Онлайн чтение книги Политика как призвание и профессия Politics as a Vocation
II. Политическая история и научная биография

«Духовный труд как профессия»[18]«Geistige Arbeit als Beruf». Каждое слово здесь требует специального толкования, ни одно нельзя понять вне контекста эпохи, а самое сложное для нас – «Beruf». Много лет назад П. П. Гайденко предложила учитывать ту трактовку его генезиса в Лютеровском переводе Библии, которую мы находим у Вебера в «Протестантской этике». См.: Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 715. Сноска. «Beruf» – это не просто род занятий и даже не профессия в том более узком смысле слова, в каком говорили о врачах и юристах, но именно профессиональное призвание: человек призван Богом к деятельности по овладению миром, а не к бегству от него и не к бездеятельному созерцанию. В переводе П. П. Гайденко первый доклад Вебера «Wissenschaft als Beruf» (выполненный и повлиявший на научное сообщество задолго до указанной публикации) стал называться по-русски «Наука как призвание и профессия». Вслед за ней, переводя доклад о политике, я использовал те же два русских слова для передачи одного немецкого. Этот же перевод принят и в настоящем издании; пусть не безупречный, он устоялся, стал привычным. Тем не менее часто не только технически, для удобства чтения, но и содержательно более правильно указывать на одно, чаще второе значение. Поэтому в Предисловии, за редкими и необходимыми исключениями, я пишу просто «профессия», хотя вся терминология самого перевода, включая название, осталась такой же, как в предыдущих изданиях. – амбициозное название серии докладов, которую задумали и организовали лидеры студенческого союза «Freistudentischer Bund» («Союз вольного студенчества»). Немецкая молодежь, в том числе студенческая, издавна собиралась в союзы, сыгравшие большую роль в духовной и политической жизни страны. Движение молодежи (Jugendbewegung) на рубеже XIX–XX вв. было значительной силой. Знаменитый издатель и создатель легендарного кружка Serakreis в Лейпциге Е. Дидерихс[19]Я несколько раз писал о Дидерихсе в послесловиях к переводам Ханса Фрайера. Наиболее подробно см.: Филиппов А. Ф. Ханс Фрайер: краткий очерк жизни и творчества. В кн.: Фрайер Х. Теория объективного духа. СПб.: Владимир Даль, 2013. С. 326–356 (327–330)., видный деятель этого движения, в 1917 г. дважды устраивал в замке Лауэнштайн на севере Баварии встречи немецких интеллектуалов, обсуждавших будущее Германии. В них принимали участие и Макс Вебер, и Эрнст Толлер, поэт, драматург и молодежный активист, один из видных деятелей Союза. У Вебера были хорошие, интенсивные, но не лишенные проблем и напряжений отношения со студентами.

Большую роль в приглашении Вебера сыграл видный деятель Союза Иммануэль Бирнбаум, впоследствии влиятельный журналист. Вначале Веберу предложили сделать доклад «Наука как профессия». Он привлек широкое внимание интеллектуалов и произвел глубокое впечатление на слушателей[20]По поводу датировок этого первого доклада было много споров, в том числе среди современников, присутствовавших в зале. Я данном случае просто следую издателям Полного собрания, Вольфгангу Моммзену и Вольфгангу Шлюхтеру. Доклад “Wissenschaft als Beruf” состоялся 7 ноября 1917 г. Датировки, приведенные в «Избранных произведениях» Вебера (см. выше), основаны на более ранних изданиях. Они устарели и не верны. Вся фактография, относящаяся к организации и публикации докладов Вебера, в моем изложении основана исключительно на материалах Полного собрания как наиболее полных и достоверных и не имеет собственной научной ценности. Моя задача – лишь предварительно ввести читателя в курс дела.. Доклад о профессии политика Вебер прочитал 28 января 1919 г., то есть спустя более чем год. Пригласить его для чтения также и второго доклада решено было достаточно быстро, тогда как еще два, посвященные искусству и педагогике, вообще не состоялись[21]Даже имена предполагавшихся лекторов – весьма почитаемого педагога Георга Кершенштайнера и необыкновенно плодовитого историка искусства и писателя Вильгельма Хаузенштайна – ничего не говорят современному читателю.. Известно, что и переговоры с издательством первоначально строились на том, что все четыре доклада выйдут вместе, но уже в скором времени стало ясно, что рассчитывать надо только на тексты Вебера, которые и были напечатаны отдельными брошюрами в 1919 г. Предварительно организаторы договаривались с Вебером еще летом 1918 г.; впоследствии, уже зимой, он хотел отказаться от доклада, и его пришлось уговаривать снова. Настроение у него было неважное. Известно, что Вебер в 1918 г. много занимался политикой, вел консультации, в том числе участвовал в очень важных заседаниях в министерстве внутренних дел по выработке проекта немецкой конституции[22]Веймарская конституция обязана Веберу рядом важных положений., выступал с речами, агитируя за Немецкую демократическую партию (Deutsche Demokratische Partei). С этой партией был связан и его самый большой политический успех, и самое большое разочарование. В декабре 1918 г. проходило выдвижение по округам кандидатов от партии в Национальное собрание, которое должно было принимать конституцию Германии. Вебера поддерживала партийная верхушка, его с энтузиазмом выдвинули на первое место среди прочих кандидатов, обойдя предложенный местной партийной бюрократией порядок номинирования кандидатур, на региональном партийном собрании во Франкфурте. Однако местные партийные деятели путем бюрократических уловок сумели изменить ситуацию, и в скором времени обнаружилось, что продвижение в Национальное собрание для Вебера здесь практически исключено[23]Подробности этой интриги освещены Вольфгангом Моммзеном в кн.: Mommsen W. Max Weber und die deutsche Politik 1890–1920. 3. verbesserte Aufl. Tübingen: Mohr (Siebeck), 2004. Kap. VIII.1. Niederlage und Revolution. Webers Tätigkeit für die Deutsche Demokratische Partei. S. 328 ff. Моммзен считал, что Вебер мог бы легко получить место и в центральных органах партии, и в Национальном собрании, но колебался, не будучи уверен, что это правильный выбор дальнейшей карьеры. Вместе с тем произошедшее сначала сильно вдохновило его, а затем выбило из колеи.. Таким образом, 5 января, публикуя свое заявление в связи с отказом от дальнейших попыток выдвижения, Вебер вряд ли был расположен в ближайшее время выступать с речью о призвании политика. Однако и в более широком плане дела в Германии не давали повода для оптимизма.

