Онлайн чтение книги Больше, чем страх Pattern for Panic
Глава 10

Только через полчаса мне удалось узнать, что произошло в гостинице. Не особенно надеясь на успех, выйдя из комнаты Бафф, я постучался в номер доктора. Никто не ответил. Мне пришлось обследовать весь отель «Дель Прадо», заглянуть в бары, пройтись несколько раз по холлу. В конце концов я подошел к стойке администратора. Там мне сообщили о случившемся.

«Сеньорита Баффингтон внезапно заболела. Приезжала „скорая помощь“. Из номера сеньориту вынесли на носилках. Отвезли ее в американо-британский госпиталь Эй-би-си. Произошло это, наверное, около часа назад Нет, администратор врачей не вызывал. Должно быть, в больницу позвонили из номера», — ответили на мои расспросы.

Узнав у дежурного на коммутаторе, что из номера Бафф никто не звонил, я тут же связался с госпиталем Эй-би-си. Там мне ответили, что они не слышали ни о Сьюзен Баффингтон, ни о докторе Баффингтоне и машину «Скорой помощи» в отель «Дель Прадо» не посылали. Услышав это, я растерялся. Где теперь искать Баффингтонов? Единственное, в чем я не сомневался, так это то, что Бафф исчезла и что ее увезли силой те же люди, которые захватили и ее отца.

Еще полчаса я метался по отелю, пытаясь отыскать хоть какую-то улику, которая бы помогла мне напасть на след доктора и его дочери. Но это было все равно что найти иголку в стоге сена. Я даже позвонил в полицейский участок в надежде переговорить с капитаном Эмилио и выяснить, не приложил ли он руку к их похищению. Если капитан хоть словом обмолвится о своих связях с Бельчардо, то я готов поочередно выбивать ему оставшиеся зубы до тех пор, пока он не сознается, где находятся Баффингтоны. В участке капитана Эмилио не было, адрес, по которому он живет, сообщить отказались.

Желая связаться с Вилламантесом, я позвонил генералу Лопесу. Возможно, через Вилламантеса я мог бы выйти на Бельчардо или капитана Эмилио. В эти минуты я, словно утопающий, был готов ухватиться за любую соломинку.

Мой звонок разбудил генерала. Он сказал, что как это ни удивительно, но домашнего адреса Вилламантеса не знает и вообще не представляет, как его найти, тем более в столь поздний час. Оказывается, генерал в поисках Вилламантеса уже обзвонил всех, кто был с ним в той компании, и никто не имел ни малейшего представления, где тот живет.

Положив трубку, я в отчаянии несколько раз стукнулся головой о стену. Было уже половина второго ночи. Стала сказываться накопившаяся за день усталость. За сегодняшний вечер мне уже пришлось пропустить более десяти стаканов спиртного, так что одиннадцатый моему самочувствию не повредит. Я решительно направился в бар «Монтенегро» и принял на грудь двойную порцию виски. Мгновенно в желудке у меня потеплело. Виски вдобавок к ранее выпитому рому слегка ударило в голову, и я снова взбодрился. Волнение стало постепенно проходить. На сегодня хватит, со следующей порции меня развезет, подумал я, и тут в моей памяти всплыли серые глаза Бафф, с укором глядящие на меня. Казалось, я вновь услышал ее слова: «Шелл, я хочу, чтобы ты остался... Я боюсь... Пожалуйста». Однако мне пришлось оставить ее одну: я должен был заняться делом графини. Мог ли я тогда знать, что с Бафф непременно что-то случится? Как ни пытался я оправдаться перед собой, у меня ничего не получалось. В том, что Бафф исчезла, была и моя вина.

Я выпил еще одну двойную порцию виски. «Ну соображай же, Скотт. Это же для тебя ничего не стоит. Еще один стакан — и ты сможешь решить любую проблему, пусть для этого придется перевернуть весь мир». Но время летело, а я так ничего не мог придумать.

Я оперся локтями о барную стойку, и тут меня словно ударило током — Моник! Как же я забыл о ней? Я настолько был поглощен тревогой о судьбе Бафф и доктора Баффингтона, беготней по отелю, расспросами тужащих, что совсем забыл о Моник. Может быть, и с ней что-то случилось. Поставив стакан на стойку, я отыскал глазами дверь и, стараясь не качаться, вышел из бара. Поднявшись на лифте на четвертый этаж, я подошел к номеру Моник и постучал в дверь. Никто не ответил. Я снова постучал и дернул дверь. Она слегка задрожала, но не открылась. Меня охватила паника. Моник тоже не было в отеле. Всех похитили, а возможно, уже и убили!

Тем временем из лифта вышел коридорный и направился в мою сторону. Через пару минут за пятьдесят песо он открыл номер и, пропустив меня внутрь, удалился. В комнате было темно, под дверью ванной комнаты, что находилась слева от меня, виднелась полоска света. Было слышно, как из крана в ванну льется вода. Некоторое время я стоял в темноте и, глядя на светящуюся под дверью щель, прислушивался к журчанию воды. Мне казалось, что от ее шума все в номере Моник сотрясается.

Бедная девушка, сокрушенно подумал я, теперь уже точно все мертвы. Я нисколько не сомневался, что там, за дверью, в наполненной водой ванне лежит Моник. Мертвая. Ее ярко-зеленые глаза, в которых застыло удивление, смотрят в потолок, чувственный рот приоткрыт. Классический «несчастный» случай! Я шагнул к двери ванной комнаты и застыл. Мне не хотелось ее открывать. Моник, такая жизнерадостная и по-детски озорная, мертва! Теперь уже мертвы все. Возможно, скоро придет и мой черед... Меня охватил ужас.

Наконец, собравшись с духом, я надавил на дверь и вошел в ванную.

В ванне действительно лежала Моник. Но не мертвая, а живая! Покрытая густой мыльной пеной, она правой рукой намыливала левую.

Девушка повернула голову и удивленно посмотрела на меня. Не удивлюсь, если в этот момент у меня от растерянности отвисла челюсть.

— Ну, Шелл, — возмущенно произнесла она, — это уже слишком.

— Но... — выдавил я, — я думал, что ты мертвая.

Моник прикрыла голую грудь мочалкой из махровой ткани:

— Ты что, никогда не стучишься перед тем, как войти в чужую ванную?

— Я думал, тебя уже нет в живых, — с отупевшим видом повторил я.

— О чем ты говоришь? Видишь, я еще жива, — с улыбкой сказала она. — Выйди отсюда.

— Да, конечно. Я только хотел узнать, все ли у тебя в порядке.

— Разве сам не видишь? — продолжая улыбаться, спросила девушка. — Ну, а теперь давай выходи. Подожди в комнате.

Я попятился и, выйдя из ванной, плотно прикрыл за собой дверь. Включив свет в комнате, я почувствовал себя немного спокойнее: Моник мне удалось найти живой и здоровой. Чувство гордости за то, что мне как детективу удалось хоть что-то сделать, снова вернулось ко мне.

Через несколько минут, завернувшись в большое полотенце, из ванной вышла Моник.

— Слушай, это же какая-то чертовщина! Доктор не вернулся в отель, Бафф тоже куда-то исчезла, — тут же объяснил ей свое неожиданное вторжение я.

Улыбка медленно сползла с лица девушки.

— Что значит — исчезла? — удивленно спросила она.

И я ей рассказал все, что мне стало известно после того, как я вернулся в гостиницу. Моник была потрясена.

— Как же так? Я ведь только недавно сама разговаривала с Бафф, — удивилась она.

— Когда это было? Во сколько?

— Точно не помню. А который сейчас час? Я разговаривала с ней около одиннадцати. Может быть, в половине двенадцатого. Она выглядела очень расстроенной. Вернувшись от нее, я немного почитала, потом... залезла в ванну.

Мы поговорили с Моник еще пару минут, но ничего что смогло бы пролить свет на таинственное исчезновение Бафф, я так и не узнал. Сам вид закутанной в полотенце Моник, особенно черные влажные кудряшки на ее голове мешали мне сосредоточиться.

— Одевайся, — сказал я ей. — Нам надо смываться из гостиницы.

— Почему?

— Почему? — переспросил я. — Покумекай сама. Бафф с ее отцом кто-то похитил. Ты почти постоянно находилась с ними, и все знают, что ты ее подруга. Не исключено, что следующей, кто исчезнет, будешь ты. Кто знает, что они задумали? Мы даже не знаем, что случилось с Баффингтонами. Так что тебе лучше всего бежать из отеля и где-нибудь затаиться. Мне, кстати, тоже.

— Наверное, ты прав, — нахмурясь, сказала Моник. — Я одеваюсь.

Она повернулась ко мне спиной и направилась в спальню. Вскоре девушка появилась в гостиной полностью экипированной: в белой блузке, жакете и юбке коричневого цвета и того же цвета туфлях на высоких каблуках.

— Что-нибудь прихватить с собой? — спросила она.

— Пока не надо. Номер оставь за собой. Вернемся сюда, когда все уляжется.

Мы спустились в вестибюль, вышли через запасный выход на улицу Хуареса и взяли одну из машин, стоявших напротив отеля. Я попросил таксиста, который, как оказалось, неплохо изъяснялся по-английски, ехать в сторону авеню Реформы.

Когда мы проезжали по Кабаллито, Моник вдруг сказала:

— От того, что ты рассказал, меня бросает в дрожь. Я боюсь.

— Нечего бояться, поэтому мы и меняем место. Возможно, и в отеле «Дель Прадо» ничего с нами не случилось бы, но зачем испытывать судьбу.

— Знаешь, Шелл, так хочется выпить.

— Мне тоже, но думаю, что сегодня от хождения по ночным барам нам лучше отказаться.

Девушка заявила, что умрет от жажды, и мне ничего не оставалось, как остановить машину и купить в ближайшем баре бутылку виски и литр минеральной воды. Пока Моник, сидя в такси, жадно глотала виски, запивая его водой, я с опаской оглядывался по сторонам. Ничего подозрительного на проезжей части улицы я не заметил. В эту ночь оснований для бдительности у меня было более чем достаточно. Я продолжал наблюдение, тщетно пытаясь увидеть черный «кадиллак».

Наконец, утолив жажду, Моник протянула мне обе бутылки.

— Никогда еще мне так не хотелось выпить, — со вздохом облегчения сказала она. — Нет, правда.

— Тогда на здоровье, — ответил я и припал к горлышку бутылки.

— А куда мы едем?

— Пока не знаю.

Окончательно убедившись, что нас никто не преследует, я попросил водителя свернуть направо и постоять недолго: надо было решить, куда же нам все-таки ехать.

— Неподалеку, на улице Повстанцев, есть небольшие и весьма приличные гостиницы. В любой из них нам будет гораздо безопаснее, чем в «Дель Прадо», — сказал я девушке и, обернувшись, глянул в заднее стекло.

То, что я увидел, сразу же привлекло мое внимание. Казалось, обычная уличная сценка: в нескольких десятках ярдов от нас остановилась другая машина, у которой тотчас погасли фары.

Как я уже говорил, авеню Реформы — широкая улица с тремя рядами движения в ту и другую сторону, раздвоенная посередине каменным бордюром. Кроме этого, между основной проезжей частью и тротуарами с обеих сторон тянутся маленькие двухрядные дорожки, пригодные для проезда транспорта. Основную магистраль от этих дорожек отделял шириной в несколько футов зеленый газон, с растущими на нем деревьями. Эту часть улицы местные водители называли малой авеню Реформы; именно там, по правую сторону от нас, и остановилась та самая машина.

В другое время я вряд ли обратил бы на нее внимание, но за эту ночь в меня уже дважды стреляли, и я решил перестраховаться.

— Проедем еще квартал, — попросил я нашего таксиста.

Едва мы тронулись с места, как у автомобиля, вызвавшего у меня подозрения, включились фары, и он, держа дистанцию в полквартала, а то и меньше, поехал за нами вслед. Перед нашими глазами в центре небольшой площади замаячил монумент Независимости в виде ангела с расправленными крыльями. Нам предстояло, обогнув монумент, выехать на участок авеню Реформы, где справа на него выходила улица Тайбер, а слева — улица Флоренции.

— Объезжаем монумент, только медленно, потом я скажу, где свернуть, — сказал я водителю.

Когда мы подъехали к монументу с венчавшим его вершину ангелом, я вновь оглянулся на подозрительную машину. Мы уже начинали сворачивать налево, будто желая попасть на улицу Флоренции, и тут я увидел, как следовавшая за нами машина, пропуская транспорт в левом от нее ряду, сбавила скорость, явно собираясь пересечь авеню и выехать на ту же улицу, что и мы.

— За нами «хвост», — сказал я Моник.

— Что? — не поняв, хихикнула она.

— «Хвост». Нас преследуют.

— Боже, Шелл! А ты уверен? — дрогнувшим голосом спросила девушка и напряглась.

— Да, уверен. Не хочу тебя пугать, но лучше, чтобы ты все знала.

— Какой ужас! Что же нам делать?

Я вновь оглянулся назад, а Моник тем временем поспешно отхлебнула еще виски, запила минеральной водой и, поперхнувшись, закашляла.

— Не поворачивай. Поедешь дальше по авеню, доедешь до статуи Дианы, объедешь ее, затем на полной скорости несись в Чапультепек-парк. Придется поднажать на газ, — сказал я водителю.

Таксист попытался возразить, но я протянул ему несколько сложенных вместе банкнотов, и он смирился.

— Запомни, как только свернешь за Дианой, жми на все педали.

— Si, — с готовностью ответил таксист и, не сворачивая на улицу Флоренции, покатил машину вдоль авеню Реформы.

— Не нравится мне все это, — испуганно прошептала Моник.

— А мне, думаешь, нравится? Только не раскисай. Возможно, нам еще придется поработать ногами. Так что на всякий случай разуйся.

Девушка, не говоря ни слова, послушно сняла с ног туфли.

Тем временем мы выехали на площадь и начали объезжать статую Дианы. В пятидесяти футах от площади преследовавшая нас машина резко сбросила скорость и почти остановилась. Как только наше такси миновало монумент, я сказал своему водителю:

— А теперь — жми!

Парень дал газ, и такси на полной скорости рвануло в сторону парка. Наши с Моник головы резко отбросило назад. Обернувшись, я увидел, что машина, неотступно следовавшая за нами, сорвалась с места и стала набирать скорость.

— Ну что, крошка? Хочешь верь, хочешь не верь, но за нами точно тянется «хвост». Только вот не знаю, сколько человек в этой машине и кто они такие.

— О, Шелл! — испуганно взвизгнула девушка. — Я боюсь. Меня уже тошнит от страха.

— Не паникуй. Въедем в парк, попрошу таксиста нас высадить и тут же ехать дальше. Если повезет, преследователи нас не заметят и помчатся за ним вдогонку. Надеюсь, ты быстро бегаешь?

— Только не бросай меня, Шелл! Не оставляй одну!

— Конечно же не брошу. Вот только бы не пришлось тащить тебя на руках.

Такси на большой скорости пронеслось между двумя огромными чугунными львами, стоявшими у ворот парка. Откуда-то до нас донесся громкий свист полицейского, но к тому времени наша машина уже скрылась в тенистой аллее. Судя по всему, мы уже прилично оторвались от преследователей. Спустя некоторое время, оглянувшись назад, я по маленьким точкам яркого света, вспыхнувшим у ворот, понял, что они только въезжают в парк. Не теряя драгоценных минут, я объяснил таксисту, что нужно делать, и, как только мы свернули на дорогу, ведущую в глубь парка, крикнул ему:

— Здесь!

Водитель нажал на тормоз, и машина, взвизгнув шинами, начала резко сбрасывать скорость.

— Быстрее выскакивай, не жди, пока остановится! — приказал я Моник.

Та распахнула дверцу и выскочила из машины, следом за ней выпрыгнул и я. Едва я успел захлопнуть за собой дверцу, водитель нажал на газ, и машина, набирая скорость, покатила дальше. Я кинулся бежать и чуть было не наступил на лежавшую ничком на земле девушку. Чертыхнувшись, я помог ей подняться. Если бы не Моник, я из своего кольта мог бы перестрелять наших преследователей, сколько бы их ни было. Но сейчас воспользоваться своим револьвером я не решился: в перестрелке могла погибнуть и девушка. Моник, поднявшись с земли, со всех ног побежала прочь от дороги, я бросился вслед за ней. В темноте раздался визг тормозов. Я понял, что машина преследователей останавливается. Как девушка ни старалась, бежала она все-таки не так быстро, как хотелось.

Я услышал, как хлопнула дверца автомобиля, и, оглянувшись, увидел позади себя мерцающие огоньки двух карманных фонариков. Моник забежала за дерево, и я последовал ее примеру. В парке росло много деревьев, но кустов, которые могли бы нас укрыть, не было. Бегать от дерева к дереву, когда в спину светят фонарики, было бы совсем глупо. «Какой же ты, Скотт, дурак, надо же было тебе выскочить именно здесь, — подумал я, — нет, чтобы поискать более безопасное место».

— Шелл! Что случилось? — переводя дыхание, спросила Моник.

— Не задавай дурацких вопросов, лучше беги быстрее. И старайся прятаться за деревья.

Преодолев еще ярдов пятьдесят, я схватил девушку за руку и остановил ее:

— Эй, подожди-ка минуту. Давай-ка прислушаемся.

Мы замерли и напрягли слух. Сзади, из темноты парка, до нас донесся топот преследователей. Как ни странно, но я не увидел света их фонариков. Вдруг за стволами деревьев вспыхнул один огонек и через пару секунд погас. По этой вспышке я понял, что преследователи уже недалеко от нас. Забегая с Моник за дерево, я выхватил свой револьвер и приготовился стрелять.

Увидев в моей руке кольт, Моник испуганно зашептала:

— Шелл! Не делай этого! Нас же убьют!

— Беги, а я прикрою тебя.

— Нет, Шелл, я боюсь одна. Бежим вместе! — дрожащим от страха голосом взмолилась девушка. Огонек за деревьями вспыхнул еще раз. — Хорошо, бежим вместе. Только держись рядом, — сказал я и побежал дальше.

Моник припустилась за мной. Насколько я помнил, в той части парка, куда мы бежали, находилось озеро, и, судя по всему, мы должны были скоро оказаться на его берегу. И действительно, минуты через две мы его достигли. У кромки воды я увидел небольшое здание лодочной станции, в окнах которого горел тусклый свет. Рядом были причалены лодки. На озере в Чапультепек-парке всегда много лодок. Жители мексиканской столицы просто обожают кататься на них. И тут мне в голову пришла, как мне показалось, блестящая идея: попробовать спастись от наших преследователей по воде. Спустившись к озеру, мы подошли к лодкам. Из всей многочисленной флотилии я остановил свой выбор на каноэ. Оно показалось мне вполне приличным.

— Ну, детка, забирайся в лодку, — сказал я Моник.

Та не заставила себя упрашивать.

Когда я пропускал ее вперед, то услышал какой-то странный звук. Что-то глухо звякнуло.

— Эй! Это еще что такое? — спросил я.

— Что что такое? — удивилась она.

Я не стал уточнять: не было времени. Моник прошла на нос лодки и села лицом ко мне. Спустив каноэ на воду, я резко оттолкнул лодку от берега и запрыгнул в нее. Каноэ дало резкий крен вправо, и мы с девушкой чуть было не оказались в воде. Только теперь я понял, что выбор мой оказался не совсем удачным: сидеть в лодке было не на чем. В ней не только не оказалось мягких сидений, но не было даже обычных деревянных. Нам пришлось сесть на дно лодки, засунув подбородки между коленей. Тем временем лодка по инерции продолжала плавно скользить по воде, постепенно удаляясь от берега. Я пошарил рукой по днищу в надежде нащупать весло.

— Что ты делаешь? — спросила меня девушка.

— Пытаюсь отыскать весло, — прошептал я в ответ и, прервав поиски, посмотрел на медленно удаляющийся берег.

До него было ярдов двадцать. По мигавшим в темноте фонарикам я понял, что преследователи вот-вот появятся из-за деревьев, и снова принялся искать весло. Не найдя его, я, несмотря на присутствие девушки, грязно выругался.

— Что случилось? — спросила Моник.

— Попробуй догадаться, — огрызнулся я, досадуя на себя, что, сев в лодку, не позаботился о веслах. — Придется грести руками. Надо же заставить это корыто хоть как-то двигаться. Чем быстрее и дальше отплывем от берега, тем лучше.

С носа лодки опять послышался тот же странный звук.

— Чем ты там занимаешься? — шепотом спросил я Моник. — Что там у тебя все время позвякивает?

— Хм-м-м... Позвякивает? — переспросила девушка.

— Откуда эти звуки? — вновь поинтересовался я, осторожно гребя какой-то посудиной, которую на ощупь нашел на дне каноэ.

С ее помощью мне удалось продвинуть лодку еще на пару футов от берега.

На секунду сквозь густую пелену облаков прорвался слабый свет луны и посеребрил очертания силуэта Моник, сидевшей на носу лодки. Я увидел, как что-то слабо блеснуло в ее руках. Приглядевшись, я понял, что это были бутылки, которые она использовала вместо весел.

— Ты что, не бросила бутылки?

— Какие? Эти? — удивленно спросила она, и бутылка снова звякнула, задев о борт лодки. — Я даже не знала, что они у меня в руках. Просто бежала, позабыв обо всем на свете. А ты что, несся как угорелый и думал, что у тебя в руках?

— Да, ты, кажется, права. Ладно, греби дальше.

И мы дружно заработали: я — большой консервной банкой, а она — бутылками. Но лодка почти не сдвинулась с места. Поразмыслив полминуты, я наконец-то понял, в чем дело: Моник сидела лицом ко мне и старательно гребла в противоположную сторону, обратно к берегу.

— Слушай, — обратился я к ней, — ты что, саботажем занимаешься? Может быть, ты коммунистка? Если мы не уберемся подальше, нас обоих убьют. Ты же гребешь обратно к берегу. Давай делай как я.

Моник сразу все поняла, и наша лодка стала набирать скорость. Я оглянулся назад, и, не увидев на берегу света карманных фонариков, немного успокоился, и начал обсуждать с девушкой подробности наших злоключений. Достигнув середины озера, мы перестали грести.

— Что будем делать дальше? — шепотом спросила Моник.

— Не знаю, — также шепотом ответил я. — Пока не известно, где наши преследователи. Может, ходят по берегу, а может, взяли лодку и плывут за нами.

— О Боже, — чуть слышно произнесла девушка и, прильнув губами к горлышку бутылки, перевернула ее дном вверх.

В ночной тишине раздались булькающие звуки. Затем Моник поднялась с места и, осторожно ступая, направилась ко мне. Я встретил ее на середине лодки.

— На, выпей, — сказала она, передав мне бутылку виски. — Тоже, наверное, хочешь.

Отпив виски, я вернул бутылку Моник, а та, сделав глоток, вновь протянула ее мне. Почти молча мы несколько раз передавали друг другу бутылку, пока я не обнаружил, что она пуста. Обе бутылки, из-под виски и минеральной воды, я выбросил за борт. Теперь мне стало совсем хорошо.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил я девушку.

— Великолепно, — слегка заплетающимся языком ответила та.

— Ты хоть поняла, что нас сегодня чуть было не убили? Правда, опасность еще не миновала, — с трудом шевеля губами, заметил я, — но меня это уже пугает не так, как раньше. — Помолчав немного, я продолжил: — Хотелось бы верить, что эти ребятишки остались на берегу. Жаль, что у нас нет весла. Слава Богу, что наконец-то выплыли на середину озера и теперь одни. Без преследователей.

— Как здесь тихо и спокойно, — мечтательным голосом произнесла опьяневшая девушка.

— Тихо и спокойно? Ха! Того гляди, начнут стрелять, а ты говоришь «спокойно». Ты что, не понимаешь, что нам все еще грозит опасность?

— Это даже романтично. Посмотри, луна выходит из-за туч. Правда, красиво?

— Просто потрясающе. Луна, видите ли, выходит. Только этого нам не хватает. Хорошо, что еще не взошло солнце!

— Боже, надо же сказать такую глупость. По ночам солнце не всходит.

— Ну да. Это ты у нас такая умная: неслась через весь парк с двумя бутылками. Ладно, мы оба хороши. Кстати, как нам отсюда выбраться? Ты не знаешь?

Она промолчала. Я бросил взгляд на берег, но ничего настораживающего там не заметил. Правда, было темно, и я с трудом различал окружающие предметы. Свет луны становился ярче. Я вновь посмотрел на Моник и, увидев, в какой непотребной позе она скрючилась на дне лодки, скривился.

— Ты бы сменила позу, — недовольно сказал я. — На тебя даже неловко смотреть.

— А как мне сидеть? И почему это моя поза тебя так раздражает?

— Не спрашивай, поняла? Если бы ты знала, что мне пришлось пережить за эту ночь... Прошу тебя, не сиди так.

— А по-другому в этой лодке и не сядешь. Ты что, думаешь, это... яхта? Здесь так неудобно.

— О Боже, — вздохнул я. — Тогда сиди, как тебе удобно, но только спокойно.

— Я же сказала тебе, что здесь неудобно, — промолвила девушка и, поерзав на дне лодки, сменила позу. — Вот, так немного лучше.

— Не лучше, а хуже, — возразил я. — Предупреждаю, не пытайся меня соблазнить. Другим, чтобы завестись, хватило бы и половины того, что ты здесь демонстрируешь. А я уже сегодня столько повидал, что... Послушай, черт возьми! Еще минута, и я прыгну в воду. Смилуйся, Моник. Ты что, специально это делаешь?

Девушка засмеялась:

— Ах-ах! Ты всегда такой осторожный и вроде бы ничего не понимаешь. Шелл, а как я смотрелась тогда в ванне?

— Ты же знаешь, я вошел без стука, потому что думал, что ты мертва. Но выглядела ты просто великолепно.

— Великолепно?

— Да. Просто потрясающе, — подтвердил я.

Теперь ее заигрывания перестали казаться мне такими вызывающими.

— Шелл, разве тебе не кажется забавным, что мы с тобой вдвоем... в ночном парке... в лодке? — томным голосом проворковала Моник.

— Ты это называешь лодкой?

— Да. В лодке... и наедине. Ты мог бы, по крайней мере, поцеловать меня, но почему-то этого до сих пор не сделал. А я вижу, тебе очень этого хочется. Так не стесняйся!

— Послушай. Неужели ты не можешь сменить позу? Я уже пытался все тебе объяснить. А кроме того, если я начну тебя целовать, лодка перевернется.

— Какие глупости, — сказала она и, поджав под себя колени, наклонилась ко мне. — Мне так хорошо... Ну, хоть чмокни меня в щеку.

— Ладно, чмокнуть могу. Но не больше, а то точно окажемся в воде.

Окончание фразы я произносил, уже чувствуя, как губы Моник впились в мои. Ее поцелуй оказался точно таким, каким я себе его и представлял — пылким и сладким. Глаза ее горели страстным огнем. Губы, бедра, да что там бедра — все тело девушки трепетало от желания. Слившись с ней в поцелуе, я почувствовал, как закачалось на воде наше каноэ, и понял, что теряю над собой всяческий контроль.

Затем девушка, мурлыча мне в ухо, стала водить по моей шее своими жаркими, словно раскаленное железо, губами.

— Не дурачься, — пытался было остановить ее я, но Моник вновь прижалась своими губами к моим.

Каноэ под нами вновь закачалось, на этот раз еще более угрожающе. Я ответил девушке таким страстным поцелуем, за который не стало бы стыдно ни одному мужчине.

Моник поделилась со мной на ухо, что она собирается делать. Я запротестовал:

— Нет, дорогая, это невозможно.

— Возможно. Протяни сюда свои ноги.

— Послушай, я не могу этого сделать. Мы же перевернемся.

— Не перевернемся... Я только прилягу рядом с тобой.

— Как ты здесь приляжешь? О чем ты говоришь?

— По-другому не получится.

— Можно попробовать и по-другому.

— Если не получится, как предлагаю я, попробуем по-другому. Хорошо?

— Но мы же окажемся в воде.

— О, Шелл! Еще минута, и я тебя возненавижу.

— Ладно... Но ты хоть плавать-то умеешь?

— Боже, он еще спрашивает, умею ли я плавать! И это в такую-то минуту. Никогда мне еще не попадались такие заботливые мужчины.

— Хорошо. Только не вини меня, если эта дурацкая лодка перевернется.

— Не буду.

— Посмотрим.

— Замолчи. А теперь протяни сюда свои ноги.

Я подчинился. Чтобы Моник смогла улечься рядом, я подвинулся дюйма на три. Лодка тотчас резко накренилась и перевернулась. Уйдя под воду, я понял, что был дураком, когда послушался Моник. Я же заранее знал, что так все и кончится. От спиртного, выпитого за этот вечер, голова у меня шла кругом, и я поначалу никак не мог сообразить, куда же мне плыть. Несколько секунд я барахтался в воде, пока неожиданно мои руки не коснулись дна озера. Плыть дальше было незачем, и я встал на ноги. В ярде от меня, положив руки на бедра, стояла погрустневшая Моник. О том, что руки она держала на бедрах, можно было только догадываться, поскольку вода доходила ей до груди.

— Все-таки ты добился своего, — укоризненно сказала она.

— Добился своего? — удивился я. — Так это из-за меня мы оказались в воде? А чья была идея...

— А ты поаккуратнее подвинуться не мог? И почему ты так долго барахтался в воде?

Бурлящие страстями, мы гневно смотрели друг на друга.

— Я плыл к берегу.

— Подумайте, он плыл. Глубина-то здесь всего фута четыре.

— Хорошо. Тогда я боролся с осьминогом. Устроит? Чем еще я мог там заниматься? Хохотал во весь голос?

Моник глубоко вздохнула.

— Ну и дела, — сказала она. — Где же наша лодка?

Мне пришлось объяснить ей, что это корыто нам больше не пригодится.

Девушка, рассекая бюстом волны, приблизилась ко мне. В эту минуту на нее было смешно смотреть.

— Черт возьми! Да пропади все пропадом! — недовольно произнесла она и замолкла.

В наступившей тишине послышались слабые раскаты грома. Затем небо озарила яркая молния, а следом, как и полагается, закапал дождь. Секунд через десять он превратился в ливень.

— О, дождь пошел, — недовольно заметила Моник.

— Своевременное замечание. А ты, оказывается, очень сообразительная девочка. От общения с тобой и сам становишься умнее.

— Да заткнись ты.

— Подумайте, она недовольна тем, что пошел дождь. А если бы пошел снег? Тогда бы мы не так вымокли?

— Да заткнешься ты или нет?

— Давай попробуем выбраться на берег. Эй, да я увязаю.

— От меня самой уже воняет болотом.

— Я сказал, увязаю, а не воняю. Ноги вязнут в иле.

— Ну и вязни дальше.

— Ох, Моник, не говори так. Я не могу переставить ноги в этой...

— Заткнись.

Покрутив одной ногой, я с большим трудом вытащил ее из вязкого ила и нащупал более твердый участок дна.

— Ну, ты готова выбираться на сушу? — спросил я девушку.

Та, насупившись, молча направилась к берегу. Сунув руку под мышку, я нащупал в кобуре свой кольт. Странно, что он еще на месте, подумал я, хотя и не очень удивился. После того, что со мной произошло, удивить чем-либо меня было невозможно. С этого момента меня можно было смело называть Шеллом Скоттом Неудивляющимся.

Шаг за шагом мы с Моник продвигались по вязкому дну озера и в конце концов выбрались на берег. Если судить по тому, что пули нам вдогонку не летели, нас не заметили. Пройдя сквозь парк, мы вышли на дорогу и поймали такси. Водителю, доставившему нас в гостиницу, пришлось доплатить за то, что мы вымочили сиденья в его машине и на полу оставили лужи.

Приняв душ, Моник вышла в гостиную.

— Теперь можешь занимать ванную, — несколько суховато сказала она.

На ней опять было только полотенце.

Я прошел в ванную, разделся и встал под горячий душ. Гостиница, в которой мы остановились, оказалась не самой лучшей в столице Мексики, но мы так устали, что были счастливы остаться на ночь даже в ней. Смыв с тела мыльную пену, я вытерся и, завернувшись в полотенце, вышел из ванной.

— Одежда еще не просохла, — оправдываясь, сказал я Моник, которая сидела на кровати.

Она пристально посмотрела на меня:

— А ты одеваться и не собирался. Так ведь? И, выйдя из ванной, набрасываться на меня тоже! Ты вообще не собирался ничего делать!

— Не впадай в истерику. Я...

— Там, в отеле «Дель Прадо», ты без стука вломился в ванную и застал меня голой! И тоже ни на что не решился! А на озере в лодке? Это же стыдно вспомнить! — сверкая глазами от злобы, выкрикнула Моник, стараясь уязвить мое мужское самолюбие.

— Успокойся, дорогая, — с улыбкой сказал я. — Я же никуда не ухожу. Я с тобой.

— Ты это серьезно?

— Конечно. Я совсем не шучу.

Девушка подозрительно посмотрела на меня, и ее лицо подобрело.

— Так-то лучше, — сказала она, бровь ее выгнулась дугой, а кончик языка опять выпятил щеку.

— Согласен, там на озере я вел себя несколько грубовато. Наверное, некоторые мои слова показались тебе неприятными. Пойми, в каком нервном напряжении я находился. Но сейчас мы не на озере... — оправдываясь, сказал я. — Так мы сможем остаться друзьями?

Моник облизнула нижнюю губу, вопросительно посмотрела на меня и наконец улыбнулась.

— Наверное, сможем, — ответила она, затем поднялась, сбросила с себя полотенце и, плюхнувшись обратно на кровать, добавила: — Во всяком случае, попробуем.