Глава 2. Огромная услуга для Конни Кларк

Онлайн чтение книги Не буди дьявола Let the Devil Sleep
Глава 2. Огромная услуга для Конни Кларк

Владения Гурни располагались в горной седловине за поселком Катскилл, в конце дороги, проходящей через Уолнат-Кроссинг. Старый фермерский дом стоял на пологом южном склоне. За ним простиралось неухоженное пастбище, на другом конце которого был выстроен большой красный амбар и вырыт глубокий пруд, теперь заросший рогозом и осененный ивами. За прудом начинался лес: буки, клены, черная вишня. Другое пастбище тянулось к северу от дома, вдоль гор: за ним виднелись сосновый бор и цепь заброшенных каменоломен, где некогда добывали песчаник. Оттуда открывался вид на следующую долину.

Погода резко поменялась: в горах Катскилл это бывает куда чаще, чем в Нью-Йорке, где Дэйв и Мадлен жили раньше. Небо аспидным одеялом нависло над холмами. За десять минут похолодало как минимум градусов на пять.

Что-то заморосило: не то дождь, не то снег. Гурни закрыл французские двери. Задвигая щеколду, он внезапно ощутил резкую боль в животе, с правой стороны. Потом снова. К этим приступам он привык: даже три таблетки ибупрофена не помогали. Он направился в ванную, к аптечке, невольно думая, что хуже всего не боль, а чувство собственной уязвимости: он выжил только потому, что ему повезло.

Слово “везение” Гурни не любил. Оно казалась изобретением глупцов, подделкой под компетентность. Он остался жив волей случая, но случай – ненадежный союзник. Его знакомые, те, кто помоложе, верили в удачу, прямо-таки полагались на нее, будто владели ею по праву. Но Гурни в свои сорок восемь твердо знал: везение – это случайность, и не более. Незримая рука, бросающая жребий, не милосердней трупа.

Боль в животе напомнила ему, что надо отменить прием у невролога в Бингемтоне. Он был у этого невролога уже четырежды за последние три месяца и с каждым разом все меньше понимал, зачем это нужно. Разве что затем, чтобы его страховой компании прислали счет.

Номер невролога, как и номера остальных врачей, хранился у него в письменном столе. Поэтому, вместо того чтобы идти в ванную за ибупрофеном, он направился в комнату. Набирая номер, он живо представлял себе врача: задерганного человечка под сорок, с проплешинами в черных вьющихся волосах, с маленькими глазками, девчачьими губами, вялым подбородком, шелковистыми руками и безупречными ногтями, – представлял его дорогие туфли, пренебрежительную манеру речи и полное отсутствие интереса к Гурни, к его мыслям и чувствам. Три женщины в вылизанной ультрасовременной приемной, казалось, никогда ничего не понимали и были вечно всем недовольны: самим доктором, его пациентами, данными на экранах своих мониторов.

После четвертого гудка трубку сняли.

– Приемная доктора Хаффбаргера, – нетерпеливо, почти презрительно проговорил голос.

– Это Дэвид Гурни, у меня назначен прием, и я хотел бы…

Его резко оборвали:

– Подождите, пожалуйста.

Откуда-то доносился взвинченный мужской голос. Поначалу Гурни решил, что это ругается на что-то нудный и нетерпеливый пациент, но тут другой голос задал какой-то вопрос, затем к сваре присоединился третий – столь же пронзительный и негодующий, – и стало ясно, что это работает кабельный новостной канал: из-за него сидеть в приемной у Хаффбаргера было сущей пыткой.

– Алло, – повторил Гурни в явном раздражении. – Вы слушаете? Алло!

– Минутку, пожалуйста.

Голоса из телевизора, невыносимо пошлые, все не умолкали. Гурни уже готов был бросить трубку, когда ему наконец ответили.

– Приемная доктора Хаффбаргера, здравствуйте!

– Здравствуйте, это Дэвид Гурни. Я хочу отменить прием.

– Какое число?

– Ровно через неделю, в одиннадцать сорок.

– Фамилию по буквам, пожалуйста.

Он хотел было спросить, сколько еще пациентов записаны в тот же день на 11:40, но послушно продиктовал свою фамилию.

– На какое число вы хотите перенести прием?

– Ни на какое. Я его отменяю.

– Нужно назначить другую дату.

– Что?

– Я не могу отменить прием доктора Хаффбаргера, могу только записать вас на другую дату.

– Но…

Женщина раздраженно перебила:

– Дату приема невозможно удалить из системы, не назначив другой даты. Такие правила у доктора Хаффбаргера.

Гурни почувствовал, как его рот скривился от злости, чересчур сильной:

– Меня не волнует, как устроена ваша система и каковы ваши правила, – сухо отчеканил он. – Я отменяю прием.

– Его придется оплатить.

– Не придется. Если Хавбургер будет против, передайте, пусть мне позвонит.

Он нервно бросил трубку, досадуя на себя за детское дурачество, что исковеркал имя врача.

Потом замер у окна, невидящим взором глядя на высокогорное пастбище.

“Да что за муть со мной творится?”

Правый бок снова резануло – отчасти ему в ответ. Боль напомнила Гурни, что он шел за таблеткой.

Он вернулся в ванную. Человек, уставившийся на него из зеркальной дверцы шкафчика, ему не понравился. Лоб в морщинах от тревоги, кожа бесцветная, глаза тусклые и усталые.

“Боже”.

Он знал, что ему надо бы снова тренироваться – все эти отжимания, подтягивания, упражнения на пресс некогда держали его в форме, так что он мог дать фору людям вдвое моложе. Но нынешнему отражению было ровнехонько сорок восемь, и это не радовало. Чему радоваться, когда тело исправно напоминает о своей смертности? Чему радоваться, когда обычная нелюдимость обернулась полной изоляцией? Нечему радоваться. Вообще.

Он взял с полки баночку с ибупрофеном, вытряхнул на ладонь три маленькие коричневые таблетки, хмуро изучил их и сунул в рот. Пока он ждал, когда из крана потечет холодная вода, из комнаты донесся телефонный звонок. Хаффбаргер, подумал он. Или кто-то из его приемной. Гурни решил не отвечать. “Ну их к черту”.

Послышались шаги Мадлен – она спускалась по лестнице. Через несколько секунд она взяла трубку, едва опередив допотопный автоответчик. Гурни слышал ее голос, но слов было не разобрать. Он налил воды в пластиковый стаканчик и запил уже подразмокшие на языке таблетки.

Сначала он подумал, что Мадлен выясняет отношения с Хаффбаргером. Ну и славно. Но потом шаги послышались ближе: Мадлен шла по коридору в спальню. Потом она вошла в ванную и протянула Гурни трубку.

– Тебя, – сказала она и вышла.

Гурни ожидал услышать Хаффбаргера или одну из его угрюмых секретарш и потому произнес намеренно резко:

– Да?

На секунду повисла пауза.

– Дэвид? – этот звучный женский голос был ему, несомненно, знаком, но чей он, не удавалось вспомнить.

– Да, – отозвался Гурни уже мягче. – Простите, но я не совсем…

– Как ты мог забыть? О, детектив Гурни, я этого не переживу! – патетически воскликнула женщина. Этот тембр и шутливые интонации неожиданно вызвали в памяти образ худощавой, умной, энергичной блондинки с куинсским акцентом и скулами как у модели.

– Господи, Конни! Конни Кларк! Сколько лет!

– Шесть.

– Шесть лет. Господи. – На самом деле число лет мало что значило для него, но надо же было что-то сказать.

Воспоминания об их встречах вызвали у него смешанные чувства. Конни Кларк, журналист-фрилансер, опубликовала в журнале “Нью-Йорк” хвалебную статью о Гурни, после того как он распутал печально известное дело серийного убийцы Джейсона Странка (а всего тремя годами ранее выследил другого серийного убийцу, Хорхе Кунцмана, и за это его повысили до детектива первого класса). Статья была хвалебной до неловкости: в ней отдельно подчеркивалось число выслеженных убийц, а сам Гурни был назван суперкопом – изобретательные коллеги долго еще развлекались, коверкая это прозвище на разные лады.

– Ну что, как тебе живется в мирном краю отдохновения?

В голосе звучала усмешка, и Гурни подумал, что она, наверно, знает о делах Меллери и Перри, которые он распутывал, уже выйдя в отставку.

– То мирно, то не очень.

– Вау! Догадываюсь, что это значит. Проработав двадцать пять лет в полиции Нью-Йорка, ты выходишь в отставку, уезжаешь в безмятежный Катскилл – и через десять минут на тебя сыплется убийство за убийством. Ты просто магнит: притягиваешь крупные дела. Ну и ну! А как на это все смотрит Мадлен?

– Ты с ней только что говорила. Спросила бы у нее.

Конни рассмеялась, будто он сказал что-то на редкость остроумное.

– Ну а кроме расследований ты что там делаешь?

– Да ничего особенного. Ничего не происходит. Вот у Мадлен дел больше.

– Я чуть не померла: все представляла, что ты живешь, как на картинах Нормана Роквелла. Дэйв готовит кленовый сироп. Дэйв варит яблочный сидр. Дэйв в курятнике – нет ли свежих яиц?

– Нет, яиц нет. И ни сиропа, ни сидра.

Ему-то приходили на ум совсем другие картинки последних шести месяцев: Дэйв строит из себя героя. В Дэйва стреляют. Дэйв еле-еле поправляется. Дэйв сидит и слушает шум в ушах. Дэйв подавлен, озлоблен, ушел в себя. Дэйву предлагают что-то сделать. Дэйв считает это наглым посягательством на свои права. На право вязнуть в своем вонючем болоте. Дэйву все безразлично.

– Так что ты сегодня делаешь?

– Честно, Конни, почти ничего – чертовски мало. Ну, может, обойду поля, может, подберу валежник после зимы, может, клумбы удобрю. Такие дела.

– Звучит неплохо. Знаю людей, которые много бы дали за такую жизнь.

Он не ответил: надеялся, что затянувшееся молчание заставит ее сказать о цели звонка. Она ведь звонит не просто так. Конни была женщина душевная и словоохотливая – это он помнил, – но заговаривала всегда с какой-то целью. Под белокурой гривой таился неутомимый ум.

– Ты, наверное, гадаешь, почему я тебе звоню, – сказала она. – Так?

– Да, я об этом подумал.

– Я звоню попросить об услуге. Об огромной услуге.

Гурни на мгновение задумался, потом рассмеялся.

– А что смешного? – Похоже, смех обескуражил ее.

– Ты мне однажды сказала, что просить надо только о большой услуге: если просят о маленькой, легче отказать.

– Ну нет! Не верю, что я могла такое сказать. Это же явная манипуляция, ужас какой. Ты ведь это все выдумал? – Конни исполнилась радостного негодования. Ее невозможно было надолго выбить из колеи.

– Так что ты хотела?

– Ты правда, правда все выдумал! Я знаю!

– Так все же, что ты хотела?

– Теперь мне совсем неловко, но это правда была бы огромная услуга. – Она помолчала. – Ты помнишь Ким?

– Твою дочь?

– Мою дочь. Она тебя боготворит.

– Что, прости?

– Только не притворяйся, что не знал.

– Ты сейчас о чем?

– Ох, Дэвид, Дэвид! Все женщины от тебя без ума, а ты хоть бы заметил.

– Кажется, я видел твою дочь один раз, и ей было лет… пятнадцать?

Он вспомнил, что за ланчем в доме Конни с ними сидела симпатичная, но очень уж серьезная девочка – в разговор не вступала, вряд ли и слово вставила.

– На самом деле ей было семнадцать. Ну ладно, может, “боготворит” – слишком пафосное слово. Но она поняла, что ты очень, очень умен, а для Ким это много значит. Сейчас ей двадцать три, и я знаю, что она очень высокого мнения о суперкопе Гурни.

– Это мило, но я не понял, к чему…

– Разумеется, не понял. Я тебя сама запутала с этой моей преогромной услугой. Может, ты сядешь? Разговор не такой уж короткий.

Гурни все еще стоял в ванной, прямо у раковины. Через спальню и холл он прошел к себе в комнату. Садиться ему не хотелось, и он подошел к окну, выходящему на задний двор.

– Все, Конни, я сел, – сказал он. – Что случилось-то?

– Нет, ничего плохого. Наоборот, кое-что изумительное. Ким невероятно повезло. Я тебе говорила, что она интересуется журналистикой?

– Пошла по стопам матери?

– Боже, ни в коем случае не говори этого ей, не то она тут же все бросит! Похоже, главная цель ее жизни – это полная от матери независимость! И не говори, что она пошла. Она не пошла, а вот-вот разбежится и прыгнет. Так вот, давай я объясню что да как, а то ты совсем запутаешься. Она заканчивает магистратуру по журналистике, учится в Сиракьюсе. Это ведь недалеко от вас?

– Ну не прямо по соседству. Ехать – ну, скажем, час сорок пять.

– О’кей, терпимо. Немногим дольше, чем мне до города. Ну так вот, для диссертации она придумала сделать документальный мини-сериал о жертвах убийств, точнее, не о самих жертвах, а об их семьях, о детях. Ей интересно посмотреть, как убийство влияет на родственников жертвы, если дело не было закрыто.

– Не было?..

– Да, она хочет взять случаи, когда убийцу так и не нашли. И рана так и не затянулась по-настоящему. Неважно, сколько времени прошло, в эмоциональном плане это самый значимый факт их жизни: он создает мощнейшее силовое поле, необратимо меняющее жизнь. Передача будет называться “Осиротевшие”. Разве не гениально?

– Звучит интересно.

– Более чем интересно! Но главное – ты закачаешься. Это не просто идея. Она будет воплощена в жизнь! Начиналось все как чисто академический проект, но научный руководитель Ким настолько впечатлился, что помог ей оформить настоящую заявку. Он даже заставил ее заключить договоры об исключительном праве на съемку с некоторыми из будущих героев фильма, чтобы идею не украли. Затем передал заявку какому-то знакомому продюсеру с канала РАМ-ТВ. И представляешь, он хочет это снимать! Мгновение – и вместо нудной диссертации мы получаем блестящий профессиональный дебют, какой многим ее сверстникам и не снился. РАМ – это ведь самый крутой канал.

Гурни сказал бы, что РАМ больше всех каналов виноват в том, что новости превратились в шумный, пестрый, пошлый, дурманящий балаган паникеров. Но поборол искушение и промолчал.

– Ну так вот, – восторженно продолжала Конни, – ты, наверно, гадаешь, при чем тут мой любимый сыщик?

– Я слушаю.

– Тут несколько вещей. Во-первых, мне хотелось бы, чтобы ты за ней чуть-чуть присмотрел.

– То есть?

– Ну встретился бы с ней. Вник бы в то, что она делает. Посмотрел бы, верно ли изображает жертв насилия: ты ведь знаешь, что с ними происходит. Это для нее такой шанс. Если не наделает ошибок, перед ней такие горизонты!

– Хм-м.

– Мычание – знак согласия? Ну пожалуйста, Дэвид!

– Конни, я ни черта не понимаю в журналистике. – А то, что понимал, вызывало отвращение, но об этом Гурни тоже промолчал.

– Журналистика – это по ее части. Ума ей не занимать. Но она еще совсем ребенок.

– Ну так что тут нужно от меня? Возраст?

– Контакт с реальностью. Знание. Опыт. Широта перспективы. Глубокая мудрость, как результат… скольких раскрытых дел об убийствах?

Он решил, что вопрос риторический, и отвечать не стал.

Конни продолжала еще энергичнее:

– Она просто суперспособная, но одно дело способности, другое – опыт. Она разговаривает с людьми, у которых убили отца, или мать, или еще кого-то из близких. Ей важно не потерять чувство реальности. Ей надо видеть всю картину, понимаешь? Столько поставлено на карту, ей нужно знать как можно больше.

Гурни вздохнул.

– Боже, об этом же написаны тонны книг. Горе, смерть, утрата близких…

Она перебила его:

– Знаю, знаю, все это психоложество – проживание потери, пять стадий дерьмования, что там еще. Ей не это нужно. Ей нужно поговорить с кем-то, кому есть что сказать про убийства, кто видел жертв, их глаза, их ужас, с кем-то, кто во всем этом разбирается, а не просто написал книжонку. – Повисло долгое молчание. – Ну так что, ты согласен? Просто встретитесь с ней, посмотришь, какие у нее наработки и что она собирается делать. Что скажешь?

Гурни смотрел в окно на темное пастбище, и меньше всего его прельщала перспектива встречаться с дочерью Конни и сопровождать ее на пути в мир вульгарного телевидения.

– Конни, ты говорила о каких-то двух вещах. Какая вторая?

– Ну… – голос Конни заметно ослаб. – Еще у нее проблема с бывшим парнем.

– В чем проблема?

– То-то и непонятно. Понимаешь, Ким хочет казаться неуязвимой. Мол, никого она не боится.

– Но?..

– Но как минимум этот урод позволяет себе гнусные приколы.

– Например?

– Например, залез к ней в квартиру и разворошил вещи. Еще она тут обмолвилась, что у нее пропал нож, а потом появился снова. Я попробовала расспросить подробнее, но она молчит.

– Как ты думаешь, почему она об этом заговорила?

– Может, хочет попросить помощи, но в то же время не хочет. И никак не определится.

– Урода, наверное, как-то зовут?

– Его настоящее имя – Роберт Миз. Сам он представляется как Роберт Монтегю.

– Он как-то связан с ее телепроектом?

– Не знаю. Но чует мое сердце: дело хуже, чем она рассказывает. По крайней мере мне. Так что… Дэвид, ну пожалуйста! Пожалуйста! Мне больше не к кому обратиться. – Он не ответил, и она продолжала: – Может, это я себя накручиваю. Может, я все выдумала. Может, проблемы никакой и нет. Но если и нет, так было бы хорошо, если б ты послушал про этот ее проект, про этих жертв и их семьи. Для нее это так важно. Такой шанс, он раз в жизни выпадает. Она такая целеустремленная, такая увлеченная.

– Ты как будто дрожишь.

– Не знаю. Я просто… волнуюсь.

– Из-за проекта или из-за ее бывшего?

– Из-за всего сразу, наверно. С одной стороны, это ведь потрясающе, правда? Но у меня сердце разрывается, как подумаю, какая она целеустремленная, уверенная, независимая, что у нее дел невпроворот, а мне и не скажет, и ничем я ей помочь не могу. Боже, Дэвид, у тебя ведь у самого сын, да? Ты ведь понимаешь, что я чувствую?

Гурни уже десять минут как положил трубку, но все еще стоял у большого северного окна и все ломал голову, с чего Конни говорила так сумбурно, на нее это не похоже, и с чего он согласился встретиться с Ким, и почему, наконец, все это его так встревожило.

Наверно, потому, подумал Гурни, что она упомянула его сына. Это было его больное место, а почему больное, Гурни сейчас разбираться не хотел.

Зазвонил телефон. Гурни с удивлением обнаружил, что забыл положить трубку, и она до сих пор у него в руке. Ну теперь-то точно Хаффбаргер, подумал он, звонит отстаивать свои идиотские правила записи. Так и подмывало не отвечать, пусть себе послушает автоответчик. С другой стороны, хотелось побыстрее развязаться и забыть об этом. Гурни принял вызов.

– Дэйв Гурни слушает.

Ответил звонкий женский голос, чистый и молодой:

– Дэйв, спасибо вам огромное! Мне только что звонила Конни, сказала, вы согласны со мной поговорить.

На секунду он растерялся. Его всегда коробило, когда родителей называли по имени.

– Ким?

– Ну конечно! А вы думали кто? – Он не ответил, и она затараторила дальше. – Понимаете, как здорово вышло: я как раз еду из Нью-Йорка в Сиракьюс. Сейчас я на развязке семнадцатой и восемьдесят первой. То есть могу пульнуть по восемьдесят восьмой и минут через тридцать пять оказаться в Уолнат-Кроссинге. Вы не против, если я заеду? Я, конечно, ужасно поздно предупреждаю, но ведь как все сошлось! И так хочется вас повидать!


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Глава 2. Огромная услуга для Конни Кларк

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть