Онлайн чтение книги У ночи тысяча глаз Night Has a Thousand Eyes
Глава 11. Ожидание: прощание с солнцем

Шон возвращался к дому после инспекционного обхода со старшим, ответственным за его охрану. Пополуденный свет горел медью на западе, зажигая стекла окон, выходящих в сад, и каждое дерево, каждая точка, как и сами люди, отбрасывали длинные синеватые тени, тянувшиеся в другую сторону, на восток. Будто указатели направления в ночи.

Перед львами у входа они остановились попрощаться.

— Систему разработал сам Макманус, — докладывал полицейский. — Дом взят в кольцо, тремя отдельными цепями. Дорога, которая подходит сюда, перекрыта с обеих сторон. Проезд закрыт для всех средств передвижения, по дороге курсирует патрульная полицейская машина. По границе поместья создана цепочка секреток. Вы их не увидите, если не попытаетесь нарушить права владения. На самой территории я расставил наблюдателей по всем стратегически важным точкам, какие следует прикрыть. Скажем, вон там сзади, где деревья…

— Да, эти деревья не давали мне покоя, — признался Шон. — Я и сейчас все думаю о них.

— Можете о них забыть. Через них никто не сможет пробраться незамеченным. Там его обязательно остановят. Люди расставлены на расстоянии видимости друг от друга. Они вооружены, и им дан приказ стрелять, если что-то движется, а уж потом разбираться, во что они стреляли. Далее. Как только стемнеет, я выставлю караул перед домом, два человека будут ходить всю ночь под самыми стенами, встречаясь перед фасадом и за домом. Так что, как только полностью стемнеет, не выходите из дому без предварительного предупреждения, а то вас ненароком случайно продырявят. Что может быть надежнее? Мы ничего не упустили?

— Абсолютно, — согласился Шон. — Когда за что-нибудь берется Макманус, то делает все на совесть. Не забудьте о сигнале, если вдруг что-то случится внутри дома.

— Круги света за окном. Неважно за каким. Мы смыкаемся двойным строем с пистолетами наготове. Я буду там, где вам показал, всю ночь… Кто-то выходит из дома.

— Хорошо, возвращайтесь, — поспешно сказал Шон.

Стекло парадной двери раскрасилось медным блеском, она открылась, и появилась Джин без пальто, поддерживавшая под руку отца. На его плечи было накинуто пальто «в елочку», болтались пустые рукава.

Шону на мгновение показалось, что они подумывают, как бы удрать из дома, и он поспешно поднялся по ступеням им навстречу с полураспростертыми руками, готовый загородить дорогу и вернуть их обратно в дом.

— Куда это вы?..

— Он… Ему захотелось посмотреть на заходящее солнце, — объяснила она.

— Попрощаться, — грустно прошептал он, — прежде чем оно сядет.

Шон бросил взгляд в сторону, как будто не в силах ничего уразуметь, при повороте лицо его стало оранжевым. Недавняя передышка — беседа с сослуживцем, — как ни была коротка, восстановила его собственную психику чуть ли не до нормы, и ему понадобилась секунда или две, чтобы вновь уловить зловещий смысл, который Рид вкладывал в свои слова.

— Оно снова взойдет зав…

— Только не для меня. Это мой последний взгляд. Я его больше никогда не увижу.

Шон посмотрел на Джин. «Пусти его», — как бы сказала она, умоляюще склонив голову.

— Ну что ж, — согласился он, — идите сюда. Его хорошо видно с газона перед домом.

Он взял Рида под руку, помогая Джин поддерживать его.

— Нет, — возразил Рид. — Там, за домом, есть холмик… Ты не забыла, Джин? Если мы поднимемся на него, значит, мое прощание с солнцем продлится дольше. Оттуда открывается такой простор!

— Но это же довольно далеко от дома, разве нет? Ты уверен, что справишься?

— Дайте мне сходить туда, — жалобно захныкал Рид. — Дайте мне сходить туда и посмотреть закат. Я смогу добраться туда, если вы оба мне поможете. Не лишайте меня удовольствия.

И снова она подала Шону знак, что надо ублажить человека.

— Ну что ж, — опять согласился Шон.

Они провели его наискось по ровно подстриженной мягкой лужайке, пока она не закончилась. Дом остался далеко позади, и в каждом его окне полыхал костер. Затем с трудом стали подниматься по пологому склону, здесь земля была уже грубее. Из них троих он, что называется, из кожи лез вон, устремляясь вперед, его ноги зачастую совершали пустые движения, и, несмотря на усилия, им не удавалось сколько-нибудь продвинуться. Ни дать ни взять гусеница, у которой нет хорошего сцепления.

— Скорее, — настаивал он. — Оно становится все краснее. Когда солнце так низко, оно движется очень быстро.

— Не волнуйся, успеем, — успокаивала она.

Они обогнули деревья, которые не нравились Шону, деревья, казавшиеся совершенно безжизненными. Никому и в голову не придет, что там кто-то может прятаться. Всюду лишь темные зубцы теней, будто вилы, по всей земле.

Однако солнце их опережало, оно опускалось гораздо быстрее, чем поднимались они. Абсолютно точная окружность его расплющилась, столкнувшись с линией горизонта, как воздушный шар, который опускается на землю, а потом садится на нее, все тяжелея и тяжелея.

Оно уже превратилось в обрезанное полушарие, окрашивающее в кровавый цвет собственной субстанции жизни все вокруг: их руки, лица, землю у них под ногами и даже небо в непосредственной близости от них. Казалось, у солнца произошло кровоизлияние.

Затем кровь стала свертываться, стекая в никуда. Теперь уже над вершиной холма, на который они с таким трудом поднимались, был виден только верхний ободок, похожий на ятаган.

— Нет, оно еще не село, — заспешил Рид, тяжело дыша, будто от встречи со светом зависела его жизнь. — Его скрывает холм. Когда мы поднимемся на вершину, оно еще немного посветит.

Извиваясь между ними, он изо всех сил рвался вперед, словно ускорить их подъем могли именно движения его тела, а не работа их ног.

И вот наконец они добрались до вершины. Не такая уж и высокая, она оказалась достаточно высока, чтобы на закате скрыть от их взглядов уходящее в землю солнце. Растерзанный солнечный шар был вырыт из могилы, снова стал видимым во всей своей круглой целостности. Он отбрасывал медно-золотое сияние прямо им в глаза, и на мгновение оно их чуть не ослепило.

Шон, болезненно прищурившись и слегка отвернувшись от этого ослепительного блеска, увидел, как, закрыв глаза, Рид, счастливый, так и подался ему навстречу, дыша его светом и омывая в нем лицо, будто все, что излучало солнце, наполняло его жизнью. Впрочем, ведь так оно и есть, вынужден был признать Шон.

— Его нижний край все еще четко виден, — восторгался Рид. — Под ним еще проглядывает тонюсенький кусочек неба… Оно по-прежнему целое.

Солнце коснулось земли. Оно выглядело таким легким, таким яростно газообразным, что, невольно затаив дыхание, они, не сговариваясь, представили, как оно сейчас легонько подпрыгнет, прежде чем окончательно усядется на поверхность земли.

— Жаль, что несется вниз так быстро, — сетовал Рид. — Исчезает буквально у тебя на глазах.

Он избавился от их объятий, высвободил руки, протянул их к солнцу, сделав из них неполный круг, будто пытаясь крепко обхватить светило, удержать наверху, заставить его остаться. Оно, должно быть, пролилось у него между пальцами, между согнутыми руками (впрочем, каждый из них видел солнце по-своему) и мало-помалу выскользнуло из его объятий, безвозвратно убегая вниз; они видели, как он несколько раз конвульсивно расширял и сужал охват рук — так неловкий человек пытался бы схватить скользкий мяч, который ему только что бросили. Затем его руки сошлись вместе, ладонь с ладонью, над пустотой, и он уронил их, совершенно разбитый.

— Прощай, — тихо всхлипнул Рид. — Прощай.

Шон украдкой бросил взгляд на Джин. Ее лицо ничего не выражало, в отраженном свете оно напоминало персик. От уголка глаза до уголка губ пролегла блестящая, напоминающая металлический проводок ниточка.

Он снова отвернулся, вовсе не собираясь подглядывать за тем, как она все это воспринимает, и подумал: «В том, что он чувствует, нет утешения, ничего не скажешь, ничего не поделаешь. Ведь если бы я думал, что вижу солнце в последний раз, был бы точно таким, как он сейчас… если не хуже».

Солнце село. Свечение, которое оно оставило после себя, напоминало открытый веер, обмахивающий вечернее небо. Казалось, скрытая под поверхностью рука медленно складывает веер. Лучи его, постепенно укорачиваясь, наконец сошлись в общем фокусе как раз на линии горизонта. Теперь уже виднелось лишь слабое остаточное сияние, которое упорно не хотело сдаваться, но потом и его поглотили накатывающиеся волны холодно-серого и синего.

Рид вздрогнул.

— Как только оно скрывается, становится так холодно. Чувствуете ветер? Это ночь дохнула на нас. — Он украдкой бросил взгляд назад. — Один из них уже бродит там. Видите его — вон там? Скорее, давайте вернемся в дом. Быстрее, прежде чем он…

Они повернулись и стали спускаться с холма, навстречу хлынувшему с востока приливу темноты. Рид изо всех сил устремлялся вперед и увлекал их за собой, похоже было, что он лишился равновесия и сейчас упадет; голову же опускал все ниже и ниже, чтобы не смотреть вверх и не видеть, как по темнеющему небу полоснул, точно ножом, первый удар холодного блеска; казалось, Рид боится, как бы тот не добрался до него и не вонзил свое лезвие.

Сколь ни быстро они шли, он кренился вперед еще быстрее, а ноги его порой будто гребли в воздухе, совершенно не касаясь земли, по которой поспешали. Поддерживая его, они пошатывались из стороны в сторону, создавая впечатление, что все трое бегут от чего-то сломя голову.

— Быстрее, — задыхаясь, торопил он. — Скорее в дом, туда они за нами не проберутся. С каждой минутой их становится все больше и больше. Не смотрите на них, не смотрите. Отвернитесь!

Почти бегом они миновали лужайку, потом добрались до выложенной плитами дорожки и поспешили по ней к прибежищу входа. Джин и Шон несли Рида чуть ли не на руках, одна нога у него просто болталась в воздухе. Наконец вошли в дом.

Его голос сразу же странно зазвучал где-то внутри:

— Закройте ее! Закройте ее поплотней!

Кто-то потянулся и захлопнул дверь.

Позади осталась ночь.