Ангела пробиралась среди людских ног, шагала мимо сидений у стойки, которые ростом были с нею вровень, подальше от бара, прямо к сцене. Пока она шла, чья-то рука ласково потрепала ее по голове, словно собачку. Картежники уже привыкли видеть белокурую девчушку, какой она была тогда, и Ангела тоже привыкла к ним, по большей части. Она до сих пор ненавидела удушающий дым и взрослость того клуба, смутно сознавая, что он не был местом для ребенка, где некоторые мужчины смотрели на нее так, как ей еще было непонятно, зато ясно, что не по душе, а порой и хватали ее за попку, когда она проходила мимо. Зато теперь она знала, как проводить тут время: садилась на сиденье у бара и вытирала пивные стаканы, когда за стойкой работала ее любимая Лоррейн, похоже, искренне признательная за помощь; или играла с мамочкиной косметикой в крошечной уборной за сценой, тщательно пряча все следы пользования губной помадой и румянами, чтобы Рут не заметила и не взбесилась; или иногда играла в домино с дядей Тедом, если того удавалось уговорить. Впрочем, приходы в клуб ее больше не забавляли, он наскучил ей, да еще и утомлял, мешая заниматься в школе. Однако теперь, когда она стала старше, мать стала чаще брать ее с собой на работу, она не желала разбрасываться деньгами на нянек и считала, что оставлять дочь дома одну было бы еще хуже.
К тому времени, когда Ангела пробралась вперед, Рут уже исчезла в кулисах, а пианист укладывал ноты в папку. Теперь Ангеле добраться до маминой уборной быстрее было через сцену, чем делать круги позади барной стойки. Когда она вскинула руки, чтобы взобраться на чересчур высокие доски, один из посетителей бросил: «Нужна помощь, милашка?» – поднял девочку над головой, и она вскарабкалась на сцену на четвереньках. Встала, одернула платье в красный горошек, прикрывая панталончики, и со всех ног побежала наискосок налево.
– Здравствуй, мамочка, – робко произнесла Ангела, просовывая голову за занавеску уборной. Она обожала мамочку, но никогда не была целиком уверена, в каком настроении окажется Рут, какой прием ее ожидает.
– Здравствуй, ангел! – воскликнула Рут, наклоняясь и крепко прижимая к себе дочь. – Ты хорошо себя вела с твоим дядей Тедом?
На ней было узкое отделанное блестками темно-синее платье, волосы убраны в высокую прическу, глаза окружали густо накрашенные ресницы, и Ангела считала ее самой красивой мамочкой на всем белом свете, да еще и с самым чудесным, за душу берущим голосом, в хрипотце которого даже Ангела различала печаль и пережитое.
– Да, мамочка. Давай побыстрее пойдем домой, а, мам? Я устала.
– Я знаю, милая. Сейчас, я только выберусь из этого платья, а потом мы с дядей Тедом выпьем по рюмочке и пойдем прямо домой.
– А я, мамочка, хочу сразу домой пойти, – сказала Ангела.
– Я же сказала тебе, дорогая девочка, быстренько всего по рюмочке – и мы уйдем. Мамочку жажда мучит после всего этого пения.
– Мамочка, ну пожалуйста, я очень хочу пойти домой. Я спать хочу.
– Ангела, я сказала: нет, – произнесла Рут. – Хочешь, я тебе лимонада возьму?
– Нет! – завопила Ангела, уже не владея собой от навалившейся усталости. – Я хочу пойти домой сейчас же.
– Не смейте говорить со мной подобным образом, юная леди, – выговорила Рут. – Мы пойдем домой, когда я скажу.
Ангела перестала кричать и плюхнулась в единственное в уборной кресло, настоящее кресло для туалетного столика, с золочеными ножками и мягкими подлокотниками, обитое выцветшим розовым бархатом с единственным пятном в виде почки на сиденье. Она угрюмо болтала ногами и хранила молчание, понимала: с ее матерью нельзя спорить, когда та разговаривает с ней таким тоном, ей не хотелось получить подзатыльник.
Рут выбралась из вечернего платья и стояла перед зеркалом в одном кружевном переливчато-голубоватом нижнем белье, все еще на высоких каблуках, все еще влекущая к себе.
Она протерла под мышками влажной фланелью, попрыскала средством от пота на все еще плоский живот и ниже. Потом надела простые черные брючки-капри и облегающий черный верх с короткими рукавами. Прическу и макияж она оставила как были, и при таком свете, да еще и по тому, как она шла, ее можно было бы принять за Мэрилин Монро с волосами цвета воронова крыла. Она взяла Ангелу за руку, скорее твердо, чем грубо, на этот раз мамочка явно не слишком рассердилась на дочь, и они пошли по коридору, вышли в застланный дымом зал клуба, где Тед уже поджидал их у бара. Тед купил Ангеле лимонад и пакетик чипсов с креветками, и одна рюмочка Рут обратилась в три, а то и четыре, и в конце концов Ангела уснула, сложившись пополам на сиденье у бара: головкой легла на тоненькие ручки, скрещенные на заляпанной пивом стойке.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления