Глава четвертая

Онлайн чтение книги Полночный прилив Midnight Tides
Глава четвертая

Есть приливы под каждым приливом,

И морская поверхность

Не держит вес.

Поговорка тисте эдур

Нереки считали тисте эдур потомками демонов. В крови у них пепел, пятнающий кожу, а в глазах можно увидеть старость мира, угасание солнца и грубую кожу самой ночи.

Когда воин хиротов по имени Бинадас подошел к нерекам, они запричитали, принялись колотить себя по лицу и груди и повалились на колени.

Бурук Бледный подскочил к ним и начал осыпать проклятиями, но нереки словно оглохли. В конце концов торговец повернулся к Сэрен Педак и Халлу Беддикту и захохотал.

Халл нахмурился.

– Это пройдет, Бурук.

– Правда? А весь мир – тоже пройдет? Как смертельный ветер, уносящий наши жизни, словно пыль? Только чтобы застыть, мертво и бессмысленно – и унять весь это безумный галоп, лишенный смысла? Ха! Надо было нанимать фараэдов!

Сэрен Педак внимательно смотрела на приближающегося тисте эдур. Охотник. Убийца. Видимо, из тех, кто умеет подолгу молчать. Бинадаса вполне можно представить у костра в глуши рядом с Халлом Беддиктом. За весь вечер, ночь и следующее утро они обменяются лишь полудюжиной слов. Что лишь скрепит, подозревала Сэрен, бездонную дружбу. Эта мужская загадка всегда сложна для женщин. Когда молчание соединяет пути. Когда несколько незначительных слов связывают души невыразимым пониманием. Эти связи она чувствовала, даже видела сама, но всегда оставалась вовне. Озадаченная, расстроенная и почти неверящая.

Связь между женщинами строится словами. Жесты, выражение лица – все помогает соткать гобелен, который, как ясно любой женщине, может быть порван только одним способом – злобным усилием. Дружба между женщинами знает лишь одного врага – злобу.

Поэтому чем больше слов, тем крепче ткань дружбы.

Сэрен Педак большую часть жизни прожила в обществе мужчин, и теперь, появляясь изредка в своем доме в Летерасе, она ловила на себе тяжелые взгляды знакомых женщин. Как будто ее выбор ставил под сомнение ее верность, вызывал подозрение. И в обществе женщин она начала ощущать какую-то неловкость. Они ткали другими нитками, на других станках, не в ее ритме. Среди них она ощущала себя неуклюжей и грубой, в западне собственной тишины.

И вот ответ – бегство от города, от своего прошлого. От женщин.

Сейчас, в краткий миг, при встрече двух мужчин, небрежно приветствовавших друг друга, ее откинули – почти буквально – и отвергли. Они были здесь, на этой земле, на той же тропе с камнями и деревьями, но словно в ином мире.

Можно, конечно, презрительно фыркнуть и сделать вывод, что мужчины примитивны. Можно поспорить: будь они незнакомцами, уже ходили бы кругами, обнюхивая друг друга под хвостом. Заманчивый вывод – он отметает все сложности, предлагает удобные обобщения. Но встреча двух мужчин, которые дружат, разрушает обобщения, неизбежно вызывая у женщины гнев.

И, как ни странно, злобное желание встать между ними.

На галечном берегу мужчина смотрит и видит камень, потом другой, потом третий. А женщина смотрит и видит… камни. И даже это упрощение: мужчина – число единственное, женщины – множественное. Наверное, в каждом из нас есть и то и другое.

Мы только не хотим в этом сознаться .

Эдур был выше Халла. Коричневые волосы заплетены косичками в палец длиной. Глаза цвета мокрого песка. Кожа цвета грязного пепла. Юные черты узкого лица, большой рот.

Сэрен Педак знала имя Сэнгара. И, похоже, видела его родственников в делегациях, с которыми общалась при трех официальных визитах в племя Ханнана Мосага.

– Воин хиротов! – Буруку Бледному пришлось повысить голос, чтобы перекричать вой нереков. – Приветствую тебя как гостя. Я…

– Я знаю, кто ты, – ответил Бинадас.

Голоса нереков стихли; слышны были только стон ветра над тропой и несмолкаемое журчание воды, текущей с ледников.

– Я везу хиротам, – продолжил Бурук, – железные заготовки…

– Он хочет проверить, – прервал Халл Беддикт, – крепок ли лед.

– Сезон сменился, – ответил Бинадас Халлу. – Лед покрылся трещинами. На лежбище тюленей напали браконьеры. Ханнан Мосаг ждет ответа.

Сэрен Педак подошла к торговцу, изучила лицо Бурука Бледного. От алкоголя, белого нектара и резкого ветра на бледной коже носа и щек набухли кровеносные сосуды. Затуманенные глаза покраснели. Он даже не отреагировал на слова эдур.

– Печально. К сожалению, среди моих собратьев-торговцев есть такие, кто предпочитает забыть о договорах. Золото манит. Такому зову никто не в силах противостоять.

– Как и жажде мести, – сказал Бинадас.

Бурук кивнул.

– Верно, все долги должны быть оплачены.

Халл Беддикт фыркнул.

– Золото и кровь – не одно и то же.

– Разве? – удивился Бурук. – Воин хиротов, я представляю тех, кто придерживается и намерен придерживаться заключенных договоров. Увы, Летер – зверь о многих головах. И за наиболее жадными будет обеспечен строгий контроль в союзе – между эдур и теми летерийцами, кто держит слово, объединяющее наши народы.

Бинадас отвернулся.

– Прибереги речи для колдуна-короля, – сказал он. – Я провожу вас до деревни. Это все, что нам нужно знать.

Пожав плечами, Бурук Бледный направился в свой фургон.

– Подъем, нереки! Теперь дорога только под уклон!

Оглянувшись, Сэрен увидела, что Халл и Бинадас снова повернулись друг к другу. Ветер донес до нее их слова.

– Бурук врет, – сказал Халл Беддикт. – Он хочет обмануть вас гладкими речами и посулами, которые не стоят и докса.

Бинадас пожал плечами.

– Мы видели, какие ловушки вы расставляли перед нереками и тартеналами. Каждое слово – узел невидимой сети. Против нее мечи нереков слишком тупы. Тартеналы слишком медленны для гнева. Фараэды лишь улыбаются от смущения. Но мы не такие.

– Знаю, – ответил Халл. – Друг, мой народ верит в столбики монет. Одна на другую – выше и выше, к славным вершинам. Вверх – значит прогресс, а прогресс – естественное стремление цивилизации. Прогресс, Бинадас, – это верование, из которого произрастает понятие судьбы. Летери верят в судьбу – в свою судьбу. Они приходят на свет с врожденными достоинствами, и пустой трон по праву их.

Бинадас улыбнулся словам Халла, но улыбка вышла сухой. Он вдруг повернулся к Сэрен Педак.

– Аквитор, скажите, пожалуйста, это старые раны омрачают взгляд Халла Беддикта на летерийцев?

– Судьба наносит раны нам всем, – ответила она. – И мы, летери, гордимся шрамами. Большинство из нас, – поправилась она, бросив виноватый взгляд на Халла.

– Это одно из ваших достоинств?

– Пожалуй, да. Мы умеем прятать жадность под личиной свободы. А прошлых порочных поступков предпочитаем не замечать. Прогресс, в конце концов, заставляет глядеть вперед, а то, что мы натворили в прошлом, лучше забыть.

– Значит, прогрессу, – сказал Бинадас, все еще улыбаясь, – нет конца.

– Наши фургоны катятся под гору, хирот. Все быстрее и быстрее.

– Пока не врежутся в стену.

– Обычно мы пробиваем стены.

Улыбка угасла, и, прежде чем эдур отвернулся, Сэрен заметила в его глазах печаль.

– Мы живем в разных мирах.

– Я бы выбрал ваш, – сказал Халл Беддикт.

Бинадас взглянул на него насмешливо.

– В самом деле, брат?

Что-то в тоне хирота было такое, что у Сэрен Педак волосы на загривке стали дыбом.

Халл нахмурился – ему тоже послышался в вопросе подвох.

Больше не было сказано ни слова; Сэрен Педак отошла в сторону, предоставив Халлу и Бинадасу возглавить караван. Она смотрела, как они шагают рядом в ногу. Молча.

Халл был явно растерян. Он хотел сделать тисте эдур орудием своей мести и был готов втянуть их в войну, если потребуется. Но разрушение приводит только к раздорам. Его мечта обрести душевный покой в крови и пепле вызывала у Сэрен жалость. Однако нельзя допустить, чтобы жалость заслонила опасность, которую он представляет.

Сэрен Педак не испытывала любви к своему народу. Ненасытная алчность и неспособность смотреть на мир иначе как с точки зрения выгоды приводили к кровавым столкновениям с любой чужой державой. Когда-нибудь они столкнутся с ровней. Фургоны разобьются о стену, более прочную, чем встречались раньше. Тисте эдур? Вряд ли. Они обладают грозным чародейством, и у летери не было таких яростных соперников, но все вместе племена насчитывают меньше четверти миллиона. В одной только столице короля Дисканара жителей более ста тысяч, а есть еще полдюжины городов почти таких же крупных. С протекторатами – за Драконийским морем и на востоке – метрополия может собрать и выставить шестьсот тысяч солдат, а то и больше. При каждом легионе будет мастер-чародей, обученный самим седой, Куру Кваном. Эдур будут разбиты. Уничтожены.

А Халл Беддикт…

Она заставила себя не думать о нем. В конце концов, пусть делает выбор. Да и вряд ли он захочет слушать ее предупреждения.

Сэрен Педак и сама ощущала неопределенность и смущение. Будет ли она бороться за мир любой ценой? Какова цена капитуляции? Доступ летери к ресурсам, которые считают своими эдур. Дары моря. И черное дерево…

Разумеется. Нам отчаянно нужно это живое дерево, материал для кораблей, которые чинят сами себя, которые режут волны быстрее наших самых лучших галер, которые противостоят насылаемой магии. Вот что главное .

Но король Дисканар не дурак – он не из тех, кто мог бы лелеять такие устремления. Куру Кван позаботился бы об этом. Нет, план замыслила королева. Какое самомнение – считать, что летери смогут справиться с живым деревом. Что эдур так просто выдадут свои секреты, свое скрытое искусство уговаривать черное дерево, подчинять себе его волю.

Кража тюленей – ложный выпад. Денежные потери – часть более сложного плана, вложение в надежде на политические дивиденды, которые затем покроют затраты стократно. И только кто-то, столь же богатый, как королева или канцлер Трибан Гнол, мог бы позволить себе такие потери. Корабли с экипажами из должников, которым обещано, что долги простятся в случае смерти. Жизни, отданные во имя детей и внуков. Набрать экипаж несложно. Кровь и золото…

Сэрен сомневалась в своих подозрениях, но все было похоже на правду; и столь же неприятно для нее, как и, видимо, для Бурука Бледного. Тисте эдур не отдадут черного дерева. Вывод очевиден. Будет война. И Халл Беддикт – ее самый горячий сторонник. Невольный пособник королевы. Неудивительно, что Бурук терпит его присутствие .

А какая роль уготована ей? Я всего лишь сопровождаю это многоходовое безумие. Держись в стороне, Сэрен Педак .

Она – аквитор. Она делает то, для чего ее наняли. Провожает Бурука Бледного.

И выбирать нечего. Нам – нечего. Все решится на Большой Встрече .

Только эта мысль не утешала.

Впереди, шагах в двадцати, лес поглотил Халла Беддикта и Бинадаса Сэнгара. Тьма и тени становились ближе с каждым шагом.


Любой преступник, который переплывет канал с притороченным на спину мешком денег, получит свободу. Количество монет зависит от тяжести правонарушения. Кража, похищение, невыплата долга, нанесение ущерба собственности и убийство наказываются максимальным штрафом в пятьсот доксов. Штраф за растрату, немотивированное нападение, публичное сквернословие с оскорблением Пустого трона, короля или королевы составляет триста доксов. Самый маленький штраф, сотня доксов, налагается за праздношатание, публичное мочеиспускание или проявление неуважения.

Эти штрафы назначались мужчинам. Для женщин сумма уменьшалась вдвое.

Тот, кто мог, выплачивал штраф и удалялся из криминального списка.

Канал ждал тех, кто не мог заплатить.

Утопалки были не просто публичным зрелищем, они являлись главным среди событий, во время которых в Летерасе ставились на кон целые состояния. Поскольку мало кто из нагруженных преступников ухитрялся переплыть канал, ставки делались на дистанцию и число гребков. А также на выныривание, барахтание и «бульки».

К преступнику привязывали веревку, чтобы вытащить монеты, когда подтвердится факт утопления. А тело сбрасывали обратно в реку. Предавали илу .

Брис Беддикт нашел финадда Геруна Эберикта на Втором ярусе, выходящем на канал, в толпе таких же привилегированных зрителей на утренних Утопалках. Букмекеры раздавали плитки с котировками и принимали ставки. Гудели возбужденные голоса. Неподалеку взвизгнула женщина, потом засмеялась.

– Финадд.

Покрытое шрамами лицо, известное, пожалуй, каждому горожанину, повернулось к Брису, тонкие брови поднялись в приветствии.

– Королевский поборник! Вы вовремя. Ублала Панг сейчас поплывет. Я поставил на ублюдка восемьсот доксов.

Брис Беддикт склонился над перилами, рассматривая охрану и служителей на пристани внизу.

– Это имя я слышал, но не помню, в чем его преступление. Ублала – вон тот?

Он показал на возвышающуюся над всеми фигуру в плаще.

– Да. Тартенал-полукровка. Так что ему добавили двести доксов к штрафу.

– И что же он сделал?

– Лучше спросить – чего не сделал? Три убийства, уничтожение имущества, нападение, похищение, сквернословие, мошенничество, невыплата долга и публичное мочеиспускание. И все за один вечер.

– Скандал в ссудной кассе Урума?

Преступник сбросил плащ и остался в одной набедренной повязке. Его гладкая кожа была исполосована кнутом. Мышцы казались огромными.

– Именно так.

– И сколько же на него повесят?

– Четыре тысячи триста.

Брис увидел, как на спину мужчине вешают громадный прочный мешок.

– Странник спаси, он же ни гребка не сделает!

– Никто и не спорит, – сказал Герун. – Ставят на бульки, барахтанье и исчезновение. Ни гребков, ни выныриваний.

– А выплаты?

– Семьдесят к одному.

Брис нахмурился. Это может означать только одно.

– Вы уверены, что ему удастся!

На его восклицание начали оборачиваться, шум разговоров усиливался.

Герун склонился над перилами и шумно выдохнул сквозь зубы – вышел печально известный присвист.

– Обычно полукровки тартеналов наследуют худшие качества, – тихо пробормотал он с улыбкой. – Но не Ублала Панг.

Над толпой, забившей мостки и ярусы, и с другого берега взвился рев. Охранники повели преступника по пристани. Ублала горбился, сгибаясь под тяжестью мешка. У самой воды он отпихнул стражников и повернулся.

Стянул набедренную повязку. И выпустил высокую струю мочи.

Где-то запричитала женщина.

– Это тело не пропадет, – благоговейно сказал один торговец, – подберут на Водоворотах. Я слышал, есть хирурги, которые могут…

– Ну, уж ты бы точно и пикс заплатил, Инчерс! – хмыкнул его спутник.

– Мне не требуется, Хулбат, за собой следи! Я просто сказал

– А десять тысяч женщин просто мечтают !

Внезапно наступила тишина – Ублала Панг повернулся к каналу.

И вошел в воду. По бедра. По грудь. По плечи.

Через миг его голова исчезла в мутной воде.

Он не барахтался, не молотил руками. Те, кто ставил на исчезновение, заулюлюкали. Толпа расступилась, игроки наседали на букмекеров.

– Брис Беддикт, какова тут ширина?

– Сотня шагов.

Собеседники стояли, опираясь на перила. Через мгновение Брис вопросительно посмотрел на финадда. Герун кивком указал на пристань.

– Следите за веревкой, приятель.

У страховочной веревки царило непонятное оживление, и Брис увидел – как и все остальные, судя по шуму голосов, – что веревка еще движется.

– Он идет по дну!

Брис не мог отвести глаза от веревки, которая продолжала раскручиваться. Дюжина ударов сердца. Две дюжины. Полсотни. А веревка все скользила в воду.

Шум поднялся оглушительный. Голуби испуганно взвились в воздух с окрестных крыш. Игроки боролись с букмекерами из-за плиток с котировками. Кто-то упал с третьего яруса и, к несчастью, не долетел до канала пару шагов. Бедняга ударился о землю и замер; вокруг него начали собираться зеваки.

– Вот и все, – выдохнул Герун Эберикт.

У пристани на том берегу появилась фигура. С нее стекала грязь.

– Две пары легких, приятель.

Восемьсот доксов. И семьдесят к одному.

– Вы богатый человек, финадд, и только что стали еще богаче.

– А Ублала Панг свободен. Между прочим, я видел вашего брата. Тегола. На том берегу канала. На нем юбка.


– Не стой ко мне близко… Да нет же, Шанд, ближе, чтобы слышать, но не слишком. Как будто мы незнакомы.

– Ты с ума сошел?

– Неважно. Видишь того человека?

– Какого?

– Преступника, конечно.

– У тартеналов две пары легких.

– У него тоже. Я так понимаю, ты не делала ставку?

– Ненавижу игры.

– Очень смешно, подруга.

– Так что с ним?

– Найми его.

– С удовольствием.

– И купи ему какую-нибудь одежду.

– Обязательно?

– Он ценен не физическими кондициями – во всяком случае, не теми. Вам нужен телохранитель.

– Мое тело он может хранить в любое время.

– Все, Шанд, на сегодня я закончил разговоры с тобой.

– Вот и нет, Тегол. Вечером. В мастерской. И приведи Бугга.

– Все идет по плану. Нет никакой необходимости…

– Приходи.


Четыре года назад финадд Герун Эберикт в одиночку предотвратил покушение на короля Дисканара. Возвращаясь однажды ночью во дворец, он обнаружил у дверей покоев короля тела двух стражников. Чародейская атака наполнила их легкие песком, и они задохнулись. Тела были еще теплые.

Дворцовый финадд выхватил меч и, ворвавшись в королевскую опочивальню, обнаружил три фигуры, склонившиеся над спящим Эзгарой Дисканаром. Маг и двое убийц. Первым Герун убил чародея, ударом меча по шее перерубив позвоночник. Парировав атаку ближайшего убийцы, он погрузил острие меча в грудь противника под левой ключицей. Рана оказалась смертельной. Второй убийца ударил финадда кинжалом в лицо. Вероятно, он метил в глаз, но Герун отклонил голову, и острие кинжала попало в рот, порезав обе губы и воткнувшись между передними зубами, раздвинув их и застряв.

Меч Геруна опустился и отсек протянутую руку с кинжалом. Еще три жестоких удара – и убийца скончался.

За последней схваткой наблюдал широко распахнутыми глазами король.

Через две недели финадд Герун Эберикт (теперь он дышал с присвистом из-за новой щели в передних зубах) преклонил колено перед Эзгарой Дисканаром в тронном зале и в присутствии многочисленных зрителей получил звание королевского Вольника. На всю оставшуюся солдатскую жизнь он был освобожден от уголовного преследования. Короче говоря, он теперь мог делать что угодно и с кем угодно, исключая родственников короля.

Кто затевал покушение, так и осталось неизвестным.

С тех пор Герун Эберикт начал свой личный крестовый поход. Было известно, что он собственными руками убил тридцать одного горожанина, включая двух состоятельных, весьма уважаемых и влиятельных торговцев; и еще ему обычно приписывали с десяток загадочных смертей. В общем, он стал самым страшным человеком в Летерасе.

И богатым.

При всем этом он оставался финаддом королевской гвардии и выполнял обычные обязанности. Брис Беддикт подозревал, что решение послать Геруна Эберикта с делегацией было продиктовано и желанием ослабить напряжение от его присутствия в городе, а не только велением королевы и принца. И еще Брису было интересно: не жалеет ли уже король о своем решении.

Два дворцовых гвардейца прошли рядом по мосту Сулан в район Казначеев. Стояла жаркая погода, по белесому небу плыли тонкие легкие облака. Гвардейцы зашли в ресторан к Рильду; тот славился рыбной кухней и алкогольным напитком, который готовили на шкурках апельсинов, меде и сперме тюленей. И уселись во дворе за личный столик Геруна.

Заказав выпивку и обед, Герун Эберикт откинулся на стуле и с любопытством посмотрел на Бриса.

– У меня в гостях сегодня королевский поборник?

– В каком-то роде, – согласился Брис. – Мой брат Халл сопровождает Бурука Бледного. Считается, что Бурук останется у эдур до Большой Встречи. И по поводу Халла есть некоторое беспокойство.

– Какого рода беспокойство?

– Ну, когда-то вы его знали…

– Да, знал, и довольно близко. Он был моим финаддом. Когда меня повысили, мы устроили шумную попойку в заведении Порула и, кажется, оплодотворили по дюжине цветочных танцовщиц заезжей труппы из Трейта. Во всяком случае, ансамбль вскоре распался – так мы слышали.

– Ага, понятно. Но он уже не тот.

– Правда?

Принесли выпивку – янтарное вино для Бриса и «моржовое молочко» для Геруна.

– Правда, – ответил Брис на вопрос финадда. – Я так считаю.

– Халл верит в одно – в верность. Его жестоко обманули, и в результате в голове вашего брата появился новый список – из предателей. – Герун допил стакан и махнул, чтобы принесли еще. – Единственная разница между ним и мной в том, что я способен вычеркивать имена из моего списка.

– А если, – тихо спросил Брис, – в списке Халла есть имя короля?

Герун смотрел пустыми глазами.

– Я уже сказал, что только я вычеркиваю имена.

– Тогда почему Халл с Буруком Бледным?

– Бурук – не человек короля, Брис. Даже совсем наоборот. Не дождусь встречи с ним.

Холодок пробежал по коже Бриса.

– В любом случае, – продолжал Герун, – меня интересует другой ваш брат.

– Тегол? Только не говорите, что он в вашем списке.

Герун улыбнулся, чуть приоткрыв зубы.

– А если есть?.. Успокойтесь, его нет. Во всяком случае, пока. Но он что-то затевает.

– Верится с трудом. Тегол давным-давно перестал что-либо затевать.

– Вы так считаете?

– У меня нет оснований думать иначе. А у вас есть?

Геруну подали второй напиток.

– Вы знаете, – спросил финадд, опустив палец в густую, вязкую жидкость, – что у Тегола по-прежнему множество интересов – в недвижимости, лицензиях, коммерческих инвестициях и перевозках? Он умело скрывает свое участие в деле.

– Выходит, не так уж умело.

Герун пожал плечами.

– Во многом Тегол прошел дорогой королевского Вольника задолго до меня – и без официального разрешения.

– Тегол никого не убивал…

Улыбка Геруна поблекла.

– В день, когда рухнула биржа, Брис, ровно двенадцать финансистов покончили с собой. Обрушение целиком и полностью дело рук Тегола. Идеальный расчет. У него был свой список, только он не резал ножом горло; он всех взял в деловые партнеры. И со всеми покончил…

– Он и сам разорился.

– Но не покончил с собой, правда? Это говорит о чем-нибудь? По-моему, да.

– Только о том, что ему все равно.

– Именно. Брис, скажите, кто восхищается Теголом больше всех?

– Вы?

– Нет. То есть я, конечно, впечатлен. Достаточно, чтобы заподозрить, что он, во имя Странника, опять что-то мутит. Нет, восхищаюсь не я. Кое-кто другой.

Брис отвел глаза. Он пытался решить, насколько ему приятен человек, сидящий напротив. Достаточно ли, чтобы продолжать беседу? Тема разговора ему не нравилась совершенно.

Подали обед.

Герун Эберикт занялся принесенной жареной рыбой на серебряной тарелке – заказав третью порцию «моржового молочка».

– Я не общаюсь с Теголом, – сказал наконец Брис, не отрывая глаз от собственной тарелки, где неторопливо отделял белое мясо от хребта.

– Вы презираете то, что он сделал?

Брис нахмурился, потом покачал головой.

– Нет. Только то, что он делал потом.

– А именно?

– Ничего.

– Муть должна была осесть. Чтобы оглядеться и понять, что осталось.

– Вы подозреваете в нем демонический ум, Герун.

– Подозреваю. У Тегола есть то, чего не хватает Халлу. Одних знаний недостаточно. Требуется еще умение применять знания. Применять идеально. Точно рассчитывать время. С разрушительными последствиями. Вот что есть у Тегола. А у Халла, спаси его Странник, нет.

Брис поднял глаза и встретился с холодным взглядом финадда.

– Вы полагаете, что Халл – главный поклонник Тегола?

– Тегол его вдохновляет. Именно поэтому он сейчас с Буруком Бледным.

– Вы намерены помешать ему на Большой Встрече?

– Возможно, там будет уже поздно, Брис. Это если я намерен.

– А нет?..

– Пока не решил.

– Вы хотите войны?

– Прилив взбаламучивает ил. В такой мути человек целеустремленный может сделать многое. А потом муть оседает.

– И смотришь, – Брис не мог скрыть горечи, – а мир изменился.

– Возможно.

– Война как средство…

– Достижения мира…

– Который вас устроит?

Герун отодвинул тарелку и откинулся на стуле.

– Зачем нужна жизнь без устремлений?

Брис поднялся, оставив размазанную по тарелке еду.

– Тегол ответил бы лучше меня, финадд.

Герун улыбнулся.

– Сообщите Нифадасу и Куру Квану, что мимо меня не прошли сложности, связанные с приближающейся Большой Встречей. Кроме того, я понимаю необходимость удалиться на время из города. Конечно, компенсацией моего отсутствия станет триумфальное возвращение.

– Я передам ваши слова, финадд.

– Очень жаль, что вы потеряли аппетит, Брис. Рыба просто великолепна. Нам с вами непременно надо еще как-нибудь поболтать. Примите мое уважение и восхищение, поборник.

– Ага, значит, меня нет в вашем списке.

– Пока нет. Шучу, Брис! – поспешил он добавить, увидев выражение лица поборника. – Кроме того, вы бы покромсали меня на куски. Как же мне не восхищаться? По-моему, историю этого десятилетия, что касается нашего родного Летераса, можно коротко изложить, рассказав правду о трех братьях Беддикт. И рассказ, разумеется, еще не завершен.

Хорошо бы .

– Благодарю вас, финадд, за компанию и угощение.

Герун наклонился вперед и взял тарелку поборника.

– Идите, пожалуйста, через черный выход. – Он протянул тарелку Брису. – Там в переулке живет голодный бродяга. Только пусть вернет серебро – объясните ему доходчиво. Скажите, что были моим гостем.

– Хорошо, финадд.


– Примерьте.

Тегол уставился на шерстяные штаны, потом протянул руку.

– Скажи, Бугг, есть ли смысл продолжать?

– Вы про штаны или про мое бессмысленное существование?

– Ты набрал команду? – Тегол сбросил юбку и принялся натягивать штаны.

– Двадцать самых жалких недовольных, каких смог найти.

– Обиженные?

– Все как один, и уверен, что все по закону. Некоторых точно нужно было гнать из профессии.

– Обычно сертификата лишают по идейным соображениям. Главное, убедись, что среди них нет неумех. Важно хранить секрет, а тут лучшая мотивация – ненависть к гильдии.

– Я не совсем уверен. Кроме того, мы получили несколько предупреждений от гильдии.

– Персонально?

– Письма приходят. Пока. Ваше левое колено будет в тепле.

– В тепле? Тут жарища, Бугг, что бы ни говорил твой ревматизм.

– Значит, штаны на все времена года.

– Да ну? Объясни гильдиям, что мы не собираемся сбивать цену, совсем наоборот. И команде переплачивать не будем. Никаких премий…

– Не считая доли в предприятии.

– Об этом не говори, Бугг. Посмотри – волосы у меня на правом бедре встали дыбом.

– Они не любят контраста.

– Гильдии?

– Нет, ваши волосы. Гильдии просто хотят знать, откуда я, во имя Странника, взялся. И как осмелился зарегистрировать компанию.

– Не беспокойся, Бугг. Как только они узнают, на что ты замахиваешься, они решат, что тебя ждет провал, и перестанут замечать. Разумеется, пока ты не добьешься успеха.

– Что-то я сомневаюсь.

– В чем дело?

– Наденьте лучше юбку.

– Пожалуй, ты прав. Найди еще шерсти. Хорошо бы того же цвета, хотя, пожалуй, не обязательно. В любом случае у нас вечером свидание с тремя милашками.

– Рискованно.

– Мы будем осмотрительны.

– Во всех отношениях. Я украл эту шерсть.

Тегол снова обернул простыню вокруг талии.

– Приберись тут, ладно?

– Если будет время.

Тегол полез по лестнице на крышу.

Спускаясь к горизонту, солнце заливало окрестные здания теплым свечением. Два художника поставили мольберты на третьем ярусе, соревнуясь, кто лучше увековечит Тегола и его постель. Он помахал художникам рукой, чем вызвал, похоже, громкий спор, и, улегшись на прогретый солнцем матрац, стал смотреть в темнеющее небо.

Он видел своего брата Бриса на Утопалках. На другом берегу канала тот беседовал с Геруном Эбериктом. Ходили слухи, что Герун будет сопровождать делегацию к тисте эдур. Ничего удивительного. Король хочет убрать этого зверя из города.

С золотом главная проблема в том, как оно проползает – туда, куда ничто больше не протиснется. Оно просачивается из тайников, расцветает в безжизненных, казалось бы, трещинах. Красуется, когда должно бы таиться. Нахально лезет, как сорняк между булыжниками, и, если захотеть, можно отследить его до самых корней. Внезапные траты родственников мертвого наемника, и за ними быстрая – хотя и недостаточно быстрая – необъяснимая смерть. Странная бойня, после которой королевским следователям некого допрашивать, не у кого выпытывать имя главного заговорщика. Покушение – не шутка, особенно если мишенью выбран сам король. Потрясающая, почти невероятная удача – проникнуть в опочивальню Десканара и склониться над жертвой за мгновение до смерти. Тот чародей прежде не демонстрировал высоких умений в своем искусстве. А забить песком легкие двух человек – высшее чародейство.

Теголом двигали естественное любопытство и возможные выгоды, и он соображал быстрее королевских следователей. Он понял, что на заговор потрачено целое состояние, которое нужно было копить всю жизнь.

Ясно, что только Герун Эберикт знал весь план целиком. Наемники не могли ожидать, что их наниматель нападет на них. И убьет. Они сражались, и один был близок к успеху. У финадда остались шрамы на губах и дырка в зубах – все висело на волоске.

Неприкосновенность. Герун Эберикт может замыслить и исполнить все, что пожелает. Судья и палач, по преступлениям реальным и мнимым, по проступкам большим и малым.

Тегол даже восхищался этим человеком. Не методами – напором. И умением разработать отчаянный план, от которого дух захватывает, и поставить на кон все…

Конечно, у Бриса как у королевского поборника могут быть какие-то дела с этим человеком. И все равно неприятно. Нехорошо, когда твой младший брат так близок с Геруном Эбериктом.

Ведь если у Тегола и есть настоящий противник, равный по уму и превосходящий по жестокости, то это финадд Герун Эберикт, королевский Вольник.

И он что-то вынюхивает, выискивает… Значит, безопаснее полагать: Герун знает, что Тегол вовсе не так беспомощен, как считает большинство. Что он не совсем… бездействует.

Это новая нить в сложном, запутанном гобелене.

Наличие неприкосновенности не означает отсутствие врагов. Впрочем, Герун безукоризненно владеет мечом, а двенадцать присягнувших ему, повязанных кровью телохранителей охраняют его даже во время сна. В поместье Геруна, считающемся неприступным, собственный арсенал, особая аптека, где постоянно проживет алхимик, сведущий в ядах и противоядиях, просторные хранилища и независимый источник воды. В целом Герун готов к любым неожиданностям.

Только не к необычайной сосредоточенности ума некоего Тегола Беддикта .

Иногда единственное решение – самое простое и очевидное. Увидел сорняк между булыжниками – вырви его .

– Бугг!

– Что? – отозвался снизу тихий голос.

– Кто сегодня принимал ставки Геруна?

Седая голова слуги появилась в люке.

– Да вы сами хозяин этого ублюдка! Тербл. Если только он не умер от разрыва сердца… или не покончил с собой.

– Тербл? Вот уж не думаю. Скорее всего, он пакует пожитки. Внезапная поездка на Внешние острова.

– Ему не добраться и до городских ворот.

– Это если Герун охотится за беднягой.

– А вы бы не стали? С такой выплатой?

Тегол нахмурился.

– А самоубийство? Вот теперь я думаю, что Тербл мог решиться – из-за плачевного состояния дел. Неожиданно, конечно. У него, насколько я помню, нет родни. Значит, его долг умер вместе с ним.

– А Герун потерял восемьсот доксов.

– Мелочь. Он стоит пикса, а то и больше.

– А то вы не знаете точно?

– Я образно. Конечно, знаю, до последнего докса. Даже до стриплинга. В любом случае я сказал, вернее, предположил, что не потеря восьмисот доксов разъярит Геруна. Бегство . И это единственный след, по которому Герун не может упрямо последовать – по крайней мере, по своей воле. Значит, Тербл должен покончить с собой.

– Вряд ли он согласится.

– Займись этим, Бугг. До Водоворотов. Найди подходящий труп. Свежий, не высохший. Добудь у Тербла бутылку или две его крови – в обмен на…

– А что будет? Пожар? Кто же совершает самоубийство огнем?

– Пожар случится из-за оставленной без присмотра масляной лампы. Без присмотра – в результате самоубийства. Обгорит до неузнаваемости, увы, а стряпчие под присягой покажут, чья это кровь. У них ведь так принято?

– Вены никогда не лгут.

– Точно. Но могут.

– Верно. Если найдется псих, который обескровит труп и закачает новую кровь.

– Отвратительное дело, Бугг. Хорошо, что займешься им ты.

Морщинистое лицо в люке нахмурилось.

– А Тербл?

– Переправим обычным путем. Он давно хотел завязать. Поставь кого-нибудь в туннеле – вдруг он рванет раньше, чем мы ожидаем. Соглядатаи Геруна будут нашими главными свидетелями. Герун не сможет и пикнуть.

– Стоит ли? – спросил Бугг.

– Выбора нет. Он единственный, кто может меня остановить. Я должен остановить его первым.

– Если он почует, что это вы…

– Тогда я покойник.

– А я без работы.

– Ерунда. Девочки продолжат. Кроме того, ты мой наследник – неофициально, конечно.

– Стоило ли говорить мне об этом?

– Ерунда. Я соврал.

Голова Бугга исчезла.

Тегол улегся. А теперь мне нужен вор. Хороший.

А! Я знаю, кто именно. Бедная девочка…

– Бугг!


