Онлайн чтение книги Риф Скорпион
ГЛАВА 11

— Шэннон, — позвал я.

— Что, Билл? — Голос ее звучал глуховато.

— Как давно вы знаете, за чем охотятся эти ублюдки? Она медленно перевернулась на спину и посмотрела на меня. Теперь ее серые глаза были сухи, но их взгляд был какой-то безжизненный.

— С трех часов дня, — ответила она.

У меня закружилась голова: то ли от облегчения, то ли от радости, то ли от того и другого вместе. Горечи, разъедавшей меня, словно раковая опухоль, как не бывало. Мне ужасно хотелось встать на колени рядом с ее койкой, обнять ее. Но вместо этого я прикурил сигарету и отдал ее Шэннон.

— Я хочу извиниться перед вами, — сказал я. Голова ее едва заметно шевельнулась.

— Не надо, Билл. Я погубила вас.

— Нет, — прошептал я, — вы же не знали. Я думал, вы лгали мне, но это не так. Неважно, что он обманул вас.

— Пожалуйста, не надо так говорить. От этого еще тяжелей. Разве вы не понимаете? Я все равно предала вас. Я все узнала за шесть часов до назначенного времени встречи. Я могла позвонить вам, предупредить об опасности. Тогда вы спаслись бы. А я не смогла. Мне казалось, что я должна ему помочь, несмотря на то, что он натворил. Может быть, я не права, но я, наверное, и теперь поступила бы так же. Не знаю, как вам объяснить…

— Не надо ничего объяснять, — сказал я. — Вы говорили мне правду. Важно только это.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Почему?

— Не знаю, — ответил я.

Я действительно не знал, почему это так важно. Просто я не мог думать ни о чем другом. Мне хотелось сказать ей об этом, прокричать, пропеть, но вместо этого я закурил с непроницаемым выражением на физиономии.

— Мне жаль, что так вышло, — мягко сказал я. С минуту она помолчала, потом говорит:

— Что делать? У него не было шансов на спасение. Думаю, они знали, что он в доме, так что любая попытка побега была обречена на провал.

Она с отсутствующим выражением поглядела на длинный столбик пепла на конце своей сигареты, поискала глазами пепельницу. На полке, прибитой к переборке над ее койкой, стояла пустая жестянка из-под сгущенки, которая служила мне пепельницей. Я протянул ее Шэннон. Она попыталась улыбнуться. У меня дух захватывало от одного ее вида. Я уселся на пол, привалившись спиной ко второй койке, так что мое лицо было на уровне ее лица.

— Почему он ничего вам не рассказал? — спросил я.

— Думаю, ему было стыдно. Билл, он же не был преступником. Он вообще был честным человеком. Но сумма была так велика, и ею было так просто завладеть, и никто не узнал бы. Он не смог устоять.

— Мерзость какая, — сказал я.

Она чуть повернула голову и посмотрела мне прямо в глаза.

— Вы, конечно, убеждены, что я должна была за-* подозрить неладное. Ведь надо быть полной идиоткой, чтобы не понять, что он не говорит мне всей правды. Так вот, не стану отрицать — у меня были подозрения. В общем-то, я обманывала вас, повторяя его версию событий, я и тогда боялась, что это неправда или не вся правда. Но что мне было делать? Сказать вам, что подозреваю своего мужа во лжи? Но разве я была обязана вам большим, чем ему? Разве восемь лет замужества ничего не значат? А то, что раньше ой никогда не лгал мне и всегда был удивительно добр ко мне? Я бы и теперь поступила так же. Думайте что хотите.

— Если вы желаете узнать заключение присутствующего здесь судьи, то я все для себя решил. Когда-нибудь я скажу вам свое мнение обо всем этом.

Когда «когда-нибудь»? В лучшем случае нам осталось жить пять дней.

— Погодите, Билл, — прошептала она, — вы еще не все знаете. Сейчас вы, конечно, решите, что я полная дура. Дело в том, что самолет упал не на пути туда, а на пути обратно.

Действительно, об этом я как-то забыл. — Я знаю, он летел в Санпорт.

— Нет, не в Санпорт. Он хотел приземлиться где-нибудь на побережье Флориды, уничтожить самолет и исчезнуть. Теперь понимаете? Он хотел бросить меня.

До меня дошло.

— А вы отправились бы в Гондурас, думая, что он уже там. А не найдя его, решили бы, что он погиб? Упал в залив или разбился где-то в джунглях?

— Да, — сказала она с горькой усмешкой. — Но убедить в этом он хотел не меня. Меня он просто продал…

Вот оно что! — Тут я действительно все понял. — Если бы Баркли и его люди ухитрились выследить вас в Гондурасе, они тоже решили бы, что он погиб. Вот что ему было нужно. Верно?

Она кивнула.

— Может быть, втянувшись, человек перестает замечать, что делает мерзости?

— Он был напуган. За ним так давно охотились… Наверное, что-то в нем надломилось.

— Но бросить вас без средств в чужой стране!

— Дело обстояло не совсем так, — сказала она. — Видите ли, деньги были не в самолете. Я думала, что они там, но на самом деле они были в сумке, которую я должна была взять с собой в Гондурас. Не так все просто, Билл. Он собирался бросить меня и обмануть доверие своего друга, того, что купил самолет, но хотел, чтобы у меня были деньги. Может быть, для него это было вроде шахмат. Я — фигура, которой надо пожертвовать, чтобы выиграть партию.

«А может быть, этими деньгами он хотел откупиться от своей совести», — подумал я, но ничего не сказал. Маколи так и остался для меня загадкой.

Вдруг глаза ее наполнились слезами, и она тихонько заплакала.

— Вам, наверное, трудно понять, почему, зная все это, я все-таки вам не позвонила?

— Разве это важно? — спросил я.

У нее, видно, комок подступил к горлу. Прижав ладони к щекам, она медленно проговорила:

— Я не могу объяснить вам, почему я так поступила. Когда он мне рассказал все, я решила уйти от него. Но не смогла бросить его в беде.

Я опять попытался представить себе Маколи, и опять у меня ничего не вышло. Как можно внушить ей такую преданность и при этом вытворять то, что вытворял он? Ей я этого не сказал, потому что не хотел причинить ей боль. Он наверняка убил водолаза или убил бы позднее, если бы тот сам не погиб при аварии самолета. По его плану никто не должен был знать, что он остался в живых. Наверное, он укокошил этого беднягу, как только тот поднял алмазы со дна лагуны в Мексике. Меня он тоже убил бы так или иначе.

Для него это было единственным выходом из положения. Он не хотел, чтобы его жена узнала, во что он вляпался. Прежде чем мне отправиться на дно к самолету, ему пришлось бы сказать мне, что там искать, так что, скорее всего, я упал бы за борт следующей же ночью. «Хорош, — подумал я, — сунул в дерьмо палец и, поди ж ты, увяз по самые уши».

— Как вы думаете, есть у нас какие-нибудь шансы на спасение? — спросила она.

Я не знал, что ей ответить. Они собираются убить нас, это ясно как день. Бежать? В открытом море от пары бандитов, которые не спускают с нас глаз? Даже если нам удастся избавиться от них, что тогда? Меня разыскивает полиция. Скоро и ее тоже будут искать. Нам некуда податься. Мы в ловушке с двойными стенами.

Тут я подумал еще кое о чем, что было кошмарнее всего.

— Вы действительно знаете, где самолет? — спросил я. Она кивнула.

— Он мне подробно рассказал. И я все запомнила, слово в слово.

Меня мучили сомнения. Она считает, что знает, как найти самолет. Баркли тоже убежден в этом. Похоже, я — единственный на борту, кто имеет реальное представление о том, как велик Мексиканский залив и как мал самолет. Если не знаешь точного местонахождения в пределах нескольких сотен ярдов, можно проискать тысячу лет и так ничего и не найти.

