Онлайн чтение книги Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни Penryn & the End of Days: Angelfall
10

От Кремниевой долины до покрытых лесом холмов примерно полчаса езды и сорок пять минут до Сан-Франциско, если ехать по шоссе. Полагаю, дороги сейчас забиты брошенными машинами и отчаявшимися людьми, так что мы направляемся в ту сторону, где меньше людей и больше укромных мест.

Еще несколько недель назад вдоль подножия холмов жили богачи – в одноэтажных домах на три спальни, ценой пару миллионов долларов, или сказочных усадьбах ценой десятки миллионов. Мы держимся от них подальше – логика подсказывает, что они привлекают нежеланных посетителей, – и выбираем небольшой домик для гостей на задворках одной из усадеб.

Ангел молча следует за мной, и это меня вполне устраивает. Он не произнес почти ни слова с тех пор, как мы покинули офисное здание. Ночь была долгой, и, когда мы добираемся до коттеджа, он едва держится на ногах. Едва успеваем войти в дом, как начинается гроза.

Странно, в некоторых отношениях ангел невероятно силен. Его били и калечили, и он несколько дней истекал кровью, но при этом мог справиться с несколькими мужчинами зараз. Похоже, он никогда не мерзнет, хотя на нем ни рубашки, ни куртки. Но идти ему все-таки тяжело.

Когда мы наконец устраиваемся в доме, он сбрасывает сапоги. Ноги стерты до кровавых мозолей. Похоже, его розовые нежные ступни не привыкли к долгой ходьбе. Будь у меня крылья, я бы тоже предпочла летать.

Порывшись в рюкзаке, нахожу аптечку, а в ней несколько пачек пластыря от мозолей – вроде обычного, но побольше и покрепче. Я протягиваю упаковки ангелу. Он вскрывает одну с таким выражением на лице, будто ничего подобного прежде не видел.

Сперва он смотрит на сторону телесного цвета, которая для него слишком светлая, затем на обратную, с мягкой прокладкой, затем снова на лицевую. Поднеся пластырь к глазу, словно пиратскую повязку, он корчит рожу.

Мои губы раздвигаются в улыбке, хотя трудно поверить, что я до сих пор способна улыбаться. Я забираю пластырь:

– Ладно, покажу, как им пользоваться. Дай-ка твою ногу.

– В мире ангелов это весьма интимная просьба. Обычно для этого требуется ужин с вином и игривая беседа.

Остроумный ответ, ничего не скажешь.

– Дело твое, – отвечаю я.

Что ж, лауреатом премии года за остроумие мне не быть.

– Ты хочешь узнать, как пользоваться пластырем, или нет? – спрашиваю сердито.

На большее я сейчас не способна.

Он вытягивает ноги, все в ярко-красных пятнах. Мозоль на одной пятке лопнула.

Я смотрю на свои скромные запасы мозольного пластыря. Придется целиком потратить его на ноги ангела и надеяться, что мои собственные выдержат. Я осторожно накладываю пластырь на лопнувшую мозоль, стараясь заглушить внутренний голос: «Он пробудет с тобой пару дней, не больше. Зачем тратить на него ценные запасы?»

Ангел вытаскивает из плеча очередной осколок стекла. Он занимался этим всю дорогу, но постоянно находит новые. Если бы он не шагнул передо мной, проламывая стекло, я тоже вся была бы утыкана осколками. Я почти не сомневаюсь, что он не специально защищал меня, но все равно благодарна.

Осторожно снимаю кровь и гной стерильной салфеткой, хотя знаю: если он и заработает инфекцию, то скорее от глубоких ран на спине, а не от мозолей на ногах. Мысль о его потерянных крыльях заставляет мои руки двигаться нежнее обычного.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я.

Мне ни к чему это знать. Собственно, я и не хочу. Если знаешь кого-то по имени, кажется, будто ты с ним по одну сторону, а такого просто не может быть. Как будто допускаешь, что можешь с ним подружиться. Но и это невозможно. Какой смысл заводить дружбу с собственным палачом?

– Раффи.

Я спросила лишь для того, чтобы отвлечь ангела. Пусть поменьше думает о том, что теперь ему придется пользоваться ногами вместо крыльев. Впрочем, имя кажется мне вполне подходящим.

– Раф-фи, – медленно повторяю я. – Мне нравится.

Его взгляд смягчается, хотя выражение лица остается каменным. К моим щекам отчего-то приливает кровь, и я смущенно откашливаюсь. Едва заметная улыбка ангела вызывает желание познакомиться с ним поближе – словно с загадочным симпатичным парнем, о котором девушка может только мечтать.

Вот только никакой он не парень. И слишком уж загадочный. Не говоря уже о том, что девушка в данный момент не мечтает ни о чем другом, кроме еды, крова и безопасности своей семьи.

Пальцем я крепко прижимаю пластырь, чтобы не отвалился. Ангел глубоко вздыхает, и я не могу понять – от боли или удовольствия. Предусмотрительно не поднимаю взгляда, сосредоточившись на своем занятии.

– Ну так, может, спросишь, как зовут меня?

Я готова самой себе дать пинка, – чего доброго, ангелу покажется, будто я пытаюсь с ним флиртовать. Конечно же, это совершенно исключено. По крайней мере, мне удается не рассмеяться.

– Я и так знаю, как тебя зовут. – Он идеально передразнивает голос моей матери: – Пенрин Янг, открой немедленно!

– У тебя неплохо получается.

– Ты наверняка слышала старую пословицу – если знаешь чье-то истинное имя, имеешь над ним власть.

– Это правда?

– Возможно. Особенно между разными видами.

– Тогда почему ты назвал свое имя?

Он откидывается назад и пожимает плечами – а какая, мол, разница?

– И как же тебя зовут те, кто не знает твоего имени?

После короткой паузы он отвечает:

– Гнев Божий.

Я медленно убираю руку с его ступни, сдерживая дрожь. Только теперь понимаю: если бы кто-то нас увидел, он бы подумал, что я оказываю ангелу почести. Он сидит в кресле, а я на корточках у его ног, потупив взор. Быстро встаю, глубоко вздыхаю, расправляю плечи и гляжу ему прямо в глаза:

– Я не боюсь ни тебя, ни тебе подобных, ни твоего бога.

Мысленно съеживаюсь, уверенная, что сейчас последует удар молнии. Но ничего не происходит. Нет даже театрального раската грома. Впрочем, мой страх от этого не становится меньше. Я всего лишь муравей на поле битвы богов. Нет места для гордости или самомнения, и совсем немного возможностей для выживания. Но я ничего не могу с собой поделать. Кем они себя считают? Может, мы и муравьи, но это поле – наш дом, и мы имеем все права тут жить.

Выражение его лица слегка меняется, прежде чем снова стать божественно-невозмутимым. Все же мое безумное заявление как-то на него подействовало, пусть даже просто развлекло.

– Нисколько не сомневаюсь, Пенрин.

Он произносит мое имя, словно пробуя на вкус нечто новое, перекатывая его на языке и пытаясь понять, нравится или нет. Мне становится не по себе, и я бросаю оставшиеся пластыри ему на колени:

– Теперь ты знаешь, как этим пользоваться. Добро пожаловать в мой мир.

Я поворачиваюсь к ангелу спиной, подчеркивая, что не боюсь его. По крайней мере, в этом я пытаюсь себя убедить. К тому же, отвернувшись от него, я могу позволить себе дрожь в руках, пока ищу еду в рюкзаке.

– Собственно, а что вам тут нужно? – спрашиваю я. – Я имею в виду – понятно, что вы явились не для дружеской беседы, но почему хотите от нас избавиться? Что мы такого сделали, чтобы заслужить истребление?

Он пожимает плечами:

– Понятия не имею.

Я смотрю на него, раскрыв рот.

– Послушай, тут не я командую, – говорит он. – Будь я хорошим торговцем, впарил бы тебе какую-нибудь историю поубедительнее. Но на самом деле мы просто бродим в потемках. И иногда натыкаемся на нечто кошмарное.

– Вот как? Вряд ли все настолько случайно.

Не знаю, что я хочу услышать, но только не это:

– Все всегда случайно.

Больше похоже на речь закаленного солдата, чем любого ангела. Одно лишь точно: многих ответов от него не добиться.

На ужин у нас сухая лапша и пара сладких батончиков. На десерт – шоколадки, позаимствованные в офисе. Жаль, что мы не можем разжечь камин, – дым из трубы с легкостью выдал бы нас. То же и со светом. У меня в рюкзаке есть пара фонариков, но, вспомнив, что именно фонарик моей мамы привлек бандитов, мы жуем сухую лапшу и приторные батончики в темноте.

Ангел поглощает свою порцию так быстро, что я не могу отвести от него взгляд. Не знаю, когда он ел в последний раз, но наверняка у него не было ни крошки во рту в течение двух суток нашего знакомства. Я также догадываюсь, что его способности к исцелению требуют немалого количества калорий. Еды у нас немного, но я предлагаю ему половину своей доли. Если бы последние два дня он не спал, пришлось бы скормить ему куда больше.

Моя протянутая рука повисает в воздухе, и в конце концов мне становится неловко.

– Не хочешь?

– Зависит от того, зачем ты мне это даешь.

Я пожимаю плечами:

– Иногда, блуждая в потемках, мы натыкаемся на нечто хорошее.

Он несколько мгновений смотрит на меня, прежде чем взять предложенную еду.

– Только не думай, будто получишь и мою долю шоколада.

Я знаю, что шоколад следует беречь, но не удерживаюсь и съедаю больше, чем собиралась. Сладость во рту доставляет мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Однако мы не можем съесть больше половины моих запасов. Я убираю остатки на дно рюкзака, чтобы не вводить себя в искушение.

Похоже, тоска по сластям отражается у меня на лице, поскольку ангел спрашивает:

– Почему бы тебе просто его не съесть? Завтра найдем что-нибудь еще.

– Это для Пейдж.

Я решительно застегиваю молнию на рюкзаке, не обращая внимания на задумчивый взгляд ангела.

Интересно, где сейчас мама? Я всегда подозревала, что она умнее отца, хотя у него диплом инженера. Но ее звериный ум не поможет, если верх возьмут безумные инстинкты. Некоторые худшие времена в моей жизни связаны именно с ней. Но я лишь надеюсь, что она нашла укрытие от дождя и еду на ужин.

Порывшись в рюкзаке, я достаю последнюю пластиковую чашку сухой лапши. Подойдя к двери, оставляю ее снаружи.

– Что ты делаешь?

Хочется объяснить ему про мать, но я передумываю:

– Ничего.

– Зачем оставлять еду на улице под дождем?

Откуда он знает, что это еда? Когда успел разглядеть?

– Ты хорошо видишь в темноте?

Следует короткая пауза, словно он размышляет, стоит ли отвечать правду.

– Почти так же, как и днем.

Возможно, его слова только что спасли мне жизнь. Кто знает, как бы я поступила, найдя других ангелов? Попыталась бы спрятаться в темноте и пробраться в их гнездо? Вряд ли бы я обрадовалась, узнав про их отменное ночное зрение.

– Так почему же ты оставляешь на улице ценную еду?

– На случай, если там моя мать.

– Ей что, нельзя просто войти?

– Может быть, да, а может быть, и нет.

Он понимающе кивает, хотя, конечно, вряд ли что-то понял. Возможно, для него все люди ведут себя как сумасшедшие.

– Почему бы не принести еду обратно, а я скажу, если твоя мать будет поблизости.

– И как же ты узнаешь, что она поблизости?

– Услышу, – отвечает он. – Если дождь не помешает.

– Ты и слышишь не хуже, чем видишь?

– Что?

– Ха-ха, – холодно говорю я. – Если это так, у меня куда больше шансов спасти сестру.

– Ты даже не знаешь, где она и жива ли, – сухо отвечает он, словно говоря о погоде.

– Но я знаю, где ты, и знаю, что ты вернешься обратно к своим ангелам, хотя бы для того, чтобы отомстить.

– Ах вот как? Раз ты не сумела ничего из меня вытянуть, пока я был слаб и беспомощен, теперь хочешь последовать за мной в змеиное гнездо, чтобы спасти сестру? Это так же глупо, как и твоя идея напугать тех людишек, притворившись ангелом.

– Когда ситуация меняется, приходится импровизировать.

– Ситуация изменилась настолько, что ты не в силах на нее повлиять. Если пойдешь этим путем, просто погибнешь, так что послушай моего совета и беги в другую сторону.

– Ты не понимаешь. Речь не о логичных и оптимальных решениях. У меня просто нет выбора. Пейдж – всего лишь беспомощный ребенок. Она моя сестра. Вопрос лишь в том, как ее спасти, а не стоит ли пытаться.

Он откидывается назад, оценивающе разглядывая меня:

– Интересно, что раньше тебя погубит – преданность или упрямство?

– Ни то ни другое, если ты поможешь.

– А зачем мне это?

– Я спасла тебе жизнь. Дважды. Ты передо мной в долгу. В какой-нибудь иной культуре ты стал бы моим рабом на всю жизнь.

В темноте трудно разглядеть выражение его лица, но голос звучит язвительно:

– Да, ты вытащила меня, раненного, с улицы. В обычных условиях это можно было бы назвать спасением жизни, но, поскольку в твои намерения входило похитить меня для последующего допроса, вряд ли данное определение подойдет. А если ты имеешь в виду свою неумелую попытку спасти меня во время драки, позволю себе напомнить: если бы ты не приложила меня спиной о торчащие из стены гвозди, а потом не приковала к тележке, я никогда бы не оказался в подобной ситуации. – И добавляет с усмешкой: – Не могу поверить, что эти идиоты едва не приняли тебя за ангела.

– Да ни за кого они меня не приняли.

– Только потому, что ты сама напортачила. Я едва не расхохотался, когда тебя увидел.

– Это и впрямь смешно, вот только речь идет о нашей жизни.

Его голос становится серьезным:

– То есть ты понимаешь, что могла погибнуть?

– Ты тоже мог.

Снаружи шелестит листвой ветер. Я открываю дверь и забираю лапшу. Вполне могу поверить, что ангел услышит мою мать, если она появится неподалеку. Увидеть еду и вломиться в наш домик может кто-то чужой, так что лучше не рисковать.

Я достаю из рюкзака свитер и надеваю поверх того, что на мне. Быстро холодает. Наконец я задаю вопрос, ответа на который боюсь как огня:

– Зачем им нужны дети?

– Что, кого-то еще забрали?

– Я видела, как их похищают уличные банды, но решила, что Пейдж с ее ногами им не нужна. А вот теперь думаю: не продают ли они детей ангелам?

– Не знаю, что они делают с детьми. Твоя сестра – первая, о ком я слышу.

Его спокойный голос повергает меня в дрожь. По окнам стучат капли дождя, ветер царапает веткой по стеклу.

– Почему другие ангелы на тебя напали?

– Невежливо спрашивать жертву насилия, чем она спровоцировала нападение.

– Ты знаешь, о чем я.

Он пожимает плечами в тусклом свете:

– Ангелы – жестокие создания.

– Я уже заметила. Раньше думала, они милосердные и добрые.

– С чего бы? Даже в вашей Библии мы предвестники гибели, готовые и способные уничтожать целые города. То, что мы иногда предупреждали некоторых из вас заранее, вовсе не повод считать нас альтруистами.

У меня к нему еще немало вопросов, но есть один неотложный.

– Я тебе необходима.

Ангел издает короткий лающий смешок:

– Это как?

– Тебе нужно вернуться к своим, чтобы выяснить, можно ли пришить назад крылья. Я поняла это по твоему лицу еще тогда, в офисе. Ты считаешь, что это возможно. Но как добраться туда? Только пешком. Ведь ты никогда прежде не путешествовал по земле. Тебе нужен проводник, который сможет найти еду, воду, убежище.

– Ты называешь это едой?

В лунном свете я вижу, как он бросает пустую пластиковую чашку в мусорную корзину. Сама корзина не видна, но, судя по звуку, бросок точен.

– О чем и речь! Ты бы на нее просто внимания не обратил. Наша пища далеко не всегда выглядит съедобной. А еще нужен тот, кто отведет от тебя подозрения. Никто не распознает в тебе ангела, если ты будешь путешествовать в компании человека. Возьми меня с собой. Я помогу тебе попасть к своим, если ты поможешь мне найти сестру.

– То есть ты хочешь, чтобы я привел в обитель троянского коня?

– Вряд ли. Я собираюсь не мир спасать, а всего лишь сестру. Этого мне более чем достаточно. К тому же о чем ты беспокоишься? Неужели я могу представлять опасность для ангельского рода?

– Что, если ее там нет?

Я сглатываю комок в горле:

– Тогда я больше не стану тебе мешать.

В темноте он сворачивается в клубок на кушетке:

– Давай немного поспим.

– Это ведь не значит «нет»?

– Но и не «да». Все, я спать хочу.

– Кстати, ночью проще сторожить, если нас двое.

– Зато проще спать, когда ты один.

Схватив с дивана подушку, он подкладывает ее под голову и устраивается поудобнее. Его дыхание становится глубоким и размеренным, словно он уже заснул.

Вздохнув, я иду в спальню. По мере того как я подхожу к двери, становится все холоднее, и я задумываюсь, стоит ли спать именно там.

Едва открыв дверь, я понимаю, почему в коттедже так холодно. Окно разбито, и дождь хлещет прямо на кровать. Но я так устала, что готова спать даже на полу. Я беру из шкафа сложенное одеяло – холодное, но сухое, – закрываю дверь спальни, чтобы меньше дуло, и возвращаюсь в гостиную. Завернувшись в одеяло, я ложусь на диван напротив ангела.

Похоже, он крепко спит. Рубашки на нем нет с момента нашей первой встречи. Вряд ли бинты его согревают. Интересно, чувствует ли он холод? Когда летишь высоко в небе, там наверняка жуткий мороз. Возможно, ангелы приспособлены к холоду так же, как и к полету.

Но все это лишь предположения – может быть, просто в оправдание тому, что я забрала единственное имевшееся в коттедже одеяло. Электричества нет, а это означает, что обогреватели не работают. На побережье залива температура редко опускается ниже нуля, но по ночам иногда довольно холодно. Похоже, сейчас как раз такое время.

Я засыпаю, прислушиваясь к ровному дыханию ангела и стуку капель по оконным стеклам.

Снится, будто я плыву в Антарктике, окруженная айсбергами – величественными и смертельно опасными ледяными башнями.

Я слышу Пейдж, которая зовет меня. Она барахтается в воде, кашляя и едва держась на плаву. Поскольку она может грести лишь руками, я понимаю, что долго ей не продержаться. Отчаянно пытаюсь до нее добраться, но ледяная вода замедляет мои движения, и почти вся энергия уходит на неодолимую дрожь. А Пейдж все зовет. Она слишком далеко, и мне не увидеть ее лица, но я слышу слезы в голосе.

– Я иду к тебе! – пытаюсь крикнуть. – Все хорошо, я скоро буду с тобой!

Но из горла вырывается лишь хриплый шепот, едва достигающий моих собственных ушей. Отчаяние сдавливает мне грудь. Я не могу даже подбодрить сестру.

Потом я слышу мотор лодки, которая среди плавающих кусков льда направляется в мою сторону. За рулем лодки – мама. Свободной рукой она бросает за борт драгоценное имущество, которое с плеском падает в ледяную воду. Банки с супом и фасолью, спасательные жилеты и одеяла, даже туфли и упаковки мозольного пластыря – все летит за борт, исчезая среди сталкивающихся друг с другом льдин.

– Тебе в самом деле следовало бы есть яйца, милая, – говорит мама.

Лодка мчится прямо ко мне, не сбавляя скорости – даже ускоряясь. Если не уберусь с ее пути, она меня просто перережет пополам.

Вдали слышится крик Пейдж.

– Я иду! – кричу в ответ, но мой голос снова превращается в хриплый шепот.

Пытаюсь плыть к сестре, но мышцы так онемели, что я лишь беспомощно бью по воде руками, не в силах уйти с пути маминой лодки.

– Тсс, тихо, – успокаивающе шепчет мне в ухо кто-то.

Чувствую, как из-под моей спины вытаскивают диванные подушки, а затем меня окутывает тепло. Там, где до этого были подушки, теперь крепкие мужские руки. Словно в тумане, я ощущаю прикосновения мягкой, как перо, кожи, обтягивающей стальные мускулы, которые прогоняют прочь лед из моих жил и ночной кошмар.

– Тсс… – снова слышу я шепот.

Я расслабляюсь, окутанная теплым коконом, и стук дождя по крыше вновь убаюкивает меня.

Тепло исчезло, но я больше не дрожу. Я лежу одна, свернувшись клубком, и пытаюсь насладиться теплом, оставшимся на диване от тела, которого там больше нет.

Я открываю глаза, которые ослепляет яркий свет утра. Раффи лежит на своей кушетке, глядя на меня темно-синими глазами. Я судорожно сглатываю, внезапно ощутив неловкость из-за того, что не умыта и не причесана. Просто здорово! Миру настал конец, моя мать где-то на улице среди бандитов и вряд ли в своем уме, сестру похитили мстительные ангелы, а меня заботят жирные волосы и плохой запах изо рта.

Вскочив, я с силой отбрасываю одеяло, хватаю свои туалетные принадлежности и направляюсь в одну из двух ванных комнат.

– И тебе доброе утро, – лениво произносит ангел. Я уже берусь за ручку двери, когда он говорит: – На случай, если тебе интересно, – ответ «да».

Я останавливаюсь, боясь оглянуться:

– Да?

«Да» – это он держал меня ночью в объятиях? «Да» – он знает, что мне это понравилось?

– Да, ты можешь пойти со мной, – говорит он таким тоном, словно уже сожалеет об этом. – Я отведу тебя в обитель.