Онлайн чтение книги Последняя ночь с принцем
Глава 4

Рита недоумевала и радовалась одновременно.

Недоумевала тому, что происходящее этим вечером между хозяином и его другом мало напоминало теплые дружеские отношения. Они постоянно о чем-то спорили, сталкиваясь на мелочах. Сердились друг на друга. В один момент дело едва не дошло до рукоприкладства. Вовремя томная Ванда повисла на бугристом плече Николаши, и засюсюкала что-то отвратительно приторное. Кстати, инициатива мордобоя исходила только от Николаши, Кораблев выглядел на редкость мирным.

Рита недоумевала все то время, что они цапались.

Стоило ли тогда приглашать в гости своего друга с подругами, когда уготовил ему такой вот прием. Начиналось-то все не так. Начиналось все много радужнее. Что же могло произойти между давними друзьями, пока она отдыхала в своей крохотной комнатке после головокружительных поцелуев Кораблева. Голова кружилась именно у Кораблева, Маргарите удалось сохранить полное самообладание. Так вот, пока она отдыхала, переодевалась к ужину, эти двое занялись шашлыком и успели в пух и прах разругаться. При этом в их сумбурном споре очень часто упоминалось имя какой-то Сони. Кто такая была эта Соня, Риту не интересовало. Ее больше интересовал и не мог не радовать тот факт, что персона дамы, напросившейся с ними в гости третьей, была предана забвению. Не из ревности, нет, из простой вредности радовалась.

Зиночка откровенно скучала, поскольку не получала того внимания, на которое привыкла рассчитывать. Ванда то и дело хмурила совершенное чело и нервно накручивала на пальчик платиновые прядки. Николаша ее сердился, стало быть, и ей нечему было радоваться.

Кораблев выглядел расстроенным, растерянным и то и дело бросал умоляющие взгляды на Маргариту. Та прикидывалась непонимающей и лишь кротко улыбалась ему в ответ. Хотя не могла не признать, что такого прекрасного вечера она от судьбы не могла и ждать.

Все было непредсказуемо, неординарно, волнующе и многообещающе.

Пусть сильнее грянет буря! Хотелось захохотать ей во все горло. Пусть разразится она над этим чужеродным ландшафтом. Всколыхнет высокую траву на лугу и заставит пруд заходить высокими сизыми волнами. Пусть заставит сжаться от нехорошего предчувствия этих рафинированных красавиц, пусть спутает их мысли и испугает их.

Пускай все это будет, пускай…

– Слушайте, Коля, – вдруг прозвенел под сводами террасы, где они все ужинали, напряженный голосок Зиночки. – А вот эти чудные цветы вам привозили уже рассадой или вы самостоятельно высеивали их прямо в грунт?

Николаша, к этому моменту успевший сунуть в рот огромный кусок сочной баранины, замер с раздувшимися от мяса щеками. С изумлением посмотрел на Зиночку, потом на Ванду, снизошел до Эдика и снова вернул изумленный взгляд Зинаиде.

– Так что, Коля, с цветами?

Коля принялся быстро жевать. Поперхнулся, разумеется. Начал натужно кашлять, багровея лицом, запивать свой кашель пивом. Подставлять лопатки Ванде. Та охотно шлепала его изящными ладошками по спине и одобрительно поглядывала на Зину. Коля наконец прокашлялся, все проглотил, запил и заговорил долго и пространно на тему сельского хозяйства. Зиночка восторженно ахала и закатывала прекрасные очи. Ей вторила Ванда. И через десять минут подключился Кораблев.

Все, ситуацию разрулила Зина. Далее пошло все по-протокольному чинно и без напряжения. Еще через полчаса все собрались играть в карты, и Рита начала притворно зевать.

– Ритуль, ну ты чего? – Кораблев не сводил с нее умоляющего взгляда. – Давай партию сыграем и уж тогда…

Ага! Как же! Станет она сидеть между ними и наблюдать за тем, как мостит себе дорогу в его направлении Зинаида. Нет уж, избавьте от такого удовольствия. Ей теперь скучно с ними. Теперь, когда дамы обрели наконец уверенность в себе и принялись наперебой щелкать золочеными клювиками, а их мужчины, вернув утраченную на время солидность, стали обсуждать биржевые котировки…

– Спасибо. – Она вежливо улыбнулась, кивнула хозяевам и начала выбираться из-за стола.

– Спасибо да или спасибо нет? – Зина, конечно же, правильно поняла ее нежелание участвовать в фарсе.

– Спасибо, нет, – Рита как раз проходила мимо нее и не удержалась от детской шалости, дернула ее за волосы. – Спокойной вам всем ночи, господа.

И она ушла. А наутро, еще когда все обитатели дома спали, она уехала.

Быстренько собрала свои вещи. Тихо вышла на крыльцо. Кивнула молчаливому охраннику. И ушла в сторону шлагбаума. Непременно кто-нибудь да поедет в город. Ее обязательно кто-нибудь подвезет.

Ей повезло. Через пять минут после того, как она вышла к оврагу, на дороге показался старенький «москвичок», по самую крышу груженный ящиками с огурцами.

– Кому стоим, чего ждем? – водитель, седой дядька с натруженными руками и хитрым взглядом распахнул дверь со стороны пассажира. – Садитесь, барышня. Так рано никто больше не поедет. Уж извините, не «Кадиллак», но зато бесплатно. В город?

– В город, – кивнула Рита, усаживаясь в машину. – А вы на рынок?

– На рынок. Сейчас самое время.

Мужик завел машину, и они медленно поехали. Сначала оврагом, потом лесом, затем вырулили на шоссе. Почти всю дорогу ее благодетель помалкивал, изредка бросая на нее косые взгляды. Уже почти перед самым городом не выдержал, спросил:

– А ты к кому сюда приезжала-то? Я из старожилов, каждый дом почти на моих глазах возводился. И если кого не знаю по имени, то уж в лицо помню точно. Память у меня будь здоров! Я даже свои огурцы по пупырышкам различаю.

Рита посмеялась его шутке и, не ломаясь, рассказала о визите в дом к Николаше. Про пруд, катание на лодке и прогулку по лугу, про шашлыки тоже рассказала, опустив хозяйский спор с гостем.

– Неплохо было, – закончила Рита на оптимистичной волне.

– Ага, то-то ты, я погляжу, чуть свет сматываешься, – не поверил ей дачник. – Обидели, что ли?

– Да не то чтобы обидели, просто… Просто лишняя я там. Привезли, а зачем?.. – Ей сейчас и в самом деле стало так казаться. – Ушла спать раньше всех. Они в карты еще играли. А утром решила уехать.

– Ну, уехать-то небось еще с вечера решила. И вещи собрала тогда же. Стала бы ты утром громыхать, – резонно заметил мужик, сворачивая к заправке. – Я сейчас немного залью, ты посиди пока. А потом я тебе про Кольку-то этого непутевого историю одну расскажу. Ты, между прочим, молодец, что удрала оттуда…

Его история не могла похвастать оригинальностью. Николаша, как и многие из его сверстников, начинал с красных пиджаков. Потом по уши увяз в криминале и неоднократно привлекался, но почти всегда выходил сухим из воды. Почти…

– Был один случай с девушкой тут одной, – задумчиво произнес мужчина. – Красивая была девушка.

– Была?!

– Да, была. Утопла она в пруду. В его пруду и утопла. Он же, говнюк этот, и пруд купил, и ельник, что за ним. Конезавод, говорят, собрался возводить. Какой ему конезавод, коли он самый главный конь и есть!!! Конь в пальто! – Он смачно выругался и, не позаботившись извиниться, продолжил: – Это уже прилично времени-то прошло. Сколько, точно не помню, врать не буду, но этой его Ванны еще не было.

– Ванды… Вы хотели сказать, Ванды? – поправила его Рита с улыбкой.

– Ванды, Ванны, какая разница. Не было ее тута. Она много позже появилась. Когда Кольку уже и по милициям, и по судам оттаскали. Он тут затих! Затих так, что я его даже проезжающим на машине не видел. Нырнет в дом, и нету его. А потом эта его белобрысая проститутка появилась. И что за мода такая: как белая девка, так проститутка непременно!

Рита могла бы возразить, что среди представительниц древнейшей профессии встречаются и брюнетки, и шатенки, но не стала, успев попутно позлорадствовать и в адрес Зинаиды.

– Так вот, Соню-то Колька любил. Любил и баловал. То одну машину ей купит, то другую. Нарядов было тьма. И тут вдруг словно кошка между ними пробежала. Начали собачиться, причем даже на людях. В магазин местный зайдут, крысятся. На улицу выйдут гулять, брешут. По пруду в лодке – опять скандал.

– А это вы откуда знаете?!

– Так у меня огород с теплицей смотрят аккурат на Колькины владения. Ну, и иногда я вижу, слышу. Они особо и не прятались. Ну, и у нас, у дачников, какие тут еще развлечения? Полгода в земле ковыряемся, чего же не полюбопытничать, – не стесняясь, пояснил мужик. – Они на пруд, я в огород. Они в ельник, я…

– Вы за ними следили?! – ахнула Рита, инстинктивно отодвигаясь от него ближе к дверце.

– Ну… Скрывать не стану, иногда и приглядывал. Только вот не углядел, когда Соня эта в пруду утопла. Думаю, что помогли ей утонуть-то. – Мужик глянул на Риту печально. – Плакала она перед этим в ельнике-то. Сильно плакала и по коленочкам себя кулаками все стучала. И еще все время приговаривала: ненавижу, ненавижу…

– Кого же? – Рита невольно заинтересовалась и снова пододвинулась ближе к дачнику. – Николашу?

– А то кого же! А тот парень ее все утешал, все утешал… Тебя где высадить-то, барышня? – Мужик затормозил у пивного ларька, венчавшего вход на рынок. – Хочешь, дальше провезу.

– Нет, нет, спасибо! Я доеду автобусом. – Рита опустила ноги на землю, слезла с сиденья, вытащила сумку и, перед тем как захлопнуть дверь «Москвича», опомнившись, спросила. – А что за парень-то ее утешал? Это я про Соню… Кто же ее утешал в тот день?

– А-а, заинтересовала, стало быть, тебя история моя. – Дачник хитро прищурил глаза, почти спрятав их в глубоких морщинах.

– Ну да… Конечно, интересно…

– А утешал-то ее, барышня, тот самый парень, с которым ты целовалась в ельнике, так-то! Ну, бывай!

Хитрый мужик проехал на своей машине под рыночной вывеской и вскоре скрылся из виду за широкими прилавками.

Рита еще долгих десять минут продолжала стоять и таращиться ему в след.

Вот так так…

Вот это хитрец! Все выведал, обо всем расспросил: у кого гостила, с кем приехала, а сам… А сам вчера подглядывал, как она целовалась с Кораблевым.

Гадость какая!..

Ей удалось встряхнуться лишь тогда, когда на пивном ларьке загромыхали металлические жалюзи. Застекленное окошко распахнулось, и оттуда вынырнула заспанная физиономия толстой тетки в клетчатом платке.

– Налить, что ли? – хмуро поинтересовалась она, неприязненно оглядев Риту с головы до ног.

– Чего налить?

– Пива, чего же еще! – пробасила тетка, схватила с подноса пивную кружку и принялась вытирать ее грязно-серым полотенцем.

– Нет, конечно же! Не надо! – Рита отшатнулась.

– Чего тогда торчишь тут, проваливай, не пугай мне клиентуру…

Клиентура – такая же заспанная и грязно-серая, как сама продавщица и ее полотенце, уже начала понемногу стекаться к благословенному месту. Рита поспешила убраться.

Она благополучно доехала до своей остановки в полупустом автобусе. Зашла в только что открывшуюся булочную. Купила горячих ванильных булок, усыпанных сахарной пудрой, и помчалась домой.

Первым делом – чайник на плиту. Распахнуть все форточки. Позвонить Аньке и доложиться о том, что вернулась. Разговаривать некогда, очень хочется кофе с булочками. «Да, да, с ванильными. Ну да, еще не остыли. А если она начнет приставать, то остынут непременно…»

Огромная кружка кофе с молоком дымилась на столе. Рядышком – плетеная корзинка с булочками. В бабкиной глиняной масленке кусок подтаявшего масла.

Рита разрезала булочку вдоль, клала на рыхлую пахучую поверхность кусочек масла и наблюдала за тем, как оно быстро исчезает в ноздреватых сдобных глубинах. Потом она с удовольствием откусывала, неторопливо жевала. Зажмурившись, отхлебывала сладкий горячий кофе с молоком, и, проглотив, повторяла все сначала.

Хорошо…

В одиночестве тоже есть свои преимущества. Их можно найти, если постараться. Никто не зудит над ухом, не требует выпрямить спину или убрать локти со стола. Никто не берет под сомнение ее вкусы. Никто не оспаривает права сидеть и таращиться в окно на пробуждающийся воскресный город. Никто не мешает смотреть и думать…

Рита хмыкнула собственному лукавству. Ведь проняло же, да как проняло!

Соня, стало быть… Прекрасная девушка Соня, предшественница Ванды. Любимая женщина Николаши, которую с какой-то стати утешал в ельнике Кораблев Эдик. И в этот самый ельник он потом привел и ее – Риту. Утешать не утешал, но целовал долго и страстно. Так долго, что у нее даже в горле пересохло. Потом весь вечер он с Николашей ссорился, и камнем преткновения была все та же девушка Соня, ныне покойная. Если бы не Зиночка, неизвестно, чем бы еще все это дело закончилось. Но Зиночка – умница, красавица – вовремя влезла и все правильно расставила по своим местам. А почему? А потому что она, оказывается, давно и безнадежно любит Кораблева. А он – мерзавец – об этом почему-то даже не догадывается. И ее якобы видит если не в первый, то по пальцам можно пересчитать, в какой раз. А Зиночка взглядов его не разделяет. Он – ее любви, а она его взглядов. Он почему-то тяготеет больше к тому, чтобы целоваться с рыжеволосыми циничными барышнями на том самом месте, на котором утешал…

На колу, что называется, висит мочало, начинаем все сначала.

Замкнутый круг получается. Совершенно замкнутый круг, если не сказать – порочный.

А почему не сказать? Страсть Кораблева к Маргарите Жуковой разве не порочна? Очевидно же, что чувствами там и не пахнет… Что тогда там присутствует, как не какой-то порочный интерес!

Страсть Зины к Кораблеву – это разве можно расценить как не порок?

Что-то Маргарите подсказывает, что в квартире напротив Зинаида появилась не случайно. Возможен такой факт, что она преследовала бедного парня и все поджидала удачного случая для знакомства? Почему нет! Конечно же, возможен…

Что же в Эдике такого? Чем он мог заинтересовать такую шикарную алчную девушку, как Зина? В том, что девушка корыстна, Рита ни минуты не сомневалась. Такие, как она, про рай в шалаше никогда не слышали и слышать не пожелают. Чем тогда прельстил ее Кораблев? Спортивной машиной? Вряд ли… Двухкомнатной квартирой, в которой он поселился после Пироговых? Это вообще дурь сплошная.

Кстати о Пироговых!..

Рита неспешно допила свой кофе. Доела булочку. Убрала масло в холодильник, плетенку накрыла чистым полотенцем, смахнула крошки со стола и побрела в свою пустую гостиную со скрипучим бабкиным диваном. Она плюхнулась на него с удовольствием, почти успев соскучиться по его безжалостным пружинам, жадно впивающимся в спину. Потянулась к телефону и на память набрала новый номер Пироговых.

Ей его наговорила не так давно по телефону Пирогова-мама, когда Пирогов-папа яростным шепотом подсказывал ей в трубку, чтобы она позвала Риту в гости на новоселье. Риту пригласили, но она не пошла. Там наверняка был их сын, который бы увязался ее провожать и стопудово полез бы целоваться. Ну его…

Пироговы не отвечали. Оно и понятно, воскресный день. На улице жара. Кому взбредет в голову сидеть в четырех стенах, кроме нее самой.

Ладно, придется обходиться без их помощи.

Рита вышла на балкон. Перегнулась через перила и посмотрела вниз. Ничего не видно. Широкие лапы старых елей превосходно скрывали подъездный козырек, скамеечку под ним и глазастых старушек. Их невозможно было вытравить с этой скамейки ни лютыми морозами, ни проливным дождем, ни полуденным зноем. Они сидели под козырьком, как трухлявые сыроежки под березой, меняя в зависимости от времени года и условий подстилки на скамейке под своими огромными, раскатанными временем задами.

Утешившись тем, что ее никто и ни за что не увидит, Рита подошла к бетонной перегородке, разделяющей ее и соседский балконы. Занесла правую руку на чужую территорию и ухватилась за большой металлический штырь, вбитый Пироговым-папой для сушки веников. Штырь был надежным и легко выдержал Пирогова-сына, когда однажды ему пришлось открывать ее захлопнувшуюся без ключа дверь.

Через перила Рита перемахнула без страха и сожаления. Открыла едва прикрытую балконную дверь, вошла в чужую квартиру, и вот тут-то на нее и навалились и страх, и сожаление.

Что она такое вытворяет?! Что позволяет себе?! Разве забыла, что здесь давно уже не живут люди, пытавшиеся стать ей друзьями! Здесь живет совершенно чужой человек. Чужой, незнакомый, со своими тайнами и тараканами в голове. А она проникла на чужую территорию и…

Рита все же вошла. Сказала «А», нужно непременно выговорить и «Б». Коли влезла на балкон, было бы глупо возвращаться, не побывав в квартире.

Спальня пустовала. Абсолютно никакой мебели. Единственным украшением ее служил обширный гардероб Эдика, нанизанный на длинные штыри, укрепленные по стенам. Каждый костюм, сорочка, джинсы – все было запеленуто в дорогие пластиковые чехлы на молниях. Вся обувь была рассована по коробкам, их Рита насчитала более двух десятков. В гостевой комнате, как именовали ее прежние жильцы, было много лучше. Огромный плазменный телевизор, акустическая система, большой диван с креслами, стеклянный столик на гнутых чугунных ножках, и даже портьеры на окнах имелись. И еще стеллажи. Много, почти вся стена была занята ими. На полках: книги, диски, кассеты, надорванные конверты. Стопкой журналы, глиняные безделушки и снова книги, книги…

Надорванные конверты Рита просмотрела все до единого. И что странно, не испытав при этом никаких угрызений совести.

Это была сплошь деловая переписка. Как она небезосновательно полагала теперь, Кораблев служил юристом в одной из солидных контор, занимающейся грузоперевозками. Журналы и книги стали подтверждением ее догадок. Сплошь юриспруденция, автотранспорт, трафики, атласы автомобильных дорог. И ни одного, ни единого клочка фотографий! На какие семейные фотоальбомы можно рассчитывать, коли нигде не видно ни одного запечатленного временем момента?!

Кораблев в роддоме, в пеленках, разумеется. Кораблев идет в первый класс. Кораблев на выпускном вечере. Поступление в институт. Защита диплома. Где все это?!

Рита ерзала по полкам. Перетряхивала каждую журнальную или книжную страницу. Заглядывала внутрь глиняных монстров и вазочек, может быть, там хоть что-то есть. Ни-че-го… Ни единого намека на то, что у человека когда-то было прошлое или имелись родители, к примеру.

– Странно, Эдик! – вспыхнула она, остановившись у телевизора и рассматривая свое отражение в его спящей матовой поверхности. – Не находишь?..

Рита прошла по другим помещениям, но ни в кухне, где царила образцовая чистота, ни в ванной, ни в туалете или в прихожей – ни единого упоминания о прошлых прожитых днях.

– Так не бывает! – вспыхнула она, снова оказавшись в спальне с намерением вернуться к себе. – Ну хотя бы одна, самая малюсенькая, банальная пластиковая рамочка с тобой улыбающимся или с мамой. Ведь нет ничего же!..

Ее взгляд метнулся к костюмам. Карманы! Вот то, чего еще не коснулась ее рука. Нужно осмотреть карманы. Может быть, там у Эдика есть то, что способно ее хоть немного успокоить. И Рита принялась рыться в его одежде.

Через полчаса не осталось ни одного пиджака, ни единой рубашки, ни одного ботинка, которые бы она не помяла, не потрясла и не заглянула внутрь.

Все было бесполезно. Если у Эдика и имелась личная жизнь, то она была сокрыта под глубоким неприкосновенным покровом и хранилась наверняка не здесь.

– А как же Соня, Эдик?! – плаксиво воскликнула Рита, сдувая с потного лба прилипшую прядь волос. – Где же воспоминания о ней?!

Она потопталась у балконной двери и совсем уже было собралась перелезть к себе домой, как снова вернулась к его пиджакам и костюмам. Остались не осмотренными стены. Как же она могла убраться отсюда, не подвергнув тщательному осмотру стены?! Обои в мелкий кленовый листочек, наклеенные еще Пироговыми, были совсем свежими и даже не успели выгореть от времени и солнца. Хотя, какое там солнце, когда елки почти лежат на подоконниках…

Она садилась на корточки, пробиралась на манер хорошо обученной обезьянки под каждый крюк, унизанный его вещами, и, ухватившись за чехлы снизу, внимательно оглядывала поверхность стены.

Нигде и ничего. Но в одном месте на глаза ей вдруг что-то попалось. Но это «что-то» было почти у самого плеча висевшего пиджака, так что Маргарите пришлось выбираться из-под шуршащих пакетов, сдвигать в сторону вешалки и внимательно изучать надпись.

Изучила! Изучила на свою голову, что называется!..

«Ритка, дура чертова!» – было написано мелким почерком Пирогова-сына. Написано в том самом месте, где прежде у Пироговых висел ковер. – «Неужели ты ничего не понимаешь?! Я же люблю тебя!!!»

Она вылетела из квартиры Кораблева теперь уже пулей. Не помня себя, перемахнула через перила. Ворвалась в свою гостиную. Рухнула на диван так, что тот едва не сложился пополам. Стиснула руки на груди и зло нахмурилась.

Чувство было такое, будто она заглянула в замочную скважину и увидела что-то такое, после чего на душе вдруг сделалось стыдно и пакостно.

Наверняка Пирогов-сын написал это какой-нибудь глухой ночью втайне от папы с мамой. Страдал и корябал черным маркером, прикрываясь ковром. И никто не узнал об этом до тех пор, пока этот ковер не сняли и не вынесли из дома. И… до тех пор, пока туда не въехал новый жилец.

О, черт!!!

Вот он, ответ на вопрос, чем вызван интерес Эдика Кораблева! Вот оно и объяснение! Заинтригованный объяснением человека, с которым, возможно, обсуждал условия купли-продажи квартиры, он решил попробовать на соседке свои собственные чары. Вряд ли он решил, что упомянутая в послании Рита – это совсем другая девушка…

Ну, а Пирогов-то каков! То на руках ее с первого на четвертый этаж тащит, то в кино зовет или на чай, то целоваться лезет, но чтобы хоть раз намекнуть…

– Анька! – напряженным нервам Маргариты требовался психоаналитик, и, решив, что эту роль может взвалить на себя и сестра, она ей позвонила. – Ты и не представляешь!!!

И она ей все рассказала. В подробностях рассказала. И про ссору Кораблева с Николашей, и про свое утреннее бегство, и про хитрого дачника с его подсмотренной историей. Потом она плавно перешла к несанкционированному проникновению на чужую территорию и, пропустив мимо ушей сдавленный вскрик Анны, поведала об обнаруженном любовном послании.

– Разве я могла подумать, что у него ко мне такое серьезное чувство! – захлебываясь эмоциями, восклицала Рита. – Что же мне теперь делать?

– Ну, я не знаю… – медленно начала Анна, а потом разошлась, разошлась, сорвалась на крик, и под конец даже заплакала. – Возьми, например, и слазай на балкон в новый дом к Пироговым. Может быть, он там вообще все стены исписал. Только, по моим сведениям, они теперь на восьмом этаже живут. Тебе это как, не слабо? На четвертом ты по перилам научилась ходить, а на восьмом?.. Дура! Господи, какая же ты дура, Ритка! И когда ты только поумнеешь!.. Я так переживаю за тебя, ночей не сплю. Все думаю, думаю, думаю. Как ты там жива-здорова, сыта ли, счастлива… А она, оказывается, форточницей заделаться решила! Вот что мне теперь со всем этим дерьмом делать, скажи?!

Заплакав, Анна положила трубку.

Сейчас Адик кинется ее утешать, гладить по плечам и прижимать к себе. Потом они уже вместе начнут ругать ее. И говорить о том, что ей бы давно пора поумнеть, давно пора выйти замуж и заиметь детей. И надо бы зажить наконец, как все нормальные люди.

Но беда в том, что Маргарита Николаевна Жукова не была нормальной в общепринятом понятии этого слова. Она была очень любознательной, очень! Иногда ей это помогало, иногда наоборот. Но чаще всего это ее просто развлекало.

Ей ничего не стоило, к примеру, выйти следом за молодой парочкой из автобуса и пройти за ними пару-тройку кварталов. Послушать их разговор и немного понаблюдать и удостовериться, что история, которую она придумала про них, наблюдая за ними в автобусе, совершенно идентична их настоящей. И что Он в самом деле любит ее немного меньше, чем Она. И что всячески на сегодняшний вечер старается от Нее отделаться, и наверняка потому, что где-то его ждет кто-то третий…

Таких историй Рита могла насочинять за время пути с работы до дома уйму. И про женщину, что тащила за руку упирающегося внука с портфелем. И про печального старика, замеревшего на скамейке в сквере. И про девчонок, что шушукались у кассового аппарата в супермаркете. И даже про кассиршу, что пробивала ей чек. Про всех… кроме самой себя. А теперь вот еще и про Кораблева.

Что-то было с ним не так. Что-то было неправильно. Она не могла этого понять и потому не сумела придумать его историю. А тут еще с пути истинного сбивали эти несколько слов, написанные на стене отчаявшимся без взаимности Пироговым-сыном. Серегой его звали, кстати, Пирогова-сына-то. Серегой…

Вот его история у Риты была всегда наготове. Серега непременно женится, непременно родит детей. И они станут летом все вместе ездить на дачу и сажать там огурцы. А если и не станут ничего сажать, то ездить непременно будут. И еще будут жарить там шашлыки и кипятить пахучий чай прямо на костре в каком-нибудь закопченном старом чайнике. И под этот чай – слушать соловьев и обнимать друг друга. Это Серегина история, придуманная для него Ритой. Потому что Серега был нормальным, в понимании ее сестры Анны, человеком. С нормальными запросами и нормальными потребностями. Не то что она, Рита…

Она вдруг очнулась и снова начала набирать новый телефонный номер Пироговых. Ей снова никто не ответил. Да, все правильно. Они все как раз на той самой даче, где вкусно пахнет жаренным на углях мясом и заваренным смородиновым листом чаем. А она сидит на старом бабкином диване, который был продавлен еще в прошлом столетии, но все еще продолжает стенать своими истерзанными пружинами и пытается придумать историю и про Кораблева. И у нее ничего не выходит, и она от этого злится.

– Ничего! – вдруг выпалила Рита в пустоту гулкой бабкиной гостиной. – У меня еще появится для тебя время, Эдик! И уже через неделю-другую твоя история будет готова…