Онлайн чтение книги Сердце феникса. Все исправить
Глава 12. Поединок

Девчонки!

Лина задержала дыхание, когда охрана на входе вдруг оказалась ростом ниже положенного. Девчонки… Мать поставила в оцепление младших!

Она с ума сошла.

– Это чтобы ты не прошла. – Голос Беллы был каким-то совсем уж примороженным. – Ты руку на детей не поднимешь… а они тебя не пропустят. Изменницу…

Это чтобы ты не прошла…

И чтобы дети не видели, что происходит в Пещере.

Преисподняя!

Что ж ты творишь, мама…

Полинка. Ульяна. Наталья. Последние дети клана. Еще малышка Диана, но ее тут нет. Нет… проклятье!

Телепорт перекрыт, Анжелка и Марианна внутри, и время уходит… А на входе дети.

Пламя ада, я не знаю, что делать!

Лёша бы сюда. Как-то же они с Димом взломали эту распроклятую блокировку! Лёш…

– Лина, беги!

Откуда в этом кровавом безумии взялся Лёш? Лина не успела заметить. Зато успела увидеть, как разом три ножа находят цель. Как Лёш падает и на его рубашке расцветают багряно-черные хризантемы. Она видит, как мать вытягивает из него, еще живого, магию… как гаснут его глаза…

Нет. Только не Лёш…

– Стой здесь.

– Куда?!

– Если что – бей сонными дротиками. Есть?

– Ты рехнулась!

– Ага. И давно. Жди.

Она даже не сразу поняла, почему Белла поднесла руку к груди в традиционном знаке почтения.

– Слушаюсь… моя глава.

Лина секунду поразмыслила, постучать по лбу или отмахнуться – нашла время! Но тратить время на это было непозволительной роскошью, и Лина спокойно шагнула из-за скалы на хрусткую каменную щебенку дорожки.

Зря ты так поступила, мама. Или не зря. Давно надо было с этим разобраться…

Контакты с Уровнями? Контакты…

Он закрыл глаза в мучительном размышлении. Кто? Кто мог рассказать об этом Совету Координаторов?

Тело Вадима будто стиснуло мертвой хваткой. Понятно: на него наложили узы. Это мгновенно разбудило альтер эго, и в мозгу сам собой всплыл ответ: Лиз. Огнева-старшая, верная помощница. Точней, неверная. Тогда телепаты, просматривавшие по приказу Повелителя память плененной феникс, доложили, что бывшая глава клана, оказывается, жива-здорова. Более того – шустрая «покойница» знала об отношениях Лины и Алекса, подглядывала за ними и пыталась шантажировать дочь. Тогда Дим испытал лишь брезгливое отвращение, лишний раз убедившись, насколько все-таки отвратные у людишек мысли и поступки. Ради выгоды продадут и предадут кого угодно. Вот хоть лжепокойницу нашу взять. Она сдала свой клан, когда попалась на задании. Почти положила своих «сестер» у эльфийского леса. Бросила остатки, перевалив ответственность на плечи дочери. А потом все равно пыталась вернуть свою власть – хоть над дочерью, раз клан больше не послушает отрекшуюся главу.

Значит, вот оно что… Новая реальность не изменила сущности Лиз. Она по-прежнему готова идти по трупам. Можно же было догадаться и раньше: Лиз никогда не простит дочь, которая вырвалась из-под ее власти, и постарается отомстить «мальчишкам», посмевшим похитить преступницу. Следила?

И выследила… И даже в Своде не побоялась засветиться. И ей поверили.

– Это вам сказала Елизавета Огнева? – Голос спокоен, очень спокоен. Раньше такой ровный тон обещал надвигающуюся грозу, но те, кто сейчас сидит перед ним, даже не подозревают об этом.

Вадим обвел глазами членов Совета. Ожившей статуей застыл суровый Савел – вот уж кто будет непримиримо требовать высшей кары отступнику. А что, кстати, является высшей карой? Полная блокировка сил? Лишение магии на всю оставшуюся жизнь? Неважно.

Нет уж.

Пусть Алекс смог прожить без магии почти три года, и он, Вадим, знает, что это обратимо, но нет, сейчас он не может позволить себя остановить. Сейчас нужно сделать так, чтобы сама мысль о полной блокировке магии не зародилась ни в чьей голове.

Вадим продолжал разглядывать своих судей.

Непроницаемый Даниэль; задумчиво глядящий в одному ему видимые дали Пабло… Светлана смотрит и виновато: «Прости, что так получилось» – и укоризненно: «Как же ты мог». Нинне ободряюще улыбается. Даихи щурит узкие глаза, и по его неподвижному лицу ничего не поймешь.

А вот нахмурил брови отец. Отец… Сволочь Савел, зачем надо было звать отца? Ведь по закону он все равно не имеет права подать голос ни за, ни против родича. О да, общее благо выше личных интересов! Но он не Андрий, и отец не Тарас Бульба, бездна вас побери!

– Какая разница? – Голос Савела, как обычно, сух. – Вадим Соловьев, Совет спрашивает тебя: имел ли ты контакты с Уровнями? И с какой целью?

Заслоняя суровые лица и облачные стены, чужая память подкинула картинку: вот он, недавно потерявший отца, сидит перед очередным «куратором» и отвечает на бесконечные вопросы… Наложение рук. Изматывающие головные боли. Постепенно набирающий силу «холодок».

Вдох. Выдох. Досчитать до десяти. Он спокоен. Он очень спокоен.

И тут все это спокойствие взрывается и летит ко всем демонам, потому что из телепорта на туманный пол вываливается… Лёш. Да не один! Дим узнал Марта с первого взгляда.

Вадим не успел подумать, как среагируют Координаторы на демона в Своде.

Лёшу… вернее, Алексу хватило одного взгляда, чтобы оценить обстановку. Встать рядом с братом плечом к плечу. И вломиться в разговор, будто тараном.

– Добрый вечер. Прошу прощения за опоздание. – Зеленые глаза недобро блестели…

Савел, уже прищурившийся в сторону Марта, тут же сосредоточил свое внимание на непрошеном госте.

– Что здесь происходит? Алексей, мы не вызывали тебя!

И как, интересно, Лёшка вломился сюда без спроса? Это же не общие этажи, это зал Совета…

– А что, в Свод можно только званым? Я думал, это приют Стражей, а не закрытая контора, куда «вход только по пропускам»!

Они застыли, сверля друг друга взглядами, один в кресле Координатора, другой – в центре зала. Пользуясь тем, что все внимание было приковано к братьям Соловьевым, Март осторожно сместился в сторону и назад. С глаз долой – от греха подальше.

Напряженно подался вперед отец…

– Лёш, полегче. – Двигаться Дим не мог, но язык-то у него не отобрали… и можно попробовать этим языком образумить упрямца Лёшку.

– Не лезь, – сквозь зубы ответил тот, не отводя глаз от Координаторов. – Подожди…

«Это то, что я думаю?»

«Ага. Просекли контакт с Уровнями».

«Х-хвост демонский!»

«Демона ты с собой зачем приволок?»

«Потом. Подожди…»

Мысленный разговор занял долю секунды, пока Координаторы не опомнились.

Светлана мягко вмешалась:

– Алёша, мы всё понимаем, но…

– Но – что? Страж Светлана, я буду очень благодарен, если вы объясните, какой проступок совершил мой брат. Почему на нем узы?

Координаторы переглянулись: кто-то растерянно, кто-то негодующе, а кто-то одобрительно. В чем-то Вадим их даже понимал. Опытные, мудрые, они все-таки иногда терялись перед вспышками человеческих эмоций. Вот и сейчас… Юноша, которого они готовы были подставить Уровням в качестве Белого Владыки, оказывается, уже с этими Уровнями вовсю контактирует! И бездна с ними, с сорванными планами, но Страж, имеющий тайные сношения с демонами! Немыслимо…

А самое интересное то, что от братьев Соловьевых раскаянием не веяло, отнюдь. От Лёшки особенно.

Ну, по крайней мере, чудак Пабло смотрел на юношей вполне доброжелательно, да и Даниэль не спешил метать громы и молнии на головы ослушников.

– Вадим обвиняется в том, что в нарушение всех правил Свода и кодекса Стражей вступил в несанкционированные контакты с демонами с Уровней, – наконец проговорила Светлана, поскольку вопрос был адресован именно ей. – Мы должны знать, с какой целью.

– Вот как? – поднял бровь Алекс. – Насколько мне известно, мы только собирались налаживать прочные контакты. И вряд ли бы их санкционировали, несмотря на их крайнюю необходимость!

Члены Совета среагировали по-разному.

– Прямо-таки необходимы? – пробормотал Пабло. – Ну-ну…

– Санкционировать? Вообще-то…

– Хм, любопытно, любопытно… А сей юноша за спиной у Соловьевых – он-то кто? Прелюбопытнейшая аура!

– Вы? – Савел, ухватив главное, так и подался вперед.

Александр Соловьёв, напротив, устало откинулся на спинку стула, прикрыв глаза.

– Да, Страж Савел, именно мы. И если уж хотите судить за это – судите нас обоих!

И тут Дим вышел из ступора. В кои-то веки он был согласен с альтер эго: отвечать за свои поступки следует самому. И если уж его неосторожность привела… Стоп.

Стоп. Новообретенное чувство «беда близко» холодом дохнуло в спину. Лиз. Фениксы. Он беседовал с Анжеликой Жар. С демонами они и впрямь не смогли наладить контактов, не считая нескольких встреч с Магдой и того визита к Долински. И только-только планировали дернуть к себе Дензила и Лёшкиного Бэзила. И еще – Март, но о нем потом. Реальных контактов не было . Значит, молодых фениксов убьют, чтобы не всплыла ложь главы клана.

– Лёш, хватит. Я сам все объясню. А ты беги к Лине. Это срочно! – повысил он голос, видя, что младший брат собрался возражать. – Иначе те, кто уцелел тогда, погибнут первыми. Алекс, ты слышал меня?

Алексу хватило пары секунд, чтобы осмыслить сказанное.

– Лиз! – Последовавшую далее краткую, но на диво замысловатую конструкцию никто не ожидал услышать из уст всегда такого вежливого Лёша.

– Март, пошли!

И, прежде чем Координаторы успели спросить, что здесь делает демон, а сам Март понять, куда он влип и что теперь делать, Алекс подскочил к нему и они вместе растворились в телепорте. А Дим вновь остался наедине с Координаторами. Но теперь-то он знал, что говорить, – своя злость, подстегнутая чужой памятью, кипела и бурлила. Объясняться? Доказывать свою невиновность? Нет уж. Серые глаза блеснули сталью.

– Снимите узы. Я отвечу на ваши вопросы.

Кто последний раз что-то требовал у Совета? Может, отец знает. Сам Вадим про такое не помнит. Но он потребовал. И его послушали.

Он не уловил, кто именно отвечал за его обездвиживание, и не заметил никакого движения, но в следующую секунду сдавивший его тело блок исчез.

Верят? Так сразу?

Дим снова обвел глазами Координаторов. Эх, не помешала бы ему сейчас Лёшкина эмпатия.

– Итак. Вы желали знать, зачем мы искали контакты на Уровнях. Это неправильный вопрос. Нужно было спросить: почему?

– И почему же? – спокойно поинтересовался Даниэль, взмахом руки останавливая собиравшегося что-то сказать Савела.

– Потому, что одним нам не справиться. Вы который год ломаете головы над тайной барьера: кто его установил? Но никто, видимо, не задался вопросом: почему этот барьер был установлен?

– И почему же? – Даниэль, видимо, решил, что лучше всего задавать наводящие вопросы.

– Для решения проблемы с дай-имонами. Барьер простоит самое большее до осени. Потом на Землю хлынет поток не только дай-имонов, но и дайи, темной энергии из мира Дайомос, уничтожившей его…

– О чем ты говоришь?!

– О дайи! Никто не знает точно, откуда она появилась там, но она как вирус. Внедряется в тела и души и перекраивает по-своему. Уже первое поколение заметно темнее незараженных. Третье и четвертое искалечены непоправимо, они не способны ни на что, кроме зла. Даже птицы и животные, зараженные дайи, нападают на всех подряд. Не выдерживает земля, мир начинает разрушаться. Идут мертвые дожди, растворяющие все на своем пути, из-под земли возникают голодные пузыри, в воздухе плывут хищные облака. И так до дех пор, пока не остается никого живого.

Наступила тишина.

Координаторы молчали. Им было немало лет, и при сопряжениях Граней они видели разные миры. Видели и погибшие. И не спешили отмахиваться от страшной правды. Те, кто отмахивается, в Координаторы не идут. И все же поверить в такое сразу было тяжело. И они молчали.

– Они уже здесь. Выискивают мгновенные сбои и прорываются. Пока группами. У нас еще есть время остановить действие дайи, если пробои останутся единичными. Но если они хлынут волной, будет катастрофа.

– Поэтому вы прошли в прошлое? – мягко спросил Пабло. – В ваше время так и случилось?

– Да. Мы построили этот барьер. Мы с Алексом.

– Вы с Алексом? – Это подал голос отец. Александр Соловьев смотрел на первенца, словно впервые видел. Да так оно отчасти и было. – Дим…

– Мы. Те мы, – поверь, пап, я по-прежнему твой сын. Собрали все силы – свои, демонские, даже оборотневые – все, что могли. И прошли в прошлое. Построили. – Он вздохнул – почему-то не хватало воздуха – и медленно проговорил: – Они до сих пор там… в барьере. Остались в нем, растворились навсегда. Только память и осталась…

– Свет всемогущий…

– Как же это…

Как?

Вы правда хотите знать как?

Да так!

…Вампиры готовят что-то гадостное. Дензил второй раз предупреждает – что-то зреет. Да и так было понятно, что без осложнений это дело не обойдется. Вампов до глубины души взбесил указ о возвращении в ряды людей. Если, конечно, поверить, что она у них есть, душа. Ну не хотелось гордым «сынам ночи», «рыцарям крови» и «властителям сумерек» снова жить человеческой жизнью – работать, подчиняясь общим законам, жениться, не мороча головы наивным дурочкам своей особостью, отказаться от подчинения людей, от вкуса крови… Они даже сожгли на костре чучело покойного ученого Стрейзанта, который разработал обряд, обращающий вспять процесс превращения человека в вампира. А теперь, когда указ лишил их выбора, может статься, что чучелами кровососы не ограничатся.

Что это будет – массовая акция? Еще один удар исподтишка?

Два года назад – гибель Тигра и «прах» в постели.

Еще через два месяца – новый бунт в Нидерландах; мол, как так, нами правит убийца. Да мы… да он… Если бы не удалось отвлечь людей контактом с миром аннитов, то неизвестно, во что бы это вылилось. Бунт – это ведь как пожар, охватывает быстро, а гасить трудно. Да и погасишь – только выжженная земля остается.

Еще через полгода – праздник Томатина в Буньоле, перешедший в массовые столкновения демонов и людей. Были жертвы. Если б не Алекс, сколотивший отряд из эмпатов, транслирующих мирные эмоции, если б не быстрые и решительные действия Службы порядка, если б не ан-нитские демоны из делегации, которые полезли в конфликт и выступили с обращением к обеим сторонам с призывом жить в мире…

А потом – похороны жертв, перед которыми он тоже виноват. Это вечное чувство вины, от которого ни жить, ни дышать, ни работать спокойно… эти глаза матерей, эти лица в гробах!

И еще, и еще: вылазка оборотней, волнения среди лигистов-радикалов, межрасовые стычки, нападения на улицах и налет антигомов на станцию, вылившийся в сокрушительный прорыв сразу из двух миров… Два демонских рода сначала не думали разрушать станцию, просто удрать пытались, эмигрировать (кое-кого собирались судить, и они решили суда не дожидаться). Но когда защитники станции преградили им путь, а ход назад оказался отрезан, антигомы просто подорвали зал, перекорежив аппаратуру и спровоцировав выплеск иномирной жизни. Экологи потом с ума сходили, зачищая территорию, а жертв сколько было! Только среди персонала – восемнадцать трупов и девять тяжелораненых. А среди местных жителей? Больше двухсот человек…

Что ж вас мир никак не берет? Сколько можно…

– Милорд! – Со вспыхнувшего медиашара смотрело встревоженное лицо Дензила. – Милорд, вампиры выступили! Захвачена станция в Одессе! Вампы угрожают открыть пробой в мир Горриныч, если их требования не будут выполнены…

А вечером, когда все кончилось, пришел Лёшка. Посмотрел на стол, где одиноко стояли едва початая бутылка коньяка и полупустой бокал, коротко, невесело присвистнул, присел рядом, глянул в лицо…

– Ты чего это?

– Ничего. Устал.

– Да уж слышу. С таким настроением только вешаться. Руку дай…

– Не надо.

– Дай, дай. Коньяком он вздумал усталость лечить. Видали вы такое? Я-то получше коньяка буду.

– Не надо, оставь. Брось, слышишь?! Не трогай.

– Да что с тобой? Вроде не пил…

– Нет. – Дим покачал головой, и в боку опять что-то болезненно ворохнулось. – Хотел… но это трусость. Да и смысла нет. Пей не пей – ничего не исправишь. Понимаешь, Лёш? Ни-че-го не исправишь!

Он мог сказать и другое. Как усталость стала постоянной и неотступной и прогнать ее уже не получается даже злостью. Как давно не удается уснуть без снотворного. И даже со снотворными подолгу лежишь, глядя в темноту. Как часто и больно сжимают сердце невидимые ладони, когда натыкаешься на очередной ненавидящий взгляд… на очередные развалины, очередную память о своих делах… Днем эмоции удается загнать под контроль, днем все глушит работа… а ночью прошлое берет свое, наваливаясь то бессонницей, то кошмарами, снова и снова возвращая момент, когда мог, мог, должен был поступить иначе, и все же поддался.

И ничего не изменишь. Ничего не исправишь. Хоть подохни.

Но этого не скажешь. Волоки свою ношу и молчи. А переживания свои засунь куда подальше. Права на них у тебя нет и не будет.

А Лёш стоит рядом и молчит. Статуя Командора… И – может, послышалось – рядом прошелестело:

– Исправим…

Дим резко выпрямился – так что бок просто полоснуло болью. И потому вопрос, готовый рванулся с губ, замер… и куда-то поплыла темная комната…

– Это что такое? Дим, ты… Где тебя так?

– На станции. Щит – штука хорошая, но взрыва ему не сдержать. Вот и приложился боком. Подумаешь.

– Ты совсем рехнулся. Дензил, врача, быстро!

И в темноте затихающий шепот:

– Все можно исправить. Дим, мы попробуем… можем попробовать. Держись.

Боль растаяла, и Вадим снова ощутил себя Димом. В зале совещаний перед судом Координаторов.

– Значит, вы построили барьер… Неужели это возможно? Так много энергии! – подал голос кто-то из Стражей.

– Возможно.  Тогда  было возможно. Вместе. Но сейчас мы – и никто на Земле – не сможем восстановить барьер, когда он обрушится. В крайнем случае перезамкнуть на себя. Но это не выход, лишь отсрочка.

– А отсрочка не поможет? – как-то очень спокойно спросил Даниэль, словно что-то проверял.

– А смысл? Что изменится за четыре месяца? Появится новый источник?

– Допустим.

– Серых не удержать обычными средствами. Они впитывают магию, как губка. Нужны или барьеры, или станции. Или их комбинация. Тогда существовали узловые точки – станции, специально построенные, чтобы фиксировать и пресекать любые пробои. Вовремя уничтожать агрессоров.

– Сейчас этих станций нет.

– Нет. Но они должны быть построены раньше, чем падет барьер! Именно поэтому мы с Алексом и решили обратиться за помощью к демонам: вместе мы сумеем построить станции в срок.

– Но это… это же означает выпустить демонов на поверхность! – Пабло смотрел испытующе. – Можем ли мы допустить такое?

– Можем. У нас общий враг. Лучше пропустить часть, которая согласна прилично себя вести, чем драться на два фронта. К тому же не все кланы стремятся наверх. Кто-то неизбежно останется на Уровнях.

– Разумно, – кивнул Даниэль. – Что скажете, коллеги?

Стражи зашумели. Кто-то называл все это бредом, кто-то просчитывал минусы и плюсы от возможного соседства с демонами, кто-то просто бубнил под нос о молокососах, взявшихся учить старших и опытных. Вадим молча стоял, пережидая всю эту суету.

И – странно, конечно, – ему казалось, что все это как-то не всерьез. Координаторы уже что-то решили. А его позвали, чтобы убедиться. Или передумать.

Наконец все понемногу умокли, и Пабло ободряюще улыбнулся Диму:

– Мальчик мой, ты уверен, что сможешь сплотить кланы вокруг себя?

Уверен? Нет. Быть таким же беспощадным, как альтер эго, он не мог. Придется придумывать что-то другое. Нет, не уверен. Но слишком многое от этого зависит.

– Я должен.

Воцарилось молчание.

– Ну что? – Даниэль вдруг солнечно улыбнулся. – Убедились, коллеги?

– Более чем. Кажется, мы получили много больше, чем рассчитывали…

– Теперь у нас есть надежда.

– Что ж… Да будет так, – наклонил седую голову старик Пабло.

Согласно кивнул Даниэль. Их примеру последовали Нинне (кому, как не ей, было знать, насколько правдивы слова Дима о слабеющем барьере и грозящей всем беде) и Светлана. Но Савел не был бы Савелом, если бы промолчал:

– Кординатор Пабло, я, конечно… – Он собирался сказать «вас весьма уважаю», но был прерван Александром. Тот сказал, пристально глядя на сына:

– Я верю в тебя, Вадим. В вас с Лёшкой, – поправился он.

Папа… отбивающийся от серых… «Дим, домой!»… Димка успевает заметить, как отец падает на траву… Нет. Этого уже не будет. Не допущу.

– Мы верим тебе. Прости нас за это испытание.

Испытание?

Первый нож ткнулся в землю у ног, выбив искры из гранитной щебенки.

– Стоять.

– Нельзя!

– Кому нельзя? – Лина старательно улыбнулась, глядя в суровые детские лица. – Что, и наследнице тоже? Или мать назвала другую преемницу?

Юные фениксы переглянулись.

– И с чего бы это кому-то запрещен ход в пещеру Пламени?

– Не знаем. – Светленькая Полинка сердито нахмурилась. – Но тебе – нельзя. Приказ.

– Изложите подробно.

Лина несколько раз тренировала девчонок на общих сборах, а дисциплина у фениксов была на высоте, поэтому те среагировали моментально:

– Стоять на страже. Никого не пускать. Внутрь не входить.

– А как не пускать?

Самая младшая, Ульяна, ответила, явно кого-то цитируя:

– Всеми средствами.

Ага. А ножи-то по-прежнему на изготовку. А в ход-то пустят не задумываясь. Убить не убьют, но хоть раз да поранят. А подранком она мать не остановит.

– А если, предположим, этот «кто-то» решит сдаться?

Девочки снова переглянулись.

– Ты, что ли, сдаваться, собираешься?

– Ну, предположим.

Время уходит… Нет его. Совсем нет. Ни на какие хитрости нет.

– Не знаю… – начала Полинка.

– Пропустите меня, – попросила-потребовала Лина. – Девочки, бывает в жизни так, что выбирать надо, кому верить. Пропустите. Я должна спасти Марианну и Анжелику. Пожалуйста…

– …замечены в пособничестве и укрывательстве беглой осужденной… в нарушении приказов главы клана… установлено, что именно они, презрев законы чести, тяжело ранили Хранительницу Анну…

Марианна зарычала и рванулась в наручниках. Плевать, что ядовитые шипы! Хоть на миг освободиться, хоть ленту эту липкую с губ сорвать, хоть крикнуть, что это вранье, Анну они не трогали…

Но глава клана уже научилась кое-чему, и девушек держали не только наручники.

– А посему приговариваются голосом главы клана…

– Не приговариваются! – перебил новый голос. Злой и звонкий. – Я требую слова!

– Ты!

Темноволосая девушка, показавшаяся в проеме коридора, машинально отклоняется от свистнувшей пары ножей.

– И тебе привет, мама. То есть, простите, госпожа Приближенная. Только не делай больше так, а то я отвечу. А подраться мы еще успеем.

Еще один нож она перехватывает у груди – кажется, он сам ложится в смуглую руку. Легко подбрасывает на ладони. И демонстративно «растворяет».

Немногочисленные фениксы не шевельнулись, но по пещере пронесся вздох-перешепот. Растворить чужой нож, присвоить его – это не просто жест. Это вызов.

Я считаю себя сильнее. Желаешь получить назад свое оружие – сначала победи.

– Я же говорила: не надо больше так.

– Взять ее!

– Как же… – Галина, ближайшая помощница Лиз, явно была в затруднении. – А поединок…

Нельзя схватить тех, кто вызывает на бой, – еще один из законов.

Лиз скрипнула зубами:

– Хорошо. Мы будем драться! Но тебе не спасти этих предательниц.

Лина нашла взглядом «предательниц» – они были обнаженными привязаны у колонн и густо перевиты веревками. Живы. У Анжелики голова в крови и глаза то и дело закрываются, но лицо цело… Марианна на вид без ран, только синяки, и по горлу, полускрытая волосами, тянется багровая полоса – след от удавки.

У Лиз явно не одна помощница. А ты полезла очертя голову, не разведав как следует. Ничего, разберемся.

– О предательстве не тебе бы говорить… мама. Где Хранительница?

Прошуршало. Сухо треснуло. Затанцевало рыжими языками и расступилось, открывая нишу под названием «Скальный приют» и лежащее в ней тело…

Анна!

Хранительница была жива – она дышала, грудь поднималась и опускалась, но кровь, как второе пламя, заливала правый бок. Посреди багрового островка торчал, как кол, знакомый нож с плоской рукоятью под янтарь. Нож Марианны. Ну конечно, подставлять – так по полной, да, мама? И как только нож раздобыла?

Она думала о ноже, о подставе, о сообщниках… о том, что после поединка она пройдет и поможет Анне – она знает, ее Пламя пропустит – лишь бы задавить, взять под контроль бушующую ярость. Ма-ма… что ж ты делаешь, ма-ма…

– Ранена, – одними губами усмехнулась Лиз. – Твоими сообщницами. Так что…

– Не смей.

Лина сказала это так, что Лиз невольно сбилась. Она еще не слышала у дочери ни такого голоса, ни такого тона – будто водопадом кипящим окатило.

– Ты – глава клана. Не смей… так.

Может, случайно, но слова «беглой изменницы» услышали все – слишком тихо было в пещере, слишком тихо…

– Не смей. Мы фениксы. Мы убиваем, но не лжем. Не предаем. Не клевещем. А судить о нас будут по тебе – по главе. Не смей нас позорить!

Лиз побелела. Никто не смел говорить с ней так.

Она помнила, она всегда помнила, что заняла место у Пламени не совсем законно. Главой должна была стать другая, потому что Лиз нарушила традицию избрания. И это грызло ее все годы правления. Она старалась быть безупречной во всех отношениях, она стала рьяной ревнительницей традиций и законов, она никому не прощала ни малейшего проступка, ведь только помня о своих грехах, люди забывают чужие… она сделала все, чтобы ее дочь стала идеальным фениксом, чтобы никто не упрекнул, не вспомнил…

А сейчас… Как она смеет?!

Ненавижу!

Эта неполнокровка с лицом отца, вечная память о ее, Лиз, слабости; эта девчонка, от которой всегда были одни проблемы – вечное своеволие и непослушание, распроклятая тяга к танцам, демонское упорство… глаза Даниила на смуглом лице. Лиз могла подчинить любую феникс – как же получилось, что собственная дочь все время уходила из ее рук?

И сейчас бросает вызов. Позорит перед кланом. И все слышат!

– Замолчи. Сейчас же. Ты…

– У тебя есть шанс заставить меня замолчать. К бою!

Фениксы провожают их до Круговой пещеры. Только там можно наблюдать за поединком – там вдоль стен есть проемы, похожие на окна из стекла или хрусталя, то ли сделанные кем-то в незапамятные времена, то ли являющиеся природным феноменом.

Под потолком закрепляют четыре факела, зажженных от Пламени.

Пламя будет свидетелем…

К бою! По телу прокатывается горячая волна с холодными вихрями ножей. Сердце не частит, и Феникс внутри по-боевому «топорщит перья», настроенный на драку и победу.

К бою!

Я должна победить, потому что Лиз нельзя оставлять править, нельзя… Потому что еще немного, и клан вымрет…

Я бы простила тебя за мою жизнь, за твою ненависть… я бы и суд, и приговор простила, но Анну тебе – не прощу. И то не прощу, что ты себя убедила, будто бы не бывает слишком высокой цены… будто бы можно идти по трупам, если желание того стоит.

Нельзя так, мама, нельзя.

Нельзя предавать тех, за кого отвечаешь.

К бою!

Первый нож свистит в воздухе еще до конца ритуального поклона. Лина зло усмехнулась. Вот и начали.

И с этого мига остальной мир: фениксы-наблюдатели, серые пришельцы, золотистые металлические листы с невозможной правдой о фениксах – все это отодвинулось в сторону, растаяло… Осталось только Пламя на факелах – неровное, пляшущее, скрадывающее расстояние. И Лиз.

Соперница.

Все теперь неважно, все, только этот бой.

Собраться, феникс! Сосредоточиться! Мягко сдвинуться в сторону, уводя тело от летящей смерти, – ничего, это всего лишь нож. Посмотреть на Пламя… Настроиться. Услышать тот почти неразличимый шорох, с которым замедляется время. Увидеть, как пляшущие в вечном неостановимом танце языки дрогнули, вскинулись… и замерли.

Есть. Плавно, удивительно плавно движутся шафранно-желтые лепестки огня. Медленно-медленно летят по воздуху ало-золотые искры. И брошенный клинок, отрываясь от руки, летит, будто сквозь воду – плавно, мягко.

Бешено горят глаза Лиз.

И тени не успевают за нами!

Шаг, уклон, промельк стали у лица… а Лиз уже совсем близко.

Нож долетает до стены, высекает искры… в стороны разлетаются каменные брызги…

Это последнее, что Лина успевает увидеть. Дальше мир суживается до предела, сконцентрировавшись на одной точке – на Лиз.

Поединок с метанием ножей не для фениксов. Метать клинки можно, если дерешься с чужаком. Но со своими – нет. Слишком велика собственная скорость, слишком медленно в сравнении с фениксами движутся в воздухе ножи…

Так что поединок для фениксов – это ближний бой. И нацелен он не на убийство. Что толку убивать, если твоя соперница через три минуты станет пеплом и воскреснет. Да и слишком мало фениксов, чтоб позволять им убивать друг друга.

Нет, не убивать… Лина снова и снова уворачивается от ножа, отступает, отклоняется. Ловит удар, ставит блок. Стремительно пригибается, выставляя то одну, то другую руку.

Бой в два ножа, и уследить за обоими ох как трудно. Кажется, в руках Лиз мечется безумная рыбья стая – клинки словно вьются у запястий. И сами летят к цели, рвутся с ладоней, бьющими молниями простреливают загустевший упругий воздух.

Скрутка, уход вниз, перекат, атака. Мимо.

Попытка укола, отскок, перемещение… мимо.

Финт, бросок, нож почти достает горло – блок крестом, прижать руку, попробовать… мимо.

Ох! Блок! И клинок – у самого лица. Вывернуться… Больно руку… дьявол, дьявол! Холодок на обнажившейся коже – нож рассек рукав.

Ладно…

Быстрым нырком она обозначает удар в живот, вынуждая Лиз отшатнуться. И едва успевает отклонить голову от удара ногой. Преисподняя! Ну, мама… Снова бьешь без правил. Хотя когда тебя это останавливало. Не со мной, не со мной…

«Дерешься – так всерьез, – сам собой всплыл в памяти суховатый голос матери. – Мы не рыцари, бьешь – так бей, правила к черту. Поняла? Поднимайся, хватит валяться!»

Привычные слова, привычная вспышка злости… и тревоги.

Тренировки, на которых мать побеждала в семидесяти случаях из ста. И нежданное спокойствие, появившееся точно из ниоткуда. Тридцать процентов все равно мои.

А это уже немало.

И глаза словно сами суживаются в расчетливом прищуре. На карте слишком многое, чтобы я позволила себе злиться.

Значит, не рассчитываем на рыцарство? Что ж, ладно. И сама тогда тоже не рассчитывай.

Держись, мама.

Шаг, удар, блок, перекат, удар ногой под колено – оп-па! Полежим, поостынем! Удар в голову… почти получился – но только почти! А ну-ка, лови ответный!

Лина птицей взлетает на ноги, нарочито изящно, совсем не по-бойцовски уклоняется от ножа, свистнувшего у самой стопы. Мимо! Только искры снопом – и сломанный клинок. И бешеные глаза матери. Она все поняла, она все уловила – и осанку, и нарочито танцевальное движение, которым наглая неполнокровка ушла от ее ножа.

Сама хотела не по-рыцарски. Не злись теперь.

– Девчонка…

Лина не отвечает. Разговор во время поединка – нет уж. Это просто еще одно оружие. И в нем всегда побеждала Лиз.

– Ты все равно не победишь. – Мать уже на ногах, но нападать не спешит. Просто кружит рядом, мягко, по-рысьи ступая по неровному полу. – Не станешь главой клана.

Лина горько скривилась. От досады. Да-а. У кого что болит, тот о том и говорит. Да в гробу я видала твое главенство! Не веришь? Конечно, не веришь, потому что не понимаешь, как это – не хотеть власти.

– Тебе не победить. Ты неполнокровка… всего лишь… даже не феникс.

Ах вот как. Долго же ты собиралась мне это сказать. Выбирала момент… Что ж, выбрала. Только сама не понимаешь еще, как ты неправа. Ты не была в Своде, мама, ты не видела листков, написанных на давно мертвом языке. Наверное, и не поверишь, что как раз ты – не истинный феникс.

Ладно. Слова тоже оружие.

– Ты тоже… Елизавета Орешникова.

Мать побелела. Если б не видела, не поверила бы, что вот так, в один миг, с лица хладнокровной Лиз могут уйти все краски.

– Как ты меня назвала?!

– Твоей фамилией, мама. – Лина невольно напряглась, готовясь к броску и отражению атаки, но Лиз была слишком потрясена, чтобы нападать.

– Кто тебе сказал? – В голосе, всегда уверенном, вдруг проскользнула хрипотца. – Анна?

– Это неважно. Я знаю. Этого довольно.

– Ты никому не скажешь.

– Мама, разве в этом дело?! Ты…

– И она… И твои сообщницы. – Лиз уже не слушала и не слышала. – И твоего Стража я ТОЖЕ прикончу. Слышишь?! И его, и этого подонка!

Феникс «зашипел». Лина с усилием сдержала подступившее бешенство. От него пещера показалась багровой, а голос Лиз как-то отдалился, заглох – розовые губы шевелились, но Лина не слышала ни звука. Словно злость разделила их незримой стеной – мать и дочь. Им никогда не понять друг друга.

И пытаться не стоит. Если она, Лина, когда-нибудь поймет Лиз и станет такой же… будьте милосердны, прикончите, потому что она не хочет жить такой…

– Так и будет! Так и будет, ясно? – донесся до сознания ледяной голос.

Звук вернулся. И нормальное зрение – Лина увидела каждую морщинку на сжатых губах матери. И ощутила, как в ее собственном голосе хрустнул лед:

– Победи сначала.

И снова танец под градом ударов, под свист клинков. И снова кипение стали у лица, и вихревой туман вместо стен – при ускорении окружающее смазывается. Снова бьется на факелах Пламя, озаряя хищный блеск ножей и ненавидящие глаза матери. Лина почему-то видела только глаза… только глаза… словно именно в них сконцентрировалась вся угроза и злоба, какие скопились в этой небольшой пещере.

Клинок летит в горло, сблокировать и провести ответный бросок… и фуэте, фуэте, уйти с линии удара. Фуэте, пинок носком сапожка и сразу кабриоль – уйти от удара по ногам. А потом жете. Гранд жете! Лови меня, раз так хочешь убить. Лови! А я вот не буду… И Феникс в ней расправляет крылья, и тело летит, оставляя ненависть где-то внизу…

Прыжок, и нож свистит мимо. В этот миг Лина понимает, что победит. Потому что владеет силой и мастерством не хуже матери. Потому что у нее есть любовь и вера, есть друзья и родные, а у матери лишь подчиненные и сообщники.

И снова удар и блок, и снова смерть мимо. Мимо! Лишь ветерок по щеке…

Еще немного, мама. Ты не можешь быть сильнее. Ты скоро ослабеешь. И я смогу отобрать твои ножи. Ты уже слабеешь. Твои силы, у кого б ты их ни украла, небеспредельны. А взять их тебе больше неоткуда.

Я не хочу тебя убивать. Ты все-таки мама…

Но править тебе больше нельзя.

Раз! В руку ложится чужой клинок. Растворить…

Два! Второй нож.

Три! Гранд жете, и третий клинок, сверкнув алым в свете пламени, рвется из пальцев. Но смиряется и покорно исчезает. Четвертый. Пятый! И пьянящая сила вихрится вокруг, и стоит немалых усилий остановиться… Шесть и семь! Все!

Ну, мама, что будешь делать?

Ты не победишь, понимаешь?

Пещера уже не размыта, они сбросили скорость, и можно различить каждое лицо, прильнувшее к хрусталю с той стороны. Удивленные, радостные, настороженные, изумленные.

Лиз, непобедимая Лиз… проигрывает?

Дьявол! Ад и пламя…

Боль рванула лицо, обожгла ядовитым жаром, и сразу глаза залило алым. Кровь. Ее кровь… Но откуда? Ведь ножей больше не было…

У Лиз такая улыбка! Торжествующая, злая, уродующая лицо хуже раны.

Как больно…

Красное дерево?

Прятала… как подло, мама…

Вдруг в голове зазвучала песня известного барда прошлого века – «Баллада о времени», они ее недавно с Лёшем слушали.

Откуда в пещере взялся Лёш? Откуда рядом с ним Анна? Почему она, недавно лежащая при смерти, твердо стоит на ногах?

Наверное, я умираю и у меня бред. Иначе… иначе почему я вижу, как Пламя прыгает с факелов и окружает Лиз светящимся ореолом? А она кричит и падает…

Мерещится.

Но подхватывающий песню Лёш – он же не мерещится?

– Лина… Лина… – Руки Лёша, перепачканные кровью, дрожащие, отвели с бледного лица темную волну волос. – Лина… Хранительница, рана поверхностная, что происходит?

– Подожди. – Хранительница повелительным жестом подзывает к себе Марта и полуодетую Марианну. – Вы, двое, никого сюда не пускать. Белла, Стефания, проверьте, что с Елизаветой. И смотрите в оба, она все еще опасна. А ты, мальчик, не отпускай ее, грей, удерживай, как умеешь… может, и вытянем.