Снежинки падали, танцуя вокруг моей головы. Падали на бледную кожу, но не таяли. Они оставались и собирались, слипаясь в тончайшую пленку, белую мембрану... но я видел под ней красное. Льдисто-красное, холодное и застывшее. Крапинки снежинок на мертвой плоти, не тают, совсем не тают. От кожи не исходило тепла, не было крови, горячей и текущей по венам.
Я открыл рот и впился в следующий кусок, снежинки ужалили меня изнутри. Мои зубы сжались, и я вырвал кусок мяса. Я огляделся, чтобы убедиться, что пес не собирается украдкой откусить кусочек от моей добычи, и растерзал плоть во рту своими заостренными клыками.
У пса была своя рука, моя же рука была только моей, и я не собирался делиться. Я был голоден. Я проснулся с чувством голода, жажды и в тумане. Теперь я смог решить по крайней мере одну из этих проблем. Я проглотил мясо. Во рту было холодно, но когда тепло моего тела согрело его, я почувствовал, как кровь струйкой стекает по горлу. Насладившись его сладким вкусом, я наклонился за добавкой.
Когда желудок наполнился свежим мясом, я поднялся, отметив про себя, что головокружение было не таким сильным, как когда я встал в первый раз. Я потер руки в перчатках и огляделся в поисках собаки.
Пес дергал головой, пытаясь вырвать палец из замороженной руки, которую он грыз. Я посмотрел на руку, которую ел сам, поднял ее и помахал туда-сюда, усмехнувшись про себя.
Когда я очнулся, было очень красиво. Снежинки падали вокруг меня плотной пеленой, и это завораживало, поэтому я лежал на спине и смотрел в небо. Хотелось позвать кого-то лечь рядом со мной и смотреть... смотреть... смотреть вверх, как падают снежинки.
Мой взгляд вернулся к отрубленной руке, и я снова помахал ею. Пес воспринял это как приглашение поиграть и подскочил, сверкая покрытой кровью и снегом пастью.
Я стоял перед зданием, окруженным изуродованными телами, лишенными лиц, и кусками кожи и плоти. Снег вокруг меня превратился в алые лужи, которые только сейчас начали покрываться ледяным панцирем.
Я подошел к телу мужчины, у которого было отгрызено лицо. Я уже собрал всю их теплую одежду и одеяла, которые были внутри, во что-то закутался, что-то уложил в рюкзак, который я взял с их бесполезной теперь повозки. Босен был убит и лежал, несъеденный, готовый затеряться как во времени, так и в снегу.
Здесь произошло что-то плохое, я чувствовал это по цветам, столь осязаемым для моего сознания. Они кружились вокруг этого места, как неуместные духи, оставляя тени везде, где пролетали мимо. Здесь было темно, даже с яркими сочетаниями красного и белого, в моем воображении это место было просто черным.
А кем был я? Моими цветами были серебристый и черный, с едва заметными пурпурными лентами, но в этих цветах я вспомнил свое собственное имя.
Меня звали Джейд, по крайней мере, это я знал.
Когда я добрался до шоссе, наступил вечер. Вокруг меня простирались горы, покрытые снегом, который теперь приобрел серебристый оттенок из-за затемняющих небо сумерек. Хотя снег больше не шел, но я видел густые облака надо мной и километры за километрами холмистых гор с заснеженными вершинами. Снежные хлопья больше не заполняли холодную ночь, но из-за туч над собой, я не верил, что это надолго.
Я пошел по заброшенной дороге с рюкзаком, набитым замороженным мясом, одеялами, перчатками и даже запасной парой армейских ботинок, которые я получил от человека, которого перегрызли пополам. Пес тяжело дышал впереди меня, задрав нос и выпуская из ноздрей клубы пара. Именно он лизал мне лицо, обжигая гнилостным и горячим дыханием, пока я не очнулся. Он тыкался носом и покусывал меня, пока мне не удалось принять сидячее положение.
Пока я шел по дороге, ощупал рукой затылок, чувствуя, что рана снова открылась. Ранее я просто обложил ее снегом и прижал все это шерстяной шапкой. Таков был предел моих медицинских познаний.
Той ночью я спал в синем фургоне, завернувшись во все одеяла, которые мне удалось унести, и с псом-диконом под боком, чтобы согреться. Он несколько раз рычал ночью и в какой-то момент убежал в темноту, но когда я проснулся утром, он был рядом. Я поел мяса с руки, обглодав ее почти до кости, оторвал себе палец, чтобы пожевать на ходу, и продолжил путь.
Куда я шел? Я не был уверен, но мне хотелось поскорее убраться с этого шоссе. Я знал, что нахожусь в Серой Пустоши, даже сильный удар по голове не выбил этот факт... но, кроме этого, был просто барьер из помех, который искажался каждый раз, когда я пытался его преодолеть, но не разрушался.
Я знал, что я кто-то и что я был с друзьями... но, похоже, все они были мертвы. Разорваны в клочья руками рейверов. Настолько изуродованы, что я не мог сказать, кто был рейвером, а кто арийцем. Однако, поднимаясь по извилистой дороге, я видел следы на снегу, как отпечатки ботинок, так и босые следы рейверов. Но куда они направлялись, я не знал.
Мой разум подсказывал мне не подниматься в гору, но я был близок к вершине, поэтому захотел подняться на нее, а затем насладиться дорогой, медленно спускающейся вниз. Где-то ближе к вечеру я решил отдохнуть. Прислонившись к проржавевшей машине, я свистнул псу, и он подбежал, счастливый и довольный до невозможности. Я погладил его по голове и начал рыться в карманах на его грязной и сырой куртке-жилетке, с радостью обнаружив пачку сигарет и бутылку рома. Также в дальнем кармане, обернутом пластиком: две зажигалки, немного денег, пакетик мармеладных червей и записку.
Я прочитал записку.
«Это Дик, он помесь дикона с собакой. Если вы нашли его, пожалуйста, скажите ему, чтобы он шел домой или в город. Он очень умный и поймет, куда идти. Спасибо. К.»
Я это написал? Нет, меня зовут Джейд, и это имя начиналось не на К. Я посмотрел на собаку.
- Дик?
Он склонил голову набок.
- Отведи меня в город.
Я не настолько отупел, чтобы не понимать, что мы и близко не были там, где раньше был его дом, но если пес сможет найти нам город, в котором я мог бы согреться...
Пес побежал вперед и, к моему ужасу, исчез из виду. Я надеюсь, он вернется, как только обнаружит какие-либо признаки цивилизации, но, если он обучен искать город только для себя, я в жопе.
Ну, я всегда могу поговорить сам с собой. Теперь я был высоко в горах, на мне армейские ботинки и протертые штаны, что делало...
Вау... подождите...
Я споткнулся и успел опереться о машину, когда меня окатила тошнотворная волна жара. Я закрыл глаза и опустился на колени, чувствуя, как мои зубы начинают сжиматься. В горле внезапно пересохло, а пульс участился. Я глубоко вдохнул ледяной воздух и застонал, чувствуя, давление за глазами.
Затем накатила боль, боль, которая заставила мое тело сжаться и обхватить себя руками, ноющая, сконцентрированная боль за глазами, которая отбросила меня на заснеженную дорогу.
Это было плохо... это было плохо. Я прикусил губу, чтобы подавить рвущийся из горла стон, но когда быстрая пульсирующая боль начала отдаваться в голове, я обнаружил, что с моих губ срывается не просто стон - крик.
Следующие несколько минут моей жизни были сущей агонией. Я провел их, корчась в снегу, хватаясь за лицо и голову, чтобы попытаться ослабить невероятное давление, кипящее внутри головы. Мой мозг был похож на раковую опухоль, распухающую и расползающуюся за глазами до такой степени, что я решил - мне пиздец.
Когда боль отступила, я довольно долго лежал не двигаясь, опасаясь, что мигрень вернется, а потом со стоном положил руку на голову и потер ее, вздрогнув, когда пальцы коснулись раны на затылке. Моя кровь запеклась и приклеила шерстяную шапку к ране. Теперь я никогда не смогу снять эту шапку и, вероятно, умру в ней же.
В конце концов, я пошел дальше, с опущенной головой и таявшими под зимнем солнцем надеждами найти цивилизацию. Даже пса-дикона не было рядом, чтобы составить мне компанию, он ушел искать город... или нового хозяина. Полагаю, он выберет то, что встретит раньше.
В ту ночь я немного успокоился и гордился тем, как далеко мне удалось пройти, несмотря на приступы мигрени. Я нашел убежище в кузове полуприцепа, где обнаружил даже пару деревянных полетов, которые разломал на дрова. Потихоньку я снял с себя одежду и развесил ее у огня сушиться, оставшись в одном одеяле. Я достал кусок бедра, который хранил в рюкзаке, и поджарил его на огне, заливая угли капающим с него жиром. Наслаждаясь комфортной ночью, я спел про себя несколько песен, хотя это было больше от одиночества, чем от хорошего настроения.
Что ж, приятель, ты знаешь, что тебя зовут Джейд, это идет идет это имя... Я знал, что в конце концов вспомню остальное, оно уже щекотало края моего мозга. Но меня очень сильно ударили по голове, так что я переживал, не слишком ли мой мозг торопится снова запустить шестеренки.
Я надеюсь, тот мудак, который разбил мне голову, уже сдох. Один из тех безликих, безногих трупов, с которых я собирал мясо и теплую одежду.
Той ночью на меня обрушился очередной приступ мигрени, из-за которого я снова сжимал кулаки и бил себя по голове, пытаясь избавиться от нее. Сильное, ослепляющее давление, которое, казалось, сосредоточилось у меня за глазами. Словно бешеный зверь свирепствовал внутри моего мозга и бился с разбегу о череп изнутри. Боль была такой ужасной, что хотелось выколоть себе глаза, просто чтобы немного ослабить давление.
Утром пес не вернулся. Я в полном одиночестве собрал свои вещи, и пошел дальше по заснеженной пустынной дороге, нарушая усыпляющую тишину вокруг меня переливистым свистом.
Я кашлянул и почувствовал, как в горле засвербило, что заставило меня потереть грудь и натянуть капюшон одной из курток, которые были на мне. Я затянул завязки так туго, что закрыл себе поллица и теперь дышал через ткань. Потому что... у тебя дерьмовый легкие. Я нахмурился, вспомнив этот маленький кусочек информации о себе. Да, мои легкие были дерьмом... Я болел пневмонией каждую зиму, и прошлой зимой особенно сильно.
Прошлой зимой... Прошлой зимой я был здесь, в Серой Пустоши. Я помню, как ехал на квадроцикле, дрожал в насквозь промокшей одежде и думал, что умру, так мне было холодно.
Возможно, каждую зиму меня привозят сюда, и именно поэтому я болею.
Я снова закашлялся и побрел по хрупкому льду, покрывающему снег, как панцирь. Каждый шаг сопровождался хрустом, словно я разламывал корку свежего хлеба.
Ну, хотя бы, снег больше не шел.
Приближался вечер, и я мне выпал джекпот. Заброшенная хижина! У меня не было ни сил, ни желания делать это, но в глубине души я прыгал от восторга. Не важно, зачем тут стояла эта лачуга, посреди гор и в отдалении от дороги, может перевалочный пункт для охотников или что-то в этом роде. Главное - ее остроконечная крыша все еще была на месте, и в ней все еще имелось целое окно, что меня вполне устраивало.
Как раз в момент, когда я снимал доски с двери хижины, я почувствовал первые капли дождя. Я пинком распахнул дверь и со своей штурмовой винтовкой наперевес ворвался внутрь, в удушливую атмосферу аромата затхлого дерева. Лачуга была разобрана до изоляции и гвоздей, большую часть деревянных панелей уже сожгли на дрова. В углу стояла маленькая печка и лежал заплесневелый, пахнущий кислятиной матрас. Всего тут было три комнаты, причем комната сбоку выглядела как мини-кухня, а та, что справа, - как ванная. Штукатурка с потолка отваливалась большими кусками, из дыр вываливалась электропроводка, как будто ее выпотрошили. Я оценил это место и счел его раем на земле, поэтому начал устраиваться на ночлег.
Той ночью я решил позаботиться о нескольких мелких ранах на себе, оставив самую серьезную на голове в покое. У меня не было никакого антисептика или чего-то подобного, поэтому я вскипятил снег и прополоскал в нем несколько кусочков ткани. Втянув воздух, я собрался с духом и прижал горячую ткань к порезу на лице. Видимо, по нему меня тоже били. Я обтер и перевязал каждую поврежденную часть своего тела, прежде чем снова наполнить снегом старую проржавевшую кастрюлю.
Затем, набрав кружку горячей воды, я плотнее закутался в одеяло, слушая барабанящий стук дождя по жестяной крыше и наблюдая за гипнотизирующими струйками, стекающими по грязному стеклу. Не думаю, что будет разумным гулять под дождем, поэтому завтра я останусь здесь. Я уже кашлял все сильнее и сильнее, и головные боли по-прежнему не давали мне покоя. Здесь хотя бы тепло, так что... возможно, я позволю себе день, чтобы собраться с силами после четырех дней пути.
Высушив всю одежду и съев последнее мясо с руки, я насладился сигаретой и принялся разламывать кость руки на куски найденным топориком, чтобы сварить себе суп. Оставив похлебку тушиться на печке, я попытался немного поспать.
Ночью меня разбудил стук собственного бешено колотящегося сердца и что-то рычащее и клацающее снаружи. Резко распахнув глаза и вскочив со своего гнездышка, я схватился за нож дрожащими от адреналина руками и прижался к стене у окна. Затем раздался визг какого-то животного. Я стиснул зубы, задаваясь вопросом, что за гребаные звери устроили снаружи драку и что потом со мной сделает победитель.
По мере того, как рычание и клацанье становились громче, моя грудная клетка начала вибрировать. Краткая вспышка воспоминаний принесла мне знание, что диконы и помеси с ними могут издавать низкое басистое рычание, которое оседает вибрацией в вашей груди.
Поборов страх, я выглянул в окно.
Это был Дик... пес-дикон пристально вглядывался в темноту, вздыбив серую шерсть на загривке. Я посмотрел вперед, чтобы попытаться разглядеть, на что он рычит, но свет костра позади меня не позволял моему ночному зрению включиться. Не знаю, почему и как давно он стоял снаружи, он мог бы залаять или поскрестись, и я бы впустил его.
- Дик? Заходи в дом, дружок, - прохрипел голос незнакомца, живущего во мне. Дверь заскрипела ржавыми петлями, и моя голова осторожно просунулась наружу.
Послышалось фырканье и скрип снега. Я медленно вышел на крыльцо и вгляделся в темноту. Только камни и мокрый снег. Ничего движущегося.
Затем пес с сумасшедшим лаем бросился прочь и скрылся из виду. От его поведения волосы у меня на затылке встали дыбом, но моя изоляция в течение последних нескольких дней придала мне немного храбрости. Я жив и уже некоторое время в пути – я должен взять себя в руки и доказать, что я достаточно силен, чтобы выжить здесь. Поэтому я сделал еще один шаг наружу и продолжил попытки найти источник недовольства Дика. Мой нож был готов убить какого-нибудь зверя.
В следующий момент произошло несколько событий, ни к одному из которых я не был готов. Я услышал шорох снега и рефлекторно посмотрел в ту сторону, но там было не то, что я ждал.
Пара горящих глаз размером с теннисные мячи впилась в меня, но, прежде чем моя рука успела поднять нож, они поднялись в воздухе. В следующий момент я с испуганным криком оказался на земле, челюсти вцепились в мою руку, словно тиски.
Моя голова ударилась о стену крыльца, вскрывая коросту и наполняясь волной невероятной боли. Я почувствовал, как онемели мои конечности и дыхание выбило из легких.
- Дик! - прохрипел я, сильнее вдавливая руку в челюсть животного, пытаясь разжать его хватку, в то время как другая моя рука нащупывала боевой нож, висевший у меня на боку.
Вывернув шею, мне удалось хорошенько рассмотреть его.
Большая кошка, размером с горного льва, уставилась на меня, сжимая в зубах мою руку. Кошка с шестью лапами, длинными когтями, способными разрывать кишки, и толстым чешуйчатым хвостом. Это был карракэт, зверь-мутант из Скайфолла.
Тварь вгрызлась сильнее и попыталось резкими рывками вырвать мою руку из сустава. Я стиснул зубы и попытался подняться, но четыре ее лапы прижимали меня к земле. Густой темный мех вжимался в меня, подминая дальше под сильное туловище с извивающимися упругими мышцами. От его покрытой мехом кожи пахло кислятиной и перхотью.
- ДИК! - я попытался закричать, но задохнулся, когда две его лапы переместились выше по моей груди, впиваясь острыми когтями мне шею, пока его пасть не выпускала из своего плена мою руку. Я опустил свободную дрожащую руку и, мысленно сосредоточившись, сумел выхватить боевой нож.
Лезвие вошло между его выступающими ребрами, и в мгновение ока он отпустил мою руку. Я с трудом поднялся на ноги, но, когда выпрямился, он прыгнул мне на спину и вцепился зубами в капюшон моей куртки. Шумно отфыркиваясь, он тянул и трепал его, пока под весом зверя я не упал на колени, выронив нож, но прилив адреналина поднял меня обратно на ноги, таща на спине пиявкой вцепившуюся в капюшон гигантскую кошку.
В моей голове внезапно промелькнула картинка, когда я прыгнул кому-то на спину, и тот побежал назад, пока я не врезался в стену. Что ж, может, у меня и не было стены, но у меня была земля. Воодушевленный этой идеей, я с силой упал плашмя назад и приземлился на карракэта сверху, оторвав его челюсти от моей одежды и временно оглушив его. Скатившись с твари, я побежал к двери, поднимаясь по ступенькам и ощущая в носу запах дождя и крови. Когда моя рука опустилась на дверную ручку, мои дрожащие ноги не выдержали, и я упал вперед в открывающийся проем: половина тела оказалась в безопасности дома, вторая - снаружи под дождем, в темноте и ожидании хищника.
Грудь конвульсивно вздымалась и опускалась, разум, казалось, метался во всех направлениях, но в то же время застыл на месте. Не в силах приказать своему телу подняться, я начал пролезать за дверной косяк.
Непомерная тяжесть придавила мое тело и вышибла из меня дух. Я задыхался и ждал, когда челюсти сомкнутся на моем горле. Но шеи коснулся легкий ветерок и тяжесть исчезла с последующим яростным, пробирающим до костей ревом двух зверей, схлестнувшихся в жестокой схватке и разрывающих друг друга на части.
Я вполз в дверной проем и рухнул на деревянный пол, скрючившись там в ужасе. Рычание и клацанье зубов, возня смертельной схватки происходили всего в нескольких метрах от меня, сковывая мое тело леденящим ужасом. Я дополз до печки и прислонился к ней, сжимая в дрожащей руке боевой нож.
Следующим ударом по моему сознанию стал грохот, раздавшийся у меня за спиной. Я обернулся и увидел карракэта средних размеров с моими запасами мяса в пасти. Долю секунды мы потрясенно смотрели друг на друга, прежде чем он промчался мимо меня и выбежал за дверь в темноту.
Я хотел доползти до кухни, чтобы посмотреть, нет ли там еще гостей, но мой мозг заставил меня оставаться с ножом на месте.
- Дик! - закричал я, не особо надеясь, что пес-дикон услышит меня в своем обезумевшем состоянии. Некогда тихий горный перевал наполнился таким оглушительным шумом, что мне казалось, сама ткань мироздания лопается вокруг. У меня болели уши, обострялись чувства, и мой разум чувствовал, что сантиметр за сантиметр приближается к срыву, который я сдерживал только усилием воли.
Не издавая ни звука, я зажал уши ладонями и уставился на темные силуэты своих ботинок. Звуки боя пробуждали во мне первобытные инстинкты. Я зажимал уши не от страха и неспособности смириться с реальностью, а потому, что боялся, что в любой момент мой разум лопнет, если я не уберусь подальше от этого ужасного шума.
Но преграды рук было недостаточно - я все еще слышал жестокую драку, происходящую за стенами. Я обнаружил, что начал громко петь, уставившись перед собой, не моргая. Я спел первую пришедшую в голову песню, пытаясь словами заглушить бившуюся в груди тревогу, и затянул следующую, продолжая шевелить губами в такт музыке в моей голове, держа одну руку на винтовке, а другую на боевом ноже. Я сосредоточился на словах и ни на чем другом.
Затем за глазами вновь образовалось давление. Я крепко зажмурился и запел громче, чувствуя, как пульсирующая мигрень начинает собирать свой оркестр боли. Он резко обрушился на меня, превращая мое пение в крики.
Утром я, пошатываясь, поднялся на ноги, всего несколько секунд отделяли туман сна от смыкающихся челюстей реальности. Словно робот, я подошел к двери и открыл ее окровавленной рукой.
Перед крыльцом лежало тело карракэта со вспоротым животом и разбросанными вокруг розовыми и красными кишками, наполовину съеденными и покрытыми грязью и снегом. Тощий, распотрошенный, кот-мутант с густой коричневой шерстью, хвостом, покрытым черной чешуей, и шестью лапами, и рядом с ним Дик вилял хвостом, радуясь моему внезапному появлению. Снег вокруг них был притоптан, я думаю, пес всю ночь спал рядом со своей добычей.
Я пробормотал ему похвалу и обессилено опустился на колени. В поле зрения попала моя рука с двумя рваными ранами, тянущимися от локтя почти до запястья. Глубокие борозды открывали срезы мышц с желтыми прослойками жира, похожие на филе лосося. В голове у меня бешено заколотилось. Я застонал и отчаянно выругался, ненавидя это место и то, что я ничего не мог вспомнить.
Меня зовут Джейд, и все… Откуда я пришел, я не знал, и куда я направлялся, тоже оставалось для меня загадкой, но с каждым днем становилось все яснее:
– Скорее всего, эти горы станут моей могилой.
Я посмотрел на небо, но это движение принесло волну головокружения, которая наполнила мою голову шариками ваты. Поэтому я больше не поднимал глаз, а смотрел вперед, рассматривал дорогу, что простиралась передо мной, огибала покрытую снегом гору и постепенно выбиралась на равнину.
Собрав последние силы, я придумал немыслимое, что-то настолько хитроумное и толковое, что это, вероятно, спасет мне жизнь.
Я брел целый день после того, как карракэт напал на меня, пока я не нашел ее... ну, их много попадалось на пути, но ме пришлось пройти почти километр, пока я не нашел крышку багажника, которую смог снять. Я взял этот лист металла и зацепил кусок веревки в отверстие для ключа, а другой ее конец прицепил к жилету пса-дикона, и вот она...
Я смастерил себе собачью упряжку.
Видите... Я могу стать горцем, если немного постараюсь.
Хотя, по большому счету, это Дик тянет меня, так что это он сейчас спасает мне жизнь. Моя энергия иссякла, и желание продолжать путь тоже быстро испарялось. Мало того что карракэт повредил мне руку и оставил свежие синяки, так еще и головная боль становилась неконтролируемой.
Я закашлялся и увидел, как брызги слюны фонтаном вылетают изо рта на мерзлую землю. Дождь, который шел пару дней назад и замерз теперь ледяной коркой, обеспечил легкий ход для саней, но мои легкие пострадали от него сильнее. В общем... У Джейда дела шли не слишком хорошо.
К счастью, пес, казалось, знал, куда идти. Дик совсем не возражал против того, что его прицепили к саням из крышки багажника. Не знаю, был ли он обучен таскать вещи или чему-то в этом роде, но он радостно трусил передо мной по шоссе. Пес-дикон, казалось, был в своей стихии, он даже бежал так, словно знал, куда ему надо бежать.
С наступлением темноты он остановился, и я отцепил его от саней, отпустив на свободу. Сам я решил не вылезать из своих одеял, и просто рассосал снег и разжевал последнюю парочку мармеладных червей. Это немного притупило голод, да и мясо у меня все равно закончилось. Карракэт, который вломился в хижину охотников, забрал мои последние большие куски мяса, а суп, который я приготовил, закончился.
Вокруг меня падал легкий снег, но моя энергия рассеялась настолько, что я не мог даже забраться под машину или на одно из деревьев на обочине дороги. Чтобы защитить свое тело от непогоды, я накинул одеяла на голову и дышал своим собственным дыханием в своей душной пещере.
Кем бы я ни был, теперь я был один. Все друзья, которые у меня были, умерли много дней назад в том курортном городке. Возможно, мне следовало остаться там, на том невообразимом количестве трупов я мог бы продержаться несколько месяцев. Но там вокруг шастали рейверы, и хотя здесь, наверху, было холодно... безумные недочеловеки, казалось, давно отсюда ушли.
На следующее утро я проснулся от ощущения, что меня дергают снова и снова, а вдобавок этот странный скрежет. Я открыл глаза, но обнаружил, что они покрыты липкой слизью. Мне удалось оторвать ее с ресниц, чтобы посмотреть, что происходит.
Передо мной стоял Дик, и пытался зубами тянуть за угол крышки багажника.
- Прости, Дик, - прохрипел я.
Сквозь разомкнутые губы ледяной зимний воздух наполнил легкие, и я закашлялся, прижимая руки к лицу, покрытому застывшей коркой слизи. Пес смотрел на меня и вилял хвостом, высунув язык от счастья, что я проснулся. Трясущимися, слабыми руками я пристегнул поводок обратно к его куртке, и, демонстрируя развитый интеллект, о котором я только начал догадываться, он снова начал тянуть меня по дороге.
Некоторое время спустя из моего полубессознательного состояния меня вывел скрежет металла подо мной. Я откинул одеяло с лица и увидел позади себя шоссе с густыми деревьями по обе стороны. Крышка багажника оставляла широкую полосу и вмятины там, где скользила и подпрыгивала на неровной земле. Я опустил голову под лапы пса, чтобы увидеть, куда он меня тащит, но и впереди была та же картина: огромные черные деревья со множеством тонких ветвей, грубый кустарник и шоссе. Все это дополнялось легкой снежной пылью, которая невесомо кружилась вокруг нас.
Я вздохнул и смирился со своей судьбой. Пусть пес решает, куда мы идем, потому что я этого не знал.
Окружающий мир был слишком далек, чтобы меня это волновало, я даже больше не чувствовал холода. Все мое тело было единым целым с пульсирующей болью, большая часть которой сосредоточилась в моей голове вокруг глубокой раны, которая, казалось, была корнем всех моих проблем. Не было смысла расстраиваться или пытаться изменить направление пса – я был в его власти, и там, куда он меня приведет, я и окажусь.
И, возможно, там я умру.
Я задавался вопросом, будет ли кто-то по мне скучать, или все мои друзья погибли на том курорте. Может, глупо было не умереть вместе с ними. Хотя я догадывался, что хотеть умереть не в моем характере, иначе я бы не зашел так далеко.
Я рассеянно вытер нос и стряхнул красные сопли на белую землю. Перед глазами заплясали белые точки приближающегося головокружения. За ним подкатила тошнота, и я закрыл глаза, слушая, как сани скребут по снегу. Шли часы, и звуки окружающего мира затихали, пока не остался единственный шум крови в ушах.
Время вокруг меня превратилось в мутный омут, пейзажи и звуки перемешивались друг с другом, становясь не более чем фоновым шумом. Не знаю, сколько часов или дней я лежал на этой крышке от багажника. Но знаю, что иногда пес останавливался, а иногда нет. Странно, но я осознавал моменты, когда я лежал на своих импровизированных санях, а пса там не было, думаю, иногда я его отстегивал, или, может быть, он научился делать это сам. Веревка, которую я нашел, когда-то была сцепным тросом для фургонов, которые стояли возле отеля, это была просто тонкая веревка с металлическими крюками на каждом конце.
В один из тех полубессознательных периодов, когда я умирал в одиночестве, я услышал шум, который был мне слишком хорошо знаком. Шум, который слышал только я, пса рядом не было, возможно, он ушел на охоту, поскольку я больше не мог его кормить.
Это были знакомые звуки человеческих криков, пронзительный, безумный визг, который проникал в ваши уши и царапал мембрану вашего разума, кромсая и уничтожая вашу храбрость, не оставляя от вас ничего, кроме трусливой съежившейся оболочки.
И я не был исключением. Мои покрытые коркой глаза открылись, яркий снег обжигал глазные яблоки, привыкшие к темноте. Я прищурился и пошевелился. Оказалось, что меня оставили возле рядов уложенных стопками автомобильных шин, на открытом пространстве, беззащитным перед стихией и теми ужасами, которые таила Серая Пустошь.
Один из этих ужасов уже стучался ко мне в двери.
Конечно же, мое слабое сердце заколотилось от тревоги. Я поднял глаза от своей крышке багажника и увидел пятерых рейверов, спускавшихся по неровной насыпи. Все они были одеты в грязную одежду, без кусков кожи и пальцев. Некоторых из них украшали головные уборы из скальпов или кожаные пояса со свисающими с них отрубленными руками и ногами. Их пожелтевшие, затуманенные глаза были устремлены на меня, а сломанные зубы оскалены и щелкали, словно предвкушая мою плоть.
Я тут же попытался приподняться, но снова упал на задницу не только из-за слабости, но и из-за сильно поврежденной руки. Пришлось грязно выругаться и поползти назад, пока спина не уперлась в стопку шин. Как назло, моего ножа под рукой не оказалось.
Еще один безумный вопль, тот, что шел впереди, прыгнул на разделительное ограждение и присел, как будто готовясь наброситься на меня. Но, к моему удивлению, он остался сидеть на корточках, остальные четверо столпились позади него, щелкая зубами из-за спины лидера.
Мое сердце бешено колотилось. Я огляделся, скрипя зубами и задаваясь вопросом, куда запропастился этот гребаный пес. Бросив на рейверов опасливый взгляд, я снова попытался подняться и снова упал. Единственное, что пришло мне в голову, это поджать губы и издать особый свист, который, как подкинуло мне сознание со своих задворок, мог призвать Дика.
Затем меня парализовало от шока. Потому что в тот момент, когда я издал этот свист... рейверы закричали.
Я резко повернул голову в их сторону, и у меня отвисла челюсть.
Рейвер... лидер, его руки были подняты и сложены... почти в умоляющем жесте. Его пожелтевшие глаза были широко раскрыты, а голова медленно покачивалась взад-вперед.
Я перестал насвистывать и уставился на него. Когда он шагнул ко мне, опустив свои покрытые шрамами руки по бокам, я попятился, как раненый зверь.
Главарь рейверов оглянулся назад, затем снова посмотрел на меня.
И опустился на одно колено.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления