Онлайн чтение книги Меня зовут Лю Юэцзинь My name is Liu Yuejin
Глава 2. Жэнь Баолян

Каждый на стройке знал, что Лю Юэцзинь – вор. Обычно воры промышляют на улицах либо обчищают дома, а Лю Юэцзинь ни того ни другого не делал – воровал он у себя на стройке. При этом проволока, кабель и трубы его не интересовали – интерес для него представляла столовая. Лю Юэцзинь был поваром. И воровал он даже не в столовой, а на рынке. Каждое утро в обязанности Лю Юэцзиня входила покупка продуктов. Собственно, и на рынке он ничего не крал: будь то зелень, редька, капуста, картошка, лук или мясо – за все он платил исправно. Но учитывая, что на стройплощадке трудилось несколько сотен ртов, за раз Лю Юэцзиню приходилось покупать помногу всего, а это давало возможность поторговаться. Если ему удавалось за цзинь[3]Китайская мера веса, в настоящее время составляет 500 г. скинуть пять фэней[4]Китайская денежная единица, одна сотая часть юаня., то за несколько десятков цзиней он уже мог сэкономить несколько юаней. Кроме того, было выгодно заходить в одни и те же лавки, а не бегать по разным продавцам. Или взять, к примеру, мясо, оно ведь тоже бывает разным: филейная часть, грудинка, шея – и стоит все по-разному. В кругу рабочих бытует мнение, что есть прямая взаимосвязь между бычьими шеями рабочих и тем мясом, которое каждый день им готовил Лю Юэцзинь. Но, как говорится, не пойман – не вор, а Лю Юэцзиня поймать не удавалось, поэтому и назвать его вором тоже было нельзя. Народ же на стройке злился не из-за наличия вора, а из-за того, что его нельзя было поймать. Бригадир-подрядчик Жэнь Баолян сокрушался: «Я раньше думал, что не пойман – не вор, а тут выходит, не пойман – а вор».

Лю Юэцзинь и подрядчик Жэнь Баолян дружили уже десять с лишним лет. Жэнь Баолян был хэбэйцем из Цанчжоу[5]Городской округ в восточной части провинции Хэбэй, на юге граничит с провинцией Хэнань., а Лю Юэцзинь – хэнаньцем из Лошуя[6]Уездный центр в провинции Хэнань.. Шестнадцать лет назад Жэнь Баолян, отсидев два с лишним года, вышел из лошуйской тюрьмы, В этой самой тюрьме поваром тогда работал дядя Лю Юэцзиня, Ню Дэцао. Пока ему не исполнилось сорок лет, его огромные глазищи светились, словно два прожектора. А в тот год, когда он отметил свое сорокалетие, у него обнаружилась катаракта, и с тех пор все перед ним сливалось, словно в тумане. Пока Ню Дэцао видел хорошо, речь его была неторопливой, а едва в глазах появился туман, он стал разговаривать очень громко. Завидя кого-нибудь, он тотчас восклицал:

– Зрение – это еще не все, я людей сердцем чую.

Когда Ню Дэцао был еще здоров и Лю Юэцзинь вместе с матерью ходил к бабушке, Ню Дэцао с ними практически не общался, поэтому Лю Юэцзинь его побаивался. Хотя кашеварил Ню Дэцао при тюрьме, гонору у него было хоть отбавляй: и не оттого, что он работал поваром, а оттого, что работал он в тюрьме. Повара из ресторанов каждый день выкладывались как могли, а у тюремного повара была прямо противоположная задача. Заключенные может и хотели бы хорошо покушать, да кто бы им дал: триста шестьдесят дней в году их трехразовое питание неизменно составляли соленья, жидкая кашица да пампушки. В ресторанах чуть что клиентам не по вкусу – повар крайний, а заключенным что ни подадут – они лишь помалкивают. А случись им пересечься с поваром, так они еще и заискивать начнут. Повара из ресторанов презирали Ню Дэцао, а тот презирал их: «Едрить твою мать, везде заведено, чтобы повара опекали клиентов, еще поискать надо, где наоборот».

Однако, когда у Ню Дэцао появилась привычка драть глотку в разговоре, народ приноровился им, незрячим, помыкать. Сослуживцы или знакомые при встрече любили шлепнуть его по шее. Бывало, огреют звучным шлепком по загривку и поминай как звали, а Ню Дэцао оставалось только гадать, кто это был. Как-то раз зимой, когда Лю Юэцзинь вместе с матерью пошел в тюрьму проведать дядю, тот взял его с собой на рынок, чтобы прикупить солений. Вдруг к ним подошел один из знакомых Ню Дэцао и огрел его по шее. Ню Дэцао уже привык к такому обращению, а вот восьмилетний Лю Юэцзинь решил заступиться за дядю, поэтому пнул и обругал обидчика. Тот никак не ожидал такого поворота и дал мальчику оплеуху. Лю Юэцзинь заплакал, вокруг собралась толпа, а Ню Дэцао недовольно пожурил племянника, мол, это же просто шутка. Но когда они уже уходили с рынка, он погладил его по голове и, прослезившись, сказал:

– Верно говорят, что на тигра лучше идти с братьями, а на войну – с отцом.

С тех пор они и сблизились. Когда за решетку попал Жэнь Баолян, Лю Юэцзинь уже женился. В те времена Жэнь Баолян мотался на грузовике по Китаю, скупая и перепродавая уголь, зерно, удобрения и хлопок. Работа эта была сезонная, поэтому весь свой заработок он потом вкладывал в закупку нового товара. Как-то раз он вез из Гаою, что в провинции Цзянсу, целый грузовик живых крабов, а направлялся он в провинцию Шэньси, в Тунгуань. Когда же он проезжал через пост транспортной инспекции в Лошуе, его тормознули. Сказали, что параметры грузовика превышают стандарты. Тогда Жэнь Баолян по-тихому сунул в карман полицейского двести юаней, тот не возражал. Жэнь Баолян завел уже было машину, чтобы ехать дальше, но тут из будки к нему направился еще один полицейский. Он попросил заново предъявить документы и, придравшись к чему-то, объявил, что машина подлежит задержанию. Жэнь Баолян не собирался раскошеливаться по второму кругу. Между тем он глянул на свой живой товар: крабы, источая пену и тараща глаза, проявляли нетерпение. Жэнь Баолян тоже стал заводиться: один, видите ли, придирается почем зря, другой, прикарманив деньги, вообще ушел, не считая своим долгом помочь – как тут не взбеситься? Жэнь Баолян выловил первого полицейского и потребовал свои деньги обратно, но тот воспротивился, сказав, что никаких денег не брал. Между ними началась потасовка. Полицейский схватил свою дубинку и принялся колотить Жэнь Баоляна, но тот после трех ударов дубинку отобрал и огрел ею полицейского. Если три удара полицейского пришлись по плечу, пояснице и спине Жэнь Баоляна, то один удар Жэнь Баоляна обрушился обидчику прямо на голову. И этого хватило, чтобы полицейский, окровавленный, грузно повалился на землю. Если расколошматить черепушку обычному смертному, то, как говорится, невелика беда, но совсем другое дело, если пострадала черепушка полицейского. В итоге небольшая ранка с несколькими каплями крови после больничного освидетельствования превратилась в сильное сотрясение мозга, к этому еще прибавили оказание противодействия лицам при исполнении служебных обязанностей, и Жэнь Баоляна осудили на два года и восемь месяцев.

Как-то раз Лю Юэцзинь отправился в город за поросенком. У него была одноклассница, Ли Айлянь, а у той – двоюродный брат, Фэн Айго. Этот самый Фэн Айго украл в соседней деревне быка и корову с двумя телятами, за что тоже попал за решетку на восемь месяцев. Ли Айлянь рано лишилась родителей, поэтому с малых лет ее растила тетка. Раз в месяц в тюрьме устраивали день свиданий, и хотя этот день еще не настал, Ли Айлянь пользуясь тем, что дядя Лю Юэцзиня работал тюремным поваром, попросила Лю Юэцзиня передать Фэн Айго жареную курицу. Поэтому, купив в городе поросенка, Лю Юэцзинь взял жареную курицу и зашел к своему дяде Ню Дэцао. Ню Дэцао вызвал из камеры Фэн Айго, которого привели прямо в тюремную кухню. Швырнув ему курицу, дядя разрешил ему пристроиться и поесть в углу. Когда курица была уже наполовину съедена, из камеры кто-то закричал:

– Это я – Фэн Айго! Это я – Фэн Айго!

Тогда только выяснилось, что курицу грыз вовсе не Фэн Айго, а хэбэец Жэнь Баолян. Когда Ню Дэцао пришел за Фэн Айго, тот, уже два дня мучаясь поносом, вышел в туалет. Поэтому на кухню вместо него привели его сокамерника Жэнь Баоляна. Разобравшись что к чему, Ню Дэцао подошел к Жэнь Баоляну и влепил ему затрещину:

– Едрить твою мать, а в Хэбэе жареных куриц не делают? – Пнув заключенного, он добавил: – Хотел меня одурачить? Ладно бы кто другой осмелился, а тут еще ваш брат начинает мне мозги пудрить!

С этими словами он схватил скалку и набросился на Жэнь Баоляна. Лю Юэцзинь наблюдал, как заключенный, обхватив руками голову, молча терпит побои, при этом пытаясь дожевать свою курицу. Наконец Лю Юэцзинь не выдержал и бросился к Ню Дэцао:

– Дядя, оставь его, подумаешь, какая-то курица. Теперь ее все равно из него не выколотишь.

Тут Жэнь Баолян заплакал:

– Курица тут ни при чем, просто за два с лишним года меня еще никто не навестил.

Прошло два года и восемь месяцев, и Жэнь Баолян вышел из тюрьмы. Первое, что он сделал, это навестил Лю Юэцзиня в его деревне Люцзячжуан. С собой он принес десять отборных цыплят. Спустя пять лет Жэнь Баолян стал подрядчиком на стройплощадке в Пекине. Видеться с Лю Юэцзинем они перестали, но письмами обменивались. Прошло еще пять лет, Лю Юэцзинь развелся и, пытаясь пережить тяжелый период, уехал из Лошуя в Пекин, под крыло Жэнь Баоляна, который устроил его на стройплощадке поваром. Если бы Жэнь Баолян не был начальником Лю Юэцзиня, они бы остались друзьями, но теперь, когда один стал руководителем, а другой подчиненным, друзья перестали считаться таковыми. Собственно, Жэнь Баолян мог сказать, что Лю Юэцзинь ему друг, а вот Лю Юэцзинь сказать то же самое про Жэнь Баоляна уже не имел права. Или скажем так: наедине они могли считаться друзьями, а на людях им следовало держать дистанцию. Лю Юэцзинь все это прекрасно понимал, поэтому наедине с Жэнь Баоляном обращался к нему просто «Баолян», а при посторонних тотчас величал его «управляющий Жэнь». Жэнь Баолян, видя такое понимание с его стороны, а также помня о случае с жареной курицей, хоть и знал про махинации Лю Юэцзиня, смотрел на них сквозь пальцы. Но как-то раз Лю Юэцзинь напился, а рабочие, составлявшие ему компанию, стали перемывать кости Жэнь Баоляну. Рабочие есть рабочие – у них всегда будет иметься зуб на подрядчика, а вот Лю Юэцзиня словно подменили. Если раньше он, прежде чем что-то сказать, думал головой, то сейчас, хватив лишнего, потерял над собой всякий контроль и присоединился к сплетникам; язык у него развязался и молол без остановки. Тогда-то он и рассказал, что Жэнь Баолян десять с лишним лет назад сидел в лошуйской тюрьме, вспомнил и про случай с жареной курицей. Все эти разговоры дошли до ушей Жэнь Баоляна. Вообще-то, он не стыдился своего прошлого, а иногда даже подначивал: «Да я, твою мать, за решеткой сидел, так что мне теперь никакие выродки не страшны!». Но то, что позволено говорить о себе человеку самому, не позволено говорить другим. Более того, что позволено говорить другим, не позволено Лю Юэцзиню. Так что этот случай окончательно разорвал их дружбу. Сначала Жэнь Баолян хотел было вообще прогнать Лю Юэцзиня, да только совесть его останавливала. Тогда он, не подав виду, оставил Лю Юэцзиня работать, как прежде, на кухне, но ходить за покупками запретил. Он надеялся, что Лю Юэцзинь сам поймет, что ловить ему здесь больше нечего, и уйдет. Очень кстати у Жэнь Баоляна объявилась племянница, которая, окончив школу не смогла поступить в университет и теперь тоже приехала из Цанчжоу в Пекин, надеясь на помощь Жэнь Баоляна. Тот тут же пристроил ее в столовую и обязал ходить за продуктами. Лю Юэцзинь понимал, что виной всему была лишь одна его фраза, сказанная под градусом. Он тоже хотел уйти, потому как при сложившихся обстоятельствах общаться с Жэнь Баоляном ему было невыносимо. Однако в Китае, где дефицит всего, кроме людей, взять и быстро найти другое рабочее место не так-то просто. Другими словами, устроиться разнорабочим на стройплощадке – это пожалуйста, а вот поваром на кухне – куда сложнее. Поэтому хоть вся эта ситуация и напрягала Лю Юэцзиня, он решил сначала найти место, а потом уже уходить. Племянницу Жэнь Баоляна звали Е Лянъин. В отличие от худосочного Жэнь Баоляна, Е Лянъин была толстушкой и в свои девятнадцать весила сто пять килограммов. Вдобавок при такой комплекции у нее не наблюдалось никаких женских форм. Е Лянъин с радостью приступила к своим обязанностям. С утречка пораньше она садилась на велосипед с тележкой и, вихляя задом, отправлялась на рынок за продуктами. Стоимость каждой покупки она аккуратно записывала, учитывая все, будь то лук или чеснок. Спустя месяц она исписала две толстых тетради. Но откуда ей было знать, как следует вести дела на рынке? В результате обнаружилось, что Е Лянъин за прошедший месяц потратила на продукты на две тысячи больше, чем тратилось раньше, что, впрочем, не отразилось на качестве питания. Когда в конце месяца настала пора подводить счета, Е Лянъин вручила Жэнь Баоляну свои тетради, а тот разорвал их в клочья и, бросив на пол, сказал:

– Следует признать, что ты – честный человек. – Следом он вздохнул: – Но лучше бы ты воровала.

Жэнь Баолян сместил Е Лянъин и отправил на кухню подогревать пампушки да готовить рис, а покупку продуктов снова возложил на Лю Юэцзиня. Но тот вдруг стал набивать себе цену и с кислой физиономией заметил:

– Управляющий Жэнь, у меня уже возраст не тот, что бы бегать по лавкам. – Сказав это, он добавил: – Так что лучше не серчайте на свою племянницу.

Такое поведение взбесило Жэнь Баоляна:

– Лю Юэцзинь, ты поимел меня, я – тебя, кончай уже свой выпендреж, а то доиграешься, и я пошлю тебя ко всем чертям!

Только тогда Лю Юэцзинь сел на велосипед с тележкой и, посмеиваясь в душе, поехал на рынок.