Онлайн чтение книги Остров Разочарования
XX

Когда до Сэмюэля Смита донесся шум схватки где-то совсем близко от пещеры, он схватил автомат, выбежал наружу и увидел Егорычева, недвижно лежавшего в луже крови, и склонившегося над ним Гильденстерна, который собирался, исключительно для собственного удовольствия, ударить ножом еще разок-другой. - Стой! - крикнул кочегар. - Стой!.. Стрелять буду!..

Гильденстерн не ожидал увидеть кого-нибудь в этом укромном уголке, и меньше всего он, конечно, мечтал о встрече со Смитом. Жалкое мужество отчаяния, которое дало ему силы напасть исподтишка и зарезать беззащитного, по существу, человека, вмиг оставило его, лишь только он увидел бежавшего прямо на него черноусого. Неизвестно, что стало бы с ним, если бы он послушался окрика кочегара. Но вместе с мужеством его оставила и сметка. И вместо того чтобы бежать налево, по короткому маршруту, в сторону площади, где уже в это время орудовала карательная экспедиция Фремденгута, он кинулся направо в гору, по более дальнему маршруту, к той лазейке в чаще, откуда он только что сюда проник.

Смит нагнал Гильденстерна, когда тот, согнувшись в три погибели, уже приготовился нырнуть обратно в эту лазейку...

Не вытерев приклада, Смит бросился к Егорычеву. Тот по-прежнему лежал без движения, глаза его были закрыты, лицо пожелтело.

«Умер!» - пронеслось в мозгу у Смита. От этого предположения ему стало не по себе.

Этот немногословный, немолодой и совсем не восторженный англичанин, которого жизнь, полная трудов, разочарований и горькой неуверенности в завтрашнем дне, еще с юношеских лет отучила от скоропалительных дружб, за какие-нибудь несколько дней не только проникся искренним уважением к этому молодому русскому офицеру, но и, как это ни удивительно было самому Смиту, по-настоящему к нему привязался. Привыкший отдавать себе отчет во всех своих поступках и настроениях, он все чаще задумывался над тем, чем вызваны его добрые чувства к Егорычеву. Поначалу ему представлялось, что все дело в общности их профессий, что его влечет к Егорычеву, как моряка к моряку. Потом ему стало казаться, что главное в Егорычеве не то, что он моряк, а то, что это хороший, прямой и решительный человек, веселый и добрый товарищ. Вскоре Смит смог прибавить к списку его положительных качеств еще три немаловажных, с точки зрения Смита, качества: честный антифашист, справедливый и бескорыстный в своих делах и словах. К глубочайшему своему сожалению, Смит вынужден был по зрелом рассуждении отказать во всех этих достоинствах даже Эрнесту Цератоду. А о Фламмери и Мообсе и говорить не приходилось.

Возможно, что другой на месте нашего кочегара удовлетворился бы этими выводами. Но Смит продолжал свои размышления. По существу, именно раздумьями на эту тему и заполнены были долгие часы его дежурств на Северном мысу. Он нашел среди знакомых ему людей по крайней мере нескольких, обладавших всеми перечисленными выше качествами. Например, доктор Перкинс, почти даром лечивший его жену, когда она захворала воспалением легких. Или взять хотя бы трюмного машиниста Пата О'Брайана, с которым они дружили на «Айрон буле». Чего же им все же не хватало в сравнении с его новым другом, Константином Егорычевым?.. Так кочегар Смит пришел после долгих раздумий к принципиально совершенно новому выводу об органичной социалистической направленности всех высказываний и поступков Егорычева.

