Онлайн чтение книги Матиуш на необитаемом острове
24

Матиуш не разговаривал со стражниками только потому, что не знал, как с ними говорить. Он хотел бы, чтобы между ними было так, как когда-то у него с Фелеком, только не хотел разрешать им обращаться к нему на «ты». Ведь тогда он был настоящий король, и это было возможно. Хотя, пожалуй, и тогда это было неправильно. Говорить им «вы» Матиуш тоже не хотел. Поэтому он был в затруднении.

Но однажды он встретился случайно с самым спокойным и приличным из них. Он так же, как Матиуш, часто ходил на берег моря, и не за тем, чтобы ловить рыбу, а просто так, посидеть. И когда он видел Матиуша, сразу уходил: наверное, не хотел ему мешать.

Они встретились неожиданно, почти столкнувшись на узкой тропинке.

— Здравствуйте, — сказал Матиуш.

— Здравствуйте.

— Хорошо в лесу.

— И тихо.

— Раньше на всем острове было тихо. Только теперь не так стало. А вы любите тишину?

— Люблю.

— Почему же у вас так шумно?

Вопрос, по-видимому, был неприятный. Он не ответил. Не хотел оговаривать товарищей.

— Как вас зовут?

— Стефан.

— Моего отца звали Стефан.

— Я знаю, я учил историю.

Слово за слово, Матиуш узнал о многих вещах.

Родители Стефана были бедны. Отец его лишился работы, поэтому Стефан поехал на остров, чтобы помочь семье, тяжелую работу он делать не может, у него больное сердце. Все жалование он отсылает отцу.

— Скучаете?

— Немного. Да что делать? Скучай не скучай, а приходится здесь жить.

— Ну, а другие?

— Про других не знаю. Один сирота, был в военном оркестре. Другой сын портного, в семье девятеро маленьких детей, бедность большая. Третий из деревни, хотел учиться, приехал в город, но не мог устроиться. Одного парнишку отчим прогнал из дома. Про других не знаю.

Не знает или говорить не хочет. «Разные люди есть на свете», — подумал Матиуш. И вдруг:

— Послушайте, Стефан, вы курите?

— Не курю.

— А дым вам не мешает, когда они курят?

— Мешает немного… — Стефан закашлял.

— Слушайте, вы можете спать у меня.

— Благодарю, ваше величество, только не стоит…

— Почему?

— Ребята будут дразнить.

— За что?

— Скажут, заискивает, подлизывается…

— Кто скажет? Все?

— Не все, но скажут.

— Ну и пусть говорят.

— Да нет, неприятно… Благодарю, ваше величество.

И он уже хотел уйти. Матиушу стало грустно.

— Почему вы уходите?

— Так. Увидят, станут дразнить.

— А теперь не дразнят?

— А за что меня дразнить? — почти с гневом сказал Стефан.

И ушел.

Матиуш огорчился, ему было жаль этого юношу. Что делать?

Домой возвращаться ему не хотелось, в лесу было тоскливо, а у моря теперь все время кто-нибудь шатается.

— Поеду к Але, — решил Матиуш.

Он пошел на берег, хотел сесть в лодку и увидел, что в ней нет весел. Матиуш отправился в комендатуру.

— Пропали весла.

— Сейчас найдутся, — сказал ротмистр. — Позвать ко мне стражу.

— Что вы хотите делать, господин ротмистр?

— Бить морду!

— Я не позволю!

— Тогда не будет весел.

Понурый, сгорбленный, пошел Матиуш домой.

— Ваше величество, одно весло я нашел, вон там, в кустах, — говорит Филипп.

— А другое?

— Другого нет. Но я спрошу у ребят, может, найду.

— Послушай, Филипп, это, наверно, ты взял весла.

— Я? — изумился Филипп, — Я? Клянусь Богом, не сойти мне с этого места, уверяю ваше королевское величество…

Но чем больше он уверял, тем больше Матиуш убеждался, что это именно он.

А тот ходит, бегает, будто бы расспрашивает. А вечером Матиуш услышал, как он рычал в соседней комнате:

— Это ты, Стефан! Погоди, ворюга, ты воруешь, а я должен страдать! Подозревают-то меня!

