Онлайн чтение книги Почтовая служба Доктора Дулитла
ЧАСТЬ IV

— СИЛЫ небесные! — воскликнул Доктор, — вскочив на ноги. — Пропали жемчужины? Ведь они были отправлены заказной бандеролью!

— Да, — сказал Быстрей-Ветра, — здесь со мной этот дрозд. Он сейчас сам вам все расскажет.

Подлетев к двери, он подозвал усталую и запыхавшуюся птицу.

— Доктор, — сказал дрозд, который тоже был невероятно расстроен, — честное слово, я не виноват. Я ни на секунду не спускал глаз с этих жемчужин. Я выбрал самую короткую дорогу к Харматтанским скалам, но для этого часть пути мне пришлось лететь над сушей. И пролетая над джунглями, я неожиданно увидел внизу на дереве свою сестру, с которой мы уже очень давно не встречались. Я подумал, что ничего не случится, если я немного поболтаю с ней, и спустился вниз. Она очень мне обрадовалась, но я не мог нормально разговаривать, потому что держал в клюве веревку от бандероли. И тогда я положил бандероль на ветку позади себя — прямо рядом с собой, понимаете? — и продолжал говорить со своей сестрой. А когда я повернулся назад, чтобы взять ее, бандероли там уже не было.

— Может быть она соскользнула с дерева, — предположил Доктор, — и упала вниз, в кусты?

— Это невозможно, — сказал дрозд. — Я положил ее в дупло. Она не могла ни соскользнуть, ни скатиться. Ее кто-то взял.

— Ну и дела, — вздохнул Джон Дулитл. — Ограбление почты — это очень серьезное преступление. Я все думаю, кто бы мог на такое пойти?

— Ручаюсь, что это Джек Уилкинс, этот косоглазый охотник за жемчугом, — прошептала Даб-Даб. — Человек с такой физиономией способен украсть что угодно. И он был единственным, кроме нас и Быстрей-Ветра, кто знал, что жемчужины отправят с почтой. Это Уилкинс, не сойти мне с этого места.

— Вполне возможно, — сказал Доктор. — У него очень скверная репутация в здешних краях. Ну, в любом случае, нам ничего не остается, как только вернуться сейчас же в Фантиппо и попытаться найти его. Почта несет ответственность за утерю заказного отправления, и если мистер Уилкинс действительно взял эти жемчужины, то я намерен во что бы то ни стало заполучить их обратно. А после этого нам нужно будет ввести правило, что те, кто доставляет заказную корреспонденцию, не имеют права разговаривать со своими сестрами или с кем-нибудь еще при исполнении служебных обязанностей.

Несмотря на поздний час, Джон Дулитл поспешно попрощался с вождем Ням-Ням и при свете луны направил свое каноэ к бухте Фантиппо. А тем временем Быстрей-Ветра и дрозд полетели на почтовую станцию самой короткой дорогой — над сушей.

— Что вы собираетесь сказать Уилкинсу, Доктор? — спросила Даб-Даб, пока каноэ скользило по залитому лунным светом морю. — Плохо, что у вас нет пистолета, или чего-нибудь еще в этом роде. Этот Уилкинс похож на настоящего разбойника и едва ли отдаст жемчужины просто так.

— Я еще не знаю, что ему скажу. Там на месте будет видно, — ответил Джон Дулитл. — Главное, надо подобраться к нему очень осторожно, чтобы он нас не заметил. Если он вдруг снимется с якоря и уплывет, то мы никогда не догоним его на нашем каноэ.

— Послушайте, Доктор, — сказала Даб-Даб, — давайте я полечу вперед и разведаю, что там делается. Потом я вернусь и расскажу вам все, что смогу узнать. Может быть, его сейчас вообще нет на шхуне, и нам нужно искать в другом месте.

— Хорошо, — ответил Доктор. — Так и сделаем. А то такими темпами мне еще часа четыре добираться до Фантиппо.

Даб-Даб полетела вперед, а Джон Дулитл продолжал упорно грести изо всех сил.

Прошло не менее часа, пока он услышал в воздухе негромкое покрякивание и понял, что его верная домоправительница возвращается из разведки. Шелестя перьями, Даб-Даб опустилась у его ног. На ней было прямо написано, что она принесла ценные сведения.

— Он там, Доктор, и жемчужины у него — я сама видела! — возбужденно сказала она. — Я заглянула через окно — а он любуется этими жемчужинами при свете свечки и все перекладывает их из одной коробочки в другую.

— Вот негодяй! — проворчал Доктор, налегая на весла. — Будем надеяться, он не догадается удрать, пока мы не доберемся до Фантиппо.

К несчастью, когда они увидели корабль Джека Уилкинса, уже начало светать, и приблизиться к шхуне незаметно было не так-то просто. Доктор решил обогнуть остров Земля-без-людей, чтобы подойти к кораблю с другой стороны, где на своем каноэ ему не придется пересекать такое большое открытое пространство.

Стараясь грести очень осторожно, Доктор сумел подвести каноэ к самому носу корабля. Затем, привязав свое суденышко, чтобы оно не уплыло прочь, он взобрался по якорной цепи наверх и на четвереньках прокрался на палубу.

Еще не совсем рассвело, и в сумерках светилась тусклая лампа, которая освещала лестницу, ведущую в каюту. Доктор, как тень, проскользнул вперед, на цыпочках спустился по лестнице и заглянул в приоткрытую дверь каюты.

Косоглазый Уилкинс все также сидел за столом и разглядывал жемчужины. Еще два человека спали на полках, подвешенных к стенам каюты. Доктор резко распахнул дверь и ворвался внутрь. В ту же секунду Уилкинс вскочил, выхватил из-за пояса пистолет и прицелился в Доктора.

— Еще один шаг, и можете считать себя покойником! — прорычал он.

Доктор от неожиданности остановился и уставился на дуло пистолета, не зная, что делать дальше. А Уилкинс, не сводя с него глаз, левой рукой закрыл коробочку с жемчужинами и запихнул ее в карман.

Но пока он это проделывал, Даб-Даб потихоньку прошмыгнула под стол и вцепилась в ногу охотника за жемчугом своим сильным клювом.

С воплем боли Уилкинс дернулся вниз, чтобы стряхнуть ее с ноги.

— Вот ваш шанс, Доктор? — завопила утка.

И в ту секунду, когда пистолет на мгновение опустился. Доктор прыгнул на спину вора и схватил его за горло. С грохотом они оба покатились по полу каюты.

Это была жестокая драка. Они катались туда-сюда по полу, сметая все на своем пути, причем Уилкинс пытался освободить руку, в которой сжимал пистолет, а Доктор старался прижать ее к его туловищу. Даб-Даб, размахивая крыльями, прыгала и скакала вокруг, стремясь побольней клюнуть противника, когда его голова оказывалась сверху.

Наконец Доктор, который для своего сложения был очень сильным борцом, железной хваткой ухватил вора за шею так, что тот не мог пошевелиться. Доктор уже вынимал из руки противника пистолет, как вдруг, разбуженный шумом драки, проснулся один из спавших моряков и, перегнувшись через край своей койки, нанес Доктору сзади страшный удар бутылкой по голове. Джон Дулитл рухнул, как подкошенный, и остался без движения лежать на полу.

Битва была закончена — все трое набросились на Доктора с веревками и через минуту связали его по рукам и ногам.

Когда Доктор очнулся, он увидел, что лежит на дне своего каноэ, а Даб-Даб пытается клювом распутать веревки, которые стягивали его запястья.

— Где Уилкинс? — спросил он, словно в полусне.

— Сбежал, — сказала Даб-Даб — и жемчужины пропали вместе с ним. Какой мерзавец! Они швырнули вас в каноэ, подняли якорь, закрепили парус и уплыли. Они ужасно торопились и все время смотрели на море в подзорную трубу. Они очень боятся какого-то таможенного корабля. Их, должно быть, уже давно ищут за все их грязные делишки. Никогда в жизни не видела более отталкивающих физиономии. Ну вот, я развязала ваши руки, а ноги вы быстрее развяжете сами. У вас очень болит голова?

— Она еще кружится немного, — ответил Доктор.

Развязав веревку на ногах, Джон Дулитл встал в полный рост и оглядел горизонт. Далеко на востоке уже едва виднелись паруса шхуны Уилкинса.

— Негодяй! — процедил Доктор сквозь сжатые зубы.

ОГОРЧЕННЫЕ и раздосадованные, Доктор и Даб-Даб поплыли обратно.

— Я, пожалуй, заеду на почту, прежде чем возвращаться к вождю Ням-Ням, — грустно сказал Доктор. — Жемчужины теперь уже все равно не вернуть.

— Может быть, Уилкинса еще и поймают таможенники, — предположила Даб-Даб. — И тогда мы в конце концов получим назад наши жемчужины.

— На это мало надежды, — ответил Джон Дулитл. — Он, скорей всего, продаст их при первой же возможности. Ведь именно для этого они ему и нужны — из-за денег, которые можно за них выручить. А птенцы утки-широконоски любили играть с ними. Они доверили свои жемчужины мне, а я не сумел их сохранить. Какой позор! Ну что ж теперь делать — после драки кулаками не машут. Жемчужин больше нет — вот и все тут.

Подплывая к своей плавучей конторе, Доктор и Даб-Даб увидели, что вокруг нее причалено очень много каноэ. В этот день не должно было быть ни отправления, ни прибытия корреспонденции, и Доктор никак не мог понять причину такого оживления.

Он привязал свое каноэ и вошел в помещение почты. Внутри была огромная толпа народу. Доктор и Даб-Даб с трудом пробрались через нее и увидели, что все животные сгрудились вокруг маленькой черной белки. Лапки зверька были связаны красной почтовой тесьмой, и сам он имел очень жалкий и испуганный вид. По обеим сторонам от него стояли на страже Быстрей-Ветра и Чипсайд.

— Что здесь происходит? — спросил Доктор.

— Мы поймали эту негодницу, которая украла жемчужины, — ответил Быстрей-Ветра.

— И жемчужины тоже нашлись! — воскликнул Гу-Гу. — Они в ящике для марок, и их стережет Джип.

— Ничего не понимаю, — сказал Джон Дулитл. — Я же своими глазами видел, как Уилкинс удрал вместе в ними.

— Те он, должно быть, украл у кого-нибудь еще, — предположила Даб-Даб. — Давайте посмотрим, что там в ящике у Джипа.

Доктор подошел и открыл ящик для марок. Сомнений не было — там лежали именно те три прекрасные розовые жемчужины, которые он отослал заказной бандеролью.

— Как же вы их нашли? — спросил он, обернувшись к Быстрей-Ветра.

— После того, как вы уплыли на каноэ, — ответил вожак ласточек, — мы с дроздом решили по пути сделать остановку на том самом дереве, где он потерял посылку. Было слишком темно, чтобы попытаться ее искать, и мы стали ждать утра. И вот на рассвете мы увидели эту несчастную белку, которая скакала с ветки на ветку с нашей жемчужиной во рту. Я сразу же прыгнул на нее и прижал к земле, а дрозд тем временем отобрал жемчужину. Потом мы заставили ее рассказать, где она спрятала остальные две жемчужины, и, найдя их, доставили ее сюда.

— Вот так-так? — сказал Доктор, глядя на несчастную преступницу, связанную красной почтовой тесьмой. — Зачем же ты украла эти жемчужины?

Поначалу казалось, белка была слишком испугана, чтобы говорить. Доктор взял ножницы и разрезал красную тесьму.

— Для чего ты это сделала? — повторил он.

— Я думала, что это брюссельская капуста, — робко заговорила белка. — Несколько недель тому назад, когда мы с мужем вечером сидели на дереве, мы почувствовали сильный запах брюссельской капусты. Я и муж, мы очень любим брюссельскую капусту, но сначала мы никак не могли догадаться, откуда исходит этот запах. И тут мы догадались посмотреть наверх и увидели тысячи дроздов, летящих у нас над головами и несущих в клювах брюссельскую капусту. Мы надеялись, что они сделают остановку, и мы сможем попросить у них немного для себя. Но они не остановились. Тогда мы подумали, что, может быть, через несколько дней они снова прилетят. И мы стали караулить их возле того самого дерева. И в то утро я увидела, как один из этих дроздов сел на наше дерево с каким-то сверточком в клюве. «Тш! — прошептала я своему мужу. — Это, должно быть, опять брюссельская капуста! Давай стянем этот сверточек, пока он не смотрит!» И я его стянула. Но когда мы развернули его, то не нашли в нем ничего, кроме этих дурацких безделушек. Я сперва подумала, что это, может быть, какие-то конфеты в скорлупе и как раз собиралась найти подходящий камень, чтобы разбить их, но тут эта птица схватила меня за шиворот и притащила сюда. Нужны мне были эти проклятые жемчужины!