Чтобы несколько представить себе эту обстановку, вспомним лишь некоторые важные события, вернувшись – от даты его доклада – на несколько месяцев назад. В ноябре 1918 г. в Германии начались политические процессы, которые в ретроспективе называют Ноябрьской революцией. Уже в октябре 1918 г. стало ясно, что война Германией проиграна, 1 ноября началось Кильское восстание моряков, волнения быстро распространились на крупные города, и вскоре был низвергнут баварский король Людвиг III (автономия земель была еще очень велика, и первая республика была провозглашена в Баварии социалистом и пацифистом Куртом Эйснером, к которому Вебер, заметим, относился крайне негативно). Вскоре последовало отречение императора Вильгельма II. Однако получалось так, что именно возникающая республика будет нести ответственность и за военное поражение и унизительный мир, и разрушение гражданского порядка. Это входило в намерения имперской бюрократии и генералов, и это же вызывало негодование Вебера, считавшего именно их ответственными за многие роковые для страны решения. Революция не переросла в столь же длительную и масштабную гражданскую войну, как в России, но в Германии тем не менее началась тяжелая и часто кровавая борьба. Жертвами ее стали, между прочим, Карл Либкнехт и Роза Люксембург: – руководители левосоциалистического союза «Спартак», основатели коммунистической партии Германии были убиты 15 января 1919 г. членами фрайкора, добровольческой праворадикальной военной организации. Вебер негативно относился к «Спартаку», но бессудные, совершенные «неизвестными» политические убийства были противны самому духу того, что он считал ответственной политикой.

Знаменитая формула «государство с успехом претендует на монополию легитимного физического насилия» не случайно рождается у Вебера в это время. В нескольких крупных центрах Германии были сделаны попытки установить власть советов, организованную по образцу революционной России. Центральное правительство пыталось подавить это движение, ответом стали массовые забастовки. Пожалуй, дальше всего дело зашло именно в Баварии. 21 февраля Эйснер был убит правым радикалом графом Арко. 7 апреля была провозглашена республика советов, которой удалось успешно отразить в первые недели своего существования атаки фрайкора, однако уже 3 мая соединенными усилиями армии и фрайкора Мюнхен был взят под контроль центральным правительством.

Вернемся еще раз на несколько месяцев назад. 18 января начинается Версальская мирная конференция, а 28 июня подписан Версальский мирный договор. За месяц до этого Вебер вместе с несколькими почтенными коллегами подписал знаменитый «Меморандум немецких профессоров», в котором оспаривалось стремление победителей представить Германию единственной виновницей войны. Вебер не был согласен со всем строем этого документа, подготовленного немецкими официальными лицами, но эффекта меморандум все равно не имел[24]Сам он был настроен более жестко, непримиримо и не реалистически по отношению к требованиям союзников; его предложения по документу, сформулированные, кажется, в нарочито неприемлемом для дипломатов тоне, были отвергнуты. Один из лучших современных биографов Вебера Дирк Кэслер вообще считает, что немецкие чиновники совершенно не прислушивались к немецким профессорам и не собирались советоваться с ними, речь шла лишь о довольно циничном использовании их репутаций. Он цитирует, между прочим, очень горькое письмо Вебера Марианне, в котором тот сообщает, что по существу дела никто не задавал ему никаких вопросов. См.: Kaesler D. Max Weber: Preuße, Denker, Muttersohn. München: Beck, 2014. S. 37, 881 f.. Разочарование Вебера, его мрачный настрой это только усилило. Уже вскоре после выступления с речью о политике он окончательно решил посвятить себя науке и преподаванию. В марте он принял приглашение Мюнхенского университета, а 1 апреля был назначен на должность профессора[25]Эту кафедру до Вебера занимал знаменитый немецкий экономист Луйо Брентано. С ним Вебера сначала связывали дружеские отношения, которые впоследствии по не вполне ясным причинам испортились. Вебер занял кафедру экономическую , но в Германии было принято указывать более точно, что станет предметом преподавания профессора. Впервые он потребовал указать среди этих предметов на первом месте «науку о обществе» (Gesellschaftswissenschaft).. С этого времени начиналась уже другая жизнь – сугубо научная, только вот длиться ей оставалось всего год. Правда, и в эту жизнь то и дело врывалась политика.

Когда Баварская советская республика успешно отбивалась от фрайкора, ее отрядами руководил упомянутый выше участник встреч в замке Лауэнштайн Эрнст Толлер, немецкий поэт и драматург, глубоко почитавший Вебера (настолько, что переходил из университета в университет, чтобы посещать его лекции). Толлер был среди тех, кто слушал доклад о политике и участвовал в последующей дискуссии с Вебером. Одной из привлекательных для молодежи сторон личности Вебера была его готовность к длительным спорам с теми, кто имел совершенно иной жизненный опыт, статус и политические взгляды, хотя отношения со студенчеством в конце его жизни были у Вебера непростыми и неровными. Когда, после разгрома Баварской советской республики, Толлер был арестован и судим по обвинению в государственной измене, именно свидетельство Вебера о том, что тот вел себя всегда исключительно в согласии с убеждениями, спасло Толлеру жизнь[26]Еще раньше Вебер спасал Толлера от тюрьмы в Гейдельберге. См. подробнее: Derman J. Max Weber in Politics and Social Thought: From Charisma to Canonization. Cambridge, UK etc.: Cambridge University Press, 2012. P. 23 f.. Он вышел на свободу через несколько лет заключения. В некотором роде зеркальный случай произошел в 1920 г., когда суду был предан застреливший Эйснера граф Арко. Ему тоже грозила смертная казнь, но возмущение консервативного студенчества заставило власти отступить. Вебер был не согласен с этим, он называл такое поведение властей, используя старые, непечатные немецкие выражения публично, подлой трусостью. Если в 1919 г. ему приходилось наталкиваться на реакцию несогласия и непонимания со стороны левых и пацифистов, то в 1920 г. к нему все более настороженно относились правые, радикальные круги. Вебер совершенно не симпатизировал Эйснеру, но считал, что Арко лучше быть расстрелянным, лучше погибнуть героем за свои убеждения, нежели влачить жизнь «знаменитости кофеен». Его расстрел стал бы «могильным камнем на этом карнавале, украшенном гордым именем революции», его жизнь означает, что и Эйснер живет вместе с ним.

Не только для партийной бюрократии (на что указывает Моммзен), но и для многих знакомых Вебера странным было такое непредсказуемое сочетание политического реализма и этического ригоризма в политике. Далеко не столь позитивное отношение, как доклад о науке, вызвал и его доклад о политике. И, конечно, проблема тут была не только в практически-политических оценках и не в личных отношениях. Например, Карл Лёвит, в будущем знаменитый философ, был очень воодушевлен докладом о науке и разочарован докладом о политике. Лишь частично такое недовольство можно списать на характер «презентации». Вебер, сообщают издатели, с самого начала считал, что доклад получится не очень хорошим. Но ведь пришло на него довольно много публики, примерно, около сотни человек, а после выступления еще долгие часы продолжались разговоры со слушателями уже в приватной обстановке, на одной из мюнхенских квартир. Само отношение Вебера к политике, само видение настоящего и будущего, нескрываемая горечь пережитого исторического опыта не могли не сказаться на восприятии речи.

Стенограмма доклада не сохранилась, но судя по всему, он подвергся серьезной доработке для публикации и существенно увеличился в объеме. Вебер многое дописал, и вместе с его добавлениями и уточнениями получился оригинальный письменный текст, а не просто расшифрованная и авторизованная речь. Вебер мог ответственно подойти к выбору каждого слова, каждой формулировки, и это заставляет столь же внимательно вчитываться в его доклад, как мы это делаем с научными трактатами.