Теперь уже никого не должно удивить, почему Смит готов был воспринять смерть Егорычева, как гибель самого близкого человека. За те несколько секунд, которые прошли с момента, когда убитый горем Смит опустился на колени перед плававшим в луже крови Егорычевым, чтобы прислушаться, не бьется ли у него все-таки сердце, и до того, как тот медленно раскрыл глаза, в голове кочегара пронеслось несколько весьма примечательных мыслей. Но не было среди них мысли о том, что теперь, дескать, хочешь не хочешь, а приходится возвращаться на Северный мыс, к «своим». Он понимал, что Гильденстерн, вонзая нож в Егорычева, только творил волю Фламмери и Фремденгута и они стали ему еще более ненавистны. Он с грустью подумал, что сопротивление островитян черным замыслам обоих джентльменов сильно осложнилось с гибелью человека, который так бесстрашно и бескорыстно помогал людям острова Разочарования. И еще он подумал, что хотя он, Смит, и будет прилагать все свои силы, никогда ему, пожалуй, не заменить в этом благородном деле товарища Егорычева. Но он будет стараться всегда поступать так, как поступил бы на его месте товарищ Егорычев. Он мысленно дал себе самому в этом торжественную клятву, этот суровый и меньше всего склонный к патетическим высказываниям английский кочегар.

Но вот Егорычев раскрыл глаза.

- А, старина! - промолвил он. - Это вы!.. Тут Гильденстерн...

- Вы живы! - восторженно воскликнул кочегар. - Если бы вы знали, какой вы молодец, что вы живы!..

- Я сам склоняюсь к этой мысли... Понимаете, этот проклятый Гильденстерн...

- Он уже пять минут как покойник... Боже мой, да чего же я тут топчусь... Ведь вас надо поскорее перевязать...

Отдадим должное предусмотрительности Егорычева: еще на Северном мысу он преподал посмеивающемуся Смиту («Ну, право же, это совсем ни к чему, мистер Егорычев!») основные правила подачи первой медицинской помощи в бою.

Сильнее кровоточила рана на ноге, и именно с нее начал свою первую в жизни обработку ран кочегар Сэмюэль Смит. Но еще раньше он расстегнул китель и разрезал тельняшку Егорычева, чтобы тот мог покуда прижимать вату к своей второй ране.

Кругом было тихо. Беззвучно порхали огромные бабочки с неправдоподобно яркими крылышками, уютно стрекотали какие-то близкие родственники наших кузнечиков, неподвижно зеленели высоко над головой Егорычева лохматые кроны кокосовых пальм. Трудно было представить себе более безмятежное утро...

И вдруг слева, со стороны площади Нового Вифлеема, протараторила короткая автоматная очередь.

- Автомат! - встрепенулся Егорычев. - Вы слышали, Смит? Он скосил глаза в сторону деревни и увидел два столба дыма. Он попытался подняться, но это ему оказалось не по силам.

- Ну, идите же! - сказал он, видя, что Смит не решается оставить его одного. - Ползком!.. По-пластунски!..

Кочегар быстро спустился по откосу к окраине Нового Вифлеема и так же быстро вернулся.

- Они напали на деревню!

- Отдавайте мне бинты и идите!

- Вы ранены. Вас нужно перевязать.

- Пришлите какую-нибудь старуху... Идите! Сейчас ваш автомат не только оружие, но и моральный фактор... Патронов захватите побольше и бегите туда поскорее. Бегите, товарищ Смит!

- Бегу, товарищ Егорычев!

В это время ниже по склону, там где он переходил в просторную площадь Нового Вифлеема, стрела, точно пущенная Гамлетом Брауном, оборвала навеки цивилизаторскую деятельность Полония. Сразу затрещали оба автомата и пистолет карателей, и чуть попозже в бой включился и Смит со своим автоматом.

Теперь со стороны деревни явственно доносились крики воинов, женский и детский плач.

Прошло еще две-три минуты, послышались легкие шаги, и над Егорычевым, беспомощно лежавшим с пистолетом в ослабевшей руке, нагнулась голенастая старуха с добрым широким лицом.

- Ты жив, желтобородый?

- Помоги мне встать!

Заскрипев зубами от боли, он все же при ее помощи заставил себя подняться на ноги.

- Подведи меня к пещере... пожалуйста! - сказал он старухе. Старуха правой рукой обняла его за талию, левой взяла его за левый локоть, словно собираясь танцевать с ним польку-кокетку. Егорычев тяжело откинулся на ее крепкие и жилистые руки, и они томительно-медленно побрели.