Судьба сыграла злую шутку с Шурк Элаль. И дело вовсе не в профессии, ведь мастерство воровки стало легендарным в преступном мире. Трагические последствия ссоры с домовладельцем: защищая свою жизнь, Шурк выбросила его в окно. К сожалению, полет бедолаги был прерван проходящим по улице торговцем. Домовладелец сломал шею. Торговец тоже.

Неосмотрительная самозащита, приведшая к смерти невиновного – таково было обвинение. Половина от четырехсот доксов. При иных обстоятельствах Шурк спокойно заплатила бы штраф, и все закончилось бы. Но поводом к ссоре с домовладельцем как раз послужил некоторый запас золота, необъяснимым образом пропавший из тайника Шурк. Не имея ни докса за душой, она отправилась на канал.

Женщина крепкая, с двумя сотнями доксов она, скорее всего, справилась бы – не зацепись страховочная веревка за спинной плавник трехсоткилограммовой рыбы-волка. Хищник поднялся на поверхность взглянуть на пловца – и снова ушел на глубину, утащив за собой Шурк.

Рыба-волк редко заходит в канал и ест только мужчин. Женщин – никогда. Никто не знает почему.

Шурк Элаль утонула.

Но, как выяснилось, есть мертвецы и есть мертвецы. Шурк и сама не знала, что ее прокляла одна из ее бывших жертв. Проклятие было полностью оплачено и утверждено Пустым Храмом. Так что, хотя легкие наполнились грязной вонючей водой, хотя сердце остановилось и исчезли все признаки работы тела и разума, когда ее в конце концов вытащили из канала, Шурк – облепленная грязью и растерянная – поплелась домой.

С тех пор от нее шарахались все живые, даже преступники и бездомные. Проходили мимо, как будто она призрак.

Ее плоть не гнила, только кожа отличалась нездоровой бледностью, нисколько не пострадали ее реакция и ловкость. Она могла говорить. Видеть. Слышать. Думать. И все это ее не радовало.

Бугг нашел Шурк там, где и предложил искать Тегол – в переулке за борделем. Как и каждую ночь, она прислушивалась к несущимся из окон наверху стонам удовольствия – настоящего или наигранного.

– Шурк Элаль.

Вялый, мутный взгляд уперся в него.

– Я не дарю удовольствия.

– Увы, я теперь тоже. Я пришел предложить тебе контракт от моего хозяина.

– И кто он такой?

– Боюсь, пока не могу сказать. Работа для вора.

– А для чего мне богатства и награды?

– Думаю, это зависит от качеств награды.

Она вышла из темной ниши, где скрывалась.

– А что, по мнению твоего хозяина, мне нужно?

– Обсудим.

– Он знает, что я мертва?

– Конечно. И передает сожаления.

– В самом деле?

– Нет, это я выдумал.

– Меня больше никто не нанимает.

– Поэтому он и решил, что ты не занята.

– Никому не нравится моя компания.

– Ну, помыться не помешает, но он готов проявить снисходительность.

– Я с ним поговорю.

– Очень хорошо. В полночь.

– Где?

– На крыше. С кроватью.

–  Он сам ?

– Да.

– К нему в постель?

– Хм, не думаю, что он…

– Рада слышать. Пусть я и мертвая, но не податливая. Я приду. В полночь, на четверть удара колокола. Если он убедит меня за это время, хорошо. А нет, так нет.

– Четверти часа более чем достаточно, Шурк.

– Ты дурак, если так думаешь.

Бугг улыбнулся.

– Правда?


– Где Бугг?

– Скоро придет. – Тегол лег на диван, задрав ноги, и посмотрел на трех женщин. – Итак, по какому поводу вы устроили это безрассудное собрание?

Шанд провела шершавой ладонью по бритой макушке.

– Мы хотим знать, что ты затеял, Тегол.

– Именно, – сказала Риссар.

Хеджун стояла, сложив руки на груди; нахмурившись, она добавила:

– Нам не нужен телохранитель.

– Ой, я про него и забыл. А где он?

– Сказал, что ему надо собрать пожитки, – ответила Шанд. – Сейчас появится. Остальные его еще не видели.

– И поэтому не разделяют твоей радости.

– Она всегда преувеличивает, – сказала Риссар.

– Кроме того, – встряла Хеджун, – зачем нам вообще телохранитель? Мне все равно, какой у него…

Дверь склада скрипнула, и все обернулись.

Круглая физиономия Ублалы Панга робко появилась в дверях, прямо под козырьком.

– Уважаемый господин! – позвал Тегол. – Прошу, заходите.

Полукровка медлил. Его бледные глаза ощупывали Шанд, Риссар и Хеджун.

– Их три, – сказал он.

– Чего три?

– Женщины.

– Да, точно, – сказал Тегол. – И?..

Ублала нахмурился, недовольно надув губы.

– Не беспокойся. – Тегол приглашающе махнул рукой. – Обещаю, что не дам тебя в обиду.

– Точно?

– Абсолютно. Заходи, Ублала Панг, будь как дома.

Громадный человек открыл дверь шире и переступил порог.

Стало понятно, что в пожитки Ублалы штаны или набедренная повязка не входят. Он был голым, как и тогда на канале под водой. Впрочем, тоскливо отметил Тегол, одежда вряд ли скрыла бы такие причиндалы.

– Хочешь есть? Пить? Положи мешок… да, сюда. Садись… нет, на скамейку, не на стул – ты его сломаешь. Ублала, этим женщинам нужен телохранитель. Я думал, ты принял предложение Шанд…

– Я полагал, будет только она.

– А какая разница?

– Так сложнее.

– Пожалуй. Но большую часть времени ты… – Тегол замолчал, вдруг сообразив, что Шанд, Риссар и Хеджун с самого появления Ублалы не шевельнулись и не сказали ни слова. Боги, неужели это так важно…


Нисалл три года состояла первой наложницей короля. Никакой официальной власти к титулу не прилагалось, кроме той, что могла достичь сама женщина. В истории встречались разные варианты, зависящие от стойкости правящего монарха – и, разумеется, королевы и канцлера.

В настоящее время наложниц было шесть – молодые младшие дочери влиятельных семей. Надежная инвестиция в будущее и возможность привлечь внимание принца, а не только короля. Как и четыре консорта королевы, наложницы жили в отдельных помещениях дворца. Только первый консорт – Турудал Бризад – и первая наложница имели право общаться с кем-то кроме короля и королевы.

Брис Беддикт поклонился Нисалл, потом отдал честь преде Уннутал Хебаз. Присутствие первой наложницы в кабинете преды его не удивило. Нисалл давно решила, на чьей она стороне.

– Поборник. – Женщина улыбнулась. – Мы с Уннутал как раз говорили о вас.

– Точнее, – добавила преда, – мы строили догадки о содержании вашей сегодняшней беседы с финаддом Геруном Эбериктом.

– Преда, прошу прощения, что задержался с докладом.

– Зато теперь доклад хорошо отрепетирован, – сказала Нисалл, – раз вы уже отчитались перед первым евнухом и седой Куру Кваном. Так что нам можете изложить попроще.

Брис нахмурился, глядя на преду.

– Как я понимаю, Герун Эберикт остается одним из ваших офицеров, несмотря на звание королевского Вольника. Я удивлен, что он еще не доложил вам о подробностях сегодняшнего разговора.

– А кто сказал, что не доложил? – спросила Уннутал. Потом махнула рукой. – Бессердечный ответ с моей стороны. Прошу прощения, Брис. Тяжелый день выдался.

– Извинения излишни, преда. Я забылся…

– Брис, – вмешалась Нисалл, – вы теперь королевский поборник. Нет такого места, где вы могли бы забыться. Даже при самом Эзгаре. Простите преду за резкость. Разговор с Геруном кого угодно выведет из себя.

– Он довольно самоуверен, – кивнул Брис.

– Заносчив, – хмыкнула Уннутал. – Он не дал вам повода вызвать его на поединок?

– Нет.

– Какая жалость, – вздохнула Нисалл.

– Зато я, похоже, получил предупреждение.

Обе женщины уставились на него. Брис пожал плечами.

– Мне напомнили, что его список пополняется.

– Он намерен убить Бурука Бледного.

– Думаю, да. Первый евнух осведомлен.

– Если бы об этом узнал король, – заговорила Нисалл, принявшись ходить по комнате, – он, вероятно, решил бы исключить Геруна из состава делегации. Королева и канцлер сочли бы это победой.

– При построении стратегии важно учитывать, кто что считает, – сказал Брис.

– Слова дуэлянта, – отметила Нисалл. – Но выгода королевы от отсутствия Геруна слишком велика. С другой стороны, так как Бурук Бледный действует по указаниям из ее лагеря, мы только выиграем от его отсутствия.

Брису стало не по себе от такого пренебрежительного отношения к человеческой жизни.

– Как сейчас Бурук?

– Рядом с ним наш шпион, – сказала преда. – Его мучает совесть. Он ищет утешения в белом нектаре с вином и в беспорядочных половых связях.

– А королева…

– Хочет войны, – договорила Нисалл, кивнув. – Безответственная, жадная, близорукая морская корова. Прекрасный партнер для самого тупого канцлера в истории Летераса. И рядом толстый послушный принц, рвущийся поскорее занять трон.

Брис поежился.

– Возможно, если Бурука замучила совесть, он согласится сменить курс.

– Под соколиным взором Мороха Невата? Вряд ли.

Поборник пристально посмотрел на Нисалл. Все это к чему-то ведет, вот только к чему…

Преда вздохнула.

– Геруну нужно добавить имя в список.

– Морох Неват?

– И это будет сложно.

– Да. Человек исключительный. Во всех отношениях. Несгибаемый.

– Кому он предан?

– Ну как же, разумеется, принцу. Но королевскому Вольнику не разрешено убийство родственников короля. Геруну понадобится обходной маневр.

– Первая наложница, я не постигаю мотивацию Геруна Эберикта. Мне недоступна природа его движущих сил.

– Мне доступна, – сказала преда. – Я точно знаю, чего он хочет. И думаю, мы сможем заставить его расширить список.

– Главный вопрос, – сказала Нисалл, – какую роль будет играть Халл Беддикт.

Брис отвел взгляд. Он чувствовал себя загнанным в угол. Не один брат, так другой.

– Я подумаю.

– Только недолго, финадд, – сказала Уннутал Хебаз.

– День, может, два.

– Договорились. До встречи, Брис.

– Спокойной ночи, преда, первая наложница.

Он вышел из кабинета.

В коридоре, отойдя на несколько шагов от двух часовых, дежуривших у двери, он остановился. Не думая о любопытных взглядах за спиной, королевский поборник стоял неподвижно.

В глазах охранников – обладатель трех титулов. Мастер меча, финадд и королевский поборник – все это вызывает зависть и восхищение. И наверняка они в недоумении. Он стоял, как будто остался совершенно один в огромном ошеломительном мире: взгляд устремлен куда-то внутрь, плечи понуро опущены. Они в недоумении, но короткое, мимолетное сочувствие уже сменилось более сильными чувствами – завистью и восхищением. И твердым убеждением, что суперспособности приносят многое, включая одиночество. И что с этим прекрасно можно жить.


– Здесь нет места чувствам, – сказал Тегол, – как ни жаль. Летерас не прощает. Мы не можем ошибиться. Во имя Странника, Ублала, успокойся. Ты посинел. Шанд, быть небрежной – это небрежность. Другими словами, нам нельзя так встречаться.

– Ты делом занимаешься? – спросила Риссар.

– Каким?

Бугг кашлянул.

– Завтра я беседую с королевскими архитекторами.

– Наконец-то! – выдохнула Шанд, сидящая за столом. – Пока все, похоже, тихо.

– Хорошо, – сказал Тегол. – Именно такого впечатления мы и добивались.

– Прекрасно, но это впечатление для посторонних. У нас его быть не должно, идиот.

– Приготовления, Шанд. Фундамент. Тут нельзя торопиться. А теперь мне пора.

– Что?

– Уже поздно, меня зовет постель. Приготовьте место для Ублалы. Дайте ему одежду. Может быть, оружие, с которым он умеет обращаться.

– Не оставляй меня здесь! – застонал Ублала.

– Так нужно для дела, – заверил его Тегол. – Ты здесь в безопасности. Правда, Шанд?

– Разумеется, – проворковала она.

– Прекрати. Или придется нанимать телохранителя для нашего телохранителя.

– Может, у Ублалы есть брат?

Тегол махнул рукой Буггу и направился к двери.

Они вышли на улицу. Кипела вечерняя жизнь. Лавки летом оставались открытыми допоздна, чтобы подзаработать в пик сезона. Тепло расслабляет и ведет к определенной ненасытности; позже, в разгар жары, останутся вялость и долги.

Тегол и Бугг свернули с большой улицы вдоль канала и пошли переулками, постепенно втягиваясь в бедные кварталы. Из тени к ним обращались голоса. Следом плелись растрепанные дети, грязными руками пытались потянуть Тегола за юбку и со смехом убегали. Вскоре и дети исчезли, дорога опустела.

– Ах, долгожданная тишина нашей округи! – вздохнул Тегол, подходя к дому. – Вечная кутерьма меня утомляет.

– У вас созерцательное настроение? – осведомился Бугг.

– Было. Спасибо, уже прошло.

Они вошли, и Тегол направился сразу к лестнице.

– Приберись тут завтра с утра.

– Не забудьте, к вам сегодня ночью посетитель.

– Не во сне?

Тегол забрался на крышу, закрыл люк и стоял, изучая звезды, пока она не вышла из мрака и не заговорила.

– Ты опоздал.

– Вовсе нет. Полночь. Как жизнь, Шурк?

– Не жизнь, а жалкое существование. День за днем, ночь за ночью. Шаг, другой, третий – и непонятно куда.

– А когда умираешь, это все меняется?

– Не смеши меня, Тегол Беддикт. Я харкаю, когда смеюсь. Хочешь предложить контракт?

– Да, требуется небольшая услуга.

– Я не оказывала услуги, когда была жива; с чего мне теперь менять свои привычки?

– Гарантия занятости, уверенность в завтрашнем дне. Ты уже не молода. – Тегол уселся на кровать, глядя на Шурк. – Хорошо. Я предлагаю цель, на которую не покусится ни один ныне живущий вор. В самом деле, только искусный маг или мертвец может справиться с охраной, не оставив следов. Магам я не доверяю, остаешься ты.

– Есть и еще неживые.

– Двое, говоря точнее. Из них никто не профессиональный вор.

– Откуда знаешь, что двое?

– Я знаю много всего, Шурк. Первая – женщина, изменявшая мужу, который в ответ, потратив все свои накопления, наложил на нее проклятие. Вторая – ребенок; источник проклятия неизвестен, живет при старой башне за дворцом.

– Да. Я иногда ее навещаю. Она не знает, кто ее проклял. По правде говоря, она вообще ничего не помнит о своей жизни.

– Дополнительное заклятие, – задумался Тегол. – Любопытно.

– Любопытно? Сейчас цена на первое – полпикса. А сколько за кражу памяти?

– Думаю, вполовину меньше. Да, слишком много мороки ради десятилетней девчонки. Почему бы просто не убить ее, бросив тело в канал? – Тегол сел прямо. – Знаешь, Шурк, мы включим в плату расследование этой тайны.

– Я бы не прочь ткнуть ножом в глаз тому, кто проклял ребенка. Но зацепок никаких.

– Ага, так тебе не все равно.

– А я этого и не говорила. Только с чего начать…

– Посмотрим, что можно будет сделать.

Мертвая женщина, наклонив голову, молча смотрела на него.

– Когда-то ты был гением.

– Верно.

– Потом все потерял.

– Да.

– И видимо, потерял уверенность в себе.

– Это вряд ли, Шурк Элаль.

– Все входит в твой демонический план.

– Любой стоящий план – демонический.

– Не смеши меня.

– Стараюсь, Шурк. Так мы договорились?

– Изначально ты не собирался расплатиться за мои услуги секретом проклятия ребенка, Тегол. Что предложишь еще?

– Готов обсудить. Хочешь воскреснуть по-настоящему? Заново получить дар жизни? Отомстить тому, кто проклял тебя?

– Это я уже сделала.

– Хорошо. Скажу честно, я не удивлен. А кто был виноват?

– Герун Эберикт.

– Замечательно. Кстати говоря…

– Он – одна из твоих целей?

– Похоже на то.

– Я не одобряю убийства. Да и убить его очень непросто.

– Я не прошу его убивать. Только украсть состояние.

– Герун Эберикт стал еще наглее.

– Верная оценка.

– Допустим, восстановить статус-кво – достойное предприятие.

– Не надо ничего допускать, Шурк. Здесь важнее, кто занимается нарушением упомянутого статус-кво. Финадд перестал сдерживать свои аппетиты.

– Ты – одна из его целей, Тегол?

– Пока точно не знаю.

– Серьезная задачка – справиться с охраной его поместья.

– Не то слово.

– По поводу моей платы… Я вовсе не хочу жить снова. Но не хочу и умереть окончательно. Нет, я хочу гарантии подобия жизни.

Тегол задрал брови.

– Я хочу, чтобы моя кожа сияла осязаемой упругостью. Я хочу темные манящие глаза. Блестящие волосы. Новую одежду, и чтобы меня сопровождал цветочный аромат. И хочу снова чувствовать удовольствие.

– Удовольствие?

– Сексуальное.

– Может, все дело в компании…

– Не смеши меня.

– Будешь харкать?

– Тебе лучше не видеть, Тегол Беддикт. Тут тоже надо что-то сделать. Этой речной воде три года.

– Мне вот интересно, как у тебя получается говорить без дыхания?

– Не знаю. Я могу набрать воздух в глотку.

– Ладно, кое-что мы поправим легко, хотя нужно соблюдать осмотрительность. Остальное, например пробуждение удовольствия, сложнее.

– Обойдется недешево.

– Я уверен, что Герун Эберикт с радостью заплатит.

– А если потребуется все, что у него есть?

Тегол пожал плечами.

– Милая, деньги во всем этом не главное. Я вообще собирался выбросить их в реку.

– Я бы и себе взяла.

– Не смеши меня, Шурк. Серьезно.

– Почему?

– Потому что такой смех заразителен.

– А. Поняла.

– Приходи завтра ночью, мы сделаем из тебя новую женщину.

– Мне бы пахнуть по-новому.

– Не беспокойся. Я знаю людей, которым это по плечу.


Воровка спустилась по наружной стене дома. Тегол, стоя на краю крыши, наблюдал за ней; когда она добралась до переулка, он позволил себе закатить глаза. Затем повернулся и направился к постели.

И тут же услышал голоса внизу. Бугг говорил удивленным, но не испуганным тоном. И говорил достаточно громко – чтобы предупредить Тегола, если вдруг Шурк засиделась.

Тегол вздохнул. Насколько лучше – проще – жилось всего несколько недель назад! Когда не было никаких планов, схем, задач. А теперь – чуть шевельнулся, и все сразу захотели тебя увидеть.

Скрипнула лестница, и появилась темная фигура.

Тегол не сразу узнал его и на мгновение поднял брови, прежде чем шагнуть навстречу.

– Вот так неожиданность.

– Твой прислужник, похоже, точно знал, что ты не спишь. Каким образом?

– Дорогой брат, таланты Бугга поистине сверхъестественны.

Брис подошел к постели и рассмотрел ее.

– А если идет дождь?

– Увы, приходится спускаться в комнату. И страдать от непрерывного храпа Бугга.

– Так вот из-за чего ты спишь на крыше?

Тегол улыбнулся, потом сообразил, что в темноте улыбка Брису не видна. Впрочем, и к лучшему.

– Королевский поборник… Я ведь тебя не поздравил. Поздравляю.

Брис не шелохнулся.

– Ты часто посещаешь склеп? И вообще – посещаешь?

Сложив руки на груди, Тегол обратил взор на канал. Расплывчатое сияние отраженных звезд ползло через город.

– Прошли годы, Брис.

– С того дня, как ты приходил последний раз?

– Со дня их смерти. Мы по-разному чтим их память. Семейный склеп? – Тегол пожал плечами. – Подземная комната с каменными стенами, в которой нет ничего важного.

– Понятно. Хотелось бы знать, Тегол, как именно ты чтишь их память?

– Ты и не представляешь.

– Не представляю.

Тегол потер глаза, только сейчас ощутив усталость. Процесс мышления отнимал уйму энергии – приходилось признать, что он давно не практиковался. Разумеется, мозг занимался и другими вещами, даже более утомительными. Вспоминал братьев, давних знакомых, проверял вновь начищенные доспехи, припрятанное оружие, старые приемы – казалось, забытые, но в действительности просто спящие.

– У нас праздник, Брис? Я что-то пропустил? Были бы у нас кузены-кузины, дяди-тети, племянники-племянницы, мы могли бы собраться. Посидеть на пустых стульях, где когда-то сидели мать и отец. Осознать правду – что мертвые говорят в тишине и поэтому никогда не оставляют нас в покое…

– Мне нужна твоя помощь, Тегол.

Он поднял глаза. В темноте было трудно разобрать выражение лица брата.

– Дело в Халле, – продолжал Брис. – Он нарвется, и его убьют.

– Скажи мне, – прервал Тегол, – ты когда-нибудь задумывался, почему ни один из нас не нашел жену?

– Я говорю тебе…

– Все просто – из-за нашей матери, Брис. Она была слишком умна. Странник меня подери, что за недомолвки. Вовсе не отец занимался нашими финансами.

– А ты ее сын, Тегол. Куда больше, чем я или Халл. Когда я смотрю на тебя, когда слушаю, мне трудно следить за твоими мыслями. Но при чем тут…

– Наши фантастические надежды, Брис. Мы пытаемся. Все мы пытались, правда?

– Проклятье, Тегол, к чему ты клонишь?

– К Халлу, конечно. Ты ведь о нем пришел поговорить? Хорошо. Он встретил женщину. В каком-то смысле умную, как наша мать. Или, вернее, это она его нашла. Величайший дар для Халла. А он даже не понял этого, хотя держал буквально в руках.

Брис подошел ближе, злой, словно готовый вцепиться брату в горло.

– Принц захочет его смерти. А не принц, так первый евнух – если Халл выскажется против короля. Погоди-ка! – Он рассмеялся невеселым смехом. – Есть ведь еще Герун Эберикт! Кого я забыл? Не помню. Да и неважно. Халл будет на переговорах, и лишь его намерения неизвестны – никому. Как же вести свою игру, если в ней участвует незнакомый фактор?

– Остынь, брат, – сказал Тегол. – Я подхожу к сути.

– Давай уже!

– Пожалуйста, тише. Халл нашел ее, потом потерял. Но она все еще там. Сэрен Педак, Брис. Она защитит его…

Брис зарычал и отвернулся.

– Как мать – отца?

Тегол вздохнул.

– Смягчающие обстоятельства…

– А Халл – сын нашего отца!

– Ты только что спрашивал, как я чту память родителей. Могу сказать, Брис. Вот я смотрю на тебя. Твоя смертельная грация – мастерство, привитое им, – мне и вспоминать не нужно. Он и сейчас просто стоит передо мной. Его в тебе больше, чем в Халле. Гораздо больше. А я, боюсь, действительно похож на нее . Вот. – Тегол беспомощно развел руки. – Ты просишь о помощи, но не слушаешь, что я говорю. Нужно ли вспоминать судьбу родителей?

– Значит, ты описывал нашу судьбу, – хрипло ответил брат.

– Она могла бы его спасти, Брис. Если бы не мы. Если бы не ее страх за нас. Всю затею с долгами, ловко подстроенную, чтобы поймать отца в ловушку, она бы легко разбила, но только, как и я, она не видела ничего в мире, что восстало бы из пепла. И, не видя ничего, испугалась .

– Значит, не будь нас, мать спасла бы его – удержала в момент наивысшей трусости?

Брис блестящими глазами смотрел на Тегола.

– Думаю, да, – ответил Тегол. – И от них мы получили урок жизни. Ты выбрал королевскую гвардию, а теперь роль поборника. Тут долг тебя не достанет. Что касается Халла, он ушел – от золота, от его смертельных ловушек – и искал славы, спасая людей. И даже когда не получилось… Ты можешь представить себе, что Халл пойдет на самоубийство? Трусость отца была предательством, Брис.

– А ты, Тегол? Какой урок извлек ты?

– Разница между мной и матерью в том, что у меня нет ноши. Нет детей. Так что, брат, думаю, я достигну того, чего не смогла достичь она, несмотря на любовь к отцу.

– Тем, что носишь лохмотья и спишь под открытым небом?

– Восприятие укрепляет ожидания, Брис. – На лице брата мелькнула сухая улыбка.

– Допустим. Но Герун Эберикт не так обманут, как ты полагаешь. Как был, признаюсь, обманут я.

– До сегодняшней ночи?

– Да.

– Ступай домой, Брис, – сказал Тегол. – Сэрен Педак прикрывает Халла и будет прикрывать, как бы она ни относилась к тому, что он намерен сделать. Она не может удержаться. Даже у гениев есть слабости.

Снова улыбка.

– И у тебя, Тегол?

– Я говорил вообще. Я всегда исключение из правил.

– И как тебе удается?

– Так я сам устанавливаю правила. Это моя частная игра, брат.

– Во имя Странника, иногда я начинаю тебя ненавидеть, Тегол! Послушай, нельзя недооценивать Геруна Эберикта…

– Геруном займусь я. Теперь вот что. За тобой следили?

– Я не подумал. Видимо, да. Думаешь, наши голоса были слышны?

– Нет – через завесу, которую Бугг устанавливает перед сном.

– Бугг?

Тегол похлопал брата по плечу и повел к люку.

– Он не всегда совершенно бесполезен. Мы находим скрытые таланты – это неиссякаемый источник удовольствия. По крайней мере, для меня.

– А не он ли бальзамировал родителей? Его имя…

– Да, Бугг. Там я впервые встретил его и сразу заметил отсутствие у него перспектив. Вход можно разглядеть только с одного места, и ни с какого другого, Брис. И обычно нельзя подойти, чтобы тебя не заметили. А тогда – погоня, а это неприятно, и, скорее всего, не убежишь. Тогда придется убивать. И не на дуэли. Просто казнь. Готов?

– Конечно. Но ты сказал, нельзя подойти, чтобы…

– А, да. Я забыл упомянуть наш туннель.

Брис замер.

– У тебя есть туннель?

– Надо же загружать Бугга работой.


В пяти шагах от затененного участка стены склада, где только и можно было спрятаться, наблюдая за дверью дома Тегола, Брис Беддикт остановился. Глаза привыкли к темноте, и он убедился, что там никто не прячется.

Но ощущался запах крови – металлический и густой.

Достав меч, он приблизился.

Ни один человек не остался бы в живых. Черная лужа протянулась на мостовой, лениво растекаясь по трещинкам между булыжниками. Горло распороли и ждали, пока стечет кровь, прежде чем забрать труп. След был четко виден: две борозды от пяток, мимо стены склада, за угол – и с глаз долой.

Финадд подумал – не пойти ли по следу.

А потом увидел отпечаток ноги, оставшийся в пыли, и передумал.

След ребенка. Босого. Утащившего мертвеца прочь.

В каждом городе есть мир ночных обитателей, играющих ночью в собственную игру хищника и жертвы. Брис знал, что это не его мир, и не желал погружаться в его тайны. Эти часы принадлежали Белому Ворону и открывались лишь ему.

Брис повернулся и зашагал во дворец.

Похоже, грозный мозг брата не бездельничал. Его безразличие – всего лишь уловка. А значит, Тегол очень опасен. Слава Страннику, он на моей стороне…

Он ведь на моей стороне?


Старый дворец, который скоро совсем оставят ради Вечного дома, стоял на осевшем холме, в ста шагах от берега реки. Оставшиеся участки высокой стены показывали, где была когда-то ограда – от дворца до реки; тут разнообразные постройки были отделены от остального города.

Эти постройки появились еще до основания Первой империи. Возможно, сами строители почитали эти земли почти священными, хотя, конечно, для колонизаторов не было ничего святого. Также возможно, что первые летери обладали более полным тайным знанием – давно утерянным, – которое заставило их воздать честь жилью яггутов и одинокой, странной башне в центре.

Истина осыпалась вместе со стенами ограды, и невозможно было найти ответы в пыли раскрошившегося раствора и хлопьях осыпавшегося шифера. Место, хотя уже и не огороженное, никто не посещал – по привычке. Сама земля ничего не стоила – в силу королевского указа, шесть веков назад запретившего разрушать древние постройки и строить на их месте. Любая попытка оспорить указ в итоге даже не доходила до суда.

Ну и хорошо. Опытные метатели плиток Обителей понимали значение приземистой покосившейся башни и заросшего двора. И жилищ яггутов, образцов Обители Льда.

Учитывая открывшиеся перспективы, Шурк Элаль была настроена уже не так скептически, как прежде. Участок вокруг потрепанной серой каменной башни манил к себе мертвую воровку. Здесь родня, хотя и не по крови. Нет, это семья немертвых, не способных или не желающих отдаться забвению. Для погребенных в комковатой, глиняной почве вокруг башни их могилы стали тюрьмой. Азаты не отдавали своих детей.

Она чувствовала, что здесь похоронены и оставшиеся живыми; большинство из них сошли с ума за долгие века в объятиях древних корней. Другие оставались зловеще молчаливыми и неподвижными, словно ожидали конца вечности.

Воровка пришла на запретные земли позади дворца. Она видела башню Азатов – третий, верхний этаж, возвышающийся над покосившимися стенами жилищ яггутов. Ни одно строение уже не стояло прямо. Все наклонились из-за выдавленной громадным весом глины или вымытого подземными потоками песка. Вьющиеся растения опутывали стены паутиной, хотя те, что добирались до умерших здесь Азатов, засыхали у камней фундамента посреди желтеющей травы.

Шурк не обязательно было смотреть на кровавый след, чтобы найти дорогу. Запах стоял в душном ночном воздухе, разносился легким ветерком. За поворотом стены, окружающей башню Азатов, под кривым деревом сидела девочка Кубышка. Лет девяти-десяти… навеки. Голая, бледная кожа покрыта пятнами, в волосах комками запекшаяся кровь. Перед ней – труп, уже наполовину скрывшийся в земле.

Пища для Азатов? Или для голодных ночных жителей? Шурк не знала и не хотела знать. Земля глотает тела, и хорошо.

Кубышка подняла черные глаза, в которых отразились звезды. Если на плесень не обращать внимания, она может ослепить; пленка на мертвых глазах уже толстая. Девочка медленно поднялась и пошла навстречу.

– Почему тебе не стать мне мамой?

– Я уже объясняла, Кубышка. Я ничья не мама.

– Я шла за тобой сегодня ночью.

– Ты всегда ходишь за мной, – сказала Шурк.

– Как только ты ушла с крыши, в дом пришел другой человек. Военный. И за ним следили.

– И кого из них ты убила?

– Того, который следил, конечно. Я хорошая девочка. Я забочусь о тебе. А ты обо мне…

– Я ни о ком не забочусь, Кубышка. Ты умерла гораздо раньше меня. Живешь на этих землях. Я приношу тебе тела.

– Мне мало.

– Я не люблю убивать; я убиваю только в крайнем случае. И потом, я ведь не одна тебе помогаю.

– Нет, одна.

Шурк уставилась на девочку.

– Одна?

– Да. Остальные бегали от меня, как теперь бегают от тебя. Кроме того человека на крыше. Он что, тоже не такой, как все?

– Не знаю, Кубышка. Но теперь я на него работаю.

– Я рада. Взрослые должны работать. Тогда у них мысли заняты. Пустые мысли – это плохо. Опасно. Они начинают заполняться плохими вещами. И всем плохо.

Шурк наклонила голову.

– И кому плохо?

Кубышка махнула грязной рукой в сторону запущенного сада.

– Беспокойные. И я не знаю почему. Башня теперь все время потеет.

– Я принесу тебе соленой воды, – сказала Шурк. – Для глаз. Их нужно промывать.

– Я прекрасно вижу. И теперь не только глазами. Моя кожа видит. И чувствует вкус. И мечтает о свете.

– Что это значит?

Кубышка убрала окровавленные пряди от сердцевидного лица.

– Пятеро пытаются выбраться. Я этих пятерых не люблю – я почти всех не люблю, но этих особенно. Корни умирают. Я не знаю, что делать. Они шепчут, как порвут меня на куски. Скоро. Я не хочу, чтобы меня рвали. Что мне делать?

Шурк молчала, потом спросила:

– Ты чувствуешь погребенных, Кубышка?

– Большинство со мной не разговаривают; они потеряли разум. Другие меня ненавидят за то, что я не помогаю. Еще кто-то просит и умоляет… Они говорят через корни.

– А есть те, кто ничего не просит?

– Некоторые все время молчат.

– Поговори с ними. Найди с кем поговорить. С кем-то, кто может тебе помочь. – Кто сможет стать тебе матерью… или отцом . – Спрашивай, что они думают о том, о сем. Если кто-то не захочет помочь, не попытается выполнить твои желания в обмен на свободу, не сочувствует другим, расскажи мне о нем. Все, что знаешь. И я постараюсь дать совет – не как мать, как товарищ.

– Ладно.

– Хорошо. Но я пришла не за этим, Кубышка. Я хочу знать, как ты убила шпиона?

– Прогрызла горло. Так быстрее всего, и я люблю кровь.

– Почему ты любишь кровь?

– Я мажу волосы, и они не лезут в лицо. И пахнут жизнью, правда ведь? Мне нравится этот запах.

– Многих ты убила?

– Много. Они нужны земле.

– А зачем они земле?

– Потому что она умирает.

– Умирает? А что будет, если она умрет, Кубышка?

– Все выйдут. А мне тут хорошо.

– Знаешь, Кубышка, – сказала Шурк, – отныне я буду говорить тебе, кого убивать – не беспокойся, их будет вдоволь.

– Хорошо. Ты очень добра.


Среди сотен существ, похороненных на земле Азатов, только один мог слышать разговор двух немертвых на поверхности. Башня Азатов уступила место этому обитателю не от слабости, а по необходимости. Защита оказалась не готова. Да и всегда была не готова. Сам выбор был ущербен – еще один признак слабеющей власти, дряхлости, предъявляющей права на самое древнее каменное строение.

Башня Азатов на самом деле умирала. И отчаяние толкало на самые неслыханные шаги.

Выбор среди узников был сделан. Шли тайные приготовления, неспешные, словно движения корней между камнями, но такие же неотвратимые. Только времени оставалось мало.

Срочность подгоняла, выдавливая кровь из башни Азатов. Пять существ одного племени, заточенных еще во времена к’чейн че’маллей, были уже близки к поверхности.

Тоблакаи.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
1 - 1 21.02.18
Благодарности 21.02.18
Действующие лица 21.02.18
Пролог 21.02.18
Книга первая. Стылая кровь
Глава первая 21.02.18
Глава вторая 21.02.18
Глава третья 21.02.18
Глава четвертая 21.02.18
Глава пятая 21.02.18
Книга вторая. Дороги дня
Глава шестая 21.02.18
Глава четвертая

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть