Чарующая магия первых строк

Даже оформляя простенький пост в социальных сетях, приходится крепко попотеть над первыми строками, что уж говорить о настоящих художественных произведениях. Тут следует учесть все: от концепции романа до окончательной его редакции; представить собственного читателя, у которого целый список книг конкурирующих авторов; не говоря уже о фильмах и телесереалах. Такой читатель внимательно осматривает обложку, открывает книгу и тут – первое предложение романа – единственный шанс создать неповторимое притяжение между автором и читателем. В него приходится собрать всего по максимуму: интригу, атмосферу и характер произведения, и сделать это достаточно убедительно, чтобы читатель продолжил чтение. Учитывая это, вы уже не удивитесь, что Стивен Кинг, например, продолжает править первые строки своих романов месяцы, а иногда и годы.

Непревзойденным мастером захватывать внимание читателей мгновенно был и остается Чарльз Диккенс. Первые строки его романов идеальны.
 

«Стану ли я героем повествования о своей собственной жизни, или это место займет кто-нибудь другой – должны показать последующие страницы»
  («Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим»).

 
 
Или:

«Начать с того, что Марли был мертв». («Рождественская песнь в прозе»)

И самое прекрасное начало, строки, известные всем, включая тех, кто не читал роман:

«Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время» («Повесть о двух городах»)

Эти строки с ходу погружают читателя в чрезвычайно противоречивый мир, который дает исчерпывающую характеристику последующей за ними трогательной истории любви и революции. В ноябре роману как раз исполняется 160 лет, и для своего времени такое начало было столь же революционным, как и события в нем описанные. Предшественники Диккенса предпочитали не спешить, предваряя свои произведения неизменным прологом. В наш стремительный век такой прием кажется неслыханной расточительностью. Цена каждого написанного слова невероятна возросла. Современный текст стремительный и сжатый.

Вы скажете, что существует столько же способов начать роман, сколько и самих романов, и будете правы. Но тем не менее, тенденции прослеживаются. Существуют всеохватные обобщения и провокационные начала, наиболее известное из них знает каждый читатель:

«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» («Анна Каренина» Л. Н. Толстой)

Таким же философским можно считать начало романа «Посредник»( «The Go-Between») Л. П. Хартли, все еще не переведенного на русский язык, с которым можно ознакомиться через экранизацию:

«Прошлое - это чужая страна: они там все делают по-другому»

 
 
Джейн Остин сумела в глубоко философскую фразу добавить толику британской иронии:

«Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену». («Гордость и предубеждение»)

Другой подход заключается в изложении «простых» фактов:

«Я – человек-невидимка» («Человек-невидимка» Ральф Эллисон)

Или еще более манипулятивное изложение фактов:

«В горах начал таять снег, а Банни не было в живых уже несколько недель, когда мы осознали всю тяжесть своего положения». («Тайная история» Донна Тартт)

Неправильность, аномалия, несоответствие могут еще больше подхлестнуть изложение фактов:

«Был холодный ясный апрельский день, и часы пробили тринадцать». («1984» Джордж Оруэлл)

Или:

«У меня два дня рождения: сначала я появился на свет как младенец женского пола в поразительно ясный январский день 1960 года в Детройте, а потом в августе 1974-го в виде мальчика подросткового возраста в палате скорой помощи в Питоски, штат Мичиган». («Среднийпол» Джеффри Евгенидис)

Есть авторы, которые в первых строках предпочитают создавать определенное настроение:

«Стояло какое-то сумасшедшее, жаркое лето — то самое, когда отправили на электрический стул чету Розенбергов, и я сама не понимала, что делаю в Нью-Йорке». («Под стеклянным колпаком» Сильвия Плат)

Эта жуткая бесцельность на фоне изнурительной жары еще более впечатляет, если знать, что роман опубликован за месяц до самоубийства Плат.

Мастером настроить читателя на лирический лад был и остается Рэй Брэдбери:

«Утро было тихое, город, окутанный тьмой, мирно нежился в постели». («Вино из одуванчиков»)

Но все процитированные здесь начальные фразы известных произведений, не идут ни в какое сравнение с задумкой Итало Кальвини:

«Ты открываешь новый роман Итало Кальвино «Если однажды зимней ночью путник»».

Нельзя сказать, что существуют определенные правила написания первой строки романа, но каждый талантливый автор виден с самого первого предложения. Впрочем, как и не очень талантливый:
 
 «Ночь была темная и бурная» (начало романа Эдварда Бульвер-Литтона «Пол Клиффорд» (1830)).

Эта фраза прославила Бульвер-Литтона на века, стала эталоном плохого вкуса. Существуют даже конкурс и его имени, в котором студенты придумывают самые ужасные первые предложения ненаписанных романов.

 
 
У каждого библиофила, наверняка, есть своя любимая первая строка романа. Мне кажется, самой актуальной для нынешних времен такая:

«Не утерпев, я сел записывать эту историю моих первых шагов на жизненном поприще, тогда как мог бы обойтись и без того». («Подросток» Ф. М. Достоевский)

В любом случае, главная задача первого предложения – заставить вас читать дальше. Возьмем, к примеру, «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте:

«В этот день нечего было и думать о прогулке»

Первые, такие осторожные, десять слов вернуться к нам в финале романа, когда станет ясно, как много в них сказано о характере героини с ее заниженными ожиданиями и бездонными разочарованиями.

Или первые строки «Ребекки» Дафны дю Морье:

«Прошлой ночью мне приснилось, что я вернулась в Мандерли».

Они запоминается нами накрепко из-за того, что мы позже узнаем о Мандерли.

Ну и одно из самых впечатляющих первых предложений состоит всего из трех слов:

«Зовите меня Измаил». («МобиДик, или Белый Кит». Герман Мелвилл).

Нет оснований утверждать, что книгу стоит выбирать не по обложке, а по первому предложению. В конце концов, существует масса хороших романов с совершенно незапоминающимся началом:

«С давних пор муниципальный общественный транспорт связывался в представлении членов правительства и большинства обычных граждан с ущемлением личной свободы».

(«Дитя во времени». Иэн Макьюэн)

Или:

«Тем, кто я есть, я стал зимой 1975 года, в морозный пасмурный день». («Бегущий за ветром». Халед Хоссейни)

Чаще всего, благодарный читатель замечает прекрасные первые строки, но с легкостью прощает их отсутствие (кроме самых худших) любимым авторам, чего не скажешь о финальном предложении. Особенно, если в нем вся суть произведения и заключена. Примером тут послужит, конечно, Диккенс с «Повестью о двух городах» Никаких спойлеров(!):

«То, что я делаю сегодня, неизмеримо лучше всего, что я когда-либо делал; я счастлив обрести покой, которого не знал в жизни»