— Ты думаешь, что мёртвые, которых мы любили, навсегда нас покинули? Но ведь мы их зовём, когда нам плохо. Твой отец живёт в тебе, Гарри, и он, очевидно, явил себя, когда ты так в нём нуждался. Да как иначе ты смог бы сотворить именно такого Патронуса? Этой ночью Сохатый вновь вышел в поле.
— Кого же они нам дадут в будущем году? — уныло вопрошал Симус Финниган.
— Может, вампира, — размечтался Дин Томас.
— Разве маглы не видят нас?
— Маглы? Они вообще ничего не видят, но если наколоть их на вилку, они почувствуют!
Как прекрасен мир, являющийся во снах: от загадочных глубин океана, до сверкающих звезд вселенной...
— Гавнэ? — Гарри взял один значок и стал рассматривать. — Это еще что такое?
— Никакое не гавнэ, — нетерпеливо сказала Гермиона. — Это Г. А. В. Н. Э. Означает — Гражданская Ассоциация Восстановления Независимости Эльфов.
— Никогда о такой не слышал, — заявил Рон.
— Разумеется, не слышал. — Гермиона расправила плечи. — Я только что ее основала.
— Да что ты? — Рон, похоже, ничуть не удивился. — И сколько же у вас членов?
— Ну… если вы вступите… будет трое.
— И ты думаешь, мы захотим разгуливать повсюду со значками, на которых написано вот это слово? Быть вам, ребята, в гавнэ?
— У меня тут получается два Нептуна, — сказал Гарри через некоторое время, мрачно глядя на свой лист пергамента. — Такого не может быть, верно?
— А-а-а-а-ах, — прошелестел Рон, изображая таинственный шепот профессора Трелони. — Когда в небе появляются два Нептуна, мой милый, это верный знак, что рождается маленькая зануда в очках...
... время не идет медленнее, если впереди тебя ожидает что-нибудь неприятное...
— Нет смысла сидеть и беспокоиться, — сказал он. — Чему быть, того не миновать. Надо просто быть к этому готовым.
Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Все, всем спасибо!
Не стоит проявлять излишнее высокомерие и брать на себя всю ответственность целиком.
— Это правда, что вы повысили голос на профессора Амбридж?
— Да, — сказал Гарри.
— Вы обвинили ее во лжи?
— Да.
— Вы сказали ей, что Тот-Кого-Нельзя-Называть возродился?
— Да.
Профессор МакГонагалл села за письменный стол и, хмуря брови, поглядела на Гарри. Потом сказала:
— Возьмите-ка печенье, Поттер.
— Что взять?
— По-моему, я задолжал тебе ещё одно объяснение, Гарри, — помедлив, сказал Дамблдор. — Возможно, ты удивлялся, отчего я никогда не выбирал тебя старостой. Честно признаться… я считал, что груз ответственности, который тебе приходится нести, и так чересчур велик.
— Во-первых, Флитвик избавился от болота, которое сотворили Фред и Джордж, — начала Джинни. — Ему понадобилось на это около трёх секунд. Правда, один крошечный кусочек под окном он уничтожать не стал и обнёс его канатом…
— Зачем? — удивилась Гермиона.
— Он сказал, что это образцовое колдовство, — пожала плечами Джинни.
— По-моему, он решил оставить в школе что-то вроде памятника Фреду и Джорджу.
Пора бы Вашей бабушке, Долгопупс, гордиться таким внуком, какой у неё есть, а не таким, каким он по её мнению должен быть.
— Мы будем с тобой, Гарри. В доме твоих дяди с тетей, — сказал Рон. — И потом, куда бы ты ни отправился.
— Он обвинил меня в том, что я «целиком и полностью человек Дамблдора».
— Как грубо.
— А я ответил ему, что так оно и есть.
Единственный раз, когда я видел папу рассерженным еще почище мамы. Фред уверяет, что его левая ягодица так с того дня и не вернула себе прежней формы.
Я смотрю в лицо смерти с надеждой, что когда ты встретишь того, кто сравним с тобою по силе, ты уже снова обратишься в простого смертного.
— Гермиона у нас умница, — попытавшись выдавить улыбку, сказал Гарри. — Как жаль, что я не подошёл к тебе гораздо раньше. У нас было бы столько времени… месяцы… может быть, годы…
— Так ты же был занят, ты всё спасал и спасал волшебный мир, — чуть усмехнувшись, отозвалась Джинни.
— Ты говорил нам когда-то, — тихо промолвила Гермиона, — что у нас есть время отступиться, если мы того захотим. Мы этим временем не воспользовались, верно?
— Мы с тобой, что бы ни случилось, — сказал Рон
Ты — настоящий Повелитель смерти, потому что настоящий повелитель не убегает от нее. Он сознает, что должен умереть, и понимает, что в жизни есть вещи намного худшие, чем смерть.
— Полгода меня не видела, и как будто меня здесь вообще нет, подумаешь, брат.
— Братьев у неё полно, а Гарри один.
Я собираюсь продолжать идти, пока я не выиграю — или умру. Не думайте, что я не знаю, как это может закончится. Я знал это в течение многих лет.
— Рон, ты прекрасно знаешь, что мы с Гарри выросли среди маглов, и нам в детстве читали другие сказки: «Спящая красавица», «Золушка»…
— Это болезнь такая?
— Но вы же умерли, — сказал Гарри.
— Несомненно, — деловито подтвердил Дамблдор.
— Конечно, это происходит у тебя в голове, Гарри, но кто сказал тебе, что поэтому оно не должно быть правдой?
— Это больно?
Ребяческий вопрос сорвался с уст Гарри прежде, чем он успел подумать.
— Умирать? Нет, нисколько, — ответил Сириус. — Быстрее и легче, чем засыпать
— А теперь я должен вернуться, да?
— Как хочешь.
— У меня есть выбор?
— Конечно, — улыбнулся Дамблдор. — Мы ведь на вокзале Кингс-Кросс, говоришь? Я думаю, если ты решишь не возвращаться, ты сумеешь… так сказать… сесть в поезд.
— И куда он меня повезёт?
— Вперёд, — просто сказал Дамблдор.
— Я был готов, и этого оказалось достаточно. Я сделал то же, что моя мать. Они защищены от тебя. Разве ты не заметил, как легко они сбрасывают твои заклятия? Ты не можешь их мучить. Ты не можешь до них добраться. Не пора ли тебе учиться на ошибках, а, Реддл?
Наш маленький Поттер
Умело расставил Волану капкан,
А мы их побили —
Поднимем за наше здоровье стакан!
— От этой палочки больше тревог, чем толку, — сказал Гарри. — А я, честно говоря, — он отвернулся от портретов и думал сейчас только о кровати с пологом, ждавшей его в башне Гриффиндора, и о том, сможет ли Кикимер принести ему туда бутербродов, — сыт тревогами до конца жизни.
Обычно я мирного нрава, а ты знаешь, что такие люди, доведенные до крайности, не могут уже опомниться.
Когда тебе за тридцать, можно еще испытать сильную привязанность и даже возбудить ее, но горе человеку, который в этом возрасте хочет участвовать в младенческих забавах любви.
Совесть является в известной мере творением человека, ибо то, что в одной стране считают добром, в другой почитают злом.
Когда боги хотят погубить человека, они исполняют его желания.
Любовь к себе – это начало романа, который длится всю жизнь.
...вчера на ней румян было очень много, а платья очень мало. В женщине это всегда признак отчаяния.
А сегодня утром он сделал мне предложение на улице перед этой кошмарной статуей Ахиллеса. Возле этого произведения искусства постоянно происходят какие-нибудь ужасы. Не понимаю, куда смотрит полиция.
На что мне ваше сочувствие. Этого добра на свете и так слишком много.
– Что такое официальное лицо или неофициальное? Все это зависит от того, с какой точки зрения смотреть на предмет, все это, Никанор Иванович, условно и зыбко. Сегодня я неофициальное лицо, а завтра, глядишь, официальное! А бывает и наоборот, Никанор Иванович. И еще как бывает!
... достичь чего-либо в этом мире можно только упорным трудом. Жизнь как череда сиюминутных удовольствий еще никому не приносила удовлетворения. Надо обязательно вкладывать усилия – в собственную жизнь и в себя самого.
Весь мир считает, что лучше быть излишне доверчивым, чем излишне подозрительным.
Но на прошлое мы глядим через призму времени, сквозь которую все видится совершенно иначе.
Слуги хуже крыс: ходят из дома в дом, разносят слухи, рассказывая хозяйские тайны кому попало.
Хороших людей на свете хватает, и если с ними правильно разговаривать, они становятся еще лучше.
– В Ирландии к девушкам никто не присматривается, –сказала Эйлиш. – Это считается дурным тоном.
– А в Италии дурной тон – не присматриваться.
Нынче люди меняют старое на новое до того быстро, что умение делать что-то долговечное стало ненужным.
В нынешнем мире человек устаревает, не успев состариться.
Все люди хотят жить достойно, просто достоинство понимают по-разному.
1..74..144Можно тратить время на то, чтобы умирать, а можно – на то, чтобы жить. Надо идти вперёд!