Одним чтением сыт не будешь.
Клеммер с угрозой говорит ей, что если он и будет читать дальше, то только из интереса к тому клиническому случаю, каковой она собой представляет
Способности обращаются в опыт.
Когда дело доходит до интима, то баловство ни к чему.
Она уверена, что нельзя рабски следовать за модой, наоборот, мода обязана рабски следовать за тем, что к лицу, а что не к лицу отдельному человеку.
В музыке она то исполнительница, то снова зрительница и слушательница, так проходит ее время. Эрика запрыгивает в него и спрыгивает снова, как будто время — трамвайный вагон старой конструкции, у которого нет пневматически закрывающихся дверей. В современных трамваях каждый, кто вошел в вагон, вынужден в нем оставаться. До следующей остановки.
Конечно, есть более красивые места для верховых прогулок, однако нигде на тебя не глазеет с восхищением такое количество наивных семейств с невинными детками и собачками на поводке. Детишки восклицают: «Ого, какая лошадушка!» Они бы сами на ней с удовольствием прокатились, но им достаются лишь затрещины, если они начинают канючить слишком громко. Нам это не по карману. В порядке компенсации мальчонку или девчушку усаживают на пластмассовую лошадку-качалку на карусели, где они продолжают оглушительно реветь. Ребенок может извлечь из этого урок, уразумев, что у большинства вещей, которые ему недоступны, есть дешевые копии. Увы, ребенок мечтает только о том, что ему недоступно, и ненавидит своих родителей.
Бесплатной бывает только смерть, да и за нее расплачиваешься ценой жизни.
Она решила: никогда и никому не владеть ею до последней и крайней степени ее "я", до самого остатка! Она хочет иметь все и по возможности получить кое-что сверху. Мы есть то, чем мы владеем.
Она не видит в нем человека, видит только музыканта. Она его в упор не видит, и он просто обязан заметить, что для нее он пустое место.
Эрика ничего не чувствует и никогда ничего не чувствовала. В ней столько же чувства, как в обломке кровельной черепицы, поливаемой дождем.
Эрика испытывает смешанную с опасениями радость по поводу знаков внимания, которыми ее осыпают. Лишь бы они не превратились в град величиной с куриное яйцо и не набили шишек.
Он с тоской вслушивался в то, о потере чего скорбит: в самое драгоценное, в себя самого. Это та стадия на которой еще понимаешь, что теряешь, прежде чем полностью утратишь себя.
Лишь смерть может уважительной причиной воздержания от искусства.
Время проходит и мы проходим вместе с ним.
Если один не уступит другому, то брак скоро и худо закончится.
Лишь то, что оправдывало себя до сих пор, оправдает себя и в будущем.
У тебя самой не вышло, зачем же позволять это другим за твой счет, да еще и собственным ученикам?
Да и сама Эрика решила не надевать эти платья. Долг матери - укреплять ее в этом намерении и уберегать от ложных решений. Зато впоследствии не придется с трудом залечивать раны, которые нанесут ей чужие люди. Пусть лучше мать наносит Эрике раны, а затем следит за ходом их исцеления.
Она обзывает мать последней сволочью, надеясь при этом, что мать с ней сейчас же помирится.
Тебя раньше наказывала жизнь, не обращая на тебя внимания, а теперь накажет мать, которая и не взглянет в твою сторону, хоть обвешайся сразу всеми тряпками и размалюй себя как клоун.
... в старости , которая уже не за горами, тщеславие особенно обременительно. Старость и сама по себе - нелегкая ноша.
Деньги не выйдут из моды никогда.
... у тебя терпения не хватает, зато есть новая тряпка, которая скоро выйдет из моды.