Онлайн чтение книги Песнь Давида The Song of David
Глава 3

Во вторник, вечер боев, сцена превращалась в ринг, а в среду у Амелии был выходной, о чем Морган сообщил мне, как только я вошел в помещение. Он лыбился так, словно удачно пошутил надо мной.

– Что с тобой, Морган? – ошарашенно и даже немного раздраженно спросил я. – Ты ведешь себя так, будто все это одна большая шутка. Нанял слепую, чтобы разыграть меня? Так поступают только придурки.

Морган всплеснул руками и начал было возражать, но при этом не переставал смеяться, подтверждая, что именно так он и поступил.

– Она заявилась сюда с тростью и выглядела скорее как Хелен Келлер, чем Хайди Клум. Без макияжа, с неаккуратным пучком, в зимней куртке и сапогах. В общем, страшненько. Сказала, что хочет устроиться на работу. В тот день за баром был Винс, и мы решили, что это ты ее подослал – ради прикола или что-то типа того. Так что, естественно, мы согласились. Ты меня знаешь, я всегда не прочь посмеяться. Она ждала своей очереди вместе с остальными девчонками, и, как ни странно, все были с ней очень милы. Они отвели ее в сторонку, и не успели мы моргнуть глазом, как Амелия вышла на сцену в крошечных шортиках, обтягивающем топе, с распущенными волосами и начала танцевать на пилоне как настоящий профессионал.

От описания собеседования Милли мне стало немного тошно. Это странно – если бы он говорил о Джастин или Лори, о любой из других девчонок, я бы и ухом не повел. Но мне не нравилось думать о том, как Винс с Морганом пялились на Амелию и смеялись, в то время как она даже не могла их увидеть. Морган, совершенно не замечая моего смущения, продолжил:

– Она была достаточно хороша, чтобы мы поняли, что это не прикол. Да и выглядела чертовски решительной. Даже восторженной. Не буду скрывать, мне это показалось забавным.

– Просто умора.

– Ты уволишь ее, босс?

– Нет, с чего бы?

Морган начинал всерьез действовать мне на нервы.

– Она не так популярна, как остальные девушки. Некоторые посетители жаловались, что она не смотрит на них, когда танцует.

– Разве не достаточно того, что она дает им смотреть на себя? – огрызнулся я.

– Эй! – Морган поднял руки вверх. – Не убивай гонца, босс. Она не может объявлять раунды по вечерам боев, так что мы немного в проигрыше.

– Мы не в проигрыше, Морган. У нас есть другие девушки, которые могут этим заняться.

Девушки, которые танцевали в баре, также работали на ринге.

– Ладно. Если хочешь ее оставить, я не против. Она вернется в четверг, если ты вдруг решишь с ней поговорить о том, чтобы немного оживить ее выступления. Ну, знаешь, предложить ей хотя бы танцевать с открытыми глазами.

Морган снова рассмеялся.

– Морган?

– Да, босс?

– Иди домой.

– Ч-что? – его смешки быстро оборвались.

– Я помогу Винсу на баре. Иди домой.

Он снял полотенце для рук, которое всегда вешал на плечо, и нервно вытер ладони.

– Но… – попытался он возразить.

– Ты считаешь забавным издеваться над слепой девушкой. Это меня беспокоит, Морган. Заставляет задуматься о том, какого человека я нанял управлять моим баром. Видишь ли, я ненавижу две вещи. – Я поднял большой и указательный пальцы, перечисляя: – Задир и стерв. Я не знал, что ты задира, Морган. Так что, пожалуйста, не включай сейчас стерву, иначе у меня будут две причины тебя уволить. Иди домой. И если захочешь вернуться, переосмысли свое чувство юмора. Все ясно?

Мой голос оставался спокойным, поза расслабленной, но я не сводил глаз со своего бармена и наблюдал, как он опускает взгляд и смущенно переминается с ноги на ногу, будто ждет, что я передумаю. Когда я ничего не сказал, Морган швырнул полотенце в сторону и потянулся к бумажнику и ключам, которые прятал под барной стойкой.

– Я гожусь тебе в отцы, Таг. Твой старик был моим лучшим другом. Тебе следовало бы относиться ко мне с большим уважением, – проворчал Морган уже без всяких шуток.

– Тебе придется заслужить его. Суть в том, что ты мне не отец, не лучший друг и я ни черта тебе не должен. Можешь вернуться завтра, если тебе хватит мужества измениться. Если не появишься, я все пойму и начну искать тебе замену.

Он снова начал было спорить, но затем одумался и закрыл рот. Поджав губы ниточкой, сжав челюсти и кулаки, он вышел из-за барной стойки и резко толкнул дверь плечом, чуть не сбив с ног Амелию, которая как раз заходила в бар. Морган выругался и оглянулся на меня, прежде чем скрыться в ночи.

– Простите, – выдохнула Амелия.

Ее трость упала на пол, и на нее обернулись любопытные посетители. Амелия ненадолго замешкалась, но затем присела, чтобы нащупать пальцами трость, и грациозно поднялась. Ее щеки слегка порозовели, и мне стало любопытно, чувствует ли она на себе взгляды присутствующих. Амелия медленно пошла вперед, прокладывая тростью дорогу к бару. Я запоздало вспомнил, что сегодня работаю, и спешно обошел стойку, снимая куртку и закатывая рукава. Амелия села на стул и терпеливо ждала, когда к ней подойдут. Интересно, что она делала, когда люди ее игнорировали?

– Амелия, чем могу помочь?

– Давид? – спросила она, удивленно поднимая голову.

– Впечатляюще. Ты хорошо разбираешься в голосах.

– Спасибо. Э-э, а где Морган? Сегодня ты за баром?

Она сидела очень ровно, не сутулясь и не ерзая на сиденья, как большинство людей. Даже не облокачивалась на бар, словно боялась что-то перевернуть или вторгнуться в чье-то личное пространство. Амелия не могла знать, что единственные люди за баром сидели в другом конце, попивая пиво и наблюдая за игрой «Тоттенхэм Хотспур»[3]Английский профессиональный футбольный клуб. по телевизору.

– Да, я его заменяю, – я не вдавался в подробности. – Тебе что-нибудь налить?

Амелия закусила губу и покачала головой:

– Нет, я не пью. Я и так слепая, а алкоголь притупляет мои оставшиеся чувства. Вместо того чтобы расслаблять, он пугает меня до чертиков. – Она пожала плечами: – Наверное, я говорю как маленький ребенок.

– Нет, я понимаю. Я тоже не пью.

Она с сомнением вскинула брови:

– Но ты работаешь в баре.

– Я никогда не мог делать что-то умеренно. Видишь ли, я не пью – я напиваюсь. Со мной либо все, либо ничего, так было всегда. И раз уж я не могу все, придется смириться с ничем, – произнес я непринужденным тоном, гадая, с чего вдруг мне захотелось разубедить ее. Затем плавно сменил тему: – Может, налить тебе чего-нибудь другого? Лимонад, воду, чего-то безалкогольного?

– Диетическую колу, пожалуйста.

Я сразу же взялся за дело, и через пару секунд на подстаканнике перед ней появилась кола.

– Диетическая кола прямо по курсу.

Амелия улыбнулась и поблагодарила меня. Осторожно вытянув руку, нащупала пальцами прохладный стакан и подвинула его к себе. Затем склонилась над ним, будто принюхивалась, и замерла над своим напитком. Ее нос находился так близко к шипучей коле, что погрузился бы в нее, опустись она на сантиметр ниже.

– Что-то не так? – спросил я.

Амелия резко выпрямилась и потерла нос правой рукой, по-прежнему держа стакан левой.

– Нет, мне, э-э, нравится, как она шипит и брызгает на мою кожу. Я не знала, что ты все еще смотришь на меня.

В ее голосе появились стальные нотки, по которым я сразу же понял, что она не любит, когда на нее пялятся.

– Тогда займусь своими делами, – я улыбнулся; мне понравился ее дерзкий ответ.

– Э-э, Давид… – ее голос поднялся на пару октав, – на самом деле я просто пришла за чеком. Ты не мог бы его принести?

– Конечно, только дай мне минуту. Я не буду смотреть, если ты захочешь еще немного насладиться пузырьками.

Все чеки хранились в сейфе под баром, и мне потребовалось несколько минут, чтобы найти запасные ключи от кабинета Моргана. Он забрал свои, когда уходил. Я выругался, думая о том, какие сложности у меня возникнут, если Морган решит, что его гордость важнее работы. К примеру, мне придется менять все замки. Я искренне надеялся, что он вернется утром с раскаяниями. Мне не хотелось искать нового менеджера; Морган хорошо справлялся со своими задачами, когда не вел себя как придурок.

Когда я подвинул конверт по стойке, задевая ее свободную руку, чтобы она узнала о моем присутствии, Амелия взяла его и вернула обратно.

– Ты не мог бы открыть его и прочитать мне? Я смогу обналичить чек в банкомате на углу, если буду знать сумму.

Разорвав конверт и взглянув на цифры, я был поражен. Затем чуть ли не робко назвал Амелии сумму, и она вздохнула:

– Морган предупреждал меня, что я буду получать минимальную зарплату, пока не закончится испытательный срок. Ты случайно не знаешь, когда это будет?

Мой желудок запылал жаром от ярости, но я подавил его ради Амелии. Пришлось подыграть – не для того, чтобы защитить Моргана, а чтобы защитить ее чувства. Не было никакого испытательного срока. Морган снова играл в свои игры. Амелию наняли в качестве шутки – к тому же дешевой. Но я не мог ей этого сказать.

– Уже. Ты будешь получать столько же, сколько и остальные танцовщицы, и тебе выплатят полную сумму, которую ты заработала за первые две недели, за вычетом этого чека.

– Серьезно? Это замечательно! Морган мне об этом не говорил.

Я скривился. Это Морган отправится на испытательный срок.

Амелия вопросительно повторила сумму, и я снова зачитал ей чек.

– Запомнила. Пойду обналичу его. Сколько я должна тебе за колу?

– Преимущество сотрудников бара – диетическая кола бесплатно. И пузырьки.

Она широко улыбнулась, и я улыбнулся в ответ – ну невозможно сдержаться перед лицом такой радости, независимо от того, видит она это или нет.

Амелия осторожно встала и достала трость, направляясь к выходу. Ее чек был спрятан в широком кармане пальто.

– Может, тебе помочь? Хочешь, я отправлю кого-нибудь с тобой?

Она покачала головой, не оглядываясь:

– Сенсорные экраны отвратительны. Мне с ними не совладать. Но, слава богу, в банкомате на углу есть шрифт Брайля на клавиатуре! Будь мир плоским, люди, как я, просто соскользнули бы с края.

Она произнесла это веселым, юморным голосом, и я изумленно покачал головой. Амелия толкнула дверь на улицу, и тьма поглотила ее.

Я боролся с желанием пойти за ней, убедиться, что ее не ограбят у банкомата, что ее жалкий чек не украдут, что ее трость не используют против нее. Мир и без того опасен для большинства людей. Но для Амелии он откровенно смертелен. Она абсолютно уязвима. «Будь мир плоским, люди, как я, просто соскользнули бы с края».

Однако она не мешкала.

Я уважал ее, восхищался ею и поэтому задержался за баром на пару долгих секунд в немом проявлении поддержки, хоть мое сердце и колотилось в груди, а ладони вспотели. В голове всплыло лицо моей сестры. Она тоже когда-то исчезла в ночи. И больше я ее не видел.

– Винс? – позвал я младшего бармена, обменивающегося историями с постоянными клиентами в другом конце бара. Он не имел ни малейшего представления о драме, которая разворачивалась последние десять минут.

– Здорово, Таг.

– Ты останешься один за баром где-то на полчаса. Я вернусь, чтобы окончить смену и помочь тебе закрыться. Моргану пришлось уйти. Ты справишься?

– Да, босс, нет проблем. Сегодня все равно не очень людно.

Я схватил куртку и, не произнося ни слова, вышел за дверь и побежал к банкомату на углу, догоняя Амелию до того, как она успела пройти полквартала. Она удивилась моему появлению, но просто пожала плечом, когда я сослался на правила бара.

– Но я ведь даже не работаю сегодня, – возразила она.

– Сделай мне одолжение.

Она снова пожала плечом, и я терпеливо встал в стороне, чтобы она могла спокойно обналичить чек – что она с легкостью и сделала, уверенно водя пальцами по клавишам.

Когда Амелия закончила, я встал рядом, и она взяла меня под руку, как прошлым вечером. Мы шли в комфортном молчании – я тихо напевал, Амелия шла со мной в шаг, как если бы доверяла, что я веду ее в нужном направлении.

Мы почти дошли до ее двери, как вдруг Амелия замерла и начала дергать меня за руку:

– Слушай!

Я прищурился и всмотрелся во тьму, внезапно обеспокоившись, что у нас появилась компания.

– Вот оно!

А затем услышал далекий гудок поезда и грохот колес, скользящих по рельсам.

– Десять вечера. Четко по расписанию, – выдохнула Амелия.

Звук набирал силу, гудок раздался громче, проносясь по ночи скорее песней, чем сигналом предупреждения. Я всегда любил звуки поездов, но уже давно не останавливался, чтобы просто послушать их.

– Поезда как машины времени. Если закрыть глаза – хотя я в этом и не нуждаюсь, – то легко представить, что мир ничуть не изменился за сотню лет. Ты слышишь этот звук, и на дворе с легкостью может быть 1914 год, а не 2014-й.

– Или мы могли бы готовиться ехать в Хогвартс на новый учебный год, – пошутил я.

Она снова рассмеялась. Мне нравилось, что она не сдерживалась в эмоциях.

– Ни за что не поверю, что ты фанат «Гарри Поттера», – Амелия ткнула меня в бок.

– Честно говоря, нет. Но я знаю основы.

– Я люблю «Гарри Поттера». И звуки поезда, – она вздохнула. – Одни из моих любимых.

– У тебя есть любимые звуки?

– Да, и много. А у тебя?

– Наверное, я никогда об этом не задумывался, – признался я.

– Я их коллекционирую, – весело произнесла Амелия.

– Как можно коллекционировать звуки?

– Так же как мы собираем воспоминания, – она постучала пальцем по виску.

Я не знал, что на это ответить, но это было и не нужно.

– Кстати, о коллекционерах, ты не против познакомиться с моим младшим братом? Он большой фанат спорта, и ему было бы очень приятно встретить настоящего борца. Он немного неуклюжий, но будет счастлив пообщаться с тобой.

– Конечно, – я пожал плечами. Мне было любопытно посмотреть на дом изнутри, на то, как она живет, увидеть родителей, которые позволяли своей слепой дочери разгуливать одной по городу и танцевать полуголой в баре.

Амелия выудила ключи из кармана пальто и начала нащупывать замок. У нее не заняло это много времени, и она не просила о помощи, так что я молча стоял рядом.

Дверь со стоном открылась в темную прихожую. В доме слегка пахло сыростью и полиролью для мебели – скорее всего, из-за его старости.

– Генри? – позвала Амелия, отставив трость и снимая пальто. Затем почти без каких-либо затруднений повесила его на старомодную вешалку для головных уборов и верхней одежды. – Генри!

Я услышал, как наверху открылась дверь, из-за которой полился звук спортивных комментариев, но он быстро оборвался. Раздались шаги, и люстра внизу ожила, омывая светом с вершины богато украшенной лестницы, вокруг которой строился дом.

Из-за угла вышел мальчик-подросток со взъерошенными рыжими кудряшками. Либо он спал, либо не любит расчесываться. На нем была черная майка «Чикаго Буллз»[4]Профессиональная баскетбольная команда. и фланелевые пижамные штаны. Встретившись со мной взглядом, он скрестил свои тощие руки на груди и начал переминаться с ноги на ногу, явно чувствуя дискомфорт из-за нежданного гостя.

– Генри? – Амелия определенно слышала его шаги, которые резко затихли. – Генри, это Давид… э-э, Давид, я забыла спросить твою фамилию. – Она не ждала, пока я ее назову, и восторженно добавила, как мать ребенку: – Он настоящий борец, Генри! Я подумала, что тебе будет интересно с ним познакомиться.

Генри все так же оцепенело стоял на вершине лестницы. Я помахал ему:

– Привет, Генри. Я Давид Таггерт, но ты можешь звать меня Таг, – представился я. Паренек выглядел больше взволнованным, нежели впечатленным.

– Таг? – испуганно пропищала Амелия, слегка поворачиваясь ко мне. – О боже. Я не понимала… в смысле, ты Таг Таггерт! Ты сказал, что тебя зовут Давид! Я думала, что ты работаешь в баре вышибалой, который дерется в свое свободное время! Как Луи! О боже. Ты мой босс!

Амелия прижала ладони к щекам и начала делать плавные вдохи и выдохи, явно смутившись из-за того, что так фамильярно общалась со мной ранее, и я попытался сдержать смех.

– Бокс стал легальным видом спорта в 1901 году! – выпалил Генри.

– Он не боксер, – быстро пришла в себя Амелия. – Он боец ММА, верно, мистер Таггерт?

Значит, теперь я мистер Таггерт. Тут уж я расхохотался.

– Я занимаюсь кикбоксингом, реслингом, дзюдо, грэпплингом. Всем понемногу, – согласился я, продолжая хихикать.

– Порхай как бабочка, жаль как пчела, – сказал Генри и крепче сжал руки на груди.

– О, тебе нравится Мухаммед Али? – поинтересовался я.

– «Величайший», «Народный чемпион», «Луисвиллские губы», – протараторил парнишка, прежде чем развернуться и убежать дальше по коридору. Дверь за ним захлопнулась, приглушая радио, и мы с Амелией вновь остались одни в прихожей.

– При вашей следующей встрече он будет знать все о тебе, о твоем послужном списке и о смешанных единоборствах. У Генри феноменальный ум, но ему плохо даются светские беседы, – тихо произнесла Амелия. Она закусила нижнюю губу, словно хотела что-то добавить, но затем напрягла спину, одумавшись.

Я полагал, что тут проблема посерьезнее, чем неумение вести беседу, но промолчал.

– Я не знала, кто ты. Теперь чувствую себя полной дурой, – робко прошептала она.

– Почему?

– Я общалась с тобой как с Луи.

– Это как же? Как с другом?

– Я флиртовала.

– Ну, со мной уже случалось такое прежде. Думаю, я переживу.

Ее нос сморщился, а брови выгнулись.

– Ты улыбаешься?

– Ага.

– Ладно. Это хорошо. Я попытаюсь вести себя более профессионально в будущем.

С этими словами она протянула руку в мою сторону, очевидно вознамерившись пожать мне ладонь, как «профессионал».

Я быстро ее пожал, борясь с желанием снова рассмеяться. До чего же она забавная – особенно тогда, когда не пытается такой быть.

– Можешь привести Генри в тренажерный зал, если считаешь, что ему это понравится. Он на той же стороне, что и бар, в двух дверях на юг. У меня целая команда борцов. Луи тоже иногда тренируется с нами. Мы устраиваем спарринги где-то с десяти до четырех почти каждый день. Я могу показать Генри пару приемов и познакомить его с ребятами.

– Правда? – пропищала Амелия и крепко сжала мою крупную ладонь между своих крошечных. – Я спрошу его. Думаю, ему понравится эта идея. Генри очень стеснительный и не любит, когда люди к нему прикасаются, но, возможно, он захочет просто понаблюдать за вами.

– Я не собирался вызывать его на ринг, – иронично заметил я.

– Ты снова улыбаешься?

Было как-то странно думать, что я могу стоять с абсолютно любым выражением лица, а она ничего и не узнает. Я мог насмехаться над ней, закатывать глаза, кривляться, показывать язык. И она оставалась бы в полном неведении.

– Ага.

– Я так и подумала.

Амелия тоже улыбнулась, но ее лицо по-прежнему было повернуто в другую сторону, глаза смотрели в никуда, чуть ли не игнорируя меня. Ее ровные зубы сверкали белизной за расплывшимися в улыбке розоватыми губами, лишенными алой помады, которой она красилась перед выступлением. Более того, на ней вообще не было косметики, и здесь, под ярким светом люстры, когда я наконец мог с толком ее рассмотреть, она выглядела юной и очаровательной со своими темными волосами, заправленными за уши. То, что Амелия не встречалась взглядом, казалось на удивление жеманным жестом, словно она играла в недотрогу, но я-то знал правду. Она не играла в эти игры. Не могла.

Я отпустил ее руку и отошел, потянувшись к двери. Среагировав на звук, Амелия наклонила голову. Я понимал, что в данном случае это она в невыгодном положении, но, черт побери, из-за того, как она проходила взглядом мимо меня, я чувствовал себя объектом насмешек.

– Спасибо, что провел меня домой, мистер Таггерт.

– Не за что, мисс…

– Андерсон, – подсказала она, хотя я уже знал ее фамилию.

– Доброй ночи, Амелия Андерсон.

Я вышел на улицу и затворил за собой дверь.

(Конец кассеты)

Моисей

Первая кассета закончилась с громким щелчком кнопки, и я шумно выдохнул, словно все это время стоял с затаенным дыханием. Я боялся расслабиться, беспокоился, что пропущу подсказки мимо ушей, что не уловлю подтекст в словах Тага. Проблема в том, что он, казалось, обнажал свою душу, не упускал ни единой подробности их первой встречи, даже то, о чем лучше не говорить.

– Я не смотрю фильмы, а слушаю их. Я питаю страсть к гениальным диалогам и классным саундтрекам, романтическая линия – обязательное условие, – Милли говорила так, словно чувствовала необходимость рассказать о закулисных подробностях, которыми не поделился Таг. – Когда-то давно мы с моей двоюродной сестрой Робин устроили киномарафон с фильмами восьмидесятых, включая «Грязные танцы» и «Танец-вспышка». Я изо всех сил старалась следить за сюжетом, и Робин заполняла пробелы. Когда она ушла домой, я снова включила «Танец-вспышка». Слушала его снова и снова, представляя, каково было бы танцевать перед зрителями – перед людьми, которые не знают, что я слепая. Тогда мне и пришла в голову эта идея. Я провела небольшое исследование, наняла разнорабочего, и уже спустя две недели бойлеру и печке в нашем подвале составил компанию крепкий пилон. Разнорабочий тоже приглашал меня на свидание. Я отказалась.

– Умница.

Амелия меня впечатляла. Она была такой жизнерадостной, и на секунду я очень обрадовался за своего друга, но затем вспомнил, что он ее покинул.

– В детстве я занималась танцами и гимнастикой и была вполне конкурентоспособной, пока зрение не начало ухудшаться. Но слепота не лишила меня способности кувыркаться, делать упражнения на перекладине или даже балансировать на бревне. При помощи мамы и нескольких терпеливых преподавателей я продолжала заниматься гимнастикой вплоть до последних нескольких лет. Время от времени я тренировалась в зале, но я слишком злоупотребляла чужим гостеприимством. Я переросла свою жалкую привлекательность и стала обузой, ведь мне всегда нужен кто-то рядом, чтобы приглядывать за мной. Но в подвале, с пилоном и музыкой, играющей так громко, как я захочу, я могу удачно применить свои танцевальные и гимнастические навыки. Никто не должен мне помогать. Никто не обязать следить, чтобы я не упала и не навредила себе. Когда я танцую, то могу представить, будто я настоящая, будто я выгляжу так же хорошо, как чувствую себя. Со временем я даже так расхрабрилась, что станцевала перед Робин. Она сказала, что я выглядела потрясающе, и была безумно за меня рада. Поэтому я начала придумывать номера, мечтать понемногу. Даже придумала хореографию к «Совершенно слепа» группы Day 26. Это довольно сексуальная песня, что, признаться, забавно. Я решила – раз я могу посмеяться над собой, то мне не важно, что надо мной будут смеяться другие. Я хотела танцевать. Но я так и представляла, как преподнесу новый материал для стендап-комиков. Начну целое движение. Вместо шуток про блондинок и толстых мамаш появятся шутки про слепых стриптизерш.

– У меня есть парочка наготове, – подразнил я, и Милли хихикнула.

– Да, у меня тоже. Миллион шуток.

Я не просил ими поделиться, но мне было любопытно. Ее смех быстро сошел на нет, и она застенчиво пригладила волосы.

– Я часто шучу об этом, но на самом деле мне далеко не все равно, как я выгляжу. Я усердно тружусь над своим внешним видом. Робин косметолог – это помогает. Мне часто говорят, что я симпатичная, но я не могу взглянуть на свое отражение, чтобы удостовериться в этом. Поэтому я решила просто поверить им на слово. Но танцевать перед людьми? Это уже совершенно другая история. Несколько месяцев назад Робин рассказала, что в клубе на углу улиц Бродвей и Рио-Гранде нанимают танцовщиц, и подумала, что мне стоит пройти отбор. Я хотела. Очень хотела. Я могла смеяться над собой с Генри и Робин, могла танцевать на пилоне в своем подвале, но могла ли я по-настоящему выступать? Могла ли получать вознаграждение за свои танцы?

– Очевидно, Таг решил, что да, – перебил я.

Милли кивнула, но все равно продолжила:

– Робин обещала помочь и так бы и сделала – я бы выглядела на миллион баксов. Но в конечном итоге я пришла на пробы в виде нищенки. Слепой нищенки. По крайней мере, в моем представлении они выглядят именно так. Я пришла с улицы, готовая сразу же получить от ворот поворот, – одежда никоим образом не подчеркивала мою фигуру, на голове был бардак. Я сделала это специально. Хотела дать им все поводы отказать мне. Хотела обеспечить их легким выходом из ситуации. Но мне не отказали. – Милли выдержала паузу. – Ну, теперь мы знаем почему.

Я понятия не имел, зачем Таг упомянул эту часть в своей истории на кассетах. Я наблюдал за Милли, пока он вспоминал свой разговор с Морганом, и ее настроение упало, как карточный домик. Мне захотелось выкинуть кассетник в окно и выследить своего лучшего друга, чтобы вбить немного здравого смысла ему в голову.

Но затем Таг продолжил рассказ, и выражение лица Милли стало задумчивым, а поза расслабленной. Внезапно я понял, почему Таг делился столь смущающими деталями. Он признался в причинах, почему ее наняли, потому что не хотел, чтобы она узнала их от кого-то другого и подумала, что он тоже принимал участие в этом розыгрыше. Таг явно хотел, чтобы Милли знала – когда он впервые увидел ее на сцене, то понятия не имел, что она слепая. Он счел ее красавицей.

– Ты слышала, что он сказал, Милли. Он ничего не знал. Ты убедила его в своем профессионализме. Он даже посчитал тебя лучше других танцовщиц.

У меня снова скрутило живот. Если бы Таг планировал вернуться, то вряд ли бы чувствовал необходимость объясниться и оградить Милли от сплетен.

– Знаю, – прошептала она и встала. – Моисей, мне нужен перерыв. Я хочу вернуться домой и убедиться, что с Генри все хорошо.

Я предложил подвезти ее, но она отказалась, оправдываясь тем, что хочет размять ноги. Через пару часов начиналась ее смена в баре, чему я был несказанно рад, пусть Амелия и всего лишь придерживалась своих привычных действий. И все же это значило, что она не сидит на месте. Бездействие убивает. Пока что все притворялись ради Тага: продолжали ходить на работу в бар, зал и его магазин на углу. Может, он и покинул свой мир, но, если мы продолжим делать вид, что ничего не изменилось, возможно, этот мир от него не отвернется до его возвращения. О других вариантах я не позволял себе думать.