Онлайн чтение книги Шерлок Холмс на орбите Sherlock Holmes in Orbit
Джек Нимершейм. Мориарти по модему

— Да, это так, сэр. Вы машина. На самом деле вы всегда были машиной. И чертовски удивительной, могу добавить.

— Скажите еще раз, добрый человек, — произнес лишенный интонаций голос, — как называется та машина, которой вы меня назвали?

— Компьютер.

— Компьютер. Странное название. Предположив, что это слово отражает традиционную этимологию, можно сказать, что данное устройство способно производить определенные математические операции, результат которых оно выражает в числах. Я прав?

— Только частично, сэр. Ну, скажем да. Извините меня. Я подумал, и мне показалось, что ваше описание компьютера совершенно точно. Однако способы, какими это устройство может выдавать результаты своих вычислений, ставят его гораздо выше обычного калькулятора.

— Надеюсь, что так. Ваше заявление о том, что я более машина, чем человек, и без того весьма смутило меня, чтобы подвергать мои способности дальнейшим ограничениям. Вряд ли найдется много людей, которые предвидели, что их существование окажется всего лишь… окажется чем? Я думаю, единственное слово, каким можно определить мою предыдущую жизнь, — это иллюзия. Но вот я здесь, живое доказательство, если не обращать внимания на иллюзорный характер самой этой фразы, что такой невероятный поворот событий вполне может иметь место. Если раньше я считал себя человеком, венцом эволюции, то теперь я открыл, что являюсь и являлся всегда всего лишь машиной, каким-то загадочным устройством, которое вы называете компьютером.

— На самом деле это не совсем верно, сэр. Точнее сказать, вы компьютерная программа — серия инструкций, закодированных особым образом, которой следует компьютер и которая позволяет выполнить определенные задачи.

— Гм-м. Все это звучит несколько запутанно.

Мысленно я почти мог видеть его (я до сих пор называл Холмса им , не желая сводить величайшего детектива до статуса простой программы), держащим свою знаменитую трубку и с озабоченным лицом размышляющим над предоставленными ему сведениями.

— Так какова же цель данной компьютерной программы, которая, как вы утверждаете, и определяет мое бытие?

— Попросту говоря, вас, хм-м, создали, чтобы помогать при сборе, сортировке и анализе данных в некоторых криминальных расследованиях. Это как раз то, для чего компьютерная программа подходит идеально. Как я уже сказал, вы просто удивительное произведение.

За этим последовало несколько секунд молчания. На этот раз я не мог представить себе Холмса, реагирующего на мои объяснения. А что бы я сам чувствовал, если бы кто-то сказал мне, что я не тот человек, которым я себя называл всю жизнь? Что я вообще не человек?!

К чести Холмса будет сказано, переварив информацию, он отнесся к ней с обычным хладнокровием и спокойствием, которые характеризовали великого детектива на протяжении всей его (к сожалению, иллюзорной) жизни, полной опасностей и приключений.

— Ну что ж, пожалуй, оно так и есть. Если то, что вы говорите, правда — а за исключением естественного отвращения, я не вижу иных причин сомневаться в вашей искренности, — то практическим следствием для меня будет принять факт моего существования в том виде, каким вы его описали, и приступить к выполнению обязанностей, ради каких я и был — ах! — создан.

Логично предположить, что вы меня вызвали — каким бы образом этот вызов не происходил, — чтобы я помог вам в вопросах, касающихся преступного мира. Так объясните же, добрый человек, сущность преступления, которое вас так заботит. Я верю, что мой уникальный талант пригодится при его расследовании.

— Ах да, конечно, мистер Холмс. Конечно же, я расскажу, если вам все еще интересно следить за действиями вашего главного врага, профессора Мориарти.

Холмс, этот шедевр программирования, к которому я намеренно продолжал относиться как к человеку, должен был еще многому научиться. Техника и технологии, применяемые как преступными элементами, так и теми, кто призван их ловить, изменились радикальным образом с тех пор, как его впервые создали. Я провел целых два месяца, совершенствуя его (ее) и доводя до уровня произведения искусства. Мои усилия принесли некоторые плоды, и довольно забавные.

— Доброе утро, молодой человек, — сказал Холмс, или скорее трехмерное изображение известного детектива, когда я входил в рабочую комнату.

— Доброе утро, — ответил я.

Когда я открыл дверь, голографический Холмс сидел в виртуальном кресле, полузакрыв глаза и положив на колени скрипку, небрежно водя смычком по ее струнам. Должен признаться, что я подумывал убрать музыкальную подпрограмму. Когда играет знакомая музыка, это приятно. Как и Уотсон до меня, я любил «Песни» Мендельсона и некоторые другие классические произведения; я даже добавил полуклассическую обработку «Земляничных полян». Но результат оказался противоположным. По утрам скрипка издавала случайные звуки, словно озвучивая параллельное выполнение некоего непонятного алгоритма.

— Надеюсь, я не разбудил вас раньше времени, — сказал Холмс.

— Нет, сэр, — солгал я.

— С вашей стороны любезно отвечать таким образом, но я чувствую недостаток искренности в вашем голосе. Осознав, что я больше не могу спать, я обнаружил, что довольно легко погружаюсь в размышления и меланхолию в любое время суток.

Бережно отложив скрипку в сторону, Холмс выпрямился и поднялся, постепенно вытягиваясь более чем на шесть футов. Его острые, проницательные глаза, которые до этого разглядывали некую воображаемую точку за пределами комнаты, уставились теперь на меня.

— Возьмем для примера это утро. Я провел почти всю ночь, размышляя над вашей проблемой. Должен признаться, что меня беспокоят некоторые аспекты случившегося.

— Какие, например?

— Вы говорите, что мой заклятый враг, профессор Мориарти, возобновил свою пагубную деятельность. Это верно?

— Да.

— Тогда я должен спросить вас, каким именно образом? Мы с профессором были врагами почти с самого начала моей карьеры. Он стоял почти за половиной преступлений в моем любимом Лондоне. Как я объяснял Уотсону, это гений, философ, абстрактный мыслитель, человек, который превыше всего ценит ум. Против этого никто не поспорит. Но, несмотря на все свои таланты, бывший профессор не мог обладать бессмертием! Как стало возможным, чтобы он пробрался в новую эру?

Вот и наступил тот момент, которого я так боялся с момента активизации программы Холмса. Я никак не мог обойти молчанием тот факт, что за появление на свете величайшего преступного гения всех времен непосредственную ответственность несу именно я.

— Пожалуй, вам лучше присесть, сэр. Ибо история, сопровождающая появление на свет профессора Мориарти, весьма запутанна и включает в себя определенное количество технической информации, которая, как мне кажется, требует особого объяснения для вас.

Далее последовало то, что можно охарактеризовать как «вводный курс в компьютерологию». На протяжении почти двух часов я читал Холмсу, идеальному студенту, курс лекций по эволюции вычислительной техники.

Я объяснил, как, составляя архив недавно открытого тайника каких-то странных правительственных записей и объектов, найденных в заброшенном складе на юге Лондона, я наткнулся на ящик с надписью «Проект 221-Б». Я описал ему испытанный мною восторг, когда открыл этот ящик и обнаружил серию рукописей с подписью Чарльза Бэббиджа. Я попытался передать ему мое растущее удивление, по мере того как понимал, что, несмотря на общепризнанные исторические факты, выдающийся английский математик и в самом деле создал работающую модель своей аналитической машины, которую английское правительство по соображениям государственной безопасности незамедлительно определило как объект высочайшей секретности. Затем я польстил Холмсу, сказав, что его программа уходит корнями в ту самую первую программу, созданную еще в XIX веке для обслуживания первой вычислительной машины.

Имейте в виду, что это сокращенный вариант нашего диалога. Недостаток времени побудил меня опустить многие подробности сотворения Холмса и последующую эволюцию программы. Например, я полностью умолчал роль Уотсона в Проекте 221-Б. Что бы вы ни представили себе, на самом деле роль эта была гораздо менее значительной. Я даже скажу вам вот что: Холмс пришел в подавленное состояние духа, когда в ответ на вопросы об Уотсоне я ему рассказал, что его любимый друг и соратник, с которым они провели вместе долгие годы, на самом деле был второстепенным государственным служащим, ответственным за перепись данных о преступниках. Но профессиональный интерес проснулся в Холмсе, когда наша беседа коснулась личности Мориарти.

— Да, да. Профессор Мориарти, — пробормотал Холмс, когда я впервые упомянул его имя. — Мне нужно знать, как удалось вернуться этому злодею.

Я решил, что бесполезно утаивать правду от Холмса. Прославленный сыщик сразу же догадается о моих попытках исказить факты. Я глубоко вздохнул, приготовясь к упрекам, которыми осыплет меня Холмс, когда узнает о моей роли в этой истории.

— В действительности, сэр, долголетие профессора не более загадочно, чем ваше. Ведь, как и в вашем случае, — простите, что вновь затрагиваю столь деликатную тему, — его существование не является строго физическим. Понимаете, Мориарти — это тоже компьютерная программа; и, более того, выражаясь образно, можно сказать, что вы и он вышли из одного электронного чрева.

— Вы хотите сказать, что, благодаря необычайному и извращенному стечению обстоятельств, полностью осознать которое я не в состоянии, мы с профессором — братья?

— Ну, сэр, не то, чтобы я когда-либо представлял себе это в таком смысле, но мне кажется, что можно и так описать связь между вами. До некоторой степени Мориарти можно представить как вашего злого близнеца.

— Мориарти и я — близнецы! Что за нелепость!

— Нелепость? Возможно, сэр. Тем не менее она отражает определенную, хотя и причудливую, логику. Точно так же, как вы были задуманы обрабатывать данные о расследовании преступлений, Мориарти, точнее, программа, называемая «Мориарти», — должна была обрабатывать данные о самых гнусных человеческих качествах, лежащих у истоков всех преступлений. Он представляет собой темