Отзыв на книгу Пнин

Этому виной недостаток эрудиции с моей стороны, и чрезмерной привязанности к трехстраничным предложениям сплошь  состоящим из деепричастных оборотов и прилагательных со стороны Набокова. Пнин оказался ровно в той степени отягощен вышеупомянутым недостатком (или достоинством, если угодно), которая позволила мне дочитать-таки до конца.

Зачастую, героями набоковских романов становятся отнюдь не привлекательные персонажи, одолеваемые страстями, слабые, недалекие, порой и просто мерзавцы. С присущим автору цинизмом, все их гнусные пороки безжалостно выставлены на всеобщее обозрение, а неминуемый крах, к которому они приходят, в лучшем случае вызывает мимолетную жалость, становясь предостережением читателю.

  

Пнин в этом смысле является своего рода исключением. Похоже, что на этот раз Набоков испытывает к своему герою искреннюю симпатию.

Пнин, чудаковатый профессор русской словесности, волею судеб оказавшийся в Америке. Странноватый иностранец, неуклюжий пришелец, изьясняющийся на фантастическом английском, при этом добряк и чистая, детская душа. Эдакий "Идиот" в Набоковском варианте.

В отличие от своего прототипа,  набоковский "идиот", впрочем, не оказывается виновником бесчисленных недоразумений, не крутится в эпицентре драматических событий. Его тихая одинокая жизнь ничем, в общем, не примечательна. Не теряя оптимизма, Пнин изо всех сил старается обустроить свой укромный уголок, найти место, где душа успокоится после многих лет скитаний в эмирграции. Но как нетрудно предположить, такой чудак всюду оказывается лишним. 

В романе несколько раз упоминаются  голубокрылые бабочки. Как обычно у Набокова, эта метафора здесь не случайна.

Бабочки, наделенные крыльями небесного цвета с причудливым узором, сугубо эстетическим, лишенным всякого практического смысла. Этот хрупкий Каприз природы, зависящий от малейшего ветерка, порхающий с цветка на цветок, конечно наводит на мысль о нашем милом друге. Не выносящий сквозняков Пнин, сменивший не поддающееся подсчету количество квартир, даже внешне напоминает чуднОе насекомое - слишком массивный широкий торс на слишком длинных и тонких ногах. Пнин обретает крылья лишь в фантазийной "бесполезной" области филологии, лишенной всякого практического применения. Именна эта "бесполезность", кристаллизованная

Эстетика, делает мир Пнина особенным, нездешним и прекрасным.

Набоков не был бы Набоковым, явив в своем романе сплошной розовый зефир, подобный тому, что я сейчас описал. Конечно, он не отказал себе в удовольствии дотошно препаровать все пнинские (немногочисленные, надо отметить) недостатки, изъяны внешности, чудачества и зашквары. Чего только стоит мерзкая в своих подробностях глава посвященная его вставной челюсти, не говоря о бесчисленных подколах арестованных его лысине, неуклюжему телосложению и пр. и пр. Неудивительно, что Пнин такого доброжелателя сторонился, да и финальный "побег" не кажется на этом фоне экстравагантным поступком. 

Из таких деталей, по Набоковски цепких и недобрых, складывается и наше восприятие, изрядно приправленное неприязнью и местами отвращением. Был ли этот неоднозначный эффект запланированным, сложно сказать наверняка. Возможно, на этом контрасте, лучше видна истинная красота Пнина, далекая от любых внешних проявлений.

Подытоживая свой разросшийся текст, хочу еще раз отдать должное гению Набокова. Каждый его роман можно сравнить со своего рода матрёшкой. Вдумчивый читатель заметит, что матрёшку можно раскрыть и найти в ней еще одну, поменьше, а затем еще и еще. Стоит только приглядеться, в помощь тут и там виднеются швы-подсказки, оставленные Набоковым. Кому-то такая "игра", может, не по душе, но лично мне она приносит огромное удовольствие.