Конечно, мне было все равно, найдут они свои проклятые алмазы или нет. Дело не в этом. Если они их не найдут, Баркли решит, что она что-то от них утаивает. Я вспомнил, как он сказал со значением: «Что было бы с ней, если бы она не знала ответа на вопрос?» При одной мысли об этом мне стало нехорошо.

— Он не показывал вам это место на карте? — спросил я, — Может быть, он нарисовал какую-нибудь схему?

— Нет, — сказала она. — Но он говорил, что самолет затонул рядом с отмелью, которая находится примерно в пятидесяти милях от рифа Скорпион в направлении норд-норд-ост. Отмель эта примерно в полмили шириной и тянется с севера на юг. Самолет затонул в двух милях к востоку от нее.

— Там белая вода или он просто видел отмель с самолета, прежде чем тот упал?

— Этого он не сказал.

В каюте наступила тишина, которую нарушал только шум волны, захлестывающей палубу. Плохо дело. Уж больно все шатко и ненадежно. Во-первых, нет уверенности в том, что Маколи правильно определил свое местонахождение. Потом, достаточно ли там мелко, чтобы были буруны, которые могут послужить нам ориентиром? Если он просто видел сверху, что вода там иначе окрашена, нам это место ни в жизнь не найти. К тому же точно определить свои координаты и расстояние до отмели, выбираясь из тонущего самолета и спуская надувной плот, — дело почти невозможное; в таком случае у него должны были быть просто выдающиеся способности.

Я постарался успокоить себя. Видимо, он кое-что понимал в прокладке курса, раз решился лететь через залив. Он указал местоположение данной точки относительно рифа Скорпион, значит, риф он наверняка видел. Самолет проходит пятьдесят миль всего за несколько минут, так что большого отклонения от курса тут быть не могло. Участок белой воды, должно быть, приметный. Он собирался пойти туда на яхте. Наверное, знал, что делает.

Тут я вспомнил еще кое о чем.

— Послушайте, — говорю. — Баркли говорил, что это место западнее рифа Скорпион. Вы уверены, что сказали ему, что оно лежит к востоку?

— Да. Он, должно быть, неверно понял. Я сказала: «Норд-норд-ост».

— Минуточку, — сказал я и отправился в кормовую часть каюты, где у меня остались карты.

Барфилд все еще был на палубе. При помощи навигационной линейки я проложил линию под углом 22° от рифа Скорпион, отметил циркулем пятьдесят миль, пользуясь масштабом карты, и сделал отметку на линии. И не поверил своим глазам. Там не было никакой отмели. В ближайшей к этому месту точке, где производилось зондирование, была указана глубина сорок пять морских саженей. Мне стало еще больше не по себе.

Дальше по линии на расстоянии двадцати — двадцати пяти миль были Северные шельфы, обширный район мелководья, где даже была указана глубина в три морских сажени (зондирование было произведено в 1907 году). Может быть, он это имел в виду? Тогда нам ни за что не найти самолет.

Во-первых, если он мог ошибиться на целых двадцать пять миль, определяя местонахождение самолета относительно рифа Скорпион, который видел всего за несколько минут перед крушением, значит, он ничего не понимал в навигации и его указания ничего не стоят. Выходит, что Маколи сам не знал, где находится, так что мое первое предположение летит к черту. Во-вторых, там кругом одни отмели. При отливе и крепкой волне белая вода там бывает во множестве мест. Пытаться найти самолет, располагая только такой информацией, просто нелепо.

С трудом унимая дрожь в руках, я провел линию в направлении норд-норд-вест от рифа Скорпион. Баркли говорил, что она указала это направление. Тоже не подходит: там указана глубина в сто морских саженей. К тому же он не мог там пролетать, если направлялся к побережью Флориды.

Мысль моя лихорадочно работала. Мы ни за что не найдем самолет. Для любого, кто хоть что-то смыслит в технике спасательных работ на море, надеяться на это просто смешно. Только вот посмеяться нам вряд ли удастся. Они подумают, что она все знает, но не хочет сказать. Ее указания уже противоречат друг другу, хотя, возможно, Баркли не так ее понял.

На карту поставлены семьсот пятьдесят тысяч долларов. Жестокость — их профессия. Подумав об этом, я почувствовал, как по спине у меня пробежал холодок.

Размышляя об этом, я продолжал смотреть на карту. Вдруг мне пришла в голову одна мысль. Я быстро передвинул линейку на наш нынешний курс и посмотрел на часы. Прошло около двух часов с тех пор, как мы миновали буй на выходе в открытое море. Мы делаем примерно пять узлов в час, так что прошли этим курсом миль десять. Меня охватило возбуждение. Я отметил наше предполагаемое местонахождение и смерил циркулем расстояние до ближайшего берега. Меньше девяти миль.

И тут же почувствовал, что во мне пробуждается надежда. Мы можем добраться туда вплавь. Наверняка еще можно разглядеть, в какой стороне остался Санпорт: небо над ним освещено. Это послужит нам ориентиром. А если и нет, мы будем плыть в том направлении, в каком дует ветер. Вода теплая. В такой можно провести целый день, не боясь переохлаждения.

Меня, конечно, арестуют, ее тоже. Куда мы денемся полураздетые и без денег? Но это ничто по сравнению с тем, что ожидает нас здесь. Ее, может быть, отпустят. Если нам удастся достаточно быстро убедить полицию в правдивости нашего рассказа, береговая охрана может разыскать яхту и арестовать их. Ее невиновность будет доказана. Меня, правда, посадят, но это лучше, чем сходить здесь с ума, когда они примутся за нее.

Нам нужен спасательный пояс. Она, скорее всего, не сможет проплыть такое расстояние, да и я сам не уверен, что смогу. Но как пронести пояс на палубу так, чтобы они не заметили? Пояса очень объемные, и даже здесь, в каюте, Барфилд заметит, если она попытается пронести пояс мимо него. Оглядев каюту, я кое-что придумал. Я достал из под правой кушетки один из поясов и положил его на ледник, который стоял рядом с трапом, ведущим на палубу.

Потом я быстро прошел назад, за занавеску, и снова опустился на колени возле ее койки.

Наклонившись к ней, я прошептал:

— Вы умеете плавать?

Она удивленно взглянула на меня, потом так же ответила тихо:

— Немного.

— Хорошо, — прошептал я. — Послушайте, нам надо выбираться отсюда. Немедленно. У нас нет никаких шансов отыскать самолет. И когда это начнет до них доходить, нам конец. Даже если бы нам удалось его найти, они все равно, скорее всего, убили бы нас. Нам надо попытаться добраться до берега вплавь. Может быть, мы выплывем, может быть, утонем. Но это лучше, чем оставаться здесь. Что скажете?

— Как далеко берег? — спросила она спокойно.

— Около девяти миль.

— Я могу проплыть ярдов сто, в спокойной воде.

— С этим все в порядке. Я плаваю довольно хорошо, и у нас будет спасательный пояс. Это единственная возможность спастись.

Она серьезно посмотрела на меня. Страха в ее глазах не было.

— Я согласна.

— Вот и ладно, — сказал я. — Сейчас я вернусь на палубу. Барфилд, наверное, тут же вернется сюда и ляжет спать. Подождите минут пять, потом тоже идите на палубу. Если он попробует вас останавливать, сделайте вид, что вас тошнит, мол, страдаете морской болезнью, вам нужно подышать свежим воздухом. Глядите…

Я чуть раздвинул занавески, чтобы она могла видеть кормовую часть каюты.

— На крышке ледника лежит спасательный пояс. Барфилд его не заметит, прежде чем выйти на палубу, я выключу свет. Как доберетесь до ступенек, хватайте пояс и бегите с ним на палубу. Не пытайтесь его надеть, просто держите в руках. Как только окажетесь на палубе — сразу к перилам и прыгайте за борт. Когда Баркли увидит, что у вас пояс, будет уже поздно. Понятно?

— Да, — сказала она.

— Хорошо, — прошептал я. — Увидимся в воде. Лучше идите босиком. Прыгайте с подветренного борта.

— Это который? Я улыбнулся.

— Тот, что наклонен к воде. Она кивнула.

— Спасибо вам за все, — говорит. Она была убеждена, что мы утонем.

Я дотронулся рукой до ее щеки. — Мы справимся.

Стоило мне прикоснуться к Шэннон, как я опять ощутил почти непреодолимое желание обнять ее. Я резко встал и вышел.

Я вернулся на палубу, предварительно выключив фонарь над столиком для карт. Поначалу мне показалось, что снаружи очень темно, Барфилд что-то проворчал, потом я услышал, как он спускается по трапу в каюту. Я уселся на кокпите справа от Баркли, как можно ближе к нему.

— Хорошо побеседовали? — спросил он вежливо и чуть насмешливо.

— Очень, — ответил я.

— Она действительно ничего не знала о его делишках?

— Не знала.

— Забавно, но я ей в общем-то верю. Мне просто не приходило в голову, что такое может быть, пока я не начал рассказывать вам эту историю. Странный он был тип, этот Маколи, весьма вероятно, что он не хотел, чтобы она узнала о его проделках. И вообще чтобы кто-то узнал. Все-таки отпрыск старинного рода.

— Кто, она?

— Нет, он. Она до замужества была танцовщицей в кабаре.

Глаза у меня постепенно привыкли к темноте. Я взглянул назад по ходу судна и увидел слабое свечение неба над горизонтом. И невольно содрогнулся. До берега были мили и мили темной воды.

И все-таки план может удаться. Один спасательный пояс держит на плаву двоих людей, если только не становиться на него ногами и не барахтаться беспорядочно. Мы будем держаться за концы пояса, я могу буксировать ее, а когда устану — отдыхать. Небо ясное. Если не удастся разглядеть свет над городом, будем ориентироваться по Полярной звезде, пока не наступит рассвет. В любом случае, чтобы добраться до берега, нам надо только двигаться в том же направлении, что волна и ветер.

— Вы бы лучше вздремнули немного, — сказал Баркли. — Надо, чтобы вы сменили меня в шесть часов.

Я старался вести себя так, чтобы не возбудить у него подозрений.

— Сейчас, — говорю.

Если он хоть на секунду заподозрит, что мы замышляем, ее не выпустят из каюты до тех пор, пока мы не отойдем от берега на сто миль.

Я подумал о том, что предстоит провести несколько часов в воде, и мне ужасно захотелось выкурить одну последнюю сигарету. Нет, нельзя. Потом глаза могут не успеть привыкнуть к темноте. Все произойдет очень быстро, и мне надо отыскать ее в воде, прежде чем она испугается и закричит. Я ждал, стараясь не напрягаться заранее. Она может выйти в любую минуту. А если Барфилд ее остановит, что тогда?

— Она сказала вам, где самолет? — спросил Баркли.

— Да. — Я повторил ему то, что она мне сообщила, и спросил:

— С чего вы взяли, что это место к западу от рифа Скорпион?

— с ее слов, конечно, ответил Баркли. — Надеюсь, больше этого не повторится. Она четко сказала «Норд-норд-вест».

— У нее тогда был шок, — холодно заметил я. — Думаю, как раз перед этим у нее на глазах зверски убили мужа. К тому же он никак не мог оказаться к западу от рифа Скорпион, раз держал курс на побережье Флориды.

— Верно, — сказал он. — Давайте вернемся к этому вопросу после завтрака. И советую вам обоим обойтись без уверток и лжи. Мы относимся к этому делу со всей серьезностью.

Я начал что-то говорить, но тут в каюте послышались голоса. Она приступила к выполнению плана.

— Ты куда это собралась! — прорычал Барфилд.

— Меня тошнит, — ответила она. Говорила она тихо, я едва мог расслышать ее голос. — … Свежий воздух…

— Эй, Джой, — крикнул Барфилд. — Пустить ее наверх!

— Нет, — ответил Баркли. — Дай ей ведро и пусть остается внизу.

Если он загораживает ей дорогу, у нас нет никаких шансов. Но выбирать не приходилось, сейчас или никогда. Я с размаху ударил, целясь туда, где в темноте белело лицо Баркли, и заорал:

— Беги!

Баркли полетел назад, пытаясь достать из кармана пистолет. Она выскочила на палубу. Где-то позади нее раздавались крики Барфилда. С секунду она оставалась в поле моего зрения: она остановилась в передней части кокпита, прижимая к груди спасательный пояс, показавшийся мне сейчас особенно массивным. Потом перегнулась через перила. Я схватил Баркли за пиджак и потащил его в заднюю часть кокпита. На палубу вылетел Барфилд. Я услышал всплеск за бортом: она упала в воду.

Баркли ухватил меня за левую ногу и попытался завалить. Барфилд уже добежал до кокпита. Тут яхта накренилась, он потерял равновесие и полетел прямо на меня. Я дал ему в челюсть. Удар удался на славу. Он попытался обхватить меня руками. Я отпихнул Баркли ногой, понимая, что теперь он спять попытается достать пистолет, потом отступил к скамье и, опершись о нее для равновесия, толкнул Барфилда ногой в грудь. Он свалился. Я еще раз лягнул ногой назад, потом скользнул через перила и нырнул в воду.

Еще в воздухе я подумал о том, чтобы не потерять ориентацию. Мне надо найти Шэннон в темноте, а ориентиров практически никаких, только место, где я сам вошел в воду, и примерное направление движения яхты. Через минуту, более не сдерживаемая рулем, «Балерина» изменит курс. Вынырнув на поверхность, я первым делом посмотрел на ее ходовые огни. Она разворачивалась.

Я поплыл назад. Одежда и ботинки стесняли движения, но остановиться и снять их было нельзя. Сначала надо найти Шэннон. Меня захлестнула волна. Потом еще одна. Я постарался плыть с учетом угла сноса, удерживая прежнее направление.

До яхты теперь было ярдов пятьдесят — семьдесят пять, и она уже развернулась ко мне бортом. Я видел горевший рубиновым светом ходовой огонь на ее правом борту, который ходил вверх-вниз из-за качки. Я огляделся. Мне удалось заметить что-то белое, то ли спасательный пояс, то ли ее светлые волосы, но только на секунду, сбивали с толку белые барашки на волнах.

Я крикнул, не очень, впрочем, громко:

— Шэннон! Шэннон!

Ответа не было. Может быть, я проплыл мимо нее? Мне стало не по себе, и я снова крикнул. На этот раз, я услышал ее голос:

— Я здесь, за этой…

Голос ее прервался: видно, ушла под воду. Она была где-то слева от меня. Я повернул туда.

Меня накрыла еще одна волна. Потом я очутился на поверхности в разрыве между двумя волнами. Она вынырнула совсем рядом со мной.

«Слава Богу!» — сказал я про себя и ухватил ее за платье. Она крепко обхватила меня за шею и попыталась подтянуться повыше. Мы ушли под воду. Вдруг во мне все похолодело, хотя вода была теплая, как парное молоко. Она держалась за меня обеими руками! Мы вынырнули на поверхность.

Я стряхнул с лица воду.

— Шэннон! Где спасательный пояс?

Хватая воздух ртом, она с трудом выговорила:

— Он… я… Я потеряла его.