Матиуш прислушался, ждал, что ответит Стефан. Но тот молчал.

На следующий день пропала лодка. Оборвалась цепь. Лодку унесло в море. Наверно, ждут Але и Аля… Нет, не приедет Матиуш. Не приедет ни сегодня, ни завтра. Он вернулся в комнату, приготовил походный мешок. Еще сходит на гору, попрощается, а ночью в путь. Будь что будет.

Идет Матиуш на свою гору, но чувствует какую-то тревогу. Может быть, опять случилось что-нибудь плохое? Идет быстро, как будто хочет чему-то помешать или защитить кого-то… Что это? Он застиг на месте преступления Филиппа — он топтал кладбище Матиуша.

И тут вдруг случилось что-то, чего Матиуш сам не мог бы объяснить. В голове у него помутилось, в глазах потемнело. Кулаки сжались. Он замахнулся. Филипп поймал руку Матиуша. Но Матиуш был очень сильный. Он был взбешен и хотел драться. Несколько раз Филиппу удалось оттолкнуть Матиуша, но Матиуш схватил Филиппа за куртку и ударил так, что у того перехватило дыхание. Филипп наклонился, снова поймал руку Матиуша. Матиуш замешкался и тут получил первый удар. Теперь у Матиуша было право драться по-настоящему — до сих пор его останавливало то, что Филипп только защищался. Он прыгнул, но неудачно, отступил на шаг и вдруг всей тяжестью обрушился на врага. Филипп нагнулся, Матиуш ударил его в лицо, потом два раза в голову, сам получил несколько ударов, обхватил руками шею противника, бил его головой, пинал… Снова два раза ударил, получил два удара в грудь… Еще ударил, на этот раз в нос… И на растоптанное кладбище Матиуша брызнула кровь. Опомнились.

— На, — Матиуш протянул носовой платок.

Распухшее лицо Филиппа было спокойно. Весело улыбаясь, он покачал головой.

— Не думал, что короли умеют так драться…

Матиуш понимал, что это только вступление к длинному разговору, и ждал.

— Ну, раз так, все скажу. Все, как есть. Ну вот, — дым пускал я, часы нарочно испортил тоже я. Я же и мух — целую горсть — бросил в суп, и лодку с веслами я украл. Мстил, издевался, потому что и надо мной издевались.

Филипп был отдан за кражу в исправительный дом, когда ему было десять лет. Плохо ему там было. Морили голодом, били. Все били, — и надзиратель, и стражник, и мастер, и староста группы. Кто был посильнее, велел себе прислуживать, мог бесчинствовать и сваливать вину на слабых, отнимал у них хлеб и сахар. Там он научился играть в карты, курить, сквернословить. Там научился мстить, тайком делать гадости, выкручиваться и оговаривать других.

— А что я сделал тебе плохого? — спросил Матиуш. — Почему ты мне вредишь?

— Сам не знаю. Меня злило, что один — король, а другой — вор. Хотел проверить, правда ли, что короли добрые, или это врут. Думаю, пускай король пожалуется ротмистру, чтобы нас высекли.

— Всех, и тебя тоже?

— Ну да, и меня. Большое дело. Это только с непривычки неприятно, а как привыкнешь, ничего.

— Послушай, Филипп, ты не сердишься, что я тебя бил?

— Да что это за битьё! Только в нос не надо бить.

— Я не знал.

— Понятно. Драка — непростое дело. Надо бить больно, но чтобы не было ни крови, ни синяков.

— Послушай, Филипп, у меня к тебе просьба, не трогай ты Стефана.

— А пускай защищается. Почему он такой растяпа? Его тронешь, а он сдачи не дает… это и злит.

— Он больной, кашляет.

— Ну и что? Говорить ведь может? Пусть словами защищается. А то получается, будто он гордый. Будто не хочет иметь со мной дела.

— А если он не умеет?

— Пускай научится.

— А если не хочет?

— Пусть не будет таким упрямым.

— Значит, ты не можешь обещать, что не будешь его трогать?

— А, ладно! Очень мне надо…

Они подали друг другу руки.

— Помни…