Онлайн чтение книги Похищение быка из Куальнге
Начинается повесть о юношеских деяниях Кухулина

В родительском доме, что в Айрдиг на Маг Мупртемне, рос этот мальчик, и с детства наслушался он историй о юношах из Эмайн. Ибо вот как текли дни Конхобара с тех пор, как он стал королем. Лишь только поднявшись, решал он дела королевства и всякие споры, остаток же дня разделял на три части; сперва наблюдал он забавы н игры юнцов, затем принимался играть в браидуб и фндхелл, а уж под вечер, пока всех не охватывал сон, вкушал он напитки и яства под навевающую дремоту музыку. Хоть я и был изгнан оттуда, — молвил Фергус, — но клянусь, что в Ирландии и Шотландии не сыскать подобного Конхобару!

Рассказывали ребенку о забавах мальчиков и юношей из Эмайн, и однажды спросил он позволения отправиться туда на поле для игр.

— Не время идти, — отвечала мать, — покуда не будет с тобою отважнейших из отважных уладов или один из людей короля, чтоб заступиться за тебя и защитить от тамошних юношей.

— Не желаю я ждать так долго, — сказал пальчик, — расскажи мне лучше, где стоит Эмайн?

— Не близок путь к тем местам, — через Слпаб Фуайт, что между нами и Эмайн, лежит он, — молвила мать.

— Что ж, сам поищу я дорогу, — сказал мальчик.

Вскоре пустился он в путь, собрав все, что нужно для игр. Взял он свою бронзовую палицу для бросков и серебряный шар, свой маленький дротик для метания и детское копье с закаленным на огне острием и, чтобы скоротать путь, принялся играть с ними. Сперва ударом палицы далеко отбрасывал он серебряный шарик, а затем туда же бросал и саму палицу. Метал он свой дротик и копье, играя бросался за ними, поднимал палицу, шарик и дротик и успевал ухватить копье за древко, прежде чем втыкалось оно в землю.

Так добрался он до того поля в Эмайн, где собирались юноши. Было их там на зеленом лугу ровно трижды пятьдесят во главе с Фолломайном, сыном Конхобара. Встал мальчик на поле посреди юношей и поймал брошенный мяч между ног, не выше колена и не ниже лодыжки, да так крепко сжал его, что ни рывки, ни броски, ни удары юношей не приходились по мячу. Так и пронес он мяч от них до самой цели.

Разом уставились все на ребенка, дивясь и изумляясь. Ах так, — вскричал Фолломайн, сын Конхобара, — бросайтесь на него, ребята, и да настигнет его смерть от моей руки, ибо запрещает нам гейс принимать в игру юношу, пока не заручился он нашим заступничеством. Известно мне, что он сын знатного улада и пришла пора отучить их вступать в игру, не испросив вашей защиты и заступничества. Броситесь же все на него богатства, что молоты, наковальни да щипцы. А потому и просил он Конхобара не приводить с собой много гостей. Пообещал король исполнить его желание. Тогда пустился Кулан в обратный путь к дому готовить напитки и кушанья, а Конхобар остался в Эмайн до исхода дня, пока не пришло время всем расходиться. Затем облачился он в походное легкое платье и отправился проститься с юношами. Подошел он к площадке для игр и не мог надивиться на то, что увидел: трижды пятьдесят юношей было у одного ее края и лишь один у другого, но всех превосходил он в бросках и метании в цель. А когда принялись они метать шары в цель — как издавна играли на поле в Эмайн — и наступал их черед бросать мячи, а его защищаться, все сто пятьдесят мячей ловил он, ни одного не пропуская к цели; если же сам он бросал, а они защищались, не зная промаха попадал он. Потом состязались они, срывая друг с друга одежду, и со всех ста пятидесяти сдергивал мальчик их платье, а те не могли ухватить и заколки из его плаща. Трижды пятьдесят юношей побеждал он в борьбе, повергая их наземь, а они всею силой не могли одолеть его.

Посмотрел Конхобар па мальчика и молил:

— О мои воины, счастливы родные края этого мальчика, коли сумеет он в зрелости прославиться так же, как в детстве!

— Не годится говорить так, — воскликнул Фергус, — ибо с годами умножатся и его деяния.

— Подведите ко мне этого мальчика, — сказал Конхобар, — пусть пойдет он с нами разделить пиршество. Обратился к нему Конхобар, когда приблизился мальчик: Отправляйся со мною и насладись пиром, на который мы приглашены!

— Не могу я пойти, — отвечал ему мальчик.

— Отчего же? — спросил король.

— Оттого что не насытились еще юноши играми и схватками, а до той поры не оставлю я их, — ответил мальчик.

— Не будем мы медлить, о мальчик, — сказал Конхобар, — ибо воистину долгим было бы ожидание.

— Пускайтесь в дорогу, — отвечал ему тот, — я поспею за вами.

И сказал тогда Конхобар, что не догнать ему их, не зная пути.

— По следам воинов, лошадей и колесниц отправлюсь я, — молвил мальчик.

Недолго спустя пожаловал Конхобар в дом кузнеца Кулана. Принял Кулан короля, и никто не был обойден почестями согласно его рангу, занятию, праву, деяниям и благородству. Свежие циновки из тростника постелили гостям, и принялись они пить да веселиться.

— О король, — спросил тут Кулан Конхобара, — не назначал ли ты кому приехать вслед за тобой этой ночью?

— Воистину нет, отвечал Конхобар, ибо уже не помнил о мальчике, что отправился следом, — что же заботит тебя?

И поведал тогда Кулан о псе, что сторожил его дом, да таком огромном, что ни путник, ни случайный прохожий не решался появляться поблизости, если снимали собаку с цепи. Силой стократ превзошел он любую собаку и признавал одного кузнеца.

— Отпустите же пса, пусть стережет он округу, — сказал Конхобар.

Спустили пса с цепи и, быстро обежав окрестности, направился он к холму, где обычно лежал, сторожа дом, и улегся, положив морду на лапы. Воистину грубым, угрюмым, воинственным, диким, жестоким и бешеным был его облик!

Между тем юноши оставались в Эмайн, пока не пришло всем время расходиться. И отправился каждый из них к отчему дому, а кто и к приемным родителям. Мальчик же пустился по следам воинов и вскоре завидел жилище кузнеца Кулана. Коротая время и дороге, развлекался он играми. На зеленом лугу, близ самого дома далеко вперед забросил мальчик свои игрушки, оставив лишь шар, ц в тот самый миг учуял его нес ц всю округу огласил своим лаем. Не на пир зазывал пес ребенка, а жаждал его проглотить целиком, сквозь огромное горло, широкую грудь до желудка. Нечем было мальчику защищаться и тогда с такой силой метнул он свои шар прямо в открытую пасть собаки, что прошиб ее насквозь, выворотив кишки. Потом ухватил он ее за лапы и ударом о камень разорвал в клочья, устлавшие землю.

Меж тем услыхал Конхобар лай собаки и молвил:

— О воины, лучше б и вовсе не быть нам на том пиру!

— Отчего же? — воскликнули разом улады.

— Да ведь сгубил сейчас пес того мальчика, что решил идти следом за нами, сына моей сестры, Сетанта, сына Суалтайма.

Немедля вскочили улады и, хотя двери дома были отворены, все устремились в ноле за ограду. Прежде других подбежал Фергус к мальчику, поднял его на плечо и поднес к Конхобару. Кулан же, пойдя за другими, увидел останки собаки. Дрогнуло сердце в груди его, и, воротившись обратно, промолвил кузнец:

— Рад я приветствовать сына твоих отца и матери, хоть и не добрый случай привел тебя самого, о мальчик.

И спросил тогда Конхобар, что прогневало Кулана.

— Лучше бы вовсе не звать мне вас в дом да не потчевать питьем и кушаньями, ибо отныне добро мое ровно что пустошь, а припасы уж не пополнятся. Верного слуги лишили вы меня, что стерег стада и отары моего скота, — отвечал Кулан.

— Не печалься, о Кулан, — сказал тогда мальчик, — рассужу я это дело по справедливости.

— Что же решил ты, о мальчик? — спросил Конхобар.

— Коли отыщется в Ирландии щенок того же семени, что эта собака, — ответил тот, — обещаю растить его покуда не станет служить он как было н прежде. А до этой поры сам я как пес буду беречь его землю и скот.

— Лучше и не придумаешь, мальчик, — сказал на это Конхобар.

— Да и мне самому не решить бы вернее, — промолвил Катбад, — отчего бы теперь не носить тебе имя Кухулин?

— Нет, — ответил мальчик, — больше мне по душе мое старое имя, Сетанта, сын Суалтайма.

— Не говори так, о мальчик, — сказал Катбад, — ибо всякий в Ирландии и Шотландии прослышит про это имя и не сойдет оно с уст людей.

Согласился мальчик взять это имя, да так с тех пор и пристало оно к нему после расправы с псом кузнеца Кулана.

— И совершил он этот подвиг, — молвил Кормак, — убив кровожадного пса, с которым войска и отряды боялись стоять по соседству, на исходе шестого года жизни. Что ж удивляться, что мог он прийти сюда к броду, срубить этот шест и убить одного, двух, трех или четырех мужей ныне, когда к Похищению минуло ему семнадцать.

И сказал тогда Фиаху, сын Фар Аба:

- Спустя год вновь отличился тот мальчик!

— Чем же? — спросил Айлиль.

— В ту пору друид, что зовется Катбадом, обучал друидической мудрости восьмерых учеников к северо-востоку от Эмайн. Спросил один из них, дурные иль добрые знаки являлись Катбаду в тот день. И отвечал ему Катбад, что слава и доблесть будут уделом того юноши, который пример сегодня оружие, по скоротечны и кратки будут его дни на земле. Услышал эти слова Кухулпн, развлекавшийся играми к юго-западу от Эмайн, отбросил своп игрушки и направился прямо в спальню Конхобара.

— Да не оставит тебя всякое благо, о предводитель воинов, — сказал мальчик, как и пристало говорить испрашивающему милость.

— Чего ты желаешь, о мальчик? — спросил Конхобар.

— Желаю принять я оружие, — отвечал тот.

— Кто надоумил тебя, о мальчик? — снова спросил Конхобар.

— Друид Катбад, — молвил Кухулин.

— Дурного совета не даст он, — сказал Конхобар, и, препоясав Кухулина мечом, подал ему два копья да щит.

Взмахнул Кухулин оружием и затряс им в воздухе, так что разлетелось оно на мелкие кусочки. Два других копья, щит и меч дал ему Конхобар, но снова воздел Кухулин оружие, замахал и затряс им и как прежде разлетелось оно на мелкие кусочки. Было же у Конхобара в Эмайн четырнадцать пар боевого оружия, которым в положенный час наделял он юношей, не знавших потом поражения в битве, и все они вдребезги разлетелись в руках Кухулина.

— Вот уж воистину плохое оружие, о господин мой Конхобар, — сказал мальчик, — не по руке оно мне!

Вынес тогда Конхобар свой собственный меч, Щит и копья и подал Кухулину. Поднял оружие в воздух Кухулин, затряс, замахал им, так что острия меча и копий коснулись потолка, но на этот раз невредимым осталось оно.

— Вот славное оружие, — сказал мальчик, — и вправду под стать мне. Хвала королю, что носит его! Хвала и земле, откуда он родом!

Между тем вошел к ним друид Катбад и молвил: — Уж не принять ли оружие задумал ты, о мальчик?

— Воистину так, — ответил Конхобар.

— Вот уж не желал бы я, чтобы сын твоей матери принял сегодня оружие, — молвил Катбад.

— Что ж так, — сказал Конхобар, — или не по твоему совету пришел он ко мне?

— Не бывало такого, — ответил Катбад.

— Ах так, лживый оборотень! — вскричал Конхобар, — уж не задумал ли ты провести меня?

— Не гневайся, господин мой Конхобар, — молвил мальчик, — воистину это он надоумил меня, ибо когда спросил его ученик о знамениях на нынешний день, отвечал Катбад, что доблесть и слава станут уделом того юноши, что примет сегодня оружие, по скоротечны и кратки будут его дни на земле.

— Правду сказал я, — воскликнул Катбад, — будешь велик ты и славен, но быстротечною жизнью отмечен!

— С превеликой охотой остался бы я на земле всего день да ночь, лишь бы молва о моих деяниях пережила меня, — сказал Кухулин.

— Что ж, юноша, тогда поднимись на колесницу, ибо и это добрый знак для тебя.

Поднялся мальчик на колесницу, но лишь начал трясти ее и раскачивать, как разлетелась она на мелкие кусочки. В щепки разнес он вторую ц третью, да и все семнадцать колесниц, что держал Конхобар в Эмайн для утех юношей, и ни одна не устояла перед ним.

— Нехороши эти колесницы, о господин мой Конхобар, — сказал мальчик, — ни одна мне не в пору.

Кликнул тогда Конхобар Ибара, сына Риангабара и, лишь тот отозвался, велел ему запрячь королевских лошадей в его собственную колесницу. Возница привел лошадей и запряг в колесницу, а мальчик взошел на нее и принялся раскачивать, но невредимой осталась колесница.

— Вот добрая колесница, — молвил Кухулин, — воистину под стать мне!

— Теперь же, о мальчик, — сказал тогда Ибар, — пора пустить лошадей на пастбище.

— Не время еще, — отвечал тот, — поезжай-ка лучше кругом Эмайн, чтобы мог отличиться я в ратной удали в тот день, когда принял оружие. Трижды объехали они Эмайн и вновь попросил его Ибар распрячь лошадей.

— Не время еще, — отозвался мальчик, — поезжай вперед, дабы пожелали мне удачи юноши в день, когда принял я оружие.

Направились они прямо к полю, где были в то время юноши.

— Уж не принял ли ты оружие? — воскликнули все, завидев Кухулина.

— Воистину это так! — ответил Кухулин.

— Тогда пусть дарует оно торжество и победу, да первым омоется кровью в бою, — сказали юноши, — жаль лишь, что поспешил ты, оставляя наши забавы и вправду под стать мне.

— Не бывать нам в разлуке, — ответил ям мальчик, — но все же по доброму знаку я принял сегодня оружие.

Тут вновь обратился к Кухулину Ибар и попросил отпустить лошадей, но прежним был ответ мальчика.

— Скажи-ка мне лучше, — спросил он, — в какие края ведет та большая дорога, подле которой стоим мы?

— Что тебе до нее? — молвил Ибар, — кажется мне, что уж больно назойлив ты, мальчик.

— Надобно мне разузнать про большие дороги, что идут через наши края. Куда ж ведет эта?

— К самому Ат на Форайре у Слиаб Фуайт, — ответил Ибар.

— Знаю, — сказал ему Ибар, денно и нощно стоит там в дозоре один из славнейших уладов, дабы самому сразиться за весь Улад, если задумает недруг пойти на уладов войною. А случись кому из мудрецов и филидов оставить наш край без достойной награды, дело его поднести им сокровищ и разных подарков во славу всей нашей страны. Тем же из них, кто идет ко двору Конхобара, будет в пути он защитой до самого ложа владыки, где прежде всех прочих по праву должны быть пропеты их песни и сказы,

— Кто же сегодня стоит там на страже? — спросил мальчик.

— Знаю и это, — сказал ему Ибар, — ныне на страже у брода бесстрашный и победоносный Копал Кернах, сын Амаргена, первейший воин Ирландии.

Пускайся же в путь и вези меня к броду, о юноша, — повелел Кухулин, и вскоре очутились они у брода, где стоял Конал.

— Уж не принял ли ты оружие, мальчик? — спросил тот.

— Воистину так! — ответил Ибар.

— Тогда пусть дарует оно торжество и победы, да первым омоется кровью в бою, — сказал Конал, — но все же не рано ль тебе приниматься за дело, ведь если придет сюда кто-то просящий защиты, за всех уладов станешь ты поручителем и по твоему зову будут подниматься благородные воины.

— Что же ты делаешь тут, о господин мой Конал? — спросил мальчик.

— Стою я в дозоре на страже границы, о мальчик, — ответил Конал.

— Отправляйся теперь же домой, о господин мой Конал, — сказал Кухулин, — и разреши мне остаться в дозоре на страже границы.

— Нет, мальчик, — возразил Конал, — не достанет у тебя сил сразиться с доблестным мужем.

— Тогда я отправлюсь па юг к Фертас Лоха Эхтранд поглядеть, не окрасятся ль нынче же руки мои кровью врага пли друга.

И сказал Конал, что пойдет вместе с ним, чтоб не остался Кухулин один в порубежной земле. Воспротивился этому мальчик, но Конал стоял на своем, ибо вовеки не простили бы ему улады, если б отпустил он мальчика одного к границе.

Вскоре взнуздали лошадей Конала и запрягли их в колесницу. Пустился в путь Конал охранять мальчика. По лишь поравнялись они и поехали бон и бок, рассудил Кухулии, что помешает ему Копал отличиться каким-нибудь славным деянием, коли представится случай. Подобрал он тогда с земли камень величиной с кулак и метнул в колесницу Копала, да попав в ярмо, перебил его надвое, так что свалялся Копал на землю и повредил кость в плече.

— В чем дело, мальчик? — воскликнул Конал.

— Это я кинул камень, — отвечал Кухулин, — поглядеть, как далеко зашвырну я его, да прямо ли в цель, и могу ль показать себя храбрым бойцом.

— Будь проклят твой камень и ты вместе с ним, — вскричал Конал. — Пусть нынче ж отрубят враги твою голову, не сделаю я теперь и шага, чтобы защитить тебя.

— О том и просил я, — сказал ему мальчик, — ибо гейс запрещает уладам трогаться в путь, если плоха колесница.

Тогда воротился Копал обратно на север к Ат на Форайре, а мальчик направился к югу, в сторону Фертас Лоха Эхтранд и очутился там еще до исхода дня.

— Дозволь сказать тебе, мальчик, — молвил тут Ибар, — самое время сейчас воротиться в Эмайн, ибо верно уж всех обнесли там по справедливости едой и напитками; когда б не случилось тебе оказаться в Эмайн, место твое меж колен короля, мне же сидеть средь гонцов и певцов королевских. Давно уж пора мне идти да потеснить их.

Повелел Кухулпн запрягать лошадей и поднялся на колесницу.

— Скажи-ка мне, Ибар, — молвил он, — какой это холм перед нами?

— То Слиаб Модуйрн, — ответил Ибар.

— А что за белый каирн у него на вершине?

— То Белый Каирн Слиаб Модуйрн, — ответил Ибар.

— Славный каирн, — молвил Кухулин.

— И верно, славный!

— Идем же, приблизимся к нему!

— Сдается мне, что уж больно ты назойлив, — воскликнул Ибар, — в первый раз я поехал с тобою, но уж коль доберусь до Эмайн, то окажется он и последним!

Но все же взошли они на вершину холма, промолвил Кухулин:

— Расскажи-ка мне, Ибар, о крае уладов, что виден отсюда, ибо неведомы мне владения короля Конхобара.

Тогда поведал ему юноша об Уладе, что расстилался вокруг. Поведал ему о взгорьях, холмах и долинах, полях, крепостях и о прочих местах достославных.

— Скажи мне, о Ибар, какая равнина лежит там на юге, полная тайных убежищ, узких долин и затерянных мест?

— Эта равнина Маг Брег, — ответил Ибар.

— Поведай мне о крепостях и о прочих местах достославных на этой равнине, — попросил Кухулин.

Поведал ему юноша о Таре и Тальтиу, Клетах и Кногба, Бруг Менк ин Ок и Дун мак Кехтаин Скене.

— Не те ли это сыновья Нехта, что бахвалились, будто на свете осталось не больше уладов, чем тех, что они погубили? — спросил мальчик.

— Те самые, — ответил Ибар.

— Поезжай вперед к крепости сыновей Heхта, — сказал Кухулин.

— Горе сказавшему это, безумные слышу я речи! — воскликнул Ибар, — Вот уж не я буду тем, кто поедет туда!

— И все ж ты поедешь, живым или мертвым, — промолвил Кухулин.

— Живым я отправлюсь на юг, но знаю уж, что бездыханным останусь в крепости сыновей Нехта.

Вскоре приблизились они к крепости, и спрыгнул Кухулин с колесницы на поле. Вот что за поле лежало вокруг крепости — стоял на нем каменный столб, а вокруг пего обруч железный тянулся, обруч геройских деяний с письменами огама на деревянном креплении. Надпись гласила: Кто б ни явился на поле, если окажется воином, да воспретит ему гейсс удалиться, не сразившись в поединке. Прочитал мальчик надпись, обхватил двумя руками камень с обручем, опустил его в поток, и вода сомкнулась над ним.

— Уж лучше б стоял он на старом месте, — сказал возница, — ибо вижу, что обретешь ты па ноле то, чего ищешь — значения рока, погибели, смерти!

— Послушай-ка, Ибар, — сказал тогда мальчик, — постели мне в. колеснице подстилки и покрывала, я хотел бы немного поспать.

— Горе сказавшему это! — молвил возница, ибо в чужой стороне ты, а не на лужайке для игр.

Разложил Ибар подстилки да покрывала, и прямо на поле охватил мальчика сон. Меж тем появился на поле один из сыновей Нехта, Фойл, сын Нехта.

— Не распрягай лошадей, о возница, — сказал он.

— И не думаю, — ответил Ибар, — ремни и остромки еще у меня в руках.

— Чьи это лошади? — спросил Фойл.

— То лошади Конхобара, две пегоголовые — ответил возница.

— И вправду, признал я их, — молвил Фойл, — кто же привел их сюда, в приграничную землю?

— Мальчик, что принял оружие в наших краях и решил показать свою удаль в чужой стороне.

— Не знать бы ему торжества и победы! — воскликнул Фойл, — если б годами он вышел для схватки, лишь бездыханное тело увез бы ты в Эмайн.

— И вправду он мал, чтоб сражаться, — сказал Ибар, — не пристало и говорить ему об этом. Всего лишь семь лет он прожил от рождения доныне.

Меж тем приподнял мальчик лицо с земли, провел по нему рукой и залился румянцем с головы до ног.

— Готов я приняться за дело, — сказал он, — если и ты не отступишься, буду доволен!

— Будешь доволен, когда мы сойдемся у брода, — молвил Фойл, — вижу, явился сюда ты как трус безоружным; немедля бери оружие, ибо вовеки не наносил я ударов вознице, гонцу или безоружному.

Поспешил мальчик к своему оружию, но остановил его Ибар.

— Воистину следует тебе поостеречься этого человека, о мальчик, — сказал он.

— Отчего же? — спросил Кухулин.

— Перед тобою сам Фойл, сын Нехта. Не берет его ни острие, ни лезвие, ни какое иное оружие, — ответил Ибар.

— Не пристало тебе говорить так, о Ибар, — воскликнул мальчик, — в руку возьму я свой деил клисс, шар из чистого железа, что падет прямо на его щит, да на его лоб и вышибет столько мозгов, сколько весит он сам; как решето я проткну его, так что свет дня будет виден насквозь.

Вышел вперед Фойл, сын Нехта, и схватил тогда мальчик свой, да метнул его прямо в щит, да прямо в лоб Фонда, и вышиб шар столько мозгов, сколько весил он сам; как решето продырявлен был Фойл, так что свет дня сквозь затылок виднелся.

Меж тем вышел в поле второй сын Нехта, Туахал.

— Вижу, о мальчик, задумал хвалиться ты этой победой, — сказал он.

— Не пристало мне похваляться гибелью одного мужа, — ответил Кухулин.

— Да и не бывать тому нынче, ибо падешь ты от моей руки! — воскликнул Туахал. — Как трус ты пришел, подними же немедля оружие! Поспешил Кухулин к своему оружию, но остановил его Ибар.

— Надобно тебе поостеречься этого человека, — сказал он.

— Отчего же? — спросил мальчик.

— Сам Туахал, сын Нехта перед тобою. Коли не поразишь ты его с первого удара, первого броска и первого натиска, уж не сделаешь этого вовсе, столь искусно и ловко владеет он остриями своего оружия, — сказал Ибар.

— Не пристало тебе говорить так, о Ибар, — воскликнул мальчик, — в руку возьму я копье Конхобара, могучее, ядом вспоенное. Падет оно на щит, что прикрывает его грудь, сердце пронзит и пройдет через ребра с другой стороны. То разбойничий будет бросок, а не натиск свободного мужа. Вовеки не оправиться ему от моего удара, где бы ни врачевали его да выхаживали.

Вышел вперед Туахал, сын Нехта, и метнул в него мальчик копье Конхобара, что упало на Щит у груди Туахала, сердце пронзило в груди и прошло через ребра с другой стороны. И отрубил Кухулин голову Туахала, прежде чем повалился тот наземь.

Меж тем вышел в поле самый младший из сыновей, Файндле, сын Нехта.

— Воистину безумцы сражавшиеся с тобой! — молвил Файндле.:

— Почему же? — спросил мальчик.

— Иди к воде, где нога твоя не достанет дна, — сказал на это Файндле и первым поспешил туда.

— Надобно тебе поостеречься его, о мальчик, — молвил Ибар.

— Отчего же, — спросил Кухулин.

— Сам Файндле, сын Нехта перед тобою, — ответил Ибар, — что над водой скользит, словно белка иль ласточка. В целом мире никто из пловцов не сравнился бы с ним!

— Не пристало тебе говорить так, о Ибар, — сказал Кухулин, — помнишь ли реку Калланд, что течет у нас в Эмайн? Так вот, когда сходятся юноши к ней поиграть и вода неспокойна, на каждой ладони несу одного я, да вдобавок еще и на каждом плече, сам не смочив и лодыжек!

Сошлись они посреди потока, и обхватил мальчик Файндле обеими руками, и держал пока не подступила ему вода к самой груди. Тут могучим ударом меча Конхобара снес он Файндле голову с плеч и, оставив тело волнам, взял ее с собой.

Затем направились они к крепости, разорили ее и предали огню, так что сравнялись жилища со внешней стеною, и тогда поворотили обратно к Слиаб Фуант, увозя с собой три головы сыновей Нехта.

Вдруг заметили они стадо диких оленей.

— Что там за звери, о Ибар, — спросил его мальчик, — ручные они или дикие?

— Воистину то дикие олени, — ответил Ибар, — стадо, что бродит в чащобах у Слиаб Фуайт.

— Подхлестни же кнутом лошадей, — .молвил мальчик, — чтоб смог я поймать одного-двух оленей.

Взмахнул кнутом возница, но не угнаться было за оленями раскормленным королевским лошадям. Спрыгнул тогда с колесницы Кухулин, ухватил двух быстроногих и сильных оленей и привязал их к оглоблям, ремням и веревкам колесницы.

Двинулись снова они к холму Эмайн, да только вскоре заметили стаю летящих над ними белых лебедей.

— Что там за птицы, о Ибар, — спросил тут Кухулин, — ручные они или вольные?

— Это воистину вольные птицы, — сказал ему Ибар, — стая, что к нам прилетает со скал, островов и утесов огромного моря кормиться в поля и долины Ирландии.

— Что будет лучше, о Ибар, — спросил его мальчик, — живыми или мертвыми взять их нам в Эмайн?

— Уж верно живыми, — ответил возница, — ибо не каждый поймает свободную птицу.

Кинул тут мальчик в них маленький камень и сбил восемь птиц, метнул большой камень, и пало на землю шестнадцать. Повелел Кухулин вознице принести к нему птиц, но отвечал Ибар, что сулит ему это несчастье.

— Отчего же? — спросил Кухулин.

— Слова мои сущая правда, — ответил Ибар, — ведь стоит мне только сойти с колесницы, как ее железные колеса раздавят меня, ибо сильна и могуча неудержимая поступь коней. Стоит лишь мне шевельнуться, как польются в меня оленьи рога, пронзят и проколют насквозь!

Что ж ты за воин, о Ибар, — сказал тут Кухулин, — или не знаешь, что лишь посмотрю на коней я, и не своротят они с прямого пути, лишь взгляну на оленей, как в страхе и ужасе опустят они головы, и без боязни сможешь ты перешагнуть через их рога.

Тогда привязал Ибар птиц к оглоблям, веревкам, ремням, бечевам колесницы.

Снова поехали они вперед и приблизились к Эмаин. Тут завидела их Леборхам, дочь Ай и Адарк.

— Вижу одинокого воина на колеснице, — молвила она, — чей страшен воистину облик. Окровавленные головы своих врагов везет он в колеснице. Дивные с ним белоснежные птпцы и дикие неукротимые олени, которых сумел он связать, и стянуть, и скрутить. Коли немедля не встретим его, немало уладов падет от руки этого воина.

— Знаю о ком говоришь ты, — сказал Конхобар, — это сын моей сестры, что пошел в приграничные земли и пролил там кровь, да не насытился битвой. Никого не пощадит он в Эмайн, если его мы не встретим.

И вот что они замыслили: выслать навстречу Кухулину в ноле трижды пятьдесят обнаженных женщин во главе со Скандлах чтобы показали они ему твою наготу и срам. Вскоре вышли за ворота все юные девушки и показали мальчику свою наготу и срам. Скрыл от них мальчик свое лицо и оборотился к колеснице, дабы не видеть наготу женщин. Тогда отняли его от колесницы и погрузили в три чана с ледяной водой, чтоб погасить его гнев. Словно ореховая скорлупа разлетелись доски и обручи первого чана, во втором же вспенилась вода на несколько локтей в высоту, а воду из третьего чана стерпел бы не всякий. Изошел тут из мальчика гнев, и тогда облачили его в одежды. Вернулся к Кухулину его прежний облик и покраснел он с головы до пят. Семь пальцев было у него на каждой ноге, да семь на каждой руке. По семи зрачков было в его царственных очах и в каждом сверкало по семь драгоценных камней. Четыре ямочки было на каждой его щеке — голубая, пурпурная, зеленая и желтая. Пятьдесят прядей волос лежали между его ушами, все светло-желтые, словно верхушки берез или сияние на солнце заколок из бледного золота. Пышная копна волос на его голове, прекрасная и светлая, будто вылизанная коровой. На плечах его зеленый плащ и рубаха золотой нити. Усадили мальчика между колен Конхобара, и принялся король поглаживать его волосы.

— И совершил он этот подвиг, сокрушив мужей и героев, сгубивших две трети уладов, что оставались без отмщенья, пока не подрос Кухулин, на исходе седьмого года жизни. Что ж удивляться, что мог он прийти сюда к броду, да убить одного, двух, трех или четырех мужей ныне, когда к Похищению минуло ему семнадцать.

— Здесь кончается рассказ о юношеских деяниях Кухулина до поры Похищения. Зачин повести и описание дорог да пути войска из Круаху. Повесть сама впереди.

На другой день войска четырех великих королевств Ирландии двинулись на восток через гору Круйнд. Впереди ирландцев шел Кухулин и повстречал возницу Орлама, сына Айлиля и Медб, который вырезал из падуба оглобли для колесницы у Тамлахта Орлайм к северу от Дизерт Лохад.

— Послушай-ка, Лаэг, — промолвил Кухулин, — дерзко же ведут себя улады, если это и вправду они рубят лес рядом с войском ирландцев. Побудь здесь, а я разузнаю, кто там.

Направился Кухулин к лесу и встретил возницу.

— Что ты здесь делаешь, о юноша? — спросил он.

— Вырубаю из падуба оглобли для колесницы, — ответил юноша, — ибо вчера износились все наши в погоне за славным оленем, самим Кухулином. Во имя отваги твоей, помоги мне, о воин, пока не напал на меня знаменитый Кухулин!

— Выбирай же, о юноша, — молвил Кухулин, — хочешь ли сам собирать ты шесты иль обдирать с них кору?

— Лучше уж буду я собирал, шесты, — ответил тот, — это полегче.

Принялся тогда Кухулин очищать шесты, пропуская их между пальцами рук и ног, пока не становились они ровными и чистыми, гладкими и лощеными. Столь гладкими были шесты, что когда отбрасывал их Кухулин и муха б не удержалась на них. Посмотрел на это возница и молвил:

— Вижу, что недостойную работу поручил я тебе. Ответь же мне, кто ты, о воин?

— Я тот достославный Кухулин, о ком говорил ты, — ответил Кухулин.

— Гибелью буду наказан за то, что я сделал! — вскричал юноша.

— Я не убью тебя, юноша, — молвил Кухулин, — ибо не проливаю кровь гонцов, возниц и безоружных. Скажи мне, где твой господин?

— Вон там на холме, — ответил юноша.

— Иди же туда и остереги его, — сказал Кухулин, — ведь если мы встретимся, суждено ему пасть от моей руки.

Быстро пустился возница искать своего господина, но быстрее него был Кухулин, что отрубил голову Орлама и воздел ее на виду у ирландцев.

Меж тем приблизились к броду у Ард Кианнахт три сына Араха — Лон, Уалу и Дилыу, чтобы сойтись с Кухулином. МасЛир, МасЛайг и МасЛетайр звали их вознпц. Отправились они сразиться с Кухулином, ибо сочли нестерпимым содеянное им накануне — убийство двух сыновей Нера, сына Нуатайра, сына Такайна у Ат Габла и Орлама, сына Айлиля и Медб, чью голову он поднял ввысь на глазах у ирландцев. И порешили они убить Кухулина, а в знак победы добыть его голову. Направились сыновья Араха к лесу и вырубили из светлого орешника три палки, чтоб и возницы могли вместе с ними сразиться с Кухулином. Однако напал на них Кухулин и всем шестерым отрубил головы. Так пали от его руки. три сына Араха.

Вскоре к броду па реке Нит, что в краю Колайлле Муиртемпе, явился схватиться с Кухулином Летан. Сошлись они посреди брода, что назывался Ат Карпат, ибо в бою у него развалились колесницы воинов. Мулхи пал на холме между двух бродов, и оттого зовется тот холм Гуалу Мулхи. Посреди брода схватились Кухулин и Летан, и пал Летан от руки своего противника. Отрубил ему Кухулин голову, но оставил у тела и с той поры получил брод свое имя — Ат Летан в краю Конайлле Муиртемне.

Тем временем пришли к ирландцам арфисты Кайнбиле из Эсс Руад, чтобы повеселить их, но подумали воины, что явились они от уладов следить за ними и долго с жаром гнались за арфистами, пока те не ускользнули от них, обернувшись дикими оленями у камней Лиа Mop. Ведь хотя и звали их Арфистами Кайнбиле, были они сведущи в великом знании, предсказаниях и магии.

Меж тем дал зарок Кухулин, что где бы ни повстречалась ему Медб, метнет он в нее камень, что уж не пролетит далеко от ее головы. Так и случилось. Лишь только завидел он королеву к западу от брода, как пустил в нее камень из своей пращи и убил любимую птичку на ее плече. На восток через брод перешла королева, и снова метнул в нее камень Кухулин, убив любимую куницу на другом плече. С той поры и поныне зовутся те места Мейде ин Тогмайл и Мейде инд Эойн, брод же, где из пращи метал камни Кухулин, зовется Ат Срете.

На другой день двинулись в путь войска четырех великих королевств Ирландии и принялись разорять Маг Брег и Маг Муиртемне. И дошла до Фергуса, приемного отца Кухулина, тайная весть о его приближении. Сказал тогда Фергус ирландцам, чтоб держались они настороже этой ночью, ибо нападет на них Кухулин. И снова воздал он ему хвалу, как о том уж писали мы прежде, и пропел:

После той песни, на другой день, пришли в Крих Маргин Донн Куальнге и пятьдесят его телок, и принялся бык рыть копытами землю, перебрасывая ее через загривок. В тот же день Морриган, дочь Эрнмаса, вышла из сида, и, присев на камень у Темра Куальнге, решила предостеречь Донна Куальиге от ирландских воинов. Так говорила она:

— Послушай, о несчастный Донн Куальнге, будь осторожен, ибо придут сюда ирландцы и уведут тебя в свой лагерь, коли ты не поостережешься. Снова стала она предостерегать его.

Пошел вперед Донн Куальнге и недолго спустя оказался в Глен на Саманске, что в Слиаб Кулинд. Пятьдесят телок было при нем.

Многим был славен Донн Куальнге: пятьдесят телок покрывал он каждый день, и еще до того же часа назавтра приносили они телят; лопалось брюхо у тех, кто не осиливал родов, ибо тяжким было для них семя Донна Куальнге. Вот и еще одно диво: пятьдесят юношей могли каждый вечер тешиться играми на его чудесной спине. Вот и другое диво: ста воинам давал он приют н защиту в своей тени от зноя и холода. Славился он и за то, что ни дух, ни призрак, ни оборотень из ущелий не смел показаться вблизи от него. Славился он и мычанием, что издавал вечерами у своего сарая, навеса и хлева — тут уж сполна наслаждался напевом всякий на севере, юге иль в центре Куальнге, когда бык мычал вечерами у своего сарая, навеса и хлева. Все это малая доля того, чем был славен Донн Куальнге.

На другой день подступило войско к холмам и скалам Конайлле Муиртемне и повелела Медб сложить ей навес из щитов, дабы не совершил Кухулин броска с высот, скал и холмов. Но в этот день не удалось ему ни поразить, ни напасть на ирландских воинов у скал и холмов Конайлле Муиртемне.

Войска четырех великих, королевств Ирландии разбили свой лагерь в провели ночь в Реде Лохе в Куальнге. Велела Медб одной из своих девушек пойти к реке и набрать воды для питья и умывания. Лохе звали эту девушку, и пошла она к реке с пятьюдесятью женщинами, надев золотую корону королевы. Увидел ее Кухулин и камнем из своей пращи натрое расколол корону и убил девушку на лугу, что зовется с тех пор Реде Лохе в Куальнге. Ибо решил Кухулин, не зная, не ведая правды, что была перед ним сама Медб.

На другой день выступило войско в дорогу и, подойдя к Глайс Круйн, вздумали ирландцы переправиться через нее, но не сумели. Глуан Карпат зовется то место, где впервые вышли они к реке, ибо сто колесниц унесла у них Глайс в море. И сказала Медб своим людям, что кто-нибудь из них должен пойти к реке и испытать ее глубину. Поднялся тогда один из воинов Медб, великий и храбрый муж по имени Уалу, взвалил на плечи тяжелый камень и направился к Глайс испытать ее глубину, но бездыханного отбросила его Глайс, и камень навалился на спину Уалу. Повелела Медб вытащить его тело, вырыть могилу и водрузить на нее камень, С той поры и зовется это место Лиа Уаланд, что в Куальнге.

Весь тот день оставался Кухулин вблизи ирландцев, призывая их помериться силами, в убил сто воинов, средь которых были Роен и Рои, два летописца Похищения.

Меж тем приказала Медб своим воинам сойтись в поединке и схватке с Кухулином, но ни один не согласился:

— Не должен наш род выставлять одного из своих, а коли б и так, все же не я пойду в бой с Кухулином, ибо не легкое это дело справиться с ним, — говорили все.

Не сумев переправиться через Глайс, двинулись воины вдоль берега реки и подошли к тому месту, где она взбирается в гору. Между рекой и горой могли бы пройти воины, если бы пожелали, но воспротивилась этому Медб, повелев рыть и копать ей дорогу сквозь гору на позор ц унижение уладам. С той поры и зовется то место Бернас Тана Бо Куальнге, ибо потом здесь прогоняли скотину.

В ту ночь войска четырех великих королевств Ирландии остановились лагерем у Белат Айлеайн. Так издавна называлось то место, что получило потом имя Глен Таил, ибо великое множество молока надоили тогда ирландцы от своей скотины. Иначе зовется то место Лиаса Лиак, из-за хлевов и загонов, построенных там ирландскими воинами.

Снова тронулись в путь войска четырех великих королевств Ирландии и подошли к Сехайр. Прежде называлась эта река Сехайр, ныне же имя ее Глас Гатлайг, ведь именно там провели ирландцы скот, связанный веревками и путами, которые потом пустили они по течению, перейдя на другой берег. Оттого и зовется река Глас Гатлайг.

Двинулись дальше войска четырех великих королевств Ирландии и вечером остановились лагерем у Друим Эн в краю Конаилле Муиртемые. Неподалеку, у Ферта и Лерга, расположился Кухулин н всю ночь размахивал своим оружием, вздымал его в воздух и тряс, так что погибли от смертного ужаса, страха, боязни сто воинов в ирландском лагере. Тогда повелела Медб одному из уладов по имени Фнаху, сын Фир Аба отправиться к Кухулину и передать условия ирландцев.

— Что же мне предложить ему? — спросил Фиаху, сын Фир Лба.

— Не трудно ответить, — молвила Медб, — воздано будет за убыль, постигшую Улад, и сам он получит награду, какую по праву присудят ирландцы. Во всякое время найдет он усладу я Круаху, меду довольно и вволю вина. Будет он принят на службу ко мне и Айлилю, что не сравнится со службой такому князьку, как его господин.

Никому не сыскать за все время похода более лживых и непотребных речей, чем эти, когда лучший ирландский король Конхобар был обозван князьком.

Между тем пошел Фиаху, сын Фир Аба поговорить с Кухулином, который первым приветствовал его.

— Верю твоим я словам, — сказал Фиаху.

— Воистину можешь им верить, — промолвил Кухулин.

— Послан я был королевой с тобой повидаться, — сказал Фиаху.

— С чем же пришел ты? — спросил Кухулин.

— Сказать, что воздано будет за убыль, постигшую Улад, а сам ты получишь награду, какую по праву присудят ирландцы. Во всякое время найдешь ты усладу в Круаху, меду довольно и вволю вина. Будешь ты принят на службу к Айлилю и Медб, что не сравнится со службой такому князьку, как твой господии.

— Вот уж нет, — отвечал на это Кухулин, — не променяю я брата моей матери на другого короля!

— Тогда приходи ранним утром назавтра к Глен Фохайне на встречу с Медб и Фергусом, — сказал Фиаху.

На другой день рано утром направился Кухулин к Глен Фохайне повидаться с Медб я Фергусом. Оглядела Медб Кухулина и про себя посмеялась над ним, ибо решила, что видит лишь мальчика.

— Это и есть знаменитый Кухулин? — спросила она и, обращаясь к Фергусу, пропела:

— Поговори сам с Кухулином, о Фергус! — молвила Медб.

— Нет, — отвечал Фергус, — лучше уж ты говори с ним, ибо близко стоишь от него в этой узкой долине.

Тогда обратилась Медб к Кухулину в пропела:

Вот, что случилось после той песни: что ни сулили ему, от всего отказался Кухулин. Так и расстались они в той долине, разгневанные друг на друга.

Три дня и три ночи стояли лагерем войска четырех великих королевств Ирландии у Друим Эн в Конайлле Муиртемне. Но на сей раз не расставляли ирландцы шатров и палаток, не готовили яства и кушанья, и не звучала у них музыка или иные напевы. И каждую ночь до рассветного часа убивал Кухулин по сто ирландских воинов.

— Не надолго хватит нашего войска, — молвила Медб, — коли и дальше каждую ночь будет Кухулин губить сто ирландцев. Отчего бы не предложить ему условия и не договориться с ним?

— Какие же это условия? — спросил Айлиль.

— Пусть заберет он нашу молочную скотину, да пленников, что рождены в неволе и, укротив свою пращу, даст ирландцам хотя бы поспать.

— Кто ж передаст ему эти условия? — спросил Айлиль.

— Кто же, как не гонец Мак Рот, — сказала Медб.

Но отказался Мак Рот, ибо не ведал пути а не знал, где разыскать Кухулина.

— Спроси у Фергуса, — сказала Медб Мак Роту, — похоже, что он знает.

— Воистину и я ничего не знаю, — промолвил Фергус, — но думается мне, что он где-то между Фохайн и морем, наедине с ветром и солнцем после бессонной ночи, когда в одиночку разил и крушил он врагов.

Правдой были слова Фергуса.

Много снега выпало той ночью, и оттого казались все королевства Ирландии бескрайним белым простором. Скинул с себя Кухулин двадцать семь рубах, навощенных и твердых, что ремнями и веревками привязывал он к телу, дабы не помутиться в уме от приступов ярости. Велик был воинский пыл Кухулина и такой жар шел от его тела, что растаял снег на тридцать шагов вокруг, н невмоготу стало вознице сидеть близ него, ибо велики были ярость и пыл воина, и страшный жар испускало его тело.

— Идет к нам одинокий воин, о малыш Ку! — молвил Лаэг.

— Каков он собой? — спросил Кухулин.

— Темноволос, широколиц и прекрасен, — отвечал Лаэг, — одет он в чудесный коричневый плащ, скрепленный бронзовой заколкой. Крепкая плетеная рубаха на его теле. Обутые ноги ступают по земле. В одной руке у него жезл из светлого орешника, а в другой заточенный с одной стороны меч с костяной рукоятью.

— Вот что, юноша, — сказал Кухулин, — это знаки гонца. Видно один из ирландцев идет ко мне с вестью.

Между тем приблизился Мак Рот к Лаэгу и молвил:

— Кому ты служишь, о юноша?

— Мой господин вон тот воин, — ответил возница.

Тогда подошел Мак Рот к Кухулину и спросил кто его господин.

— Мой господин Конхобар, сын Фахтна Фатаха, — ответил Кухулин.

— Ответь-ка яснее, — сказал Мак Рот.

— Пока довольно и этого, — молвил Кухулин.

— Укажи мне тогда, — попросил Мак Рот, — где разыскать достославного Кухулина, за которым охотятся ныне ирландцы.

— Что бы сказал ты ему, что не можешь сказать мне? — спросил Кухулин.

— От Айлиля и Медб явился я встретиться с ним и возвестить условия мира, — ответил Мак Рот.

— С чем же идешь ты к нему? — спросил Кухулин.

— Предложить всю молочную скотину, да пленников, что рождены в неволе, лишь бы усмирил он свою пращу, ибо не сладок громоподобный удар, что обрушивает он по ночам на ирландцев.

— Случись тот, кого ты ищешь, поблизости, — молвил Кухулин, — не принял бы он этих условии, ведь чтобы не осрамиться, забьют улады молочных коров для пирушек, гостей и поэтов, коль не сыщется яловых и возложат с собой несвободных женщин, отчего народится уладам дурное потомство.

С тем и вернулся Мак Рот обратно.

— Что ж, разыскал ты его? — спросила Медб.

— Встретил я между Фохайн и морем юношу грозною, гневного, жестокого, угрюмого. Уж и не знаю, был ли это Кухулин.

— Принял он наши условия? — спросила Медб.

— Нет, — отвечал Мак Рот и поведал, что было тому причиной.

— Воистину с ним самим разговаривал ты, — молвил тогда Фергус.

— Пусть объявят ему новые условия, — сказала Медб.

— Каковы же они? — спросил Айлиль.

— Пусть берет он всю яловую скотину а пленников знатных, да усмирит свою пращу, ибо не сладок громоподобный удар, что каждый вечер обрушивает он на ирландцев.

— Кто же передаст ему эти условия? — спросил Айлиль.

— И вправду, кому же идти, как не мне, — молвил Мак Рот, — ибо теперь уж я знаю, где отыскать его.

Снова отправился он к Кухулину и сказал ему:

— Пришел я поговорить с тобой, ибо узнал, что ты и есть достославный Кухулин.

— Что же ты скажешь на сей раз? — промолвил Кухулин.

— Забирай всю яловую скотину и пленников знатных, коли усмиришь ты свою пращу и поводить ирландцам хотя бы поспать, ибо не сладок громоподобный удар, что обрушиваешь ты на них каждую ночь.

— Не соглашусь я на это, — ответил Кухулин, — ведь, чтобы не осрамиться, забьют щедрые улады яловых коров и останутся вовсе без скотины. К грязной и рабской работе у мельниц и квашен женщин свободных приставят улады. Не по душе мне, коли переживет меня хула на то, что знатных девушек и королевских дочерей превратил я в рабынь и прислужниц.

— Есть ли условия мира, с которыми бы ты согласился? — спросил Мак Рот.

— Воистину да! — ответил Кухулин.

— Поведай о них мне, — попросил Мак Рот.

— Клянусь, не услышишь ты их от меня! — воскликнул Кухулин.

— Отчего же?

— Если сыщется в вашем лагере человек, который их знает, — ответил Кухулин, — его расспросите. Если же нет, пусть впредь не приходит никто с предложениями мира, ибо поплатится жизнью за это.

Воротился Мак Рот в лагерь и предстал перед Медб.

— Ну как, разыскал ты его? — спросила королева.

— Да, — отвечал ей гонец.

— Что же, согласился Кухулин?

— Воистину нет, — молвил Мак Рот.

Тут пожелала узнать королева, есть ли такие условия, которые примет Кухулин, и рассказал ей Мак Рот о желанье, героя.

— Если найдется средь пас человек, что их знает, он и расскажет об этом. Если же нет, пусть никто не идет к нему впредь. Одно уж я знаю наверное — сам не отправлюсь к нему, даже если ты дать мне в награду власть над Ирландией.

Взглянула тут Медб на Фергуса и молвила:

— Каких же условий он требует?

— Нет тебе прока от них, — отвечал ей Фергус, но королева стояла на своем.

— Хочет он, чтоб каждый день выходил ним схватиться один из ирландцев, — промолвил Фергус. Пока не расправится с ним он, пусть движется войско вперед. Потом высылают пусть к броду ирландцы другого иль в лагере будут всю ночь до рассветного часа. Должны вы одевать и кормить Кухулина, пока не закончится Похищение.

— Клянусь разумом, не легкие это условия! — молвил Айлпль, но Медб возразила ему:

— Просьба его справедлива и наше согласье получит Кухулин, ибо уж лучше терять одного воина каждый день, чем сотню каждую ночь.

— Кто же пойдет к Кухулину сказать об этом? — спросил Айлиль.

— Конечно же сам Фергус, — ответила Медб.

— Не бывать тому! — воскликнул Фергус.

— Отчего же? — спросил Айлиль.

— Пусть залогом и обеспечением перед Кухулином будут подкреплены эти условия и их исполнение!

— Я согласна на это, — сказала Медб в поручилась перед Фергусом.

Тогда взнуздали лошадей Фергуса и запрягли в колесницу. Двух других лошадей приготовили для Этаркумула, сына Фид в Летрини, юноши из свиты Айлиля и Медб.

— Куда направляешься? — спросил его Фергус.

— С тобой, поглядеть на Кухулина и разузнать, каков он обличьем и видом.

— Не ехал бы ты, коли пожелаешь сделать по-моему, — сказал Фергус.

— Отчего же? — спросил Этаркумул.

— Заносчив и дерзок ты, — ответил Фергус, — и сдается мне, что прежде чем расстанетесь, не миновать вам распри, ибо дик, необуздан и храбр юноша, к которому ты собрался.

— Но разве не сможешь ты вступиться? — сказал Этаркумул.

— Смогу, если и сам ты не будешь искать ссоры, — молвил Фергус.

— Клянусь, что вовеки не пожелаю раздора, — сказал на это Эгаркумул.

Отправились они на поиски Кухулина, который тем часом играл в буанбах со своим возницей между фохайн и морем. Никто не сумел бы приблизиться к ним неприметно для Лаэга и все ж через раз удавалось ему обыграть Кухулина.

— Едет к нам одинокий воин, о малыш Ку! — молвил Лаэг.

— Каков он собой? — спросил Кухулин.

— Мнится мне, что подобна огромной горе на просторной долине его колесница. Кажется мне, будто листва высоченного дерева, что стоит иа лугу перед крепостью славной, покрывают его главу пышные, струящиеся, золотистые волосы. Пурпурный плащ с бахромой на его плечах, скрепленный золотой заколкой. Могучее серое копье сверкает в его руке. С ним шишковатый изукрашенный щит с шишкой из красного золота. Крепкий подвешенный меч, что длиной не уступят рулю корабля, покоится на бедре великого, гордого воина, едущего в колесннце.

— Узнаю я его, — сказал Кухулин, — то господин мой Фергус.

— Вижу другого воина на колеснице, — молвил Лаэг, — дивна, прекрасна, сноровиста поступь его коней.

— То едет один из ирландских юношей, друг Лаэг, — сказал на это Кухулин, — разузнать, каков я обличьем и видом, ибо разнеслась обо мне молва в их лагере.

Когда же приблизился к ним Фергус и соскочил с колесницы, приветствовал его Кухулин.

— Верю тебе, — отвечал ему Фергус.

— Можешь довериться мне, — молвил Кухулин, — ведь если случится над полем лететь стае птиц, будет твоим дикий гусь и по л овин я другого впридачу. Рыбе ли в устье случится зайти, будет всегда тебе лосось, да еще половина другого. Будет тебе и пригоршня водяного салата, да пригоршня морской травы, да пригоршня водяной травы. Вместе мы встанем У брода, случись тебе выйти па бой-поединок, сон и покой буду твой охранять и беречь.

— Слышал я о твоих обычаях гостеприимства в этом походе, — ответил Фергус. — Что ж до условий, которые ты предлагаешь ирландцам, то знай, что не будет тебе отказа. Пришел я, чтоб ты поручился исполнить их все.

— Воистину согласен я поручиться за это, о господин мой Фергус, — сказал ему Кухулин.

— На том и поспешили они закончить разговор, дабы не могли сказать ирландцы, что предает их Фергус во имя своего приемного сына. Взнуздали коней Фергуса, запрягли в колесницу, и пустился он в обратный путь.

Между тем не тронулся с места Этаркумул и долго не спускал глаз с Кухулина.

— Что ты разглядываешь, о юноша, — спросил тот.

— Тебя, — молвил Этаркумул.

— Не в дальнюю даль ты глядишь, о юноша, — сказал Кухулин, — глаза твои уж покраснели. Знай же, что хоть невелик, но разгневав, тот кто стоит пред тобою. Каким же кажусь я тебе?

— Воистину нравишься мне ты, — ответил Этаркумул. И вправду, ты юноша дивный, прекрасный, пригожий, славный и многоискусный в боевых приемах. Все же числить тебя среди лучших героев, воинов знатных, всесокрушающих молотов, в битве первейших, я не могу и о том не помыслю.

— Знаешь, что вышел из лагеря ты под защитой Фергуса, — ответил Кухулин. Если б не это, клянусь богами, которых я чту, лишь твои раздробленные кости и перебитые суставы там очутились бы снова.

— Довольно грозить мне, — вскричал Этаркумул, — и по условию, что требовал ты от ирландцев, схватке один на один, сам я сражусь с гобой завтра.

— Тогда отправляйся и знай, — сказал Кухулин, — что готов я сражаться и как бы рано ты ни пришел, всегда найдешь меня здесь.

Пустился Этаркумул в обратный путь и заговорил со своим возницей.

— Не избежать мне завтра сражения с Кухулином, о юноша, — сказал он.

— И вправду так, коли дал ты слово, — отвечал тот, — не знаю уж, сдержишь его ли.

И спросил у вето Этаркумул, что лучше, сразиться с Кухулин ом завтра, иль нынче же вечером.

— Сдается мне, — молвил возница, — что не одержать тебе завтра победы. Что ж проку приблизить сражение и биться сегодня!

— Повороти колесницу, о юноша, — воскликнул Этаркумул, — ибо, клянусь богами, которых я: почитаю, что не вернусь назад без головы этого олененка Кухулина.

Снова направился возница к броду и повернул колесницу к нему левым боком. Заметил это Лаэг и сказал Кухулину:

— Вижу я воина на колеснице, что лишь недавно уехал от нас, о Ку!

— Так что же? — спросил Кухулин.

— Левым боком повернул он к нам колесницу, двигаясь к броду, — ответил возница.

— Это Этаркумул, что желает сразиться со мною, — сказал Кухулин. — Не стану встречать его не потому, что хочу защитить, а потому, что вышел он из лагеря под защитой моего приемного отца. Принеси мне оружие к броду, возница. Не подобает, чтоб встал он там прежде меня.

Затем приблизился к броду Кухулин, обнажил меч, взмахнув пм через плечо, и приготовился встретить Этаркумула.

— Чего ты желаешь, о юноша? — молвил Кухулин, когда подъехал к броду Этаркумул.

— Желаю сразиться с тобою, — ответил тот.

— Послушался бы ты моего совета и не приходил вовсе, — сказал Кухулин. — Не из желания защитить тебя говорю я это, а оттого, что вышел ты из лагеря под покровительством Фергуса, моего приемного отца.

С этими словами нанес ему Кухулпи удар фоталбейм и вырубил дерн из-под ног соперника, так что распростерся Этаркумул на земле, и дерн засыпал его живот. Надвое рассек бы Этаркумула Кухулин, будь на то его воля.

— Вот тебе урок, а теперь убирайся, — воскликнул Кухулпи.

— Не тронусь я с места, пока не сойдемся мы снова, — ответил Этаркумул.

Тогда обрушил на него Кухулин удар фэбарбейм и словно острой наточенной бритвой срезал Этаркумулу волосы от уха до уха и от лба до затылка, не пролив при этим ни капли крови.

— Убирайся прочь, — снова сказал Кухулин, — ибо покрыт ты позором!

— Не тронусь я с места, — ответил Этаркумул, — прежде чем в новом сраженье один из нас не добудет победу и не унесет с собой голову другого вместе с иною добычей.

— Быть по-твоему, — молвил Кухулин, — добуду в бою я победу, вместе с твоей головой и иною добычей.

С этими словами нанес Кухулин Этаркумулу удар муадалбейм в самое темя и до пупка разрубил его тело. Поперек пришелся второй удар Кухулина, и три обрубка разом рухнули на землю. Так погиб Этаркумул, сын Фид и Летринн.

Фергус, между тем, ничего не ведал о том поединке, да и не мудрено, ибо на ногах иль присевши, в пути иль походе, в битве, сраженьи иль схватке не случалось ему оборачиваться назад, дабы никто не сказал, что сделал он это из страха. Оттого и смотрел он лишь прямо да вровень с собой. Тем временем приблизился к нему возница Этаркумула.

— Где же твой господин? — спросил Фергус.

— Только что пал он у брода от руки Кухулина, — ответил юноша.

— Не пристало этому лживому оборотню, — вскричал Фергус, — бесчестить меня, обходясь так с пришедшим под моей защитой. Поворачивай колесницу, юноша, и поедем поговорить с Кухулином.

Повернули они назад и вскоре подъехали к броду.

— Зачем оскорбил ты меня, — сказал Фергус Кухулину, — обойдясь так с тем, кто пришел под моей защитой и покровительством?

— Взрастил ты меня и берег, — отвечал на это Кухулин, — что же сейчас тебе больше по нраву, мое иль его торжество и победа? Да разузнай у возницы, кто из нас в ссоре повинен.

— Воистину, лучше уж так, как случилось, — молвил тогда Фергус. — Благословение руке, сразившей Этаркумула.

Потом привязали они тело Этаркумула за лодыжки ивовыми прутьями и поволокли за его лошадьми и колесницей. Шел ли их путь через острые камни, оставались на тех камнях и осколках куски легких и печени Этаркумула. Стоило выехать на ровное место, как его раздробленные суставы опутывали ноги лошадей. Так и протащили тело через весь лагерь до самого входа в шатер Айлиля и Медб.

— Вот он, ваш юноша, — молвил Фергус, ибо всякому деянию свое воздаяние.

Громко вскрикнула Медб, показавшись у входа.

— Полным великой отваги и дерзости был юный пес, покидавший сегодня наш лагерь, — сказала она. Думали мы, что порука Фергуса, что охраняла его в том походе, не станется лживой!

— Что помутило ей разум? — воскликнул Фергус. Мыслимо ли простаку нападать на кровавого пса, с которым не могут сразиться и в схватке осилить лучшие воины четырех великих королевств Ирландии? Я и сам был бы рад ускользнуть от него невредимым.

Так погиб Этаркумул.

Здесь кончается рассказ о Схватке Этаркумула с Кухулином.

Тогда поднялся великий и доблестный воин из людей Медб по имени Нат Крантайл и отправился сразиться с Кухулином. Недостойным почитал он брать иное оружие, кроме трижды девяти жердей из падуба, заточенных, заостренных и обожженных на огне. Прежде него успел Кухулин подойти к потоку, над неверными водами которого возвышались лишь девять жердей, с которых он все ж никогда не оступался. Метнул Нат Крантайл жердь в Ку-хулина, но тот наступил на ее острие. Вторую и третью жердь метнул Нат Крантайл в Куху-лина, но с острия второй переступил Кухулип на острие третьей.

Меж тем показалась над равниной стая птиц. Сам словно птица устремился Кухулин за ними в погоню, дабы не упустить их и заполучить себе на ужин. Ибо все Похищение он питался рыбой, дичью и олениной. Увидев это, уверился Нат Крантайл, что в страхе бежал от него Кухулин и воротился к шатру Айлиля и Медб.

— Сам достославный Кухулин, о котором вы говорили, — молвил он, возвысив голос, — сейчас отступил предо мной и обратился в бегство.

— Знали мы, что так и случится, — сказала на это Медб, — куда уж безбородому юноше устоять против храбрых героев и воинов. Выпало ему сразиться с достойным мужем и немедля пустился он в бегство.

Воистину тяжело было слышать Фергусу, как насмехаются над бегством Кухулина, и тогда велел он Фиаху, сыну Фир Аба, отправиться поговорить с ним.

— Да скажи, — молвил Фергус, — что подобало ему нападать на врагов, пока отличался он в подвигах славных, но уж лучше б он спрятался, чем отступил перед одним из них.

С тем и пошел Фиаху, и вскоре приветствовал его Кухулин.

— Верю твоим словам, — сказал Фиаху. — Послал меня твой приемный отец и велел передать, что подобало тебе нападать на врагов, пока отличался ты в подвигах славных, но уж лучше б ты спрятался, чем отступил перед одним из них.

— Кто же из вас похваляется этой победой? — спросил Кухулин.

— Кто ж, как не Нат Крантайл, — ответил Фиаху.

— Как, — воскликнул Кухулин, — неужто но знаешь ни ты, ни Фергус, ни иные улады, что никогда не проливал я крови гонцов, возниц и безоружных. Не могу я напасть на Нат Крантайла, пока не возьмет он оружие, а не деревянную жердь. Скажи ему, пусть приходит завтра на рассвете, и уж тогда я не отступлю.

Долгим казалось Нат Крантайлу ожидание рассветной поры н наконец отправился он сразиться с Кухулином. Рано поднялся в тот день и Кухулин, и яростный дух овладел им. В бешенстве отбросил он складку своего плаща, что обвилась вокруг длинного камня. Вырвал тот камень Кухулин и остался он под плащом на теле. Весь исказился Кухулин и в страшном гневе не ведал, что делает.

Между тем приблизился Нат Крантайл и молвил:

— Где ж тут Кухулин?

— Да вот он, — сказал Корма Коид Лонгас, сын Конхобара.

— Не таков был вчера его облик, — сказал Иат Краптайл.

— Сразись с этим воином, — молвил Кормак, — ибо это все равно, что сразиться с Кухулином.

Вышел вперед Нат Крантайл и обрушил удар меча па Кухулина, но попал меч на камень, что был под плащом и разлетелся на куски. На самую шишку щита Нат Крантайла вспрыгнул тогда с земли Кухулин и ответным ударом поверх щита снес ему голову с плеч. Не медля снова занес меч Кухулип и вторым ударом надвое рассек тело Нат Крантайла. Так пал от руки Кухулина Нат Крантайл. И сказал Кухулин:

О горе! Возрастает битвы накал!

Нат Крантайл от руки моей пал!

А нам в открытом бою и треть

Вражеской рати не одолеть!

Недолго спустя вышла Медб с третью ирландского войска на север и подошла к Дуи Собайрхе. В тот день не отставал от нее Кухулин, пока первой не подошла Медб к Куйб. По пути на север убил Кухулин Фер Тайдле, отчего и название Тайдле, да сыновей Буахалла, отчего название Карн Мак Буахалл, да погубил Луаске в Лейтре, отчего название Лейтре Луаске. В болоте сразил он Бо Булге, отчего и название Греллах Бо Булге. На холме сразил он Муиртемне, отчего и название Делга Муиртемне.

Затем отправился Кухулин на юг охранять свои края и земли, ибо не было у него краев и земель дороже чем эти.

Вскоре повстречались ему Фир Крандке, двое Артинне, два сына Лекка, два сына Дурк-риде, два сына Габала да Друхт, Делт, Датен, Те, Туаланг, Турскур, Торк Глайссе, Глас и Глайсне, что звались двадцатью Фир Фохард. Напал на них Кухулин, когда они ставили лагерь впереди войска, и поразил всех до единого.

Потом повстречался Кухулину Буйде, сын Байн Блаи, что был родом из страны Айлиля и Медб и служил у королевы. Двадцать четыре воина в плащах было с ним. Перед собою поспешно гнали они Донна Куальнге, которого вместе с пятьюдесятью телками похитили из Глен на Самайске, что в Слиаб Кулинд.

— Откуда ты гонишь скотину? — спросил Кухулин.

— Из-за той горы, — отвечал Буйде.

— Как тебя зовут?

— Я тот, кто не любит и не страшится тебя, Буйде, сын Байн Блаи из страны Айлиля и Медб.

— Вот же тебе копьецо, — воскликнул Кухулин и метнул в него копье, что попало в щит Бунде и, пронзив сердце, выбило сзади три ребра. Так погиб Буйде, сын Байн Блан. С той поры и осталось название Ат Буйде в краю Росс.

Пока они так обменивались ударами коротких копий, ибо не сразу закончилась схватка, поспешно угнали от них Донна Куальнге в лагерь, словно простую скотину. За все время похода не было Кухулину большего горя, безумия, бесчестия, чем это.

Каждый брод, у которого останавливалась тогда Медб, зовется Ат Медбе. Каждое место, где стоял ее шатер, зовется Пупал Медба, а то, где случалось ей воткнуть в землю свой хлыст — Бпле Медба.

В ту же пору сразилась Медб против Дун Собайрхе с Финдмор, женой Келтхайра, убила ее и разорила Дуп Собайрхе.

Через две педели войска четырех великих королевств Ирландии во главе с Айлилем и Медб подошли к лагерю, а с ними вместе и люди, гнавшие быка. Не позволил ирландцам погонщик увести Донна Куальнге, но ослушавшись, погнали они быка и телок в узкое ущелье, ударяя палками по щитам, где разорвала скотина тело погонщика на мелкие кусочки и на тридцать шагов вогнала их в землю. Форгемен было его имя. Смерть Форгемена зовется этот рассказ.

Лишь только собрались вместе ирландские воины, Айлиль, Медб и люди, что гнали быка, как принялись говорить, что не бывать бы Кухулину храбрее любого из них, если б не диво, которым владел он — дротик Кухулина. И послали ирландцы к Кухулину барда Медб по имени Редг попросить этот дротик. Сказал об этом Редг Кухулину, по тот не пожелал расстаться с дротиком и не отдал его. Пригрозил тогда бард лишить Кухулина чести, но вослед ему пустил юноша дротик, что вонзился в углубление на его затылке и вывалился изо рта на землю. Лишь успел Редг промолвить «Быстро же мы заполучили это сокровище», как у брода простилось с душой его тело. С той поры и зовется этот брод Ат Соломсет. Бронзовый же наконечник упал в поток и оттого зовется он теперь Умансрут.

Тем временем спорили ирландцы, кому из них подобает выйти на бой с Кухулином и порешили послать Кура, сына Да Лот, ибо не ладили с ним ни на ложе, ни в дружбе. Говорили они, что если падет Кур в сражении, то избавятся они от этого бремени, а коли случится погибнуть Кухулину, то будет и того лучше. Призвали Кура к шатру королевы.

— Чего они хотят от меня? — спросил Кур.

— Желаем, чтоб вышел ты против Кухулина, — молвила Медб.

— Высоко же вы ставите мою доблесть, равняя с этим юнцом, — ответил Кур. Вот уж вовек не явился бы я, если б знал, для чего меня звали. Довольно и того, чтоб сразился с ним у брода такой же юноша из моих людей.

— Странные речи ведешь ты, — сказал гут Кормак Конд Лонгас, сын Конхобара, — не худо бы и с твоею силой одолеть Кухулина.

— К раннему часу назавтра готовьте мне все для похода, — молвил Кур, — ибо не прочь я пойти и недолго заставлю вас ждать гибели этого оленя, Кухулина.

Рано утром поднялся на другой день Кур, сын Да Лот. Повозку оружия взял он с собой для поединка с Кухулином и немедля принялся наносить ему удары. Утром того же дня исполнил Кухулин свои боевые приемы. Вот они все:

Так повелось, что каждое утро, быстро, словно кошка, бегущая к сметане, проделывал Ку-хулян одной рукой боевой прием, дабы не забыть и не растерять их.

Треть того дня, укрываясь за шишкой своего щита, пытался Кур, сын Да Лот поразить Кухулина. И сказал тогда Лаэг своему господину:

— О Ку! Ответь же воину, что силится поразить тебя!

Тогда взглянул на врага Кухулин, взмахнул восемью шарами и высоко подбросил их, а в Кура, сына Да Лот, метнул девятый, что попал в его щит, да в его лоб и вышиб столько мозгов, сколько весил он сам. Так погиб Кур, сын Да Лот, от руки Кухулина.

— Коли теперь признаете вы наш договор и поруку, — сказал тогда Фергус, — посылайте к броду другого воина иль до утра оставайтесь в лагере, ибо сражен Кур, сын Да Лот.

— Помня, зачем мы пришли, — ответила Медб, — можем остаться и в этих шатрах.

Так и стояли ирландцы, пока не погибли Кур, сын Да Лот, Лат, сын Да Бро, Сруб Дайре, сын Федайга, и сыновья трех Аигнех. Все они пали в единоборстве с Кухулином, но здесь не место повествовать о подвигах каждого.

Однажды сказал Кухулин своему вознице Лаэгу:

— Отправляйся к ирландцам, о Лаэг, и поклонись от меня моим молочным братьям, Друзьям и сверстникам. Приветствуй Фер Диада, сына Дамана, Фер Дета, сына Дамана, Бреса, сына Фирба, Лугайда, сына Нойса, Лугайда, сына Соламага, Фер Баета, сына Баетанна, Фер Баета, сына Фир Бенда, а особо Лугайда, сына Лойса, ибо один он хранит со мной дружбу и верность в этом походе. Приветствуй его и пусть он скажет, кто будет завтра сражаться со мною.

Пошел Лаэг в лагерь ирландцев и передал привет друзьям и молочным братьям Кухулина, а затем направился к шатру Лугайда, сына Пойса.

— Верю тебе, — ответил возница на приветствие Лугайда.

— Можешь мне верить, — молвил тот.

— Пришел я от Кухулина, что шлет тебе дружеский привет, поговорить с тобой и узнать, с кем встретится нынче в бою он.

— Будь проклята дружба, приятельство, братство того, кто пойдет с ним сражаться, его собственного молочного брата, Фер Баета, сына Фир Бенда, — ответил Лугайд. Сейчас отвели его в королевский шатер и усадили с ним рядом девушку по имени Финдабайр. Она наполняет ему кубки и всякий раз целует его, она подает ему кушанья. Не каждому уготовила Медб напитки, которыми потчуют Фер Баета, ибо всего пятьдесят повозок нагружены ими.

Не дожидаясь рассвета, отправился Фер Бает к Кухулину отречься от своей дружбы. Их близостью, братством и дружбой заклинал его Кухулип, но не согласился Фер Бает отступиться от боя. В гневе покинул его Кухулин и проткнул себе кожу, мясо и кость на пятке острым ростком надуба. Тогда выдернул Кухулин росток за корень и не глядя бросил через илечо вдогонку Фер Баегу. И случилось так, что попал тот росток ему в затылок и, вывалившись изо рта, упал наземь. Так погиб Фер Бает.

— Вот уж воистину славный бросок, малыш Ку! — воскликнул Фиаху, сын Фир Аба, ибо считал, что лишь славным броском можно сразить воина ростком падуба.

С той поры и зовется то место, где это случилось, Фохерд Муиртемне.

— Ступай, друг Лаэг, — сказал между тем Кухулин, — поговорить с Лугайдом в лагерь ирландцев, да разузнай, не случилось ли чего с Фер Баетом и кто выйдет биться со мною назавтра.

Направился Лаэг прямо к шатру Лугайда и в ответ на приветствие молвил: — Верю тебе!

— Воистину можешь мне верить, — ответил Лугайд.

— Пришел я от твоего молочного брата узнать, воротился ли в лагерь Фер Бает.

— Воистину, да, — сказал тут Лугайд, — и да благословенна будет рука, что сразила его, ибо мертвым упал он недавно в долине.

— Скажи мне, кто выйдет назавтра померяться силой с Кухулином, — спросил Лаэг.

— Просят о том моего брата, надменного юношу, буйного, гордого, но верноразящего, в битвах искусного. Оттого они это задумали, что если сразит его рука Кухулина, отправился б я отомстить за брата. Во веки веков тому не бывать. Ларине, сын И Блгитмик зовут моего брата. Хочу я пойти повидаться с Кухулином.

Тогда взнуздали двух лошадей Лугайда и запрягли в колеспицу. Приехал Лугайд к Кухулину и заговорил с ним.

— Желают ирландцы, чтоб вышел с тобою сразиться мой брат, юноша буйный, надменный и гордый, но сильный и стойкий в сражены!. Оттого они так порешили, что думают будто потом выйду я мстить за смерть брата. Во веки веков не бывать тому. Все ж, заклинаю тебя нашей дружбой не убивать его, а в остальном поступай как желаешь, ибо против моей воли идет он сражаться.

С тем и вернулся Лугайд в лагерь, а Кухулин обратно к себе.

В шатер Айлиля и Медб отвели между тем Ларине, сына Нойса, и усадили подле него девушку по имени Финдабайр, что наполняла ему кубки и всякий раз целовала его, она подносила ему кушания.

— Не каждому уготовила Медб напитки, которыми потчуют Ларине, — сказала Финдабайр, ибо всего пятьдесят повозок нагружены ома.

— О ком это ты говоришь? — спросил тут Айлиль.

— Да вот о нем, — ответила Финдабайр.

— Кто же он?

— Бесславное взор твой не раз привлекало, — ответила Финдабайр, — взгляни же теперь на тех, кто богатством, достоинством, честью превыше всех в Ирландии, — Финдабайр в Ларине, сына Нойса.

— Воистину, так и есть, — молвил Айлиль. Услышав такие слова, подпрыгнул от радости Ларине, так что разошлись под ним швы перин, и луг перед лагерем был весь усеян перьями. Стал он затем дожидаться рассвета, чтобы напасть на Кухулина. Когда же настало утро, направился Ларине к броду, прихватив с собой целую повозку оружия. Ни один из ирландских воинов, что были в то время в лагерэ, не пожелал пойти поглядеть на сражение Ларине, и лишь женщины, юноши да девушки насмехались я потешались над ним.

Меж тем появился у брода Кухулин, но не пожелал он взять с собою никакого оружия и явился безоружным. Выбил он оружие из руки Ларине, словно отнял игрушку у маленького ребенка. Потом, обхватив Ларине, повалил его Кухулин па землю и принялся награждать его ударами, бить, давить и трясти, пока не вывалились из него испражнения и словно туман скрыл борцов. С той поры уж не мог Ларина встать без стенаний, да есть без боли, и не оставляла его тяж-сеть в груди, боль в животе, понос и судороги. Лить один Ларине пережил схватку с Кухулином за все Похищение, но и он скончался позднее от этих увечий.

Вот повесть о битве Ларине при Похищении. Вскоре позвали в шатер Айлиля и Медб Лоха Мор, сына Мо Фибиса.

— Чего вы хотите? — спросил Лох.

— Хотим, чтоб пошел ты сразиться с Кухулином, — ответила Медб.

— Не пойду я сражаться, — ответил Лох, — ибо хоть и не желаю оскорбить Кухулина, все ж что за честь мне схватиться с юнцом безбородым. Знаю я мужа, что выйдет на бой и примет от вас воздаяние, — то Лонг, сын Эмониса.

Привели Лонга в шатер, и посулила ему Медб славную награду: двенадцать пар разноцветного платья, колесницу ценой в четырежды семь кумалов, саму Финдабайр отдать ему в жены, вино и веселье в Круаху во всякое время. Отправился Лонг на поединок с Кухулином и пал от его руки.

Повелела тогда королева женщинам пойти поговорить с Кухулином да просить его сделать себе бороду из сока куманики. Отправились женщины к Кухулину и попросили его об этом.

— Ибо любой из ирландцев почтет недостойным сражаться с тобой безбородым, — сказали они.

Сделал себе Кухулин бороду из сока куманики и, поднявшись па холмик, выставил ее напоказ перед ирландскими воинами.

Увидел это Лох, сын Мо Фебиса и молвил:

— Никак теперь у него борода!

— И я ее вижу, — воскликнула Медб и предложила ему ту же награду за гибель Кухулина. Согласился на это Лох и вышел на битву с Кухулином.

— Пойдем к броду повыше, — сказал он Кухулину, — не станем у этого биться, ибо считал оскверненным тот брод, где погиб его брат.

Тем часом появилась поблизости Морригап из сидов, дочь Эрнмаса, что еще при Похищении коров Регамона поклялась погубить Кухулина, когда сойдется он со славным войной при Похищении Быка из Куальнге. И решила она теперь исполнить свою клятву.

Предстала им Морригап в облике белой красноухой телки, что вела еще пятьдесят телок, скованных попарно цепочками пз светлой бронзы. Наложили тут женщины на Кухулина запреты и гейсы, дабы не дал он уйти Морригап, не изведя и не погубив ее. С первого же броска поразил Кухулин глаз Морригап. Тогда обернулась она скользким, черным угрем, поплыла вниз по течению и обвилась вокруг ног Кухулина. Пока силился он освободиться, нанес ему Лох рану поперек груди. Явилась тогда Морригап в обличье косматой рыжей волчицы и вновь ранил Кухулина Лох, пока тот отгонял ее. Переполнился гневом Кухулин и ударом га булта поразил врагу сердце в груди. Тут попросил его Лох оказать ему милость.

— Чего же ты просишь? — спросил Кухулин.

— Не замыслил я зла и не прошу о пощаде, лишь отступи от меня на шаг, — молвил Лох, — чтобы мот я упасть головой на восток, а не туда где ирландцы, на запад. Сражен я ударом га булга и да не скажет никто из них, будто Спасался я бегством.

— Отойду я, — ответил Кухулин, и отступил на шаг, — ибо воистину это желание воина.

С той поры и зовется брод Ат Трайгед у границы Тир Мор.

Великая грусть охватила в тот день Кухулина, ибо в одиночку сражался он при Похищении. Повелел он Лаэгу отправиться к уладам и привести их защищать свой скот. Напала на Кухулина печаль да истома в сложил он песнь:

Вот повесть о битве Лоха Мор, сына Мо Фемиса с Кухулином. Вскоре послала Медб сразиться с Кухулином шестерых разом. То были Трайг, Дорн, Дерну, Кол, Аккуис, Эрайси — друиды, трое мужчин и трое женщин. Вступил с ними в битву Кухулин и поразил всех до единого. Так преступили ирландцы уговор, и тогда взялся Кухулин за пращу и принялся осыпать войско ирландцев камнями к северу от Делга. Хоть ц немало там было ирландцев, никто не сумел повернуть на юг — ни собака, ни конь, ни человек.

Между тем в обличье старухи приблизилась к Кухулину Морригап из сидов, дочь Эрнмаса и стала доить корову с тремя сосцами. И явилась она оттого, что любой, кого ранил Кухулин, вовеки не поправлялся, если сам герой не лечил его. Мучаясь жаждой, испросил у нее Кухулин молока. Протянула ему Морриган молоко из первого сосца. — Поскорей бы мне стать невредимой, — промолвила она, и тут исцелился ее глаз. Попросил у нее Кухулин молоко из другого сосца. Подала его Морриган и сказала: — Пусть бы скорей излечился дающий! Снова попросил у нее Кухулин напиться, и дала ему Морриган молоко из третьего сосца. — Да благословят тебя боги и смертные! — воскликнул Кухулин. — Чародеи были их богами, а смертными — женатые. — Излечилась тотчас королева.

Сто воинов разом послала Медб сразиться с Кухулином, но все они пали от его руки.

— Беда нам, что гибнет вот так наше войско, — промолвила Медб.

— Не впервые досаждает нам этот человек, — ответил Айлиль.

С тех пор названо место, где были они, Куиенд Кинд Дуне, а брод, что вблизи, не напрасно зовется Ат Кро, ибо немало крови неслось тогда вниз по течению.