- Кто это тебя? - спросила старуха.

- Гильденстерн.

- Он тут поблизости лежит. Это ты его убил? Егорычев отрицательно промычал.

- Но это хорошо, что его убили, - сказала старуха. - Люди Нового Вифлеема будут довольны, когда узнают, что его убили...

Она удобно усадила его у входа в пещеру, прислонив спиной к чуть прохладной скале, вынесла ему автомат, несколько гранат. Запалы он по старой фронтовой привычке всегда носил при себе, в боковом кармане кителя. Он зарядил гранаты, разложил их с расчетом, чтобы они были у него под рукой, и сказал:

- Спасибо!.. Теперь пусть только сунутся сюда!

Ужасно неудобно было левой рукой прижимать набрякшую вату к груди. Мешал топорщившийся борт кителя. Егорычев поежился. Старуха сказала:

- Дай, я сниму с тебя твой… - она запнулась, так как не знала, как назвать китель, - твой камзол... Тебе будет легче.

- Сними, пожалуйста, - сказал Егорычев.

От потери крови он ощущал сильную слабость. Его начало клонить ко сну.

В деревне стало тихо. Они тревожно прислушались. Потом оттуда донеслись торжествующие крики многих десятков голосов. У Егорычева отлегло от сердца.

- Их прогнали, - расплылась в улыбке старуха и стала неумело стаскивать с него обильно пропитавшийся кровью китель. Егорычев старался поменьше двигаться. На его тельняшке медленно росло темно-вишневое липкое пятно. Вата набухла от крови и стала ощутимо тяжелее. Надо бы сменить, да маловато ее. Придется экономить. Не надо только двигаться без самой крайней нужды, тогда будет меньшая потеря крови. У него хорошая кровь: отлично свертывается. Ее хвалили еще в Инкерманском госпитале, под Севастополем. Под Севастополем... «Как это страшно далеко: Се-ва-сто-поль, - думает Егорычев и чувствует, что начинает засыпать. - Ни в коем случае не надо засыпать. Надо раньше поговорить со Смитом, с Гамлетом и всеми, кто дал отпор налетчикам из Священной пещеры. Молодцы какие!.. Орлы!.. Как бы они только не успокоились на своей победе. Не таковы Фламмери и Фремденгут, чтобы угомониться. Вероятно, они уверены, что Гильденстерн меня прикончил».

Старуха видит, что глаза Егорычева медленно закрываются, и ее охватывает испуг. Ей кажется, что он умирает. Такой хороший человек!

Она осторожно трогает его за плечо. Егорычев снова открывает глаза.

- Может быть, дать тебе напиться, желтобородый? - спрашивает старуха.

- Дай, пожалуйста, напиться, - отвечает Егорычев.

Он с жадностью выпивает стакан тепловатой воды, которую старуха приносит ему из пещеры. Вот черт! А ему почему-то представилось, что в пещере не осталось воды. Теперь он чувствует себя крепче.

Егорычев кладет на траву пистолет, который, и засыпая, не выпускал из руки, расстегивает английскую булавку и вытаскивает из левого бокового кармана кителя толстую записную книжку, которая до шестого июня принадлежала Фремденгуту. Теперь понятно, почему удар Гильденстерна, нацеленный прямо в сердце, все же оставил Егорычева в живых. Нож проткнул толстый кожаный переплет, но не в силах был пробить двести тоненьких листков бумаги, скользнул в сторону, и вот вместо смертельного ранения в сердце - болезненная, но неглубокая и неопасная резаная рапа. Если бы барон фон Фремденгут узнал, что Егорычев не только остался жив, но и обязан своим спасением не чему другому, как его, барона фон Фремденгута, записной книжке!..

Егорычев просит подложить китель ему за спину, чтобы мягче было опираться, и начинает терпеливо объяснять старухе, как пользоваться йодом и индивидуальным пакетом для перевязки раны.

За этим занятием их и застают Сэмюэль Смит, Гамлет Браун, юный Боб и еще человек двадцать островитян, в том числе все старейшины Нового Вифлеема и Доброй Надежды.

Предоставив Гамлету удовольствие ввести Егорычева в курс событий, Смит благодарит старуху и сам принимается за обработку второй раны своего друга. Он моет руки спиртом, тщательно очищает рану кусочком марли, смазывает ее йодом и собирается уже перевязывать, но Егорычев напоминает ему о стрептоциде. Смит извлекает из дерматинового ящичка походной аптечки пузырек с порошком стрептоцида и обильно засыпает рану этим порошком. Покончив со второй раной, он возвращается к первой. Надо, на сей раз безо всякой спешки, перевязать и ее по-настоящему, так, как требует наука. Он делает эту работу с видимым удовольствием и даже, можно сказать, со вкусом. Егорычев слушает рассказ Гамлета и думает, что, пожалуй, родись Сэмюэль Смит в Советском Союзе, был бы уже он давно врачом и, вероятно, совсем неплохим.

А Гамлет тем временем рассказывает, как он улучил минуту и выскочил из хижины и как он побежал снимать дозоры с южных и восточных подступов и вернулся с ними украдкой в деревню, и дал бой, и первым делом убил этого мерзавца Полония. И еще он рассказал, как ему встретился по дороге юный Боб Смит и потребовал, чтобы ему обязательно и немедленно дали какое-нибудь боевое поручение, и сам предложил, чтобы его послали в Добрую Надежду за помощью. Он послал Боба в Добрую Надежду и поручил ему сказать тамошним старейшинам, чтобы они смело шли против врагов из Священной пещеры, потому что желтобородый и черноусый на стороне людей Нового Вифлеема и у них тоже имеются мушкеты, да еще получше, чем у белоголового.

Боб Смит порывается сообщить дополнительные подробности. Егорычев обещает выслушать его, лишь только он отпустит старейшин. Вслед за этим он обращается к ним с вопросом, задумывались ли они над тем, что надо делать дальше, и уверены ли они, что белоголовый и его люди успокоятся на полученном сегодня уроке?

Оказывается, что как раз на эту тему и шел разговор, пока они поднимались сюда, к пещере. Гамлет от лица старейшин обеих деревень высказывает соображение, что следует немедленно послать гонцов в остальные три деревни, чтобы без малейшего промедления, сегодня же и еще задолго до полудня, пришли их старейшины обсудить дальнейший план совместных действий. Если у Егорычева нет возражений против этого предложения, надо сейчас же разослать самых быстроногих гонцов.

Егорычев с наслаждением слушает речь Гамлета Брауна, и ему становится весело, и в самом краешке глаз у него накатываются предательские слезинки. («Эх, и здорово же ты ослабел, товарищ Егорычев!») «Какие люди! - думает он с уважением и радостью,- какие настоящие, свободолюбивые и гордые люди! И как мелки рядом с ними Фламмери, Фремденгут и их прихвостни!..»

Конечно, он ничего не имеет против предложения старейшин. Он сам собирался предложить то же самое.

Из присутствующих выделяют шестерых наилучших бегунов, и они сразу же пускаются в путь.

Теперь Егорычев узнает о раненом мальчике. Сэмюэль Смит был бы счастлив оказать ему квалифицированную медицинскую помощь. Захватив с собой все необходимое для этого, кочегар в сопровождении Боба, который вызвался показать ему, где лежит раненый мальчик, спускается вниз, в деревню.

Когда у пещеры остаются лишь Гамлет да Егорычев, происходит сугубо секретный разговор о ребятах, которые должны следить специально за Фремденгутом.

Еще через полчаса двое мальчишек, искусно прячась в густом кустарнике, залегли в дозоре неподалеку от речки, отделявшей Северный мыс от остальной громады острова. Один из них был послан сюда Гамлетом Брауном, второй примкнул к нему уже в пути. Нужно ли говорить, что это был Боб Смит? У этого мальчика был сверхъестественный нюх на опасные и ответственные задания...

Шел восьмой час утра тринадцатого июня.