Онлайн чтение книги Пенденнис
Глава LIХ. Необходимые разъяснения

Как, вероятно, понял читатель, с печального события, описанного нами, прошло около года. Черный сюртук Артур скоро сменит на синий. Наружность нашего героя претерпела некоторые приятные изменения. Парик его отставлен, и волосы, правда, слегка поредевшие, снова открыты для обозрения. Недавно он удостоился великой чести — появился при дворе в мундире корнета Клеверингского взвода территориальной кавалерии***шира и был представлен монархине маркизом Стайном.

Этого шага настойчиво и громогласно добивался Артуров дядюшка. Майор и слышать не хотел о том, чтобы переждать год до этой церемонии посвящения в дворянство. Он считал также, что его племянник должен состоять членом более изысканного клуба, чем "Полиантус", и рассказывал во всех гостиных, что к великому его разочарованию молодой человек оказался не так богат, как он надеялся, и доход его не превышает полутора тысяч.

В такой именно сумме состояние Пенденниса исчисляют в лондонском обществе, где издатели уважают его больше, чем прежде, и даже маменьки стали к нему куда как любезны. Ведь если для хорошеньких дочек он не слишком интересный жених, то для дурнушек — ничего, подойдет; если блестящая, обворожительная Майра непременно подцепит графа, то бедняжке Беатрисе, у которой одно плечо выше другого, все равно достанется какой-нибудь мужлан, так чем мистер Пенденнис хуже другого? В первую же зиму после того, как он вступил во владение материнским имуществом, миссис Хоксби, встретив его в каком-то загородном доме, велела своей Беатрисе поучиться у мистера Пенденниса играть на бильярде и ни с кем, кроме него, не желала ездить кататься — потому что он любит литературу и ее Беатриса тоже любит литературу, — а потом заявляла повсюду, что молодой человек, подстрекаемый своим противным старым дядюшкой, бесчестно насмеялся над чувствами Беатрисы. Дело в том, что майор, хорошо зная нрав миссис Хоксби и ее готовность вцепиться в любого зазевавшегося молодого человека, прикатил в этот самый загородный дом и увез Артура, чем вырвал племянника из ее когтей, однако не спас от ее языка. Старшему Пенденнису очень хотелось, чтобы на святках Артур пожил в Клеверинге, куда вернулось семейство сэра Фрэнсиса; но на это у Пена не хватило духу. Клеверинг был слишком близко от бедного старого Фэрокса; а Фэрокс — слишком полон грустных воспоминаний.

Клеверингов мы тоже потеряли из виду и встретили вновь только на скачках; поэтому и о них должно сказать несколько слов. За истекший год свет не проявил благосклонности ни к одному из членов этого семейства. Добродушнейшая леди Клеверинг, эта великая любительница поесть и мастерица по части грамматических ошибок, едва не лишилась аппетита и добродушия от непрерывных семейных неполадок и ссор, при которых изделия лучшего французского повара становятся несъедобными, самая мягкая подушка не располагает ко сну. "Честное слово, Стронг, я бы лучше съела на десерт репу, чем этот ананас или мускатный виноград из Клеверинга, — жаловалась бедная леди Клеверинг, оглядывая свой обеденный стол, — если б на закуску мне дали хоть немножко покоя. Насколько же легче мне жилось, когда я была вдовой, до того как мне достались все эти капиталы!"

Клеверинги, и правда, с самого начала не сумели себя поставить; при веем своем гостеприимстве они не добились ни признания, ни положения в свете, ни благодарности или дружбы тех, кого у себя принимали. Успех первого лондонского сезона был сомнительный; дальнейшие неудачи — бесспорны. "Сэр Фрэнсис Клеверинг кого угодно выведет из себя, — говорили люди, — его тупость, его низменные вкусы невыносимы. Да и все семейство какое-то подозрительное, а в чем дело — не поймешь. Кто такая эта бегум с ее деньгами и безграмотной речью, откуда она взялась? И что воображает о себе эта дочка с ее французскими ужимками и нескромным жеманством, — хорошо воспитанным английским девушкам лучше держаться от нее подальше. А какими странными людьми они себя окружают! Сэр Фрэнсис Клеверинг — игрок, водит дружбу с шулерами и проходимцами. Хэли Клинкер служил с ним в одном полку и рассказывает, что он не только в карты передергивал, но и показал себя трусом. О чем только думала леди Рокминстер, когда решила оказывать им покровительство?" А леди Рокминстер, нужно заметить, после первого сезона отступилась от леди Клеверинг. Знатные дамы не желали возить своих дочерей на ее вечера; молодые люди, бывавшие на этих вечерах, держались до неприличия вольно и развязно; и бедная леди Клеверинг сама признавалась, что вынуждена приглашать "всякий сброд", потому что порядочные люди к ней не ездят.

Не то чтобы эта милая женщина питала к "сброду" неприязнь, или считала себя в чем-то выше и лучше своих ближних; просто она слепо слушалась указаний, которые давали ей вначале ее опекунши по светским делам, и готова была знаться с теми, с кем знались они, и приглашать тех, кого они приглашали. В сущности, "сброд" казался ей куда забавнее, чем так называемое "общество", но, как мы уже когда-то говорили, покинуть любовницу легко, а быть покинутым, напротив, очень тяжко; так же и от общества можно отказаться безболезненно и даже с облегчением, но очень унизительно и обидно бывает, когда общество отказывается от вас.

Казалось бы, от одного из упоминавшихся нами светских молодых людей можно было ожидать, что он-то останется верным среди толпы изменников, — речь, разумеется, идет о Гарри Фокере. Но ему не хватило осмотрительности, и несчастная страсть, в которой он признался Пену, стала предметом пересудов и насмешен, достигла ушей его слабовольной и любящей матушки, а затем дошла и до сведения лысого и неумолимого Фокера-старшего.

Когда мистер Фокер узнал эту неприятную новость, между ним и его сыном состоялось бурное и тягостное объяснение, закончившееся тем, что бедняга был на год изгнан из Англии с предупреждением, что по истечении этого срока он либо вернется и женится на своей кузине, либо пусть живет как хочет на триста фунтов в год, и тогда не видать ему больше ни родителя, ни пивоварни. Мистер Генри Фокер покинул родину, унося с собой сердечную муку, которую пропускают даже самые строгие таможни и которая, как известно, всюду сопровождает изгнанника; и сквозь этот креп даже парижские бульвары показались ему мрачными, а небо Италии — черным.

Для сэра Фрэнсиса Клеверинга этот год сложился в высшей степени неудачно. События, описанные в предыдущей главе, завершили длинную цепь несчастий. То был год от Рождества Христова, когда, как, вероятно, помнят причастные к спорту читатели, лошадь лорда Харроухилла (сей молодой вельможа чтил Гомера и лошади своей дал кличку из "Илиады"), — когда Антилох выиграл дерби к отчаянию осведомленных людей, которые и кличку-то победителя не могли выговорить, а сами ставили на Боракса, пришедшего одним из последних. Сэр Фрэнсис Клеверинг, будучи на короткой ноге с самыми темными "жуками" и, как водится, получив "верные сведения", держал пари против победителя, а на фаворита поставил крупную сумму, и все эти операции, как правильно сообщил бедной леди Клеверинг его сын, привели к проигрышу в семь тысяч фунтов.

Да, тяжкий это был удар для женщины, которая уже много раз платила долги своего мужа и столько же раз выслушивала его клятвенные заверения исправиться; которая рассчитывалась с его заимодавцами и барышниками; обставила его загородный дом и лондонский особняк; и которой теперь предстояло выложить эту огромную сумму в уплату за мотовство своего подлеца-супруга.

Мы уже рассказывали о том, что старший Пенденнис сделался советчиком Клеверингов и, в качестве близкого друга дома, не раз обошел все его комнаты и даже заглядывал в тот темный чулан, где, как утверждают, у всех хранится под замком семейная тайна. Если майор не знал денежных дел баронета, то лишь потому, что Клеверинг и сам их не знал и скрывал от себя и других за таким необъятным нагромождением лжи, что ни ему самому, ни какому-либо советчику или доверенному лицу нечего было и мечтать докопаться до истины. Но о делах леди Клеверинг майор был осведомлен много лучше; а после злосчастного проигрыша на дерби он решил составить себе полное представление о всех источниках ее доходов и теперь в точности знал, какими крупными суммами вдова Амори неоднократно жертвовала ради своего второго супруга.

Он не скрывал своего мнения (чем сильно повысил себя в глазах мисс Бланш), что дочь леди Клеверинг обездолена в угоду ее сыну от второго брака, и довольно прозрачно намекал леди Клеверинг, что ей следовало бы обеспечить мисс Бланш получше. Как было сказано, он уже дал вдове понять, что ему известны все обстоятельства ее несчастливой молодости, поскольку он был в Индии, когда… когда произошли неприятные события, после которых ей пришлось расстаться с первым мужем. Он выразил готовность показать ей калькуттскую газету с отчетом о суде над Амори, и заслужил благодарность бегум, напомнив ей, что хотя с самого начала знал о постигшем ее несчастье, он никому ни словом не проговорился и всегда был другом ее семьи.

— Возможно, дорогая леди Клеверинг, что мною руководили корыстные побуждения, — сказал он. — Всеми нами руководят корыстные побуждения, а я, не скрою, мечтал устроить брак между вашей дочерью и моим племянником.

Леди Клеверинг, возможно, удивило, что майору вздумалось породниться с ее семейством, однако же она ответила, что готова хоть сейчас дать согласие.

Но тут майор заговорил более откровенно.

— Дорогая моя, у моего мальчика всего пятьсот фунтов годового дохода, и десять тысяч, взятые за женой, мало ему помогут. Мы, не взыщите, можем найти и получше; он малый не глупый и осторожный; он теперь остепенился, способности у него — лучше некуда, и честолюбие есть, так что брак для него — это прежде всего средство улучшить свое положение в обществе. Если бы вы и сэр Фрэнсис захотели — а сэр Фрэнсис, поверьте, ни в чем вам не откажет, — вы могли бы помочь Артуру выдвинуться и показать, на что он способен. Зачем Клеверингу это место в парламенте? Ведь он и на заседаниях-то почти не показывается. А мой мальчик — так мне говорили люди, знавшие его в Оксбридже, — прославился там как оратор, ей-богу! Стоит только вдеть ему ногу в стремя и подсадить его, и он, я в том не сомневаюсь, отличится в любом бою. Я его проверял и, думается, хорошо его знаю. Продвигаться вперед не спеша, достигнуть цели только на склоне дней, как то сплошь и рядом бывает с юристами, — для этого он слишком ленив, беспечен, неустойчив. Но дайте ему первый толчок и возможность выбрать себе друзей — и, верьте моему слову, он составит себе имя, которым будут гордиться его сыновья. Для человека его склада я не вижу иной возможности parvenir [40]Добиться успеха, выйти в люди (франц.)., кроме разумной женитьбы — не на бесприданнице, с которой он вею жизнь будет прозябать на полторы тысячи в год, а на девушке, которой он может быть полезен, как она будет полезна ему, которой он может дать имя и видное положение в обмен за те преимущества, что она даст ему. И вам интереснее иметь зятя с весом, чем без конца держать мужа в парламенте, где от него никакого проку ни ему самому, ни другим. Теперь вам понятно, почему я принимаю в вас такое участие и предлагаю вам сделку, выгодную, как мне кажется, для обеих сторон.

— Вы же знаете, я и сейчас смотрю на Артура почти как на члена семьи, — сказала добрая бегум. — Он бывает у нас запросто. А я чем больше думаю о его покойной матери, тем больше понимаю, какая это была редкостная женщина, а уж ко мне-то никто не был добрее. Я даже заплакала, как узнала, что она скончалась, и траур бы надела, да только мне черное не к лицу. Мать-то, я знаю, мечтала женить его на Лоре. Ее вот и старая леди Рокминстер как родную любит, да оно и понятно — она хорошая девушка, лучше моей дочки. Я их обеих знаю. От моей Бетси… фу ты, Бланш… я мало вижу радости. Лучше Пену жениться на Лоре.

— Жениться от пятиста фунтов в год? Да вы с ума сошли, милейшая, — возразил майор Пенденнис. — Вы обдумайте то, что я вам сказал. Насчет своего злосчастного супруга ничего не предпринимайте, не посоветовавшись со мною; и помните, что старый Пенденнис всегда вам друг.

Незадолго до того у майора состоялся примерно такой же разговор с мисс Амори. Он разъяснял ей все преимущества задуманного им союза, высказал свое твердое убеждение, что лучшая, можно сказать, единственная прочная основа для брака — это взаимная выгода.

— Вы только посмотрите на все эти браки по любви, милая мисс Амори! Те, кто женился по любви, потом больше всего ссорятся, это уж известно; и если девушка сбежала с Джеком в Гретна-Грин, можно не сомневаться, что через некоторое время она сбежит с Томом в Швейцарию. Для вступающих в брак самое главное — договориться о взаимной поддержке. Она имеет средства, он их обращает на пользу. Жена моего мальчика подводит лошадь, а Пен скачет вперед и выигрывает приз. Вот это я называю разумным браком. Таким супругам есть о чем поговорить при встрече. А если единственный предмет разговора — это чувства, то будь вашим собеседником хоть сам Амур, — будь Бланш и Пен Амуром и Психеей, — они заскучают после первых же нескольких вечеров.

Что до мисс Амори, то она, за неимением лучшего, была согласна и на Пена. И разве девиц, подобных ей, так уж мало? И многие ли браки по любви оказывались счастливыми и прочными? Много ли фирм, учрежденных на чувствах, не кончают банкротством? Часто ли героическая страсть не вырождается в жалкое равнодушие, не терпит позорного поражения?

Такого рода философские взгляды майор упорно старался внушить и Пену, а Пен по складу своего ума умел видеть обе стороны вопроса и, отдавая должное чувствам, совершенно непостижимым для нашего милого майора, в то же время принимал в расчет и практическую жизнь и умел — или думал, что умеет, — к ней приспосабливаться. Так случилось, что в первую весну после смерти матери он находился под сильным влиянием дядюшкиных советов, стал своим человеком в доме леди Клеверинг и, еще не сделав предложения мисс Амори, в какой-то мере получил ее согласие: не будучи обрученным, считался почти женихом. Молодые люди держались между собой скорее по-приятельски, нежели как влюбленные, встречались и расставались одинаково беспечально. "Неужели я тот же человек, — думал Пенденнис, — который восемь лет назад испытал большую страсть, а в прошлом году сходил с ума по Бризеиде!"

Да, это был тот же Пенденнис, но Время принесло ему, как и всем нам, свои обычные дары, утешения, поправки. В сущности, мы меняемся очень мало. Когда мы говорим, что какой-нибудь человек уже не тот, каким мы его помним в молодости, и отмечаем в наших друзьях перемены (разумеется, к худшему), мы, возможно, забываем о том, что новые обстоятельства только выявляют ранее скрытые недостатки или достоинства, а не создают их. Сегодняшняя себялюбивая леность и равнодушие — следствие вчерашней себялюбивой страстности; высокомерие и усталость, восклицающие vanitas vanitatum [41]Суета сует (лат.)., - всего лишь угасание больного аппетита, пресыщенного удовольствиями; наглость удачливого parvenu [42]Выскочка (франц.). — естественный венец отчаянной борьбы за существование. Наши внутренние перемены, подобно седине и морщинам, лишь отражают предначертанный рост и распад всего, что смертно: белоснежные пряди были когда-то черными кудрями; вялая тучность несколько лет назад была пышущим, румяным здоровьем; спокойная усталость, беззлобная, безропотная, во всем изверившаяся, была честолюбием, неуемным и пылким, и лишь после многих битв и поражений обернулась покоем и покорностью судьбе. Счастлив тот, кто способен великодушно принимать ее удары и протянуть победительнице свой сломанный меч мужественно и смиренно! Друг читатель! Не объемлет ли тебя ужас, когда, взяв книгу, чтобы развлечься, ты откладываешь ее, чтобы подумать, — не объемлет ли тебя ужас при мысли, что ты, который уже пережил свой успех или падение, уже занял высокое место над толпой или безнадежно затерялся в толпе, — который прошел через горнило тебе одному ведомых неудач, успехов, преступлений, раскаяния — сколько раз любил и разлюбил, плакал и снова смеялся, — что ты — тот же, кого ты помнишь ребенком, еще не пустившимся в плавание по жизни? Рейс был счастливым, корабль входит в порт, палят пушки и народ ликует — а удачливый капитан раскланивается, стоя у борта, но под звездой на его груди притаилась забота, о которой никто не знает; а не то — ты потерпел крушение и, привязав себя к обломку мачты, ждешь гибели в открытом море. И, скорее всего, погибающий и торжествующий одинаково вспоминают родной дом и пору детства, — одинокий на утлом плоту, что вот-вот захлестнет волнами; одинокий среди рукоплещущей толпы.