскулинный типаж. Возраст – 35, судя по одежде и по машине – довольно обеспеченный. Имоджин сказала, как это интересно получилось с их именами – у него венгерское имя и импортная фамилия, а у неё – наоборот. Он ответил, что его мать – экспат, отец – англичанин, и сам он родился в Англии, а в Венгрию приехал, когда начались реформы. Она рассказала, что у неё почти такая же история, а он предложил привести к одному знаменателю их имена. «Наверное, я выпала из времени, – засмеялась она, – это так сейчас принято шутить – предлагать девушке выйти замуж на пятой минуте знакомства?!»

Они вместе пообедали, а когда, расставаясь, обменялись телефонами, Ференц сказал, что у него всё серьезно, и снова предложил взять его фамилию. «Надо хотя бы повстречаться немного для приличия, – отшутилась она, – ты должен меня долго упрашивать, а я – ломаться и капризничать».

Так они начали играть в эту игру, и очень быстро Имоджин стало ясно, до какой жуткой степени у Ференца это всерьёз. С каким обожанием он смотрел на неё, прямо поедал глазами! Чтобы завладеть ею, он пустил в ход самые тонкие уловки, но она легко от него ускользнула. Конечно, она злилась на Андрея за то, что не приезжает к ней, и не зовет к себе, за его письма, в которых нет ни слова о любви. Она стала злиться и на себя, наивную дуру, всерьёз решившую, что молодой женатый мужчина ради секса поедет за границу. Если ему неинтересно с женой, он может поискать приключения в своем городе, зачем куда-то ехать? Хранить верность виртуальному партнеру – это ли не глупость?!

Но она впервые в жизни решила поступить по правильному, – если вообще что-то в этой жизни можно считать правильным. Начинать новые отношения, не закончив нынешние – это ей казалось неправильным. А отношения с Andrew она считала незаконченными. И в следующем сообщении написала: «Ты посчитал, сколько дней, ночей, часов, ты не притрагивался ко мне, sweetheart?! Я не требую, чтобы ты заботился обо мне, мне нужно обыкновенное человеческое тепло». В ответном письме он пригласил её в Москву, где у него должен был проходить очередной sales-meeting. Ей показалось обидным, что он решил совместить то, что лучше было бы разнести по времени, но другого выбора не было, и она скрепя сердце отправилась за билетами.

Выбирая вещи для поездки, примеряя одно, другое, третье, она поймала себя на мысли, что ей перестало нравиться собственное отражение в зеркале. Боже, она перестала заботиться не только о ясных мыслях, но и о цвете лица и красивой фигуре! Ни в коем случае sweetheart не должен в ней найти горестную перемену. Что может быть смешнее бледно-желтого лица, дрожащих рук и подгибающихся колен?! Разве с таким омерзительным видом можно рассчитывать на любовь? Какой глупец мог сказать, будто женщина, как вино, с годами становится изысканнее, лучше, красивее? Чушь! Рекламный трюк увядающих манекенщиц, старых вешалок! Конечно, Имоджин не такая старая, ей нет еще и тридцати, зато – уже далеко не шестнадцать. И пора прибегнуть к некоторым специальным средствам.

И она решительно отправилась в spa-салон – улучшить кожу, укрепить волосы, пройти курс массажа и оздоровительных водных процедур. Пусть Andrew увидит сверкающую улыбку на её свеженьком личике, оценит гладкую бархатистую кожу, плоский животик… и так далее… крепкие тылы… Своим появлением Имоджин напомнит ему, что не все на свете розы увяли, и что самый обольстительный цветок – это она!


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Глава 19

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть