Онлайн чтение книги Побежденный Hammered
Глава 4

Должен признаться, что периодически я подвержен приступам Самодовольства. Это случается с кем угодно, но чаще всего с теми, кто считает себя чрезвычайно умным. Я чувствовал неуклонное приближение очередного приступа по мере того, как сокращалось расстояние до Иггдрасиля, при этом я не видел и не слышал никаких признаков погони или даже тревоги. Благодаря сочетанию неожиданности, быстроты и хитрости я привел весь пантеон в такое замешательство, что они не могли отличить собственные ноги от лютефиска[5]Традиционное скандинавское рыбное блюдо.. Мой грандиозный просчет с норнами должен был сбалансировать успех, но я блокировал неприятные мысли, пожелав испытывать Самодовольство.

Примерно в десяти милях от ствола Иггдрасиля, но в милях от корня, ведущего в Ётунхейм, мое Самодовольство превратилось в невнятное «О, дерьмо!». Я считаю, что это настоящий психологический термин; а если нет, то должен им стать.

Вот вам честные и непредвзятые факты: когда человек что-то у кого-то крадет, а потом убегает, первое, что он произносит, когда узнает, что за ним гонятся, – «О, дерьмо!», на том языке, на котором разговаривал в детстве. В такой момент сказать что-нибудь другое практически невозможно. Некоторые британцы, цепляясь за прежние традиции, произнесут сначала: «О, черт!», но после того, как убедятся, что их действительно преследуют, присоединяются к остальному человечеству и говорят: «Дерьмо!»

Если учесть, что я в этот момент был оленем и сжимал губами яблоко, а потому вообще ничего не мог сказать вслух, я двинулся общепринятым маршрутом. Когда я увидел, кто за мной гонится, я мысленно вскричал «О, дерьмо!» и максимально увеличил искривление пространства, и будь проклят Скотти и его двигатели.

Рутинная параноидальная проверка окружающего мира позволила мне обнаружить двух во_́ронов, которые меня преследовали и которых не было еще десять минут назад во время моей предыдущей рутинной параноидальной проверки. Из чего следовало, что Один знал, куда я направлялся, и, весьма возможно, приготовился меня перехватить. Я не был уверен, насколько хорошо вóроны меня видели, когда я бежал в темноте под заклинанием невидимости, но, судя по всему, могли определить, где я в данный момент находился. В любом случае, они наверняка ориентировались на стук моих копыт.

Час назад я видел золотой след Гуллинбурсти и темные тучи Тора, возвращавшегося в жилище Фрейра. Они появились в северной части неба, и я сместился на несколько миль к югу, чтобы избежать встречи с ними. Они знали, что норны исчезли и, возможно, что пропал Рататоск; сейчас они двигались по следам, которые я для них оставил, и я точно знал, что они не поджидают меня возле Иггдрасиля.

Однако далекий шепот грома заставил меня рискнуть и оглянуться. Звук наводил на мысль о кавалерии, но на горизонте появилась всего одна лошадь, массивная, высотой с верблюда, не какой-нибудь чистокровной породы, и у нее было восемь ног против привычных нам четырех. Я узнал Слейпнира, скакуна Одина, на спине которого восседал одноглазый бог с копьем в руке. Над горизонтом по воздуху мчались галопом двенадцать крылатых лошадей, и на каждой сидела всадница в доспехах, со щитом и мечом в руках. Это были валькирии, из чего следовало, что я вляпался в дерьмо глубже, чем Марианская впадина. Выбирающие убитых – древнескандинавский аналог Морриган, только в смешных крылатых шлемах, к тому же я не рассчитывал, что они выберут в качестве жертвы Одина.

Я поджал хвост и побежал что есть силы. «Крутая получилась сцена преследования», – возникла у меня маниакальная мысль, пока я, задыхаясь, мчался вперед с яблоком, зажатым в губах. Если бы я захватил айпод, то мог бы загрузить «Полет валькирий» Вагнера в качестве звуковой дорожки. Впрочем, если подумать, унылая музыка вряд ли помогла бы мне прибавить скорости. Возможно, веселее и гораздо более вдохновляющим на подвиги стало бы что-нибудь резкое и совершенно абсурдное, вроде гимна банджо, написанного Джерри Ридом[6]Американский музыкант в стиле кантри. для бутлегерских фильмов семидесятых, вроде «Смоки и бандит»; Óдин и валькирии сыграли бы Смоки, а я легендарного Бандита[7]«Смоки и бандит», фильм в жанре комедийного боевика, снятого кинорежиссером Хэлом Нидэмом в 1977 году.. К несчастью, Один выглядел несколько более компетентным, чем шериф Бьюфорд Т. Джастис, а я двигался не так, как «Понтиак Файрберд» 1977 года. Грохот копыт Слейпнира становился все громче; он меня нагонял.

Копье Одина, Гунгнир, было магическим, как Мораллтах и Фрагарах. Благодаря рунам, начертанным на его наконечнике, оно всегда попадало в цель, а тот, кто становился мишенью, неизбежно умирал. Такого рода магия обычно работает безошибочно, у меня имелся опыт из первых рук, ведь я не раз использовал Мораллтах и Фрагарах. Оставалось выяснить, какова дальность полета копья. Вполне возможно, что его магия действует следующим образом: Одину достаточно меня обнаружить и сделать небрежный бросок в моем направлении, чтобы руны довели дело до конца. Или он должен находиться на определенном расстоянии для естественного (пусть и божественного) броска, чтобы поразить цель? В такие моменты я жалел, что не обладаю теменным глазом[8]Непарный светочувствительный орган некоторых бесчелюстных, рыб, земноводных и рептилий..

Зов боевого горна вынудил меня оглянуться. Валькирии не дуют в боевой рог ради развлечения; они поступают так с единственной целью – начать сражение. И я обернулся как раз в тот момент, когда Один, отстававший от меня на четверть мили, приподнялся на стременах и по широкой дуге метнул Гунгнир, цель которого, вне всякого сомнения, совпадала с моим сердцем или мозгом. Одновременно за копьем устремились валькирии, обнажившие мечи и направившие их в мою сторону. Мой амулет из холодного железа выпустил кристаллы льда и задрожал у меня на груди, и я понял, что они мгновение назад решили, что я должен умереть.

Вероятно, мне следовало положиться на амулет, надеясь, что он защитит меня от смертного приговора, но паранойя слишком глубоко укоренилась у меня в мозгу, чтобы отдать мою жизнь на откуп куску металла, когда имелись другие варианты. Что, если амулет не влияет на точность полета копья до тех пор, пока оно не поразит мою ауру? Я не мог допустить, чтобы копье оказалось в нескольких дюймах от моего тела, и только потом пытаться увернуться. Я хотел попробовать кое-что другое.

Моя идея состояла в том, чтобы не только сбить прицел Гунгнира и отменить приговор валькирий, но изменить саму природу цели. Я сделал несколько скачков вправо, чтобы уйти с пути копья, а потом менее чем за секунду совершил сразу три действия: сбросил заклинание невидимости, вернулся в человеческую форму и остановился. Яблоко вылетело из моих человеческих губ, и я поймал его левой рукой. Оно было покрыто слюной оленя, но в остальном не пострадало.

Олень, в которого летел Гунгнир, исчез, и я услышал, как копье просвистело над моей головой и вонзилось в землю примерно в сорока ярдах впереди, вдоль моего прежнего маршрута. Затем я взглянул на своих преследователей – Один и валькирии остановились, чтобы убедиться, что не стали жертвой галлюцинации.

Они не могли поверить своим глазам. Копье, не знающее промахов, только что пролетело мимо цели. Обреченный на смерть не просто остался жив, он приплясывал голышом в долине Идаволл с яблоком в руке и дерзкой улыбкой на лице. Они не сводили с него глаз, а рыжеволосый демон поднял руку – очевидная просьба подождать – и уверенно зашагал к Гунгниру, словно это было самое обычное копье, которое он сам и бросил. Затем наглец проявил неслыханное безрассудство, коснулся рукой копья Одина и без малейшего уважения вырвал его из земли. А потом он… он…

Óдин взревел, повернувшись к валькириям, когда понял, что я намерен сделать. Он не был в полных доспехах, но и на добродушного путешественника в широкополой шляпе и сером плаще не тянул – крылатый шлем и кольчуга под туникой из шкуры северного оленя говорили сами за себя. Óдин направил своего скакуна вперед, и валькирии последовали за ним.

Прошло много времени с тех пор, как я метал копье или дротик, но сегодняшняя ночь показалась мне вполне подходящим моментом, чтобы вспомнить забытый навык. Если Гунгнир куда-нибудь попадет, мои враги замешкаются, и я смогу увеличить расстояние между нами; а если я промахнусь, они остановятся, чтобы забрать оружие, и у меня также появится шанс оказаться подальше от них.

Сосредоточив всю свою силу в спине и плече и пытаясь вспомнить технику броска, я швырнул копье в слабое место врага – с точки зрения стратегии, – не в Одина, а в Слейпнира. Не останавливаясь, чтобы понаблюдать за его полетом, я опустился на четвереньки, снова превратился в оленя, схватил яблоко губами и постарался правильно расположить перевязь с мечом. Подняв голову и собираясь сорваться с места, я увидел, как копье вошло в основание шеи могучего скакуна, тот встал на дыбы от боли, сбросил Одина на землю и упал сам.

Я едва не уронил яблоко. Вот уж никак не ожидал, что мой бросок окажется таким удачным; очевидно, магия рун работала для всякого, кто швырял копье. Валькирии сразу устремились на помощь Одину, а я поскакал прочь, пока у меня еще оставались хоть какие-то шансы на спасение.

Два безжизненных черных тела упали с неба, когда я мчался к корню, и я понял, что это вóроны Хугин и Мунин – Мысль и Память. То, что они падали, означало, что Один либо потерял сознание, либо мертв. И я понял, что нужно убираться отсюда, пока я не причинил еще больше вреда. Я вновь наложил на себя заклинание невидимости, полагая, что валькирии не смогут меня увидеть без помощи Одина, и задумался, что делать дальше.

Я не мог взять Мораллтах с собой в дыру Рататоска в корне Иггдрасиля. Теперь, когда меня преследовали, у меня не будет времени, чтобы спокойно спуститься, на каждом шагу связывая свою кожу с корой. Мне придется лететь вниз, превратившись в филина, и нести меч в таком виде вряд ли получится.

В общем, у меня не оставалось другого выбора, кроме как оставить Мораллтах. Приближаясь к корню, я оглянулся и обнаружил, что несколько валькирий снова поднялись в воздух и бесцельно кружат, пытаясь меня найти. Хугина и Мунина я не видел, значит, Один еще не пришел в себя. Проклиная возникшую необходимость, я вернулся в человеческую форму, поймал упавшее яблоко и снял меч. Потом опустился на колени и попросил землю, чтобы она немного расступилась в стороны, и вонзил в нее клинок на глубину локтя, чтобы меч выглядел, как выступ. Довольный результатом – насколько было возможно в данных обстоятельствах, – я закрыл ямку, позаботившись, чтобы земля сверху выглядела нетронутой, а затем уничтожил все следы на расстоянии десяти шагов.

Я понимал, что они вполне могли его найти – если Хеймдалль будет знать, что искать, он обязательно отыщет Мораллтах. Но если я просто уйду, пока Один еще без сознания, они решат, что я забрал оружие с собой. Впрочем, у меня все равно была причина вернуться в Асгард: я обещал своему адвокату и другу, вампиру Лейфу Хелгарсону, что приведу его сюда, чтобы раз и навсегда разобраться с его древним обидчиком Тором.

Я изменил форму, превратившись в большого филина, и как можно осторожнее сжал яблоко в когтях, понимая, что мне все равно не удастся сохранить кожуру целой, но решил, что Лакше придется самой решать эту проблему. Я влетел в дыру в корне, сложил крылья вдоль тела и устремился вниз.

Вылетев из дыры под Асгардом, я помчался к началу корня. Колодец Мимира никто не охранял, как и в тот момент, когда я здесь появился. Ванир уже давно обезглавил Мимира, но я считал, что такое важное место должно находиться под присмотром. Возможно, наступила Безумная пятница[9]Последняя пятница перед Рождеством в США. и хранитель решил принять участие в распродажах с большими скидками. Я вышел из пике, бросил яблоко на снег и превратился в обычного Аттикуса. И тут же начал дрожать.

Обнимая корень и сжимая в руке проклятое яблоко, я нашел связь с землей и притянул к ней свой центр, пока не вернулся в то место, которое все называют «реальным» миром. В Сибири оказалось так же холодно, как в Ётунхейме, а у меня не было одежды. Я громко застонал и несколько мгновений наслаждался тем, что меня никто не преследует. Кроме того, моему телу требовался небольшой отдых. Несмотря на то что потраченная мной энергия шла от земли, сказывалась быстрая смена формы; меня трясло, я ощущал слабость, моя печень хотела знать, может ли она рассчитывать, что проведет длительный промежуток времени в одном и том же виде.

К сожалению, ответ был: нет. Мне все еще грозила опасность. Древние скандинавы вполне могли последовать за мной в этот мир, и я не сомневался, что они так и поступят – рано или поздно. Раз уж они сумели отследить мой путь до жилища Идунн и Браги, они начнут потихоньку разбираться в последних событиях. Если они найдут мою одежду, закопанную в саду, то догадаются, что я пришел из Мидгарда; если поймут, что случилось с норнами, сообразят, что их убил меч; а если обнаружат Мораллтах, то узнают в нем оружие фейри, и дальнейшее расследование откроет им правду – что существо, ответственное за кражу золотого яблока и сбившее Одина на землю, не демон или бог, а друид.

Я надеялся, что они выяснят это очень не скоро или вовсе никогда. Сейчас моим главным преимуществом была анонимность. Как только Один придет в себя и не найдет меня в Асгарде, он вполне может потратить время на поиски в Ётунхейме, пока кто-нибудь не сообразит, что я пришел из Мидгарда.

Я сделал пару глубоких вдохов, чтобы приготовиться, принес извинения своей печени, снова превратился в оленя и поднял золотое яблоко. Бег до леса занял у меня всего два часа вместо трех. Никогда прежде я так не радовался, увидев дружелюбные деревья; как только я перейду в Тир на Ног, то смогу забрать оставленную там запасную одежду и снова стану выглядеть прилично. Я хотел переместиться в Северную Каролину уже сегодня и вручить яблоко Лакше с учтивой небрежностью, словно украсть его было не сложнее, чем забежать в местный продуктовый магазин.

Она прикончила двенадцать вакханок и даже не вспотела – то, что я никогда не смогу сделать, – так что для поддержания имиджа плохого парня мне следует сделать вид, что я добыл яблоко без малейшего напряжения, хотя, в конечном счете, это может стоить мне жизни. Мне уже приходило в голову, что Лакша рассчитывала на мое возвращение и ее замысел состоял в том, чтобы меня подставить. Какая-то ее часть – возможно, очень большая – будет разочарована, что я добился успеха, не получив даже царапины.

Мысль о том, как сильно она будет удивлена, заставила меня улыбнуться. Более того, я был очень близок к очередному приступу Самодовольства. Но как раз перед тем, как я уютно устроился возле старого дуба, чтобы переместиться в Тир на Ног, мне пришло в голову взглянуть на небо, и я увидел круживших надо мной двух во_́ронов. И темные грозовые тучи, которые быстро двигались с севера в мою сторону.

Один пришел в себя, проклятые вóроны могли видеть сквозь мое заклинание невидимости, а головорез Тор, управлявший громом, мчался, чтобы свести с обидчиком счеты.