— Да, — сказал Доктор. — Очень жаль, что пришлось доставить тебе такие неприятности. Я попрошу Даб-Даб, чтобы она отнесла тебя обратно к твоей семье. Но, должен тебе сказать, что красть заказную почту — это очень серьезный проступок. Если уж тебе так захотелось брюссельской капусты, надо было написать мне. Так что не стоит обвинять птиц, что им пришлось так строго с тобой поступить.

— Ворованный кусок всегда слаще! — вмешался Чипсайд. — Дайте ей хоть тонну лучшего винограда из теплицы, он, небось, и вполовину не покажется ей таким вкусным, как две гнилые ворованные ягодки. Я бы на вашем месте, Док, впаял ей годика два каторжных работ, чтоб у нее больше и мыслях не было слямзить что-нибудь с нашей почты!

— Ну, ничего, — сказал Доктор, — давайте забудем об этом. Это была всего лишь ребяческая проделка.

— Хорошенькие проделки! — проворчал Чипсайд. — Солидная женщина, мать семейства — а замашки, как у лондонского карманника! Хотя все белки такие. Насмотрелся я в городских парках на ихние жеманные ужимки, которые люди называют «миленькими»! А на деле — это самые нахальные попрошайки, каких только видел свет. Чирикнуть не успеешь, как они стянут у тебя из-под носа последнюю крошку и утащат в свое дупло. Ребяческие проделки!

— Пойдем, — сказала Даб-Даб, беря преступницу в свои большие перепончатые лапы. — Я отнесу тебя обратно на сушу. И Бога благодари, что ты имеешь дело с Доктором. Другой бы на его месте засадил тебя в тюрьму.

— Поскорей возвращайся назад, Даб-Даб, — крикнул Доктор ей вслед, когда она уже вылетела в окно со своей ношей. — Как только ты вернешься, мы сразу поплывем к вождю Ням-Ням.

— Теперь уж я сам повезу эти жемчужины, — сказал он Быстрей-Ветра, — и лично передам их утке-широконоске. Не хватало только, чтоб с ними еще что-нибудь случилось.

Около полудня Доктор во второй раз отправился в свой отпуск, и поскольку Габ-Габ, Джип и белая мышка упросили взять их с собой, то каноэ было довольно сильно перегружено. А примерно в шесть часов вечера старый вождь Ням-Ням уже принимал их в своей резиденции. Впрочем, торжественный ужин в их честь оказался весьма скудным, и Доктор еще раз вспомнил о том, в какой бедности живет этот народ.

Из беседы со старым вождем Доктор понял, что самым опасным врагом страны было королевство Дагомея. Жестокий и могущественный сосед постоянно воевал с вождем Ням-Ням и кусок за куском отхватывал его лучшие земли, а несчастный народ становился все беднее и беднее. Причем армия в Дагомее состояла из амазонок — то есть из женщин-воинов. Несмотря на свой пол, они были очень крупными и сильными, а главное — их было ужасно много. И каждый раз, совершая набеги на своих слабых соседей, они легко побеждали и грабили все подряд.

И надо же такому случиться, что как раз в ту самую ночь, когда Доктор гостил у вождя Ням-Ням, амазонки устроили свой очередной набег. Около десяти часов вечера всех разбудили испуганные крики: «Война! Война! Амазонки наступают!»

Поднялась ужасная суматоха. И пока не взошла луна, люди в темноте бегали, кричали, падали, натыкались друг на друга и дрались, не различая своих и чужих. А когда стало возможно хоть что-то рассмотреть, Доктор увидел, что большинство людей вождя Ням-Ням убежали в джунгли, а амазонки огромными толпами бродили по селению и забирали все, что им понравится.

Доктор попытался усовестить их, но они только посмеялись над ним. Тогда белая мышка, которая все это время сидела у Доктора на плече, прошептала ему на ухо:

— Если вся эта армия состоит из женщин, то я знаю, как с ними справиться. Ведь женщины ужасно боятся мышей. Я сейчас сбегаю поговорю со здешними мышами, и мы живо разделаемся с этими амазонками.

Белая мышка набрала по селению целую армию из двух сотен мышей, которые обитали в стенах и полах ветхих хижин, сделанных из травы или соломы, и маленькие мышки дружно накинулись на амазонок, кусая их за пятки.

С визгом и воплями грузные женщины-воины побросали свою добычу и в беспорядке обратились в бегство. Это было первое в истории поражение непобедимых амазонок из Дагомеи.

Доктор сказал своей белой мышке, что теперь ей есть чем гордиться. Без сомнения, она была единственной мышкой в мире, которой удалось выиграть войну.

НА следующее утро Доктор поднялся очень рано. После весьма легкого завтрака (в этой разоренной стране о плотном завтраке нечего было и мечтать), он спросил у вождя Ням-Ням дорогу к Харматтанским Скалам. Старый вождь объяснил, что они находятся прямо за линией горизонта, и если плыть в открытое море куда глаза глядят, то часа через полтора Доктор наверняка будет на месте.

Получив такие точные указания, Доктор решил, что ему, пожалуй, стоит проконсультироваться с какой-нибудь здешней птицей. Даб-Даб слетала на берег и вскоре вернулась с кроншнепом, который маялся от безделья на пляже. Он сказал, что отлично знает это место и почтет за честь быть проводником у Джона Дулитла. И тогда Доктор, Джип, Габ-Габ, Даб-Даб и белая мышка погрузились в каноэ и направились к Харматтанским Скалам.

Утро выдалось чудесное, и путешественники были в восторге от своей морской прогулки, хотя Габ-Габ несколько раз едва не опрокинул каноэ, наклоняясь через борт за проплывающими мимо водорослями. Он заметил, что их с аппетитом уплетает кроншнеп, и тоже захотел попробовать. Так что пришлось в целях безопасности уложить его на дно лодки.

Около одиннадцати часов, когда материк уже почти скрылся из виду, они заметили группу маленьких скалистых островков, про которые их проводник сказал, что это и есть те самые Харматтанские Скалы. И чем ближе Доктор и его спутники подплывали к цели своего путешествия, тем больше попадалось им навстречу самых разнообразных морских птиц. Сотни чаек, крачков, бакланов, альбатросов, чистиков, буревестников, диких уток и даже диких гусей с любопытством кружили над каноэ, стараясь рассмотреть незнакомцев. А когда кроншнеп объяснил им, что этот маленький толстенький человек в каноэ — не кто иной, как сам великий Доктор Дулитл, то через несколько минут воздух над путешественниками уже кишел тысячами крыльев, блестевших на солнце. И тысячеголосое приветствие Доктору оказалось таким сердечным и громким, что ему пришлось заткнуть уши.

Можно было легко догадаться, почему именно это место выбрали морские птицы для своих гнездовий. Полузатопленные скалы, через которые с ревом и грохотом перекатывались огромные валы, надежно охраняли все подходы к островам. Ни один корабль не рискнул бы здесь приблизиться к берегу, и ничто не могло помешать спокойной жизни здешних обитателей. Даже на своем легком маленьком каноэ Доктор едва ли смог бы высадиться на берег, если бы гостеприимные птицы не направили его в обход самого большого острова, где была хотя и маленькая, но достаточно глубокая бухточка. Доктор также понял теперь, почему эти острова остались во владении вождя Ням-Ням — никто из его соседей просто не позарился на них. Кому были нужны эти пустынные, труднодоступные и открытые всем ветрам скалы, где практически не было плодородной земли? Поэтому на протяжении стольких лет эти острова и продолжали считаться собственностью вождя Ням-Ням и его народа, хотя ни он, ни большинство его подданных никогда в глаза их не видели и уж конечно не могли предполагать, что эти голые и неприветливые утесы окажутся в сотни раз дороже, чем все земли, утраченные ими в войнах с соседями.

— Мне кажется, что это очень нехорошее место, — сказал Габ-Габ, когда они выбрались из каноэ. — Здесь ничего нет, кроме волн и скал. Зачем вы сюда приехали, Доктор?

— Я бы хотел немного заняться добычей жемчуга, — ответил Джон Дулиттл. — Но сначала нужно отдать утке-широконоске ее заказную бандероль. Даб-Даб, не будешь ли так добра разыскать ее?

— Хорошо, — сказала Даб-Даб. — Но для этого потребуется довольно много времени. Здесь ведь несколько островов, и на каждом полным-полно уток-широконосок. Мне придется навести справки, чтобы узнать, которая из них послала вам жемчужины.

Даб-Даб отправилась выполнять поручение, а Доктор тем временем болтал о том о сем с теми вожаками морских птиц, которые принимали участие в Великой Конференции на Земле-без-людей. Они один за другим подлетали к нему, радуясь возможности продемонстрировать перед всеми, что лично знакомы с великим человеком. В руках у Доктора снова был его знаменитый блокнот, куда заносились все подробности, касающиеся международной птичьей почты.

Но понемногу радость встречи улеглась, и птицы, которые сначала тысячами летали за Доктором по всему большому острову, вернулись к своим обычным делам. И когда прилетела Даб-Даб и сказала, что та утка-широконоска живет на одном из маленьких островов, Доктор снова сел в свое каноэ и направился туда.

Утка-широконоска ждала его у самого берега. Она извинилась, что сама не прилетела поздороваться, но поблизости появились орланы, и она побоялась оставить своих птенцов. С ней были ее питомцы, два маленьких, неопрятных птенца, которые еще не умели летать. Доктор развернул бандероль и отдал им их драгоценные игрушки. С восторженным визгом и кудахтаньем утята сразу же принялись играть этими огромными розовыми жемчужинами в шарики.

— Какие у вас очаровательные дети, — сказал Доктор мамаше-утке, которая с гордостью глядела на них. — Как хорошо, что они смогли получить назад свои игрушки. Было бы просто ужасно, если б они их лишились.

— Да, они очень привязались к этим камушкам, — сказала утка-широконоска. — А кстати, вы смогли узнать, что они из себя представляют? Я же вам писала, что нашла их внутри устричной раковины.

— Это жемчужины, — ответил Доктор. — Они стоят очень много денег. Женщины в городах носят их вокруг шеи.

— Интересно, — сказала птица. — А почему же их тогда не носят женщины в деревне?

— Трудно сказать, — ответил Доктор. — Наверное, потому что они очень дорогие. За любую из этих жемчужин можно купить хороший дом и участок земли с садом.

— Может быть, вам тогда лучше оставить их у себя? — спросила утка-широконоска. — А моим детям я найду какие-нибудь другие игрушки.

— Ну что вы, — сказал Доктор, — благодарю вас. У меня уже есть дом и участок земли с садом.

— Послушайте, Доктор, — вмешалась Даб-Даб, — но ведь вам совсем не обязательно покупать на эти деньги второй дом. Они вполне бы могли пригодиться на что-нибудь еще.

— Они нравятся маленьким утятам, — сказал Джон Дулитл. — Зачем же я буду забирать их у них?

— С таким же успехом они могут играть шариками из розовой замазки, — фыркнула Даб-Даб.

— Замазка ядовита, — заметил Доктор. — А утятам нравится, что жемчужины такие красивые. И не будем больше об этом говорить. Но, — добавил он, обращаясь к мамаше-утке, — я был бы вам очень признателен, если бы вы могли рассказать мне, где можно найти еще немного таких жемчужин.

— Но я не знаю, — сказала утка. — Я даже понятия не имею, как они могли попасть в эту раковину.

— Жемчужины всегда находят только в раковинах, если вообще находят, — сказал Доктор. — Но такие раковины редки. Вот это меня как раз и интересует больше всего — как образуются жемчужины. Говорят, они формируются вокруг песчинки, которая случайно попадает в раковину моллюска. Я надеялся, что вы сможете дать мне какие-нибудь сведения об этом — ведь моллюски это ваша еда.

— Боюсь, что не смогу вам помочь, — проговорила утка-широконоска. — Сказать по правде, я нашла эти раковины здесь на скале. Какая-то другая птица оставила тут целую кучу. Она съела сколько смогла и улетела, а они до сих пор там лежат. Если хотите, можно пойти расколоть парочку. А вдруг в них тоже есть жемчужины.

Они перешли на другую сторону маленького островка и стали вскрывать раковины, разбросанные по камням. Но ни в одной из них не оказалось ничего похожего на жемчужины.

— А где здесь поблизости есть устричные отмели? — спросил Доктор.

— Между этим островом и следующим, — ответила утка. — Вообще-то я сама не собираю раковин, потому что не умею глубоко нырять. Но я видела, как другие птицы промышляют на этом месте — вон там, на полпути между нашим островом и тем маленьким.

— Отправлюсь-ка я туда, Доктор, — сказала Даб-Даб, — и поныряю немного. Я ведь могу довольно глубоко нырять, хотя я и не утка-нырок. Может быть, я сумею разыскать для вас несколько жемчужин.

И Даб-Даб в сопровождении утки-широконоски отправилась на отмель.

Добрых полтора часа верная домоправительница ныряла за раковинами и приносила их Доктору на остров. Оказалось, что вскрывать раковины — весьма увлекательное занятие, ведь никогда не знаешь заранее, что там найдешь. Но, увы, в тех раковинах, которые приносила Даб-Даб, не удалось обнаружить ничего, кроме устриц различной степени упитанности.

— Попробую-ка я понырять сам, если там, конечно, не очень глубоко, — сказал Доктор. — Когда я был мальчишкой, у меня довольно неплохо получалось вылавливать шестипенсовики со дна бассейна.

Доктор со своими зверями погрузился в каноэ и погреб в направлении устричной отмели. Приплыв на место, он разделся и, недолго думая, нырнул в прозрачную зеленую воду, тогда как Джип и Габ-Габ наблюдали за ним с неподдельным интересом.

Но когда Доктор, отдуваясь и фыркая, как морж, выплыл на поверхность, оказалось, что вся его добыча — это полный рот морских водорослей.

— Посмотрим теперь, что получится у меня, — заявил Джип. И еще один ловец жемчуга отважно прыгнул за борт.

Тогда Габ-Габ вдруг заерзал на месте и, прежде чем кто-нибудь смог его остановить, тоже плюхнулся в воду. Поросенок, как топор, пошел на дно, тут же по уши зарылся пятачком в ил и остался торчать вверх ногами. Так что Доктору пришлось, еще толком не отдышавшись, нырять за ним и вытаскивать его обратно. Все звери в каноэ пришли в такое возбуждение, что даже белая мышка, и та уже собралась нырять, и только печальный опыт поросенка заставил ее изменить свое решение.

Впрочем, Джипу все-таки удалось вытащить на поверхность несколько маленьких раковин, но жемчужин в них, конечно, не оказалось.

— Неважные из нас получились охотники за жемчугом, — сказал Джон Дулитл. — Правда, может быть, никакого жемчуга здесь больше нет.

— Нельзя останавливаться на полдороге, — сказала Даб-Даб. — Я уверена, что там еще полно жемчужин — ведь отмель такая большая. Я думаю, надо поспрашивать морских птиц и отыскать ту из них, которая принесла на островок эту кучу раковин. Уж она-то наверняка знает, как искать жемчуг.

Пока Доктор одевался, а Габ-Габ счищал ил с ушей, Даб-Даб отправилась наводить справки и уже через двадцать минут вернулась с какой-то черной птицей, очень похожей на утку. На голове у птицы был маленький хохолок.

— Доктор, — сказала Даб-Даб, — вот этот баклан принес на островок всю ту кучу раковин.

— Ну, наконец-то, — обрадовался Джон Дулитл. — Может быть, сейчас мы сумеем что-то узнать. Не могли бы вы рассказать мне, — обратился он к баклану, — как вы добываете жемчужины?

— Жемчужины? А что это такое? — спросила птица.

Пришлось Даб-Даб полететь на островок и попросить на время у птенцов утки-широконоски их красивые игрушки.

— А-а, эти штуки, — разочарованно протянул баклан. — Они попадаются иногда в испорченных раковинах. Я такие раковины никогда не беру, а если какая-нибудь и попадется по ошибке, то я ее даже не вскрываю.

— А как вы отличаете такие раковины от других? — спросил Доктор.

— По запаху, — ответил баклан. — Те, в которых находятся эти штуки, всегда невкусно пахнут, а я очень разборчив в еде.

— Вы хотите сказать, что только по одному запаху можете прямо под водой определить, в каких раковинах есть жемчужины?

— Конечно. Любой баклан может это сделать.

— Вот оно в чем дело, Доктор, — воскликнула Даб-Даб. — Вот в чем вся хитрость! Теперь-то вы сможете добыть сколько угодно жемчуга.

— Но эта устричная отмель принадлежит не мне, — сказал Джон Дулитл.

— О, Господи! — вздохнула утка. — Никогда еще не встречала человека, который мог бы найти столько возражений, против того чтоб разбогатеть! А кому же она, по-вашему, принадлежит?

— Конечно же, вождю Ням-Ням и его народу. Это они владеют Харматтанскими Скалами. Не могли бы вы, — обратился Доктор к баклану, — принести мне несколько таких раковин на пробу?

— С огромным удовольствием, — ответил баклан.

Он подлетел к устричной отмели и камнем упал в воду. А уже через минуту он вернулся с тремя раковинами — две он держал в лапах, а одну в клюве. Звери, затаив дыхание, столпились вокруг Доктора, и тот осторожно открыл раковины. В первой была маленькая серая жемчужинка, во второй — розовая жемчужина чуть побольше, а в третьей — две огромные черные жемчужины.

В этот же день ближе к вечеру Доктор со всеми своими животными, к которым теперь добавился баклан, вернулись в селение вождя Ням-Ням.

Когда они подошли ближе к этой кучке соломенных хижин, они сразу заметили, что там творится что-то неладное. Все жители селения собрались вокруг хижины вождя, шумели, спорили, произносили речи — словом, были очень возбуждены. Старый вождь стоял в дверях и, когда он заметил своего друга Доктора, приближающегося к толпе, он сделал ему знак войти. Доктор зашел в хижину, а вождь закрыл за ним дверь и начал рассказывать, что случилось.

— О, белый человек! — сказал он. — Великие испытания выпали мне на старости лет. Пятьдесят лет я был вождем этого племени, и люди уважали, почитали и слушались меня. А теперь мой молодой зять Обомбо захотел стать вождем, и многие из них поддерживают его. У нас не осталось хлеба, и почти нет другой пищи. И Обомбо говорит, что это я во всем виноват и что он, если станет вождем, даст им довольство и изобилие. Я уже стар и не держусь за место вождя, но я знаю, что, заняв мое место, этот молодчик собирается втянуть мой народ в войну. А чего он добьется, ввязавшись в войну? Разве война накормит людей? Мы всегда проигрывали все войны. Наши соседи — могущественные племена, а мы — самый маленький народ во всей Западной Африке. И нас всегда грабили и разоряли. А сейчас матери со своими детьми приходят к моему порогу и требуют хлеба. Горе мне, что я дожил до этого дня!

Старый вождь опустился на стул и разразился рыданиями. Доктор подошел к нему и похлопал его по плечу.

— Послушайте, — сказал он, — сегодня мне, кажется, удалось сделать открытие, которое поможет вашему народу справиться с нищетой. Идите к своим людям и пообещайте им от моего имени — не забудьте, кстати, напомнить, что я прибыл с рекомендациями от короля Коко, — итак, пообещайте им от моего имени, что если они согласны потерпеть еще хотя бы неделю, то очень скоро земля вождя Ням-Ням станет богатой и процветающей, а ее жители ни в чем не будут иметь недостатка.

Старый вождь открыл дверь и вышел к негодующей толпе. Но едва он закончил говорить, как его зять Обомбо вскочил и начал убеждать людей не верить старому вождю и сейчас же прогнать его в джунгли. Однако уже в середине этой речи в толпе стали переговариваться:

— Не слушайте этого мальчишку — у него еще молоко на губах не обсохло! Он хочет втянуть нас в войну и разорить вконец. Раз белый человек говорит, значит надо потерпеть. Он не бросает слов на ветер. Разве не он победил амазонок с помощью своей волшебной мышки, которая живет у него в кармане? Наш старый добрый Ням-Ням знает, что делает, — не зря он правил нами так много лет! Долой Обомбо!

Ропот и недовольство в толпе постепенно усиливались. Люди стали швырять в Обомбо камнями и комьями грязи, так что вскоре ему пришлось, не закончив своей речи, самому спасаться в джунглях от гнева своих соплеменников.

Когда страсти улеглись и обитатели селения мирно разошлись по домам, Доктор рассказал вождю про огромное богатство, которым тот, сам того не зная, владел и которое теперь поджидало его на устричной отмели у Харматтанских Скал.

И вот, всю следующую неделю Доктор и Ням-Ням дважды в день отправлялись туда. Баклан согласился оказать Джону Дулитлу услугу и подрядить нескольких своих родственников на добычу жемчуга для этих нищих и изголодавшихся людей. Работа закипела — бакланы вытаскивали со дна раковины, а Доктор сортировал жемчужины, клал их в маленькие коробочки и отправлял на продажу. Причем он строго предупредил старого вождя, что все дело нужно держать в секрете и доверять переноску жемчуга только самым надежным людям.

Буквально через несколько дней благодаря этому жемчужному промыслу в страну потекли деньги. А там, где дело процветает и появляются деньги, немедленно появляются и товары. Так что люди стали понемногу забывать о нищете и голоде.

Доктор сдержал свое слово. Уже к концу недели слух о богатстве страны вождя Ням-Ням разнесся по всему побережью западной Африки. И сейчас же маленькое селение, еще недавно всеми забытое и заброшенное, наводнили торговцы из соседних стран, покупая и продавая прямо на улицах все, что только можно купить или продать. И конечно же, все они хотели узнать, как эта нищая и маленькая страна смогла так внезапно разбогатеть. Разумеется, вождь Ням-Ням выполнил наказ Доктора и раскрыл секрет промысла только самым доверенным людям, но в таком маленьком селении трудно сохранить что-нибудь в тайне, тем более, что жители каждый день видели, как каноэ Доктора усиленно курсирует между деревней и Харматтанскими Скалами.

Шпионы и лазутчики из соседних стран начали на своих каноэ тайком пробираться к устричной отмели и очень скоро докопались до истины. Секрет жемчужного промысла был раскрыт.

Тогда эмир Эллебубу, один из самых могущественных и коварных соседей вождя Ням-Ням, снарядил свои военные каноэ и отправил их захватить Харматтанские Скалы. А сам со своей армией напал на селение, изгнал из него всех жителей, а Доктора и старого вождя увел с собой в плен и бросил в тюрьму. Так племя вождя Ням-Ням потеряло свои последние владения.

Несчастные жители селенья прятались в джунглях, и там Обомбо снова начал нашептывать мятежные речи перепуганным подданным своего тестя. Он говорил, что они совершили ужасную глупость, доверившись сумасшедшему белому человеку и старому дураку Ням-Ням. А вот если бы они пошли за ним, за мудрым Обомбо, он бы сделал их великим народом.

Между тем, Доктор сидел в тюрьме совсем один. Эмир Эллебубу не разрешил его зверям оставаться с ним. Джип попытался протестовать и тяпнул эмира за ногу, но добился этим только того, что его посадили на цепь.

В камере, где сидел Доктор, не было даже окна, и это его ужасно удручало, потому что он, хотя ему и прежде случалось сидеть в африканских тюрьмах, так и не смог привыкнуть обходиться без свежего воздуха. К тому же его руки были крепко связаны за спиной толстой веревкой.

— Да, — с грустью думал он, сидя в темноте на полу, — веселый у меня получается отпуск, ничего не скажешь!

Но тут он почувствовал, как у него в кармане что-то зашевелилось, и к его неописуемой радости ему на колени выбежала белая мышка, которая все это время крепко спала и про которую он совершенно забыл.

— Вот это удача! — вскричал Джон Дулитл. — Ты-то мне как раз и нужна. Не будешь ли так любезна забежать мне за спину и перегрызть эту проклятую веревку? Она ужасно режет мне руки.

— Конечно, — ответила белая мышка, сразу принимаясь за работу. — А почему здесь так темно? Неужели я проспала до самой ночи?

— Нет, — сказал Доктор. — Сейчас, наверно, только полдень. Но мы взаперти. Этот кретин эмир Эллебубу захватил селение и посадил меня в тюрьму. Что за черт, почему я все время оказываюсь за решеткой? А самое скверное, что он не разрешил ни Джипу, ни Даб-Даб остаться со мной. Особенно жаль, что нет Даб-Даб. Как бы подать ей весточку?

— Подождите, я сейчас освобожу вам руки, — сказала белая мышка, — и тогда мы попробуем что-нибудь придумать. Ну вот! Я уже разгрызла один узел. Теперь пошевелите немного руками, и все будет в порядке.

Доктор сделал несколько сильных вращательных движений кистями, и руки его были свободны.

— Слава Богу, что ты оказалась у меня в кармане! — с облегчением сказал он. — Я был просто в ужасном положении. Хотел бы я знать, какая камера досталась старине Ням-Ням! Пожалуй, хуже, чем эта, мне еще ни разу не попадалась.

Тем временем эмир праздновал в своем дворце победу. Он издал указ о том, что с этого дня Харматтанские Скалы являются его неотъемлемой частной собственностью, которую охраняет закон, и отныне должны называться Жемчужными Промыслами Эллебубу. Он послал шесть специально отобранных людей с приказом тщательно обыскать острова и доставить ему во дворец все жемчужины до одной.

Посланцы эмира прибыли на устричную отмель, и бакланы, которые, естественно, ничего не знали ни о военных действиях, развернувшихся на берегу, ни о печальной участи, постигшей Доктора, приняли этих людей за гонцов вождя Ням-Ням и отдали им всю дневную добычу. Но, к счастью, в этот день улов был неудачным — во всех раковинах оказались только очень маленькие и не слишком ценные жемчужины.

Между тем Джип и Даб-Даб безуспешно пытались найти какой-нибудь способ связаться с Доктором, а он беспокойно ходил взад-вперед по своей тюрьме и разминал затекшие кисти рук.

— Вы, кажется, хотели подать весточку Даб-Даб, — пропищала белая мышка из самого темного угла камеры.

— Да, — сказал Доктор — и притом как можно скорей. Но я совершенно не представляю себе, что здесь можно придумать. Стены из камня, а дверь, как я заметил при входе, ужасно толстая и прочная…

— Не беспокойтесь, Доктор, я знаю, как это сделать, — сказала мышка. — Я нашла здесь в углу старую крысиную нору. Она тянется под стеной и выходит наружу возле корней дерева на другой стороне дороги, напротив тюрьмы.

— Превосходно! — воскликнул Доктор.

— Говорите скорей, что передать Даб-Даб, — сказала белая мышка, — и вы не успеете сосчитать до трех, как она услышит это. Ведь она сидит на том самом дереве.

— Передай ей, — сказал Доктор, — чтоб она сейчас же летела на Харматтанские Скалы и приказала бакланам немедленно прекратить добычу раковин.

— Хорошо, — пискнула мышка и тут же исчезла в крысиной норе.

Даб-Даб поспела на устричную отмель как раз вовремя. Люди эмира прибыли за следующей партией жемчужин, но бакланы успели быстро побросать все раковины обратно в море, так что посланцы, покрутившись некоторое время вокруг отмели, возвратились ни с чем и сказали эмиру, что никаких раковин на островах больше нет. Тот удивился и послал их еще раз, чтобы они поискали получше, но результат оказался тем же.

Эмир ужасно рассердился. Как это так? Какой-то голодранец Ням-Ням мог добывать жемчуг на Харматтанских Скалах, а он, великий эмир Эллебубу, не может? И тут один из его генералов сказал, что, должно быть, все дело в белом человеке, ведь это он нашел устричную отмель и сумел организовать промысел.

Тогда эмир приказал своим носильщикам отнести его в тюрьму, где сидел Доктор. Стражники отперли дверь, и эмир набросился на Доктора:

— Эй ты, бледнолицый негодяй, что это за дурацкую шутку ты выкинул на моих жемчужных промыслах?

— Это не твои жемчужные промыслы, черномазый разбойник, — ответил Доктор. — Ты украл их у несчастного старого Ням-Ням. Жемчуг добывали морские птицы. Но птицы — честный народ и помогают только честным людям. Почему в твоей тюрьме нет даже окон? Стыд и срам!

Эмир был просто взбешен.

— Как ты смеешь так говорить со мной? Я — великий эмир Эллебубу! — заорал он.

— Ты бесчестный наглец! — ответил Доктор. — Я не желаю больше с тобой разговаривать.

— Если ты не заставишь птиц работать на меня, я прикажу не давать тебе еды, — прорычал эмир. — Ты подохнешь с голоду!

— Я уже сказал тебе, — спокойно ответил Доктор, — что не испытываю желания продолжать этот разговор. Ты не получишь ни единой жемчужины с Харматтанских промыслов.

— А ты не получишь ни единого куска хлеба! — завопил в ярости эмир.

Он повернулся к стражникам и громко приказал не кормить Доктора до новых распоряжений. Со зловещим лязгом захлопнулась тяжелая дверь, пропустив последний глоток свежего воздуха, и Доктор снова погрузился в темноту своей душной темницы.

ЭМИР Эллебубу вернулся в свой дворец в полной уверенности, что Джон Дулитл, поголодав несколько дней, выполнит все, что он ему прикажет. Он велел не давать пленнику даже воды, чтобы уж наверняка заставить его подчиниться.

Но едва эмир захлопнул за собой дверь тюремной камеры, как из крысиной норы в углу вылезла белая мышка.

Теперь у нее появилось много забот. Целыми днями она сновала в камеру и обратно, принося Доктору объедки, которые собирала в городских домах: хлебные крошки, кусочки сыра, ямса, картофеля и даже маленькие кусочки мяса. Все это она аккуратно складывала в шляпу Доктора, стоявшую в углу. И к концу каждого дня в ней собиралась вполне приличная порция. Правда, в шляпе вся еда перемешивалась, и Доктор говорил, что никак не может понять, что же именно он ест. Зато такая измельченная смесь прекрасно переваривалась и была очень сытной, так что Доктору не приходилось жаловаться на свой рацион.

А чтобы ее хозяин не умер от жажды, белая мышка придумала вот что: она брала орехи, прогрызала в них сверху маленькую дырочку и, размельчив содержимое ореха, вытряхивала его через эту дырочку наружу. В пустой орех она наливала воды, а дырочку замазывала клейкой смолой. Наполненные водой орехи были немного тяжеловаты для нее, поэтому от реки до того места, где крысиная нора выходила на поверхность, орехи обычно доносила Даб-Даб, а белая мышка только закатывала их в камеру Доктора.

С помощью окрестных мышей она могла изготовить сколько угодно таких орехов. И теперь, когда Доктор хотел пить, ему нужно было только положить орех в рот, разгрызть его, и после того, как прохладная вода выливалась ему в горло, выплюнуть разгрызенную скорлупу.

Белая мышка ухитрилась даже принести немного мыла, чтобы ее хозяин мог побриться, потому что Джон Дулитл, который всегда очень заботился о своем внешнем виде, и в тюрьме не мог позволить себе оставаться небритым.

И вот, по прошествии четырех дней эмир Эллебубу прислал в тюрьму посыльного справиться, согласен Доктор выполнять то, что ему прикажут, или нет. Но стражники, переговорив с Джоном Дулитлом, просили передать эмиру, что белый человек твердо стоит на своем и не собирается сдаваться.

— Ах так, — сказал эмир, топнув ногой, — тогда пусть он голодает дальше. Еще через десять дней он будет покойником, и я приду посмеяться над его трупом. И так будет с каждым, кто дерзнет противиться воле эмира Эллебубу!

Эмир сдержал свое слово и ровно через десять дней отправился в тюрьму, чтобы насладиться зрелищем ужасной смерти белого человека, причем многие министры и генералы захотели разделить с ним это удовольствие. Но когда тюремная дверь распахнулась, то вместо простертого на полу трупа, все они увидели улыбающегося, бодрого и чисто выбритого Доктора. Единственным изменением в его внешности было то, что от сидячей жизни в тюрьме, он немного поправился.

От удивления эмир потерял дар речи и молча смотрел на Джона Дулитла, широко разинув рот. Вдобавок буквально за день до этого он впервые услышал о том, как Доктор победил могучих амазонок. Эмир тогда отказался верить этой истории, но сейчас он начал понимать, что этот человек вполне способен совершить все то, что про него рассказывают.

— Смотрите, ваше величество, — прошептал ему на ухо один из министров, — этот колдун сумел даже побриться без воды и мыла. Это злой волшебник! Надо поскорей избавиться от него. Отпустите его на свободу, пока своим колдовством он не навлек на нас ужасные несчастья.

И насмерть перепуганный министр быстро спрятался за спины своих товарищей, чтобы дурной глаз Доктора случайно не упал на его лицо.

Эмир и сам был ни жив ни мертв от страха. Дрожащим голосом он приказал стражникам сейчас же выпустить Доктора из тюрьмы.

— Я никуда отсюда не уйду, — твердо заявил Джон Дулитл, встав в дверях, — до тех пор, пока в этой камере не будут проделаны окна. Нельзя держать людей в помещении без окон!

— Прорубить окна! — приказал эмир стражникам.

— А теперь, — сказал Доктор, — ты должен освободить вождя Ням-Ням, приказать своим солдатам покинуть его страну и Харматтанские Скалы и вернуть ему все плодородные земли, которые ты раньше у него отнял!

— Я сделаю это, — сквозь зубы процедил эмир. — Только уходи!

— Я ухожу, — сказал Доктор. — Но если ты еще когда-нибудь будешь обижать своих соседей, я вернусь — и тогда берегись!

И Джон Дулитл вышел из дверей темницы на залитую солнцем улицу, причем когда он проходил через толпу эмирских вельмож, они в ужасе шарахались от него и, закрывая лица руками, шептали друг другу:

— Это колдун! Берегитесь его взгляда! Его глаза приносят несчастье!

А в кармане у Доктора белая мышка зажимала лапками рот, чтобы не захихикать вслух.

Доктор со всеми своими зверями и вождем Ням-Ням возвращались из плена. По дороге к ним выходили из джунглей испуганные подданные старого вождя, которые все еще боялись вернуться домой. Ням-Ням рассказывал им о победе над эмиром и о том, что их земля теперь свободна, и все они с радостью присоединились к маленькому отряду Доктора. Так что, когда вдали показалось селение старого вождя, Джон Дулитл уже был похож на генерала, который во главе победоносной армии возвращается в родные края.

Ночью в селении был большой праздник: весь народ чествовал Доктора как величайшего из людей, когда-либо посещавших эту землю. Впервые за много лет жители деревни могли наконец вздохнуть спокойно. Теперь им не надо было больше бояться двух самых могущественных врагов — эмир был связан своим обещанием, а у амазонок надолго пропала охота к набегам после их последней вылазки. Жемчужные промыслы снова принадлежали старому вождю, и страну ждало благоденствие и процветание.

На следующий день Доктор поехал на Харматтанские Скалы повидаться с бакланами и поблагодарить их за помощь. Старый вождь отправился вместе с ним и взял с собой четырех доверенных людей, которых Доктор, дабы избежать в будущем каких-либо недоразумений, представил бакланам и сказал, что только этим людям — и никому другому! — они должны отдавать раковины с жемчужинами.

Как раз в то время, когда Доктор и его спутники находились на устричной отмели, бакланы выловили раковину с необыкновенно большой и красивой жемчужиной. Она была гораздо больше и красивей, чем все те жемчужины, что удавалось выловить прежде. И тогда вождь Ням-Ням преподнес эту жемчужину Доктору, произнеся подобающую случаю торжественную речь, в которой отметил огромные заслуги Джона Дулитла перед самим вождем и перед всем его народом.

— Слава тебе, Господи! — прошептала Даб-Даб Джипу. — Ты не представляешь себе, что для нас значит эта жемчужина! Доктор потратил все свои деньги до последнего шиллинга — он нищ, как церковная крыса. Если б не этот подарок, нам бы скоро опять пришлось брать Тяни-Толкая и разъезжать с бродячим цирком. Я так рада! Что до меня, то я бы хотела остаться дома и немножко пожить спокойно в нашем Падлби-на-болоте, если только когда-нибудь мы туда вернемся.

— Ну, почему же, — сказал Габ-Габ. — Я обожаю цирк и люблю путешествия. Конечно, если это путешествия по Англии и вместе с цирком.

— В любом случае, — сказал Джип, — неплохо, что Доктор получил эту жемчужину. Тем более, если, по твоим словам, Даб-Даб, она может обеспечить человека на всю оставшуюся жизнь. А нашему Доктору, похоже, всегда будет не хватать денег.

Но пока Джон Дулитл благодарил старого вождя за необыкновенный подарок, откуда ни возьмись появился Квип Отважный Посланец с письмом для Доктора.

— На нем красными чернилами была сделана пометка «срочно», — сказала ласточка, — и Быстрей-Ветра подумал, что лучше будет доставить его вам со специальной оказией.

Джон Дулитл вскрыл конверт.

— От кого это. Доктор, — спросила Даб-Даб.

— Ай-яй-яй, — пробормотал Доктор, читая письмо. — Это от того фермера из Линкольншира, чьи побеги брюссельской капусты дрозды принесли для нашего Габ-Габа. Я забыл написать ему ответ — вы же помните, он спрашивал меня, не могу ли я объяснить ему, в чем дело. А я был так занят, что это совершенно вылетело у меня из головы. Боже мой, как нехорошо! Я же должен как-то заплатить этому бедняге. Как же мне… ага, ведь у меня теперь есть… я же могу послать ему жемчужину! Отличная мысль! Это с лихвой возместит все его убытки.

И к ужасу Даб-Даб Доктор оторвал от письма фермера чистый кусок бумаги, нацарапал на нем несколько слов, и, завернув в него жемчужину, отдал ласточке.

— Скажи Быстрей-Ветра, — сказал Джон Дулитл, — чтобы он немедленно отослал его — заказным. Завтра я возвращаюсь в Фантиппо. До свидания и спасибо за срочную доставку.

Квип Отважный Посланец исчез вдали с бесценной жемчужиной в клюве, и Даб-Даб грустно сказала Джипу:

— Вот и улетело состояние Джона Дулитла. Просто удивительно, как деньги не держатся в руках у этого человека!

— О-хо-хо! — вздохнул Джип, — значит, опять выступать в цирке…

— Быстро досталось — легко потерялось, — проговорил Габ-Габ. — Не стоит огорчаться. И что хорошего в этом богатстве? Богатым людям всегда приходится вести себя так ненатурально.

ТЕПЕРЬ пришло время рассказать о совершенно необычном событии, которое, возможно, было самым невероятным среди всех любопытных происшествий, связанных с Ласточкиной почтой.

Итак, Доктор вернулся на плавучую почтовую станцию из своего короткого, но весьма богатого событиями отпуска. Его встречали Тяни-Толкай, Гу-Гу, Чипсайд и Быстрей-Ветра. Даже сам король Коко лично приплыл поприветствовать своего белого друга, когда увидел его каноэ в театральный бинокль (ценой десять шиллингов и шесть пенсов), который он недавно получил посылкой из Лондона. Короля сопровождали на своих каноэ все видные фантиппские вельможи — они за время отсутствия Главного Почтмейстера ужасно соскучились по традиционному чаепитию и обмену сплетнями на веранде плавучей конторы.

Целых три часа — до самой темноты — Доктор только и делал, что пожимал руки и отвечал на вопросы о том, как он провел отпуск, где побывал и чем занимался. Этот теплый прием и сам вид уютного домика с веселенькими цветочками в оконных ящиках заставили Доктора, как он позже признавался Даб-Даб, почувствовать, что он действительно возвратился домой.

— Да, — сказала домоправительница, — но не забывайте, что у вас есть настоящий дом — в Падлби-на-болоте.

— Это правда, — согласился Доктор. — И, наверно, уже скоро нам придется вернуться в Англию. Но ведь фантиппцы и вправду были нам рады. В конце концов, Африка — замечательная страна!

— Да, — сказала Даб-Даб, — замечательная страна, чтобы недолго в ней пожить и долго о ней вспоминать.

Только после того, как ужин был подан и съеден, и Доктора заставили еще раз рассказать с самого начала всю историю жемчужных промыслов (теперь уже для узкого семейного круга), Джон Дулитл смог наконец заняться огромной кипой писем, которые скопились за время его отпуска. Как и всегда, там были письма со всех концов света и от всех мыслимых и немыслимых зверей и птиц, каких только можно себе представить. Несколько часов он без устали разбирал свою корреспонденцию, отвечая на письма в том порядке, в каком они прибыли. Быстрей-Ветра выступал в роли секретаря-машинистки и записывал на птичьем и зверином языках ответы, которые, как из пулемета, непрерывно диктовал Доктор. Иногда Джон Дулитл начинал диктовать так быстро, что бедному Быстрей-Ветра приходилось звать на помощь Гу-Гу (у которого, помимо математических способностей, была прекрасная память), чтобы случайно что-нибудь не пропустить.

Гора писем уже заметно уменьшилась, когда Доктору попался очень странный толстый конверт, весь покрытый грязью. В течение долгого времени все трое не только не могли разобрать ни единого слова из того, что было написано в самом письме, но и даже понять, от кого оно пришло. Доктор достал из сейфа все свои записные книжки и начал тщательно сличать, сравнивать, сопоставлять и анализировать. Ясно было одно: грязью пользовались вместо чернил. Но буквы были написаны так неуклюже и коряво, что их можно было принять за все что угодно.

Наконец, после долгих мучительных поисков, догадок и предположений, Доктору удалось в общих чертах расшифровать это необыкновенное послание. И вот что в нем говорилось:

Прочитав это заляпанное грязью послание, Доктор пришел в небывалое волнение. Жажда деятельности охватила его настолько, что он готов был хоть завтра отправиться в путь.

Но, увы! Когда он заглянул на другую сторону конверта, чтобы посмотреть, где живет эта замечательная черепаха он не нашел даже намека на ее местонахождение! Таинственная корреспондентка, которая видела Потоп, Ноя и его ковчег, забыла написать свой обратный адрес!

— Послушай, Быстрей-Ветра, — сказал Джон Дулитл, — мы должны во что бы то ни стало выяснить, откуда пришел этот бесценный документ. Надо использовать малейшую возможность. Для начала необходимо опросить всех сотрудников почты и узнать, кто его доставил.

Не откладывая дела в долгий ящик, Доктор и Быстрей-Ветра подвергли перекрестному допросу всех по очереди: и Тяни-Толкая, и Чипсайда, и Гу-Гу, и Квипа Отважного Посланца, и других ласточек, и перелетных птиц, обитавших по соседству, и даже пару крыс, которые недавно поселились в плавучем домике.

Но, как нарочно, никто не видел, как было доставлено это письмо, никто не мог сказать в какой день или час это произошло, никто не имел даже малейшего представления о том, каким образом оно оказалось в той кипе писем для Доктора — словом, никто о нем ничего не знал. Это было одно из тех маленьких почтовых чудес, которые подчас случаются даже на самых лучших почтах мира.

Доктор был просто в отчаянье. Его, как зоолога, всегда чрезвычайно интересовало все, имеющее отношение к Потопу, и он считал, что Ной после своего исторического плаванья должен был стать великим натуралистом. И вот теперь, когда совершенно неожиданно появилась возможность услышать обо всем этом из уст очевидца и участника этого знаменитого путешествия, то из-за какого-то дурацкого недоразумения, нелепого недосмотра такой прекрасный шанс невозможно было использовать!

Итак, все попытки выяснить, откуда прибыло письмо, не дали результата, и Доктор, после двух дней бесполезных поисков, махнул рукой и вернулся к своим обычным занятиям. Всю следующую неделю ему пришлось приводить в порядок тысячу всевозможных дел, скопившихся за время его отсутствия, так что в конце концов он совершенно забыл и про черепаху, и про ее загадочное письмо.

Но однажды ночью, когда Доктор по своему обыкновению допоздна засиделся за работой, он услышал, как кто-то осторожно стучится в окно плавучего домика. Доктор подошел к окну и открыл его. В то же мгновение в окно просунулась голова огромной змеи с толстым и очень грязным письмом в пасти.

— О, Господи! — воскликнул Доктор. — Как вы меня напугали! Заходите же скорей и чувствуйте себя, как дома.

Медленно и долго змея переваливалась через подоконник на пол плавучего домика, ярд за ярдом аккуратно сворачиваясь у ног Джона Дулитла, как нескончаемая бухта карабельного каната.

— Простите, пожалуйста, но там снаружи еще много осталось? — спросил Доктор.

— Да, — сказала змея, — здесь сейчас примерно половина меня.

— Тогда я, пожалуй, открою дверь, — решил Доктор, — чтобы вы могли частично расположиться в коридоре. Эта комната немного тесновата для вас.

Когда наконец огромное пресмыкающееся целиком оказалось в домике, толстые кольца его тела покрывали весь пол в кабинете доктора и еще значительная часть оставалась в коридоре.

— Ну, а теперь, — произнес Джон Дулитл, закрывая окно, — чем я могу быть вам полезен?

— Я принесла вам письмо от черепахи, — сказала змея. — Она удивляется, почему ей не пришел ответ на ее первое письмо.

— Но ведь она же не дала мне своего адреса, — сказал Доктор, взяв у змеи заляпанный грязью конверт. — Чего я только не делал, чтобы узнать, где она живет!

— А, так вот в чем дело! — сказала змея. — Что вы хотите от старой Грязнухи? Она же сроду писем не писала. Ей, наверно, и в голову не пришло, что нужно указывать обратный адрес.

— Вы не представляете, как я рад получить от нее второе письмо, — сказал Доктор. — Ведь я уже совсем потерял надежду увидеться с ней. Вы расскажете мне, как добраться до нее?

— Ну, конечно, — проговорила огромная змея. — Мы живем с ней в одном озере. Это озеро Джунганьика.

— Насколько я понимаю, вы — водяная змея, — сказал Доктор.

— Да.

— Вы, наверно, очень устали после долгого путешествия? Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Если можно, блюдечко молока, — попросила змея.

— У нас есть только молоко диких коз, — сказал Джон Дулитл. — Но оно совершенно свежее.

Он пошел на кухню и разбудил домоправительницу.

— Представляешь, Даб-Даб, — сказал он ей, задыхаясь от волнения, — я только что получил второе письмо от черепахи, а ее посланник собирается отвести нас к ней!

Когда Даб-Даб с блюдечком молока вошла в кабинет начальника почты, он с интересом читал какое-то грязное письмо. Посмотрев на пол, утка даже крякнула от отвращения.

— Хорошо, что здесь нет Сары, — воскликнула она. — В каком состоянии ваш кабинет — здесь полным-полно змей!

ПУТЕШЕСТВИЕ, которое совершил доктор из Фантиппо к озеру Джунганьика, оказалось длинным, но невероятно интересным. Как выяснилось, старая черепаха жила в глубине материка, в одной из самых диких и заросших джунглями частей Африки.

На этот раз Доктор решил оставить дома поросенка Габ-Габа и взял с собой только Джипа, Даб-Даб, Гу-Гу и Чипсайда, который заявил, что хочет немного отдохнуть и что его друзья воробьи и без него прекрасно справятся с доставкой почты по городу.

Руководимые водяной змеей, они сначала проплыли миль сорок или пятьдесят на юг вдоль побережья, а потом, войдя в устье реки, стали продвигаться вглубь континента. В своем нижнем течении река была достаточно полноводной, и путешествовать по ней на каноэ, да еще когда рядом плывет огромная водяная змея, доставляло только удовольствие. Но чем выше по реке поднимались путешественники, тем уже становилось ее русло, пока наконец, подобно многим другим рекам в тропических странах, она стала больше напоминать полузасохший ручеек или цепочку маленьких лужиц, разделенных длинными песчаными отмелями.

Густые джунгли нависали со всех сторон и образовывали над головами путешественников сплошной зеленый туннель, который в дневное время защищал от солнца лучше, чем любой зонтик. Особенно кстати это было на пересохших участках реки, где Доктору приходилось перетаскивать каноэ вручную или волочить его на самодельных катках.

Эта работа оказалось такой тяжелой, что уже в конце первого дня Джон Дулитл хотел было спрятать каноэ где-нибудь в укромном месте и продолжать путешествие пешком. Но змея сказала, что потом оно им очень пригодится, потому что скоро воды в реке будет больше, и, вдобавок, им придется пересекать много болот.

С каждой милей пути джунгли вокруг становились все гуще и непроходимей. Собственно, идти можно было только вдоль русла реки, как по аллее в парке, и хотя река постоянно петляла и меняла направление, путешественники продвигались довольно быстро.

Доктор открывал для себя совершенно новую страну — то и дело ему попадались деревья, которых он никогда раньше не встречал, орхидеи необычной окраски, бабочки, папоротники, птицы, редкие виды обезьян. Поэтому, стараясь не упустить возможности пополнить свое и без того прекрасное знание природы, он постоянно держал наготове записную книжку и буквально каждую минуту что-то записывал или зарисовывал.

Но на третий день путешествия по руслу реки местность вокруг внезапно изменилась. Если вы никогда не бывали на мангровых болотах, вам будет нелегко представить, как они выглядят. Зрелище, надо сказать, было довольно мрачным. Во всех направлениях на многие мили вокруг тянулась плоская болотистая равнина, испещренная озерками и мелкими потоками, поросшая кое-где клочковатой травой и водорослями, опутанная скрюченными корнями мангровых деревьев и колючими кустами. Она напомнила Доктору пейзаж после большого наводнения. Здесь уже не росли высокие деревья, вроде тех, что они видели ниже по течению в джунглях. Только мангровые деревья поднимались на семь-восемь футов в высоту, и с их тонких веток, словно серые развевающиеся тряпки, свисали длинные лохмотья мха.

Живность вокруг была тоже совершенно другая. Веселых и ярко окрашенных лесных птиц не привлекала здешняя сырая местность, где не поймешь, чего больше — воды или суши. Вместо них из-за каждого куста путешественников с интересом разглядывали всевозможные большеносые и долговязые болотные птицы. Различные виды цапель, журавлей, ибисов, поганок, выпей и даже статные змеешейки, которые умеют летать под водой, бродили по болоту или сидели в гнездах на маленьких клочковатых островках. Среди изогнутых корней то появлялись, то исчезали в норках какие-то странные водяные существа — наполовину рыбы, наполовину ящерицы. Они ловко передвигались на своих коротеньких лапках и то и дело затевали потасовки с разноцветными крабами.

Несомненно, на многих людей страна мангровых болот произвела бы весьма тягостное и даже отталкивающее впечатление. Но Доктор, который любил и ценил природу во всех ее проявления, был в просто в восторге от открывшегося ему нового поля для исследований.

Только теперь Доктор и его друзья поняли, почему змея не советовала им оставлять каноэ в джунглях. Идти пешком здесь, где на каждом шагу можно было по пояс провалиться в трясину, представлялось совершенно невозможным. Особенно тяжело пришлось бы, конечно, Доктору и Джипу. Но даже на каноэ продвигаться вперед стало гораздо труднее. Мангровые деревья раскинули во все стороны свои длинные, переплетающиеся корни-щупальца — они как будто охраняли от пришельцев тайны этой безмолвной мрачной земли, где не было места человеку.

Безусловно, если бы не водяная змея, для которой путешествовать по мангровым болотам было легче чем где-либо еще, Доктор и его звери не смогли бы продвинуться вперед ни на шаг. Их проводница, как правило, ползла на несколько сот ярдов впереди, отыскивая для каноэ глубокую воду и проходы в колючих зарослях. Большую часть времени ее голову не было даже видно, но зато хвост на самых трудных участках пути крепко держался за нос каноэ, и если оно застревало, змея одним мощным рывком выдергивала его из грязи, как привязанную на веревке консервную банку.

Впрочем, в каноэ обычно находились только Доктор и Джип (Даб-Даб, Гу-Гу и Чипсайд быстро догадались, что в этой местности гораздо приятней путешествовать перелетая с дерева на дерево), и после одного такого рывка, они оба остались сидеть в грязи, потому что каноэ было буквально выдернуто из-под них могучим живым канатом. Это так рассмешило грубоватого Чипсайда, который сидел на мангровом дереве у них над головами, что он внезапно прервал торжественную тишину болота громким и нахальным чириканьем:

— Бог свидетель, Доктор, как вы умеете попасть в дурацкую ситуацию? Кто бы мог подумать, что мне доведется увидеть, как Джона Дулитла, доктора медицины, знаменитого врача из Падлби-на-болоте будут вытаскивать из вонючей африканской грязи при помощи пары сотен ярдов жирного червяка! Вы даже не представляете, как смешно вы выглядите!

— Да помолчи ты, дурак! — огрызнулся Джип, забираясь обратно в каноэ, весь в липкой черной грязи с головы до кончиков лап. — Хорошо тебе болтать — ты-то можешь летать над всем этим месивом.

— Здесь можно было бы устроить славное футбольное поле, — не умолкал Чипсайд. — Удивляюсь, что африканцы сами до этого недотумкали. Никогда не думал, что в одном месте может быть столько грязи — разве что на Хэмпстедской пустоши после дождя на Пасху. Интересно, когда же мы наконец дотащимся до места. И так уже забрались на самый край света — или, вернее, в самую его середину. Столько времени не видеть ни единого человеческого лица! А эта черепаха, небось, та еще штучка! Лично я не удивлюсь, если где-нибудь тут мы наткнемся и на старика Ноя, сидящего на обломках своего ковчега. Мы запросто… эй, Джип, помоги-ка Доктору! У него подбородок за корень зацепился!

Змея, услышав трескотню Чипсайда, подумала, что сзади что-то не так, и ее голова, сделав петлю, вернулась посмотреть, что там произошло. Получилась небольшая остановка, во время которой Джон Дулитл и Джип немного почистились и выудили из грязи драгоценные записные книжки Доктора.

— А что, люди здесь совсем не живут? — спросил Доктор у змеи.

— Ни единого человека, — ответила проводница. — Мы давно прошли те места, где обитают люди. А здесь могут жить только болотные птицы, водяные пресмыкающиеся и змеи.

— Сколько нам еще идти? — спросил Доктор, полоская в чистой лужице свою шляпу.

— Остался еще день пути, — сказала змея. — Эти болота со всех сторон окружают Тайное озеро Джунганьика. Двигаться станет легче, когда мы выйдем на большую воду.

— Значит мы уже где-то недалеко от его берега?

— Да, — сказала змея. — Но, строго говоря, про Тайное озеро нельзя сказать, что у него есть берега, или, по крайней мере, такие берега, на которых мог бы стоять человек.

— А почему вы называете его Тайным озером? — спросил Доктор.

— Потому что ни один человек не бывал здесь со времен Ноя, — ответила гигантская рептилия. — Вы будете первым. Жители озера любят хвастать, что умываются водой, оставшейся от самого Потопа. Ведь этого озера не существовало до тех Сорока Дней, и даже теперь эта часть земли так и не просохла как следует.

— А что здесь было до Потопа? — спросил Доктор.

— Говорят, здесь была холмистая плодородная земля, росла кукуруза и светило яркое солнце, — ответила змея. — Так мне говорили — меня самой тогда еще не было на свете. Старая Грязнуха расскажет вам об этом лучше, чем я.

— Как интересно! — воскликнул Доктор. — Давайте-ка поторопимся! Мне так не терпится поскорей увидеть Грязнуху и Тайное озеро!

В течение следующего дня, как и обещала водяная змея, местность понемногу становилась ровней и свободней. Все реже попадались островки и колючие кустарники, а заросли мангровых деревьев были уже не такими непроходимыми. В мрачном пейзаже постепенно начинала преобладать вода, а не суша. Продвигаться вперед стало теперь гораздо легче. Вода вокруг была уже достаточно глубокой, и Доктор мог грести несколько миль подряд, обходясь без помощи могучей проводницы. Существенной переменой оказалось и то, что теперь, посмотрев наверх, можно было иногда увидеть небо над головой вместо нескончаемых переплетений крон болотных деревьев, и путешественники время от времени видели стаи диких уток и гусей, летевших на восток.

— Значит, большая вода уже близко, — сказала Даб-Даб.

— Да, — согласилась змея. — Они летят на Джунганьику. Там кормятся огромные стаи диких гусей.

Около пяти часов вечера последний из грязных островков остался позади, и когда нос каноэ легко заскользил по совершенно чистой прозрачной воде, путники неожиданно увидели перед собой огромное внутреннее море.

Если пейзаж мангровых болот выглядел достаточно неприветливо, то Тайное озеро в этом отношении могло бы дать ему много очков вперед. Противоположного берега не было видно. Взгляд упирался в тонкую линию, где встречались небо и вода. А впереди, на востоке, где было темнее всего, даже эту линию нельзя было разглядеть — угрюмая вода и хмурое ночное небо сливались там в чернильную тьму. И справа и слева тянулись нескончаемые чахлые леса, окружающие озеро со всех сторон, и исчезающие далеко на севере и на юге. По открытой воде катились огромные облака серого тумана, которые то разгонял, то сбивал в кучи пронзительный воющий ветер.

Даже Доктор был подавлен этим мрачным зрелищем.

— Вот это да! — пробормотал он тихим голосом. — Здесь и вправду можно подумать, что Великий Потоп еще продолжается!

— Веселенькое местечко, ничего не скажешь! — донесся с кормы нахальный голос Чипсайда. — Нет, по мне уж лучше Лондон, даже в самый большой туман. А здесь могут жить только какие-нибудь зачуханные угри да лягушки! Гляньте-ка на этот туман — ишь как его мотает по всему озеру. Как будто старина Ной со своим преподобным семейством водят хоровод в ночных рубашках — ну, прямо как живые!

— Здесь всегда туманы, — сказала змея, — и раньше были туманы. Первая радуга воссияла на них.

— А по мне, грош цена всем этим туманам и прочему хозяйству, — заявил воробей. — Сколько еще сотен миль этого чудного голубого простора нам нужно пропахать, чтобы добраться до нашей драгоценной миссис Грязнухи?

— Не так уж и много, — сказала змея. — Она живет на краю озера, в нескольких милях к северу. Нам лучше поторопиться и попасть туда до темноты.

И снова со своей могучей проводницей во главе путешественники двинулись вперед.

С каждой минутой становилось темней, и слева из мангровых зарослей начали раздаваться крики каких-то ночных птиц. Гу-Гу сказал Доктору, что это кричат совы, но, судя по голосам, многие из них принадлежат к таким видам, каких он еще никогда не встречал.

— Ничего удивительного, — ответил Доктор. — Здесь наверняка полным-полно зверей и птиц, которых не встретишь больше нигде на свете.

Наконец, когда уже почти совсем стемнело, змея повернула влево и приблизилась к краю мангрового леса. Едва различая ее в наступившей темноте, Доктор направил каноэ в небольшую бухточку, и вдруг нос каноэ неожиданно наскочил на что-то твердое. Доктор уже было наклонился через борт, чтобы посмотреть, что это такое, когда из мрака совсем рядом с ним раздался низкий глубокий бас:

— Здравствуйте, Джон Дулитл! Добро пожаловать на озеро Джунганьика!

Подняв глаза, доктор увидел на небольшом круглом островке силуэт гигантской черепахи — не меньше двенадцати футов в поперечнике, — величественно вырисовывающийся на фоне черно-синего неба.

Долгое путешествие наконец подошло к концу.

Доктор Дулитл никогда не любил брать с собой в дорогу много багажа. Он и на этот раз отправился в путь, взяв с собой только свой маленький черный докторский саквояж и несколько самых необходимых вещей, завернутых в одеяло. К счастью, среди них все-таки нашлась пара свечей, и если бы не они, Доктор ни за что бы не смог в этой темноте безопасно высадиться из каноэ.

Впрочем, зажечь их при резком порывистом ветре, разгуливавшем по всему озеру, тоже было не так-то просто. Положение спас. Гу-Гу, который скрутил из тонких листьев что-то вроде фонариков. И хотя свет сквозь них пробивался бледным тускло-зеленым пятном, этого оказалось достаточно, чтобы немного оглядеться.

К своему удивлению, Доктор обнаружил, что холмик или, скорей, островок, на котором жила черепаха, был не из грязи, хотя повсюду на нем были видны грязные отпечатки лап. Он был сделан из камней — из камней, отесанных в квадраты с помощью резца!

Пока Доктор с любопытством разглядывал их, черепаха сказала:

— Это камни с развалин города. Когда я была моложе, я вполне могла жить и спать в грязи. Но с тех пор, как мне не дает покоя моя подагра, я решила, что мне следует найти для отдыха какое-то надежное и сухое место. Из этих камней когда-то был построен королевский дворец.

— Развалины города? — воскликнул Доктор, всматриваясь во влажную густую темноту, окружавшую маленький островок. — Но откуда они здесь взялись?

— Со дна озера, — сказала черепаха. — Вот там, — Грязнуха кивнула в сторону бескрайних черных вод, — там тысячи лет назад был прекрасный город Шалба. Мне ли этого не знать, если я сама жила в нем многие годы? Тогда это был самый большой и красивый город на земле, а король Машту из Шалбы был самым могущественным монархом в мире. А теперь я, черепаха Грязнуха, построила себе гнездо на болоте из развалин его дворца. Вот так!

— Вы говорите так, — сказал Доктор, — как будто король Машту чем-то обидел вас?

— Уж не без того, — проворчала Грязнуха. — Но все это было еще до Потопа. Вы долго ехали, и, наверно, устали и проголодались?

— Я бы с большим удовольствием послушал вашу историю, — ответил Доктор. — Она займет очень много времени?

— Я думаю, не меньше трех недель, — прошептал Чипсайд. — Черепахи все делают медленно. Внутренний голос подсказывает мне, что это самая длинная история в мире. Давайте сперва немного перекусим и отдохнем. А история никуда не убежит — мы с таким же успехом сможем послушать ее и завтра.

Несмотря на нетерпение Джона Дулитла, историю было решено отложить до следующего дня. На ужин Даб-Даб приготовила вполне съедобное кушанье из пресноводных моллюсков, а Гу-Гу набрал болотных ягод, которые прекрасно подошли для десерта.

И тут перед Доктором во весь рост встала проблема, где лечь спать. Это был отнюдь не праздный вопрос, потому что на островке черепахи, хотя он и был сложен из камня, не оказалось ни единого сухого и чистого места. Доктор попробовал улечься в каноэ, но там было слишком тесно и, вдобавок, ничуть не менее сыро и грязно. Как видно, в этой местности главную бытовую трудность представляла борьба с грязью и сыростью.

— Когда Ной и его семья вылезли из ковчега, — сказала черепаха, — они первое время спали в маленьких кроватях, которые натягивали между стволами затопленных деревьев.

— Конечно — в гамаках! — радостно закричал Доктор. — Это как раз то, что нам надо!

Буквально за несколько минут с помощью Джипа и Даб-Даб он соорудил очень удобный плетеный гамак из ветвей ивы и закрепил его между двумя большими отростками мангрового дерева. Там он и устроился, накрывшись сверху своим одеялом. И хотя деревья под его тяжестью склонились до самой воды, их гибкие и упругие стволы не ломались, а только поскрипывали, как хороший пружинный матрас.

Взошла луна, и фантастический пейзаж Джунганьики засветился зелеными отблесками и голубыми тенями. Едва только Доктор задул свои свечи и Джип свернулся калачиком у него в ногах, как черепаха вдруг низким басом запела какую-то мелодию, в такт покачивая своей тяжелой головой.

— Что это за мелодия? — спросил Доктор.

— Это марш слонов, — ответила черепаха. — Его всегда исполняли в королевском цирке Шалбы перед тем, как слоны выходили на помост.

— Будем надеяться, что в этой песенке не очень много куплетов, — сонно проворчал Чипсайд, засовывая голову под крыло.

Солнце еще не взошло над мрачными водами Джунганьики, когда Джип почувствовал, что Доктор зашевелился в гамаке, собираясь вставать. Вскоре уже можно было слышать, как Даб-Даб возится в грязи у берега, самоотверженно пытаясь сообразить что-нибудь на завтрак в этих тяжелых походных условиях. Потом и Чипсайд, что-то недовольно прочирикав спросонок, высунул голову из-под крыла, с отвращением посмотрел вокруг и засунул ее обратно.

Но пытаться снова заснуть было уже бесполезно. Лагерь пробуждался. Джон Дулитл, весь в мыслях об истории, которую ему предстояло услышать, выбрался из гамака и с шумом умывался в озере. Чипсайд расправил перышки, тщательно выругался на языке кокни и слетел со своего дерева к Доктору.

— Послушайте, Док, — прошептал он, — это очень нездоровое место. Меня всего крючит от этой проклятой сырости! Надо поскорей отсюда сматывать удочки, если вы не хотите, чтобы у вас через недельку-другую отросли перепонки между пальцами. И вот еще что: не очень-то развешивайте уши, когда эта старая Грязнуха заведет свою волынку насчет Потопа и прочих дел. Знаете, кого она мне напоминает? Лондонских ветеранов Индийской кампании. Эти, бывало, ударятся в ихние дурацкие воспоминания, и черта с два их потом остановишь. Скажите ей, чтоб это было покороче — пусть в общих чертах расскажет самое главное и баста! Поймите, чем быстрее мы отрясем здешнюю грязь со своих ног и вернемся в Фантиппо, тем лучше это будет для всех нас.

Когда с завтраком было покончено, Доктор заточил свой карандаш, приготовил блокнот и, наказав Гу-Гу внимательно слушать, на тот случай, если сам он что-нибудь пропустит, попросил черепаху начать свой рассказ о Великом Потопе.

Чипсайд был отчасти прав. Хотя этот рассказ и не занял трех недель, но целый день он занял. Медленно и плавно солнце поднялось на востоке, проплыло через весь небосвод и опустилось на западе, а Грязнуха все продолжала бормотать, рассказывая про те чудеса, которые она видела много лет назад, и карандаш Доктора без устали летал над страницами блокнота. Повествование прерывалось только тогда, когда черепаха наклонялась к воде смочить свою длинную шею или когда Доктор останавливал ее, чтобы задать какой-нибудь вопрос по естественной истории допотопных времен.

Даб-Даб приготовила обед и ужин и постаралась подать их как можно тише и незаметней, чтобы не прерывать рассказа. Впрочем, Доктору было не до еды. Вскоре совсем стемнело, и Джон Дулитл делал свои записи при свете свечей, в то время, как все его питомцы, за исключением Гу-Гу, уже клевали носом или посапывали.

Наконец около половины одиннадцатого к большому облегчению Чипсайда черепаха торжественно произнесла заключительные слова:

— И это, уважаемый Джон Дулитл, конец истории Великого Потопа, рассказанной той, которая видела его своими собственными глазами.

Некоторое время после этого никто не произносил ни слова. Молчал даже непочтительный Чипсайд. Мелкие осколки звезд, оттененные ярким светом луны, весело подмигивали с огромного синего купола, нависшего над озером. Где-то вдалеке среди мангровых зарослей прокричала болотная сова, и Гу-Гу быстрым движением повернул голову и прислушался. Даб-Даб, как экономная хозяйка, видя, что Доктор закрывает блокнот и убирает карандаш, задула свечки. Наконец Доктор заговорил:

— Дорогая Грязнуха, за всю мою жизнь я никогда и нигде не слышал ничего более интересного. Я… я просто счастлив, что приехал сюда.

— Я тоже рада, Джон Дулитл. Ведь в наше время вы — единственный человек, который понимает язык животных. И если бы вы не приехали ко мне, то историю про Потоп никто бы уже не услышал. Я стала так стара и не могу уходить далеко от Джунганьики.

— Вас не очень затруднит, если я вас еще кое о чем попрошу? — сказал Доктор. — Не могли бы вы принести мне что-нибудь на память из затопленного города?

— Это совсем не трудно, — сказала черепаха. — Я, пожалуй, сделаю это прямо сейчас.

Медленно и плавно, словно какое-то доисторическое чудовище, черепаха пересекла островок и без единого всплеска погрузила в воды озера свое огромное тело. Только небольшой водоворот обозначил то место, где она исчезла из виду.

На берегу стало тихо. Все звери ненадолго проснулись и с интересом ожидали возвращения черепахи. Доктору отчетливо представлялось, как она передвигается среди вековых отложений по дну озера, выискивая какой-нибудь памятный документ этой великой цивилизации, исчезнувшей вместе с Потопом — может быть, пергамент, каменную табличку с надписью или даже книгу. Но, когда Грязнуха, мокрая и блестящая в лунном свете, наконец появилась из воды, на спине у нее лежал большой каменный подоконник, весивший, должно быть, больше тонны.

— Господи, помилуй! — пробормотал Чипсайд. — Только подумать, какой бы из нее вышел прекрасный ломовой извозчик! Второй Картер Паттерсон! Интересно, зачем она приволокла эту штуку? Она, наверно, думает, что Доктор привесит ее себе на цепочку для часов!

— Это было самое легкое из того, что я смогла найти, — сказала черепаха, с ужасным грохотом скинув подоконник со своей спины. — Я думала, что смогу подыскать для вас какую-нибудь вазу, или тарелку, или что-то еще, что вы могли бы унести с собой. Но все маленькие предметы остались под многометровым слоем ила и грязи — их невозможно достать. А это я отломила от второго этажа королевского дворца — от окна спальни королевы. Я подумала, что, в любом случае, вам будет интересно посмотреть на эту штуку, даже если вы и не сможете забрать ее с собой. Здесь замечательная резьба. Подождите минутку, я только смою с него грязь.

Свечи были снова зажжены, и, после того как подоконник отмыли, Доктор очень тщательно его осмотрел и даже зарисовал кое-что в своем блокноте.

К тому времени все его спутники, за исключением Гу-Гу, давно и крепко спали. И только, внезапно услышав, как Джип сладко храпит в гамаке, Доктор понял, что уже очень поздно. Он задул свечи, в кромешной темноте забрался в гамак и натянул на себя одеяло.

КОГДА Даб-Даб разбудила всех на следующее утро, солнце еще едва пробивалось сквозь густой туман над озером, пытаясь по мере сил оживить этот безрадостный пейзаж.

Бедная Грязнуха проснулась с жестоким приступом подагры. Этот тяжелый недуг почти не беспокоил ее со времени приезда Доктора, но сейчас каждое движение причиняло ей мучительную боль. Даб-Даб принесла ей завтрак в постель, если, конечно, так можно назвать то место на голых камнях, где она провела ночь.

Джон Дулитл был ужасно недоволен собой за то, что вчера вечером попросил ее отправиться на дно озера.

— Боюсь, что именно это и вызвало приступ, — сказал он, доставая из каноэ свой докторский саквояж и смешивая для черепахи несколько лекарств. — Но вам действительно нужно перебраться из этого влажного места куда-нибудь, где посуше. Я знаю, что обычно черепахи хорошо переносят влажный климат, но в вашем возрасте уже следует быть осторожней.

— Нет другого места, которое бы мне так нравилось, — сказала Грязнуха. — Разве найдешь в наше время уголок, где бы тебя никто не потревожил?

— Выпейте-ка вот это, — приказал Доктор, передавая ей чайную чашку какой-то коричневатой смеси. — Я уверен, что боли в ваших передних конечностях должны скоро пройти.

Черепаха опорожнила чашку, и уже через несколько минут заявила, что чувствует себя гораздо лучше и вполне может передвигаться без посторонней помощи.

— Какое замечательное лекарство! — сказала она. — Вы на самом деле великий доктор. А у вас найдется его еще немного?

— Я приготовлю для вас несколько бутылок этой микстуры и оставлю вам перед тем, как мы отправимся домой, — сказал Джон Дулитл. — Но вы действительно должны перебраться отсюда куда-нибудь на более высокое место. Этот маленький илистый пригорок совсем не самое подходящее место для больных подагрой. А нет ли на озере настоящего острова, где вы могли бы поселиться, — если уж вы ни за что не хотите покидать эти края?

— Здесь нет никаких островов, — ответила черепаха. — Только вода и ил на мили и мили вокруг. Мне раньше здесь очень нравилось — мне и сейчас здесь нравится. Я бы ни о чем лучшем не мечтала, если бы не моя проклятая подагра.

— Что ж, — сказал Доктор. — Если здесь нет острова, то мы его построим!

— Построите? — удивилась черепаха. — А как вы собираетесь это сделать?

— Очень скоро вы это увидите, — ответил Джон Дулитл.

Доктор вызвал к себе Чипсайда.

— Слетай, пожалуйста, в Фантиппо, — сказал он управляющему городским почтовым отделением, — и передай Быстрей-Ветра все, что я тебе сейчас скажу. Кроме того, попроси его довести это до сведения всех начальников наших филиалов. Запоминай: Ласточкина почта в скором времени должна быть закрыта. Мне сейчас необходимо вернуться в Падлби-на-болоте, а оттуда я уже не смогу руководить почтой в том виде, в котором она существует теперь. Я хочу передать мою искреннюю благодарность всем птицам: почтмейстерам, клеркам и разносчикам писем, которые так самоотверженно помогали мне в этой работе. И я хочу их попросить еще об одном большом одолжении и надеюсь, что они согласятся помочь мне. Мне нужно, чтобы они построили остров посередине озера Джунганьика. На этом острове будет жить черепаха Грязнуха, самое старое животное на свете, которая в давние времена, когда наша земля переживала один из самых тяжелых периодов своей истории, оказала огромную услугу людям и животным — словом, всему живому на земле. Попроси Быстрей-Ветра связаться с вожаками стай по всему миру. Скажи ему, что я бы хотел, чтобы как можно больше птиц и как можно скорее приняло участие в строительстве острова, где это достойное животное могло бы спокойно окончить свои дни. Это будет моим последним приказом служащим почты, и я надеюсь, что они приложат все свои силы к тому, чтобы его выполнить.

Чипсайд сказал, что такое длинное послание он ни за что не сможет запомнить наизусть и попросил Доктора продиктовать все послание с самого начала, чтобы он мог записать его на птичьем языке.

Это послание, это последнее обращение великого Главного Почтмейстера к сотрудникам Ласточкиной почты Чипсайд бережно хранил долгие годы. Он держал его в своем неопрятном гнезде в левом ухе Святого Эдмунда на южной стороне алтаря собора Святого Павла и все надеялся, что голуби, которые обитали над главным входом Британского Музея, когда-нибудь смогут протащить его внутрь. Но в одно ужасное утро, когда рабочие чистили фасад собора, ветер выдул бумажку из уха Святого Эдмунда, и, прежде чем Чипсайд смог подхватить ее, она пролетела над крышами домов, упала в реку и утонула.

Воробей вернулся из своей командировки уже ближе к вечеру. Он отрапортовал, что Быстрей-Ветра сейчас же по получении послания Доктора разослал его почтмейстерам всех почтовых отделений с приказом передать его вожакам птичьих стай. Можно было ожидать прибытия первых птиц уже завтра утром.

На рассвете следующего дня Доктора разбудил сам Быстрей-Ветра. Во время завтрака он подробно рассказал Джону Дулитлу, какие им были сделаны приготовления.

Вся работа, по расчетам Быстрей-Ветра, должна была занять три дня. Каждой птице было приказано захватить с собой по пути камень, или немного гальки, или щепотку песка с берега моря и принести их на место. Более крупные птицы, которые могут нести большие камни, должны были прибыть первыми, за ними — птицы средних размеров, а потом — уже совсем маленькие — с песком.

Завтрак еще не был окончен, когда небо над озером стало наполняться кружащимися стаями скоп, цапель и альбатросов. Быстрей-Ветра оставил Доктора и присоединился к ним. Он занял позицию прямо над серединой озера, где неподвижно завис, выполняя роль живого указателя для прибывающих птиц. И работа закипела.

Весь день нескончаемый поток больших птиц, по двенадцать в ряд, тянулся со стороны моря и пересекал озеро Джунганьика. Их строй смотрелся со стороны как сплошная черная линия, в которой птицы шли вплотную одна к другой, так что клюв задней птицы едва не упирался в хвост передней. И когда каждая дюжина птиц достигала того места, где завис Быстрей-Ветра, двенадцать камней со свистом летели в воду. Вся эта операция происходила настолько слажено и четко, что казалось, с неба сыплется каменный дождь, и непрерывный грохот падающих камней был слышен, наверное, на целую милю.

В середине озеро было довольно глубоким. И, конечно, нужны были многие и многие тонны камней, чтобы новый остров мог подняться над поверхностью воды. Впрочем, на этот раз и птиц собралось гораздо больше, чем когда Доктор произносил свою знаменитую речь в долине Земли-без-людей. Это было самое грандиозное собрание птиц, какое только можно себе представить. Ведь теперь по призыву Доктора прибыли не только вожаки стай, но и тысячи и тысячи их подчиненных. Глядя на это великолепное зрелище, Джон Дулитл был настолько потрясен, что зачем-то прыгнул в свое каноэ и начал энергично грести, направляясь к месту работ. Но в это время Быстрей-Ветра, видя, что верхушка каменной насыпи все еще не показывается над водой, а птиц со всех концов света прибывает на подмогу все больше и больше, потерял терпение и снова приказал удвоить ряды. После этого тысячи камней уже обрушивались в воду практически каждую долю секунды, и на озере поднялось такое большое волнение, что Доктору пришлось повернуть обратно к острову черепахи, потому что разгулявшиеся волны грозили вот-вот опрокинуть его каноэ.

Эта бомбардировка продолжалась весь день, всю ночь и половину следующего дня. Наконец около полудня грохот, который издавали падающие камни, стал немного другим. Звуки всплесков сменились ударами камней друг о друга. Исчезла и огромная вздыбленная масса кипящей белой воды, фонтанировавшая в центре озера, и на ее месте появилось небольшое черное пятно. Это была верхушка нового острова.

— Так стали проглядывать первые горы, когда Потоп начал сходить на нет, — проговорила Грязнуха Доктору.

А тем временем Быстрей-Ветра отдал приказ приступить к работе птицам среднего размера, и характер шума снова изменился, когда тонны и тонны мелкой гальки и гравия присоединились к камнепаду.

Прошел еще день и еще ночь, а на рассвете доблестный Быстрей-Ветра уже мог наконец опуститься на землю и дать отдых своим усталым крыльям. Теперь птицам уже не нужно было никакого указателя — посреди озера возвышался приличных размеров остров, на который они продолжали сбрасывать свою ношу.

Рукотворный остров рос на глазах, и вскоре новое владение Грязнухи уже было площадью не меньше акра. Быстрей-Ветра отдал новый приказ, и звук падения гальки сменился на тихий шелест. Небо просто почернело от миллионов маленьких птиц, и над озером разразился настоящий песчаный ливень. А самые последние птицы принесли всевозможные семена трав и цветов, желуди и пальмовые орехи, чтобы новый остров со временем превратился в пышный дикий парк с мягким дерном и тенистыми лужайками, где можно укрыться от жаркого африканского солнца.

Когда Быстрей-Ветра подлетел к Доктору и доложил, что работа закончена, Грязнуха задумчиво посмотрела на озеро и пробормотала:

— Ну, вот. Теперь великий город Шалба действительно погребен навсегда, и памятником ему — этот остров! Вы мне устроили замечательное жилище, Джон Дулитл! Исчез великий город Шалба. Нет больше гордого короля Машту. А черепаха Грязнуха — живет себе!

ПЕРЕСЕЛЕНИЕ Грязнухи на новый остров было целым событием. Она медленно погрузилась в воду и, не торопясь, поплыла в направлении острова. Доктор греб в каноэ рядом с ней. Пока они не ступили на берег острова, Джон Дулитл и сам как следует не представлял его действительных размеров. Остров был округлым по форме и больше четверти мили в поперечнике. Плоская вершина на добрую сотню футов возвышалась над уровнем озера.

Грязнуха была ужасно довольна. С трудом взобравшись на плато в центре острова, откуда открывался прекрасный обзор окрестных равнинных берегов, она удовлетворенно заявила, что на этом сухом месте ее здоровье обязательно пойдет на поправку.

Даб-Даб приготовила праздничное угощение — лучшее из того, что она смогла здесь достать, — чтобы, как она выразилась, отметить новоселье. Все весело уселись вокруг еды, и Доктора попросили сказать торжественную речь в честь новоселья черепахи.

Чипсайд очень опасался, что Грязнуха расчувствуется и произнесет ответную речь, которая вполне может затянуться до завтрашнего дня. Но к его облегчению Доктор сейчас же по окончании своей речи начал собираться в обратный путь.

Он приготовил шесть бутылей микстуры от подагры и вручил их Грязнухе с подробными указаниями, как и когда эту микстуру следует принимать. Кроме того, он объяснил ей, что хотя его почта и прекращает регулярную работу, но черепаха всегда сможет послать ему весточку в Падлби-на-болоте. Он попросит перелетных птиц иногда заглядывать к ней, и если подагра усилится, то он хотел бы, чтоб Грязнуха дала ему знать об этом.

Старая черепаха без устали благодарила его, и расставание получилось очень долгим и трогательным. Но наконец все прощальные слова были сказаны. Доктор со своими друзьями забрался в каноэ, и они отправились в дорогу.

Достигнув устья реки у южной оконечности озера, Доктор ненадолго остановился и оглянулся назад. Вдалеке он разглядел силуэт старой черепахи, стоящей на вершине своего острова и смотрящей им вслед. Путешественники помахали ей на прощанье, и каноэ двинулось вглубь мангровых болот.

— Она сейчас выглядит точно так же, как и в ту ночь, когда мы приехали, — сказала Даб-Даб. — Помните? Словно огромная статуя на фоне неба!

— Бедная старуха! — пробормотал Доктор. — Надеюсь, теперь у нее будет немного получше со здоровьем… Какую замечательную жизнь она прожила! Какую прекрасную историю она рассказала!

— Я ведь предупреждал вас, Док, — сказал Чипсайд, — что эта история будет длинной, как я не знаю что. Шутка сказать, непрерывно болтать целый день и еще полночи!

— Но ведь, кроме нее, эту историю не мог бы рассказать никто на всем белом свете, — сказал Джон Дулитл.

— И слава Богу! — проворчал воробей. — Представляю, что было бы с нашим миром, если б каждый начал по суткам рассказывать свои дурацкие истории. Хотя лично я не поверил ни единому слову из всей этой басни. Я так думаю, она все это просто выдумала. Делать ей нечего — сиди себе в этой грязи сотнями лет и сочиняй всякую ерунду!

Путешествие через джунгли закончилось без особых приключений. Но когда Доктор и его друзья вышли к океану и повернули каноэ на запад, они увидели совершенно необычайное зрелище. В побережье зияла огромная дыра — как будто гигантский кусок берега был вырван отсюда чьи-то могучей рукой. Быстрей-Ветра сказал Доктору, что это здесь птицы брали камни и песок по пути к Джунганьике. Они буквально перенесли целые акры морского берега почти на тысячу миль вглубь континента. Впрочем, уже через несколько месяцев океанский прибой сделал свое дело, и это место уже ничем не отличалось от остального побережья.

Поэтому, когда много лет спустя группа ученых-геологов посетила озеро Джунганьика, они в один голос утверждали, что наличие морской гальки на острове посреди озера неопровержимо доказывает, что раньше здесь было море. И это действительно было так, но только во времена Потопа. Один лишь Доктор среди всех ученых на земле, знал, что остров Грязнухи имел совсем иное происхождение.

На веранде плавучей конторы Доктора, как всегда, встречал король Коко в окружении своих придворных. Сейчас же был подан традиционный чай, и его величество был в таком восторге от возобновления этой приятной традиции, что у Джона Дулитла просто язык не поворачивался сказать ему о своем намерении закрыть почтовую контору и вернуться в Англию. Но тут во время чаепития в бухту вошли несколько больших парусных кораблей. Это были суда фантиппского торгового флота, которые совершали регулярные рейсы вдоль побережья, торгуя с другими странами Африки. Доктор ненавязчиво указал королю на то, что теперь международная почта может доставляться этими кораблями в крупные порты побережья, куда суда из Европы заходят каждую неделю.

И развивая эту тему, Доктор стал говорить королю, что хотя он очень полюбил за это время страну Фантиппо, его народ и лично великого короля Коко, но у него накопилось много дел в Англии и ему, к его глубокому сожалению, необходимо съездить домой. А поскольку никто из туземцев не умеет говорить на птичьем языке, то Ласточкину почту придется теперь заменить обычной почтовой службой.

Впрочем Доктор скоро понял, что его величество гораздо больше удручен перспективой разлуки со своим белым другом и утраты послеобеденного чая в плавучем домике, чем какими бы то ни было переменами в почтовых делах. Но в конце концов ему удалось убедить короля Коко в том, что ему действительно надо ехать, и проливая потоки слезы в свою чашку с чаем, его величество милостиво дал разрешение Главному Почтмейстеру Фантиппо оставить свой ответственный пост.

Велика же была радость питомцев Доктора и терпеливых ласточек, когда они узнали, что Джон Дулитл наконец-то в самом деле возвращается домой! Габ-Габ и Джип не могли дождаться, пока закончатся последние церемонии по поводу закрытия плавучей почты и переводу отдела международной почты в городскую контору. Даб-Даб весело суетилась с утра до вечера, а Чипсайд не переставал чирикать о прелестях лондонской жизни, о достижениях городской цивилизации и о всех тех полезных и приятных вещах, которые он немедленно сделает, как только вернется обратно в родные места.

Прощальные приемы, которые король Коко и его придворные устраивали в честь отбывающего Доктора, шли бесконечной чередой. Целыми днями перед его отплытием многочисленные каноэ сновали между городом и плавучим домиком, перевозя подарки благодарных фантиппцев. А Доктор, принужденный все время улыбаться, становился все печальней и печальней при мысли о расставании с добрыми друзьями. Но вот наконец якорь был поднят, и корабль Джона Дулитла вышел в открытое море.

С тех пор во всех хрониках, посвященных истории королевства Фантиппо, несколько глав непременно посвящались загадочному белому человеку, который за короткое время произвел огромные улучшения в почтовом обслуживании, связи, кораблевождении, торговле, образовании и вообще чрезвычайно способствовал процветанию страны. И действительно, благодаря неприметной с виду деятельности Джона Дулитла царствование короля Коко вошло в историю как Золотой век государства Фантиппо. И в память об этом на рыночной площади до сих пор стоит большая деревянная статуя Доктора.

Почтовая служба в Фантиппо продолжала безупречно работать и после отъезда Доктора. Марки с портретами короля Коко были все так же красивы и выпускались в таких же огромных количествах. По случаю первого годового смотра торгового флота Фантиппо была выпущена очень красивая памятная двухшиллинговая марка, на которой был изображен его величество, осматривающий свои новые корабли через монокль из леденца. Сам король стал завзятым коллекционером марок, правда, его альбом больше напоминал альбом семейных фотографий, поскольку в нем преобладали его собственные изображения. Впрочем, в связи с почтовой службой в Фантиппо едва не произошла одна крупная неприятность. Какие-то чересчур горячие собиратели марок организовали заговор с целью убийства короля Коко. Они рассчитывали, что после этого марки с его изображением не будут больше печататься и станут большой редкостью. Но к счастью, заговор удалось раскрыть до того, как его величеству был причинен хоть какой-нибудь ущерб.

И еще много лет птицы, прилетавшие в Падлби-на-болоте, рассказывали Доктору, что по королевскому указу за его цветами в оконных ящиках старого плавучего домика тщательно ухаживают и поливают их каждый день. А его величество, говорили они, по-прежнему не расстается с надеждой, что когда-нибудь его белый друг вернется в Фантиппо, и они снова будут вместе пить чай на веранде почтовой конторы.