Онлайн чтение книги Воспоминания торговцев картинами Recollections of a Picture Dealer
1872–1873

Шум, поднявшийся вокруг моих выставок в Париже, Лондоне и Брюсселе, вызвал у меня неосторожное стремление собрать все то прекрасное, что создала школа 1830 года, многие произведения которой еще можно было приобрести. Мне казалось, что, сколько я их ни куплю, все будет мало, так как мне теперь приходилось снабжать картинами не только свой магазин на улице Лаффит, но и два филиала, открыть которые меня вынудили сложившиеся обстоятельства. Похвалы прессы и комплименты, которые я ежедневно выслушивал от поклонников моих любимых художников, убедили меня в том, что минута окончательного торжества последних уже наступила, и я лихорадочно устремился на поиски новых шедевров, что было весьма несложно, так как многие владельцы частных собраний в связи с войной понесли значительные утраты.

Господин Гаве, например, когда-то с отменным вкусом собравший множество первоклассных вещей Милле, Делакруа, Коро, Руссо, Диаза, Дюпре и других, уступил мне скрепя сердце ряд неподражаемых произведений этих художников. Неудачные спекуляции земельными участками и постройками, затеянные Гаве перед войной, почти начисто разорили его, и он избежал банкротства лишь благодаря тому, что поочередно сбыл мне все свои полотна. Для начала я купил у него за 30 000 франков «Вечернюю молитву» Милле, «Возвращение пастуха со стадом» за 32 000, «Возвращение пахаря» за 20 000, два восхитительных полотна Руссо по 30 000 каждое, а затем, по мере того как у Гаве возникала нужда в деньгах, большое число других прекрасных произведений Милле, Коро, Дюпре, Руссо, Бари и Диаза. В течение двух лет я только и делал, что увозил от него все эти картины, которые он продавал мне сравнительно дорого, хотя сам купил их очень дешево. Из современных вещей Гаве оставил себе только несравненную серию пастелей Милле, но в 1875 году он и ее поручил мне продать с аукциона от его имени.

Семнадцатого марта 1873 года после нескончаемых переговоров с Сенсье я договорился с ним о покупке его коллекции, которую он собирал в течение многих лет. Она состояла из 167 картин и рисунков, которые он в большинстве случаев в буквальном смысле слова за гроши приобрел непосредственно у художника. Ввиду относительно высокой цены, запрошенной Сенсье, я пытался уговорить одного из моих коллег – либо Брама, либо Франсиса Пти – войти со мной в половинную долю, но они не согласились, так как были менее пылки, чем я. Кроме того, после моего возвращения в Париж Брам вообще отказался от совместных покупок, которые мы делали с ним до войны.

Как уже сказано, собрание Сенсье включало 167 картин и рисунков, в том числе 34 полотна и 19 пастелей Милле, оцененных в совокупности в 116 450 франков, 23 полотна и 9 акварелей и рисунков Руссо на сумму 89 850 франков, 22 полотна Диаза на сумму 28 200 франков, 2 вещи Делакруа – 6500 франков, 8 картин Коро – 19 500 франков и 50 работ различных других авторов – 13 440 франков, а всего на сумму 267 440 франков.

В числе вещей Милле были знаменитый «Сеятель», попавший позднее в галерею господина Вандербильта, «Вязальщики снопов», находящиеся сейчас в галерее Томи-Тьери в Лувре, уменьшенное авторское повторение «Собирательниц колосьев», которое 12 лет тому назад я продал с аукциона за 100 000 франков; «Возвращение с полей», попавшее в собрание Джона Т. Мартина в Нью-Йорке, и 19 других восхитительных полотен того же уровня, проданных впоследствии за бешеные деньги.

Серия Руссо включала прославленный «Дуб на скале».

Среди произведений Коро фигурировали «Вакханка с пантерой» и «Раненая Эвридика», шедевры, которым теперь просто нет цены и которые мы тогда продали по дешевке, а затем вторично купили уже за довольно большие деньги.

Сегодня такая коллекция стоила бы баснословную сумму, но самому Сенсье, жившему на скромный оклад чиновника министерства внутренних дел, где он к концу жизни дослужился до помощника заведующего канцелярией, она обошлась очень недорого. Это подтверждает хотя бы такой факт, что, увидев у меня уменьшенное повторение своих «Собирательниц колосьев», бедный Милле признался, что Сенсье дал ему за эту картину 40 франков. Остальные вещи Сенсье приобрел по таким же ценам.

Я часто навещал Коро, и он постепенно продал мне большое число пейзажей всех размеров, среди прочего – «Пожар Содома», выставленный в Салоне 1857 года, и «Туалет», выставленный там в 1859 году. За два этих несравненных шедевра я заплатил ему 15 000 и 10 000 франков соответственно. Первый я продал Абрахаму Камондо за 20 000 франков, а после смерти последнего выкупил эту картину за 100 000 франков у его сына Исаака и позднее перепродал ее за 125 000 франков господину Г. О. Хэвемайеру. «Туалет» у меня купил господин Данкен. Сейчас эта картина принадлежит госпоже Дефоссе, которая выкупила ее за 175 000 франков на распродаже после смерти своего мужа и в прошлом году отказалась продать ее за 800 000 франков. Столько же стоит теперь и «Пожар Содома».

Милле, признательный мне за все, что я делал для него в течение многих лет, работал теперь только для меня, и я получил от него ряд выдающихся произведений, в том числе большой вариант «Возвращения пастуха со стадом», проданного при распродаже коллекции Блана; вариант этот был еще красивее оригинала, и я продал его господину Гарриману, тому самому американцу, который приобрел у меня «Эдипа» Гюстава Моро. Получил я от Милле и «Женщину с лампой», которую уступил Лорану Ришару и которая несколько лет тому назад была продана в Америке за 400 000 франков. Тогда я заплатил за нее Милле 16 000 франков, больше, чем он получал за какую-нибудь из своих картин. «Пастух» обошелся мне в 1200 франков. Прислал он мне также картину, изображавшую женщину, которая поит корову, и проданную мною тому же Лорану Ришару, «Пастушку индюков», попавшую впоследствии в руки господина Даны, издателя нью-йоркской газеты «Sun», большую «Пастушку с пряжей», проданную нами госпоже Уоррен из Бостона и подаренную последней Бостонскому музею (это один из наиболее значительных шедевров Милле, который продал мне его за 12 000 франков). «Пастушку в лунном свете», находящуюся теперь в коллекции Томи-Тьери, он продал мне за 10 000 франков (этот вариант весьма примечателен, хотя и менее красив, чем оригинал, принадлежавший сперва господину Блану, затем господину де Кергофу, мне и господину Карлену; на распродаже собрания господина Карлена в том же 1872 году я вновь купил вышеназванный вариант за 20 000 франков). Следует упомянуть также «Пастушку гусей», «Сбивальщицу масла», «Женщину с ведрами», пейзажи и т. д.

Жюль Дюпре, мой большой друг, также уступил мне ряд картин, в том числе немало замечательных. С тех пор как я сильно помог ему выбиться из нужды, до которой его довела скверная привычка месяцами возиться с одной и той же картиной, без конца соскабливая и переделывая ее, он воспрял духом и создал прекрасные вещи, цены на которые уже начали резко повышаться.

Очень много работ я купил у Курбе, с которым давно поддерживал отношения. Во время осады, боясь, как бы его мастерская не попала под обстрел, художник перевез ко мне все свои важнейшие и еще не проданные полотна – «Мастерскую», «Похороны в Орнани», большие «Битвы оленей» и т. д.

Добиньи, спрос на которого сильно возрос, уже начал работать чуточку торопливо, но все еще писал очаровательные пейзажи. Его «берега Уазы» нравились любителям больше, чем любые другие мотивы, и позднее были проданы за огромные деньги. Добиньи уступил мне довольно большое число этих пейзажей, причем по очень скромной цене от 800 до 1000–1500 франков.

Диаз, живший во время войны в Брюсселе и завязавший там знакомства со многими иностранными любителями и торговцами, поднял цены на свои картины, но я первый благословил его на это и приобрел у него, помимо множества маленьких пейзажей, несколько больших лесных видов на 5000 франков, сумму, казавшуюся в то время фантастической. В последние годы кое-какие из тогдашних моих приобретений продавались за 100 000 и даже 150 000 франков.

Ван Марке, сосед Диаза по мастерской, а потом, после смерти Тройона, и ученик, которому очень помог завоевать себе имя контракт, заключенный со мной, также уступил мне ряд картин. Но с тех пор как он обязался работать исключительно на меня, у него отбою не было от покупателей, и он мог бы продавать им свои вещи с большей для себя выгодой, чем мне. Поэтому мы с ним условились, что он сам будет вести переговоры с покупателями, а разницу между их ценой и той, какую назначил я, мы будем делить. Ван Марке сильно на этом выиграл, так как значительно повысил цены, хотя с точки зрения сегодняшнего дня они все равно кажутся смехотворными. Впрочем, срок действия нашего контракта истек уже в 1873 году.

Зием, с которым у меня всегда были наилучшие отношения, также продал мне много видов Венеции, Константинополя и Марселя – он писал их с удивительной легкостью; этим своим даром он впоследствии стал злоупотреблять, что весьма повредило его репутации.

Бари, Домье, Йонгкинд, Буден, Кальс, Лепин, Дж. Л. Браун и другие также снабдили меня большим числом картин и акварелей по более чем умеренным ценам, так как все эти художники, бывшие отнюдь не в моде, лишь с большим трудом сбывали свои вещи и сводили концы с концами. Они были просто счастливы, вступая в деловые отношения со мной, потому что я никогда не торговался.

Многие из них настаивали даже, чтобы я сам назначал цену, так как знали, что я дам больше, чем они запросят.

Помимо тех вещей, которые я приобретал непосредственно у художников, я многое покупал у коллег-торговцев и особенно у любителей, всегда склонных по самым разным причинам прибыльно продать свои картины.

Зедельмайер продал мне прекрасного «Товия» Милле за 7500 франков (на распродаже Блана).

Адмирал Жорес, с которым я уже не раз вел дела, продал мне двух «руссо» за 20 000 франков, несколько вещей Диаза и т. д.

Февр, с которым я часто заключал солидные сделки, уступил мне замечательную картину Гюстава Моро «Юноша и смерть», проданную мною господину Каэн д’Анверу.

Гределю́, позолотчик Коро, с которым тот неизменно расплачивался картинами, продал мне двенадцать очаровательных пейзажей этого мастера.

Господин Гарнье, любитель, купивший у меня много картин, а затем оказавшийся перед необходимостью раздобыть большую сумму наличными, продал нам целую прекрасную коллекцию, где находились «Арабы за игрой в кости» Делакруа.

Господин Ларрье, депутат от Бордо и владелец знаменитого виноградника О’Брион, всегда усиленно спекулировавший картинами, продал мне за 105 000 франков десяток весьма значительных вещей, в том числе несколько полотен Коро и Делакруа.

Господин Вердье, зубной врач с улицы Лаффит, с которым мне случалось заключать сделки на сотни тысяч франков, продал мне одновременно 15 картин Коро.

Франсис Пти продал мне «Офелию» Делакруа за 20 000 франков, а также уменьшенное повторение «Убийства епископа Льежского».

Господин Дьетерле, друг Тройона, – две большие картины этого художника.

Эврар, бельгийский торговец, поселившийся в Париже, – «Урок вязанья» Милле за 20 000 франков. Я продал эту картину за 25 000 франков графу Камондо.

Негри, санкт-петербургский торговец, – большую картину Тройона за 22 000 франков.

Дюглере – две большие вещи Диаза за 20 000 франков.

Фердинанд Бишофсхейм – прекрасную вещь Руссо за 12 000 франков.

Господин Аллоу, известный адвокат, – «Коней, бьющихся в стойле» Делакруа; эта картина находится теперь в коллекции Камондо.

Мое страстное увлечение школой 1830 года, побуждавшее меня смело делать такие покупки, которые, по мнению коллег и даже большинства моих друзей, были просто разорительными, не заставило меня забыть ни о впечатлении, произведенном на меня купленными в Лондоне пейзажами Моне и Писсарро, ни о произведениях Мане, Пюви де Шаванна и Дега, бросившихся мне в глаза в Салонах различных лет еще до моего отъезда в Англию.

Сразу после возвращения в Париж я повидался с Моне и Писсарро, а также познакомился с Ренуаром, Сислеем и кое-кем из их друзей. Однажды у Альфреда Стевенса я увидел две картины Мане. Поскольку никто не посещал великого художника в его мастерской, он попросил своего друга Стевенса попробовать сбыть для него две упомянутые картины, а для этого вывесить их в своей мастерской. Это были великолепный «Булонский порт при лунном свете» (№ 112), находящийся теперь в коллекции Камондо, и столь же замечательный «Натюрморт» (№ 119), который я в 1886 году во время своей первой поездки в Нью-Йорк продал там господину Хэвемайеру за 15 000 франков. Стевенс запросил с меня по 800 франков за каждую картину. Я немедленно согласился и, придя затем в восторг от своей покупки, потому что произведение искусства восхищает по-настоящему лишь тогда, когда принадлежит вам и находится у вас, на другой же день отправился к Мане. Я нашел у него целую коллекцию выдающихся картин, многие из которых еще раньше привлекали мое внимание в Салонах разных лет, а теперь, после того как я на досуге присмотрелся к своим вчерашним покупкам, они показались мне еще прекраснее. Я тут же купил у Мане за 35 000 франков все, что у него было, а именно 23 картины, дав ему ту цену, которую он запросил. Вот список этих вещей с указанием цены и номера по каталогу Дюре:

№ 51. «Убитый тореадор». Салон 1864 г. Я продал его Фору за 3000 фр., потом выкупил у него же и перепродал в Америку за 30 000 фр. Сейчас картина принадлежит Уайденеру 2000

№ 23. «Гитарист». Салон 1861 г. Также продана Фору за 4000 фр., потом, в 1907 г., выкуплена мною и теперь принадлежит г-ну Осборну, заплатившему за нее 200 000 фр. 3000

№ 12. «Пьяница», не допущен в Салон 1859 г., продан Фору и выкуплен мной 1000

№ 65. «Философ», принадлежит г-ну Эдди из Чикаго, который приобрел его у меня за 20 000 фр. Недавно он отказался продать картину за 125 000 фр. 1000

№ 66. «Нищий». Эту картину, как и предыдущую, я продал Фору за 1500 фр., а позднее выкупил ее. В 1912 г. мы продали ее Чикагскому музею за 100 000 фр. 1500

№ 95. «Тряпичник», проданный мною Ошеде за 1500 фр. Попал затем в коллекцию Круана 1000

№ 53. «Мальчик, пьющий воду» (или просто «Мальчик»), продан Шарлю Эфрусси, затем Розенбергу и Бернхейму 1000

№ 63. «Чтец», продан Фору за 1500 фр. В 1907 г. я выкупил у него картину за 100 000 фр., и она до сих пор еще принадлежит нам. В 1916 г. ее хотел купить городской музей Цинциннати (США) за 30 000 долларов (150 000 фр.) 1000

№ 77. «Трагический актер» (Рувьер). Отвергнута Салоном 1866 г. В 1898 г. мы продали ее г-ну Джорджу Вандербильту 1000

№ 88. «Женщина с попугаем». Салон 1868 г. Мы продали эту картину Ошеде за 2500 фр. Потом она досталась г-ну Эрвину Девису, подарившему ее Нью-Йоркскому музею 1500

№ 32. «Испанец» (портрет брата Мане в костюме испанского махо). Я продал эту картину Ошеде за 1500 фр. В 1878 г. на распродаже его собрания ее купил за 650 фр. Фор, у которого я ее позднее перекупил. Мы затем продали ее г-ну Хэвемайеру за 100 000 фр. 1500

№ 76. «Флейтист». Отвергнут Салоном 1866 г. Я продал его Фору за 2000 фр., а примерно в 1895 г. выкупил и продал Камондо. Сейчас принадлежит Лувру 1500

№ 29. «Испанский балет». Все еще находится в нашей коллекции на улице Ром 2000

№ 31. «Уличная певица» (или «Женщина с вишнями»). Я продал эту вещь Ошеде. На распродаже его собрания в 1878 г. она за 450 фр. досталась Фору, у которого я выкупил ее примерно в 1895 г. Тогда же мы продали ее за 70 000 фр. г-же Сиэрз из Бостона; сейчас ей предлагают за эту картину 200 000 фр., но безуспешно 2000

№ 125. «Отдых» (портрет мадемуазель Моризо). Салон 1873 г. В 1880 г. я продал эту картину Дюре за 3000 фр. На распродаже его коллекции в 1894 г., осуществленной мною, я выкупил «Отдых» за 11 000 фр. В 1898 г. мы продали его г-ну Дж. Вандербильту. Это одно из лучших созданий Мане, стоящее огромных денег 2500

№ 54. «Христос и ангелы». (Салон 1864 г.) Мы держали эту вещь у себя до 1902 г., так как на нее не находилось покупателя, а затем продали г-ну Хэвемайеру. Друзья Мане в течение 10 лет безуспешно добивались, чтобы ее приобрел Лувр. Это также один из шедевров художника 3000

№ 81. «Бой „Кирсежа“ с „Алабамой“». (Салон 1872 г.) Продан в Америке г-ну Джонсону из Филадельфии 3000

№ 37. «Мадемуазель В. в костюме тореадора» (портрет В. Брен[26]На портрете изображена Викторина Мёран, а не Брен. Видимо, ошибка автора.). Не допущена в Салон 1863 г. Продана за 4000 фр. Фору, у которого в 1895 г. мы выкупили ее, а затем перепродали г-ну Хэвемайеру 3000

№ 115. «Мол в Булони». Продан за 600 фр. Клаписсону, который опять перепродал ее мне. Находится сейчас в моем частном собрании 500

№ 138. «Порт в Бордо». Продан мною Дюре, на распродаже которого в 1894 г. я выкупил эту картину за 8500 фр. Мы уступили ее г-ну Мендельсону из Берлина 600

№ 84. «Цветы» (пионы). Я продал этот натюрморт за 600 фр. г-ну Сонье из Бордо. На распродаже его собрания в 1886 г. натюрморт был оценен в 680 фр. Я купил его и продал г-ну Моро-Нелатону, в чьей коллекции он и находится 400

№ 73. «Бой быков». Мы продали его только в 1886 г. в Нью-Йорке, за 5000 фр., затем выкупили и перепродали за 70 000 фр. Чикагскому музею 500

№ 117. «Морской берег». Продан Фору за 700 фр., потом выкуплен у него и до сих пор принадлежит нам 500

________

35 000

Несколькими днями позже я еще раз заглянул к Мане, который за это время собрал свои картины, находившиеся у его друзей; я купил у него вторую партию полотен, но список их у меня не сохранился. В числе их были «Музыка в Тюильри» (№ 16), «Мальчик со шпагой» (№ 41), «Отплывающий стимер» (№ 114), «Булонская эстакада» (№ 115), еще одна «Эстакада» и т. д., всего на сумму 16 000 франков. Я продал «Мальчика со шпагой» господину Эрвину Девису за 10 000 франков, а он подарил его впоследствии Нью-Йоркскому музею. «Музыка в Тюильри» оставалась у меня до 1908 года, когда я продал ее за 100 000 франков господину Хью Лейну, который подарил эту картину галерее Тейт в Лондоне вместе с большим «Портретом мадемуазель Евы Гонсалес», купленным им у меня за 150 000 франков.

Не успел я завершить все эти сделки с Мане, как отправился к Пюви де Шаванну, который до тех пор тоже еще ничего не продал, потому что в наш так называемый просвещенный век художника не признают тем дольше, чем он талантливее, оригинальнее и неповторимее. Я немедленно купил у Шаванна несколько картин: «Надежду», которую он намеревался послать в очередной Салон, куда она действительно была допущена; «Усекновение главы святого Иоанна Крестителя»; уменьшенные повторения четырех больших картин, которые первыми украсили Амьенский музей; «Магдалину в пустыне» и уменьшенное повторение его большой работы в Пантеоне, посвященной святой Женевьеве. Позднее Пюви де Шаванн постепенно продал мне и написал для меня много других картин, но сбыл я их очень не скоро и с большими трудностями. Представление о последних может дать следующий пример. Я заплатил Шаванну 7000 франков за «Надежду» (у меня долго хранился уменьшенный вариант этой вещи, проданный мною Анри Руару, на распродаже которого в 1912 году ее купил Лувр за 65 000 франков). Эту великолепную картину сочли такой уродливой, что я не мог сбыть ее даже по минимальной цене. Через несколько лет, нуждаясь в деньгах, я продал ее господину Пату за 3000 франков, а тот, в свою очередь разорившись, предложил мне вернуть ее за 2000 франков, на что я поспешил дать согласие. Во время первой своей поездки в Америку я продал эту вещь Эрвину Девису за 7000 франков. Позднее он с выгодой для себя перепродал ее не помню уж кому. У изображенной на этом полотне женщины свободные белые одежды. «Магдалину» через пятнадцать лет после того, как я купил ее, приобрел у меня за 4000 франков господин Шерами. Мне она обошлась в 5000 франков. Я выкупил ее на распродаже после смерти Шерами за те же, по-моему, 4000 франков, что показывает, как долго такой большой художник не мог завоевать признания. «Магдалину» я перепродал Франкфуртскому музею.

Вот другой пример. Шаванн дал мне для какой-то распродажи в благотворительных целях очаровательную картину, фрагмент одного из его марсельских панно. За отсутствием покупателей эта вещь осталась у меня и была оценена в 265 франков. Затем я продал ее Руару за 300 франков. На распродаже его собрания любитель из Берлина купил названную картину за 68 000 франков, причем Лувр до самого конца пытался перебить у него эту картину.

Шаванн был большой художник, но понимали его тогда лишь немногие знатоки да кое-кто из собратьев по ремеслу. Талант признали за ним только после его смерти, но до конца он все равно не был понят. Так было с Делакруа, Коро, Домье, Бари, Милле, Руссо, Мане и всеми великими художниками минувшего столетия, так останется и впредь, пока мода будет определяться снизу, а не сверху, как это было в старину, когда вкусы диктовались просвещенной верхушкой.

Незадолго до смерти Пюви де Шаванн, который был не только великим художником, но и сердечным человеком и преданным другом, сказал мне буквально следующее: «Я всегда был верен вам и, если не считать больших государственных заказов, всегда продавал свои вещи только вам, но тут нет особой моей заслуги, потому что к моим картинам никто никогда не приценялся».

Дега, с которым у меня также завязались прочные отношения и который также продал до этого лишь несколько второстепенных вещей, уступил мне для начала целую партию пастелей и картин, привлекших к себе так мало внимания, что я, несмотря на крайне низкие цены, лишь с большим трудом сбыл их по истечении ряда лет. Часть этих вещей у меня приобрел Фор, мой давний знакомый, с которым я очень сблизился во время своего пребывания в Лондоне, где мы жили с ним в соседних домах на Бромптен-Кресент; позднее я выкупил у него эти картины. В нашей коллекции на улице Ром есть одно небольшое полотно Дега, относящееся к тем временам. Это «Беговые дрожки» – я купил картину за 1000 франков и продал Фору за 1500, а через пятнадцать лет выкупил у него за 10 000. Есть в нашей коллекции и другая картина Дега – «Лошади на лугу», купленная мною у художника за 850 франков, проданная Тиссо за 1000 франков и позднее выкупленная у него. К тому же периоду относятся различные другие вещи, которые я сбыл в Лондоне. Одна из них – «Балет „Роберт-дьявол“», купленная у Дега за 3000 франков и проданная господину Йонидесу за 200 фунтов, вместе со всей коллекцией последнего перешла по его завещанию Южнокенсингтонскому музею[27]Музей Виктории и Альберта.. При жизни Йонидесу давали за нее 10 000 фунтов, но он отказался. Интересно, сколько она стоила бы сегодня! Дега уступил мне также «Балерин на уроке», которых я продал Сикерту и за которых, еще много лет тому назад, сенатор Кларк уплатил 80 000 франков. Сейчас эта картина стоит по меньшей мере вдвое дороже. Я же дал за нее Дега 1500 франков и перепродал ее Сикерту за 2000. С полдюжины других полотен я уступил одному портному в Брайтоне, после смерти которого, лет двадцать тому назад, они – я, к сожалению, об этом не знал – были проданы за бесценок у Кристи и вновь куплены в Париже Манци и разными другими торговцами. Все это первоклассные произведения. Одно из них, «Балерины на уроке», купленное мною у Дега за 3000 франков и проданное за 200 фунтов, стоило бы сегодня 500 000 франков. Оно не менее красиво, чем другая картина под тем же названием, за которую Фор заплатил 4000 франков. Позднее я выкупил эту последнюю за 100 000 франков и перепродал полковнику Пейну за 125 000. Сегодня многие наши американские клиенты с радостью дали бы за нее полмиллиона франков.

Клод Моне, поселившийся в Аржантёе, поблизости от своего друга Кайботта, продал мне целый ряд очаровательных этюдов с натуры, написанных им во время поездки в Голландию, а затем и ряд картин, созданных в Аржантёе, Руане и окрестностях Парижа. Те самые полотна, за которые я неизменно давал ему по 300 франков и которые в течение двух десятилетий находили признание лишь у немногих знатоков, повсюду разыскиваются сегодня любителями, готовыми дать за них чрезвычайно высокую цену.

Вот еще пример слепоты и запоздалого прозрения публики: один из этих видов Голландии я продал Добиньи за 400 франков. После его смерти картина была продана на аукционе в отеле Друо за 82 франка вместе с рамой, причем она одна стоила 80. Купил картину Дюре. На распродаже его собрания, проведенной мною в 1894 году, я выкупил ту же картину за 3400 франков и продал господину Дека за 4000. В 1901 году на одной из распродаж, устроенных господином Дека, картина была куплена за 30 000 франков.

Со своей стороны, Ренуар, Сислей и Писсарро, работавшие в Лувесьенне, Марли, Шату, Буживале, приносили мне много картин, дышавших свежестью и правдой. Но, как и полотна Моне, они почти не привлекали к себе внимания публики, когда я их выставлял у себя в галерее.

В Лондоне мы продали совсем незначительное количество этих полотен, а когда я уехал оттуда и поддерживать названных выше художников там стало некому, немногие любители, отважившиеся приобрести несколько картин, один за другим распродали их.

Тогда же я имел счастье познакомиться с Уистлером, которого заинтересовал успех моих выставок и который был к тому же дружен с Мане, Дега и другими художниками их группы. Он прислал мне, с тем чтобы я выставил их у себя на улице Лаффит, довольно много своих картин, в том числе наиболее известные, как, например, «Портрет матери», находящийся сейчас в Люксембургском музее[28]Ныне в Лувре., и «Портрет Карлейля». Я стал его парижским уполномоченным, и он поручил мне представлять его картины в Салон. Художники и кое-кто из любителей восторгались работами Уистлера, но они были слишком хороши и возвышенны, чтобы публика могла их понять… и мне не удалось продать ни одной из них.

Настоящие заметки, при всей их неполноте, могут дать читателю представление о размахе моих операций в тот период и о лихорадочном оживлении, царившем в делах фирмы. Все эти сделки, выставки, которые приходилось устраивать, непрерывное поступление и отправка картин, то покупаемых, то продаваемых, то отправляемых в Брюссель и Лондон, то возвращавшихся оттуда, требовали очень точной и своевременной отчетности. К сожалению, помощники были у меня плохие и счетные книги велись неаккуратно, в чем отчасти был виноват я сам, так как не имел времени, а зачастую и возможности регистрировать все подробности проводимых мною операций. Правда, в моем столе всегда лежали два маленьких реестра: в первый я собственноручно заносил все сделки, которые заключал единолично, во второй – те, которые осуществлял на половинных началах с Брамом, но что касается этих последних, то здесь сведения мои часто бывали весьма неточны, поскольку Брам, переутомленный, как и я, но человек еще менее аккуратный, нередко забывал информировать меня о ходе дел.

Это было серьезным упущением с моей стороны, и позднее я сильно поплатился за свои промахи и небрежность. Мне нужно было иметь рядом с собой сведущего человека, который содержал бы отчетность и торговые книги в безупречном порядке, а у меня не было служащих, способных оказать мне сколько-нибудь ценную помощь. Я должен был почти все делать сам, и мне, кроме того, постоянно приходилось уезжать на день-другой в Лондон или Брюссель, где меня столь же неудачно замещали мои служащие, люди честные, но легкомысленные и бездеятельные.

Позднее, когда для меня наступили трудные годы, я был вынужден закрыть оба своих филиала. Пока я мог заниматься ими лично, они оправдывали себя, но нерадивость моих представителей привела к тому, что эти филиалы перестали окупать расходы по их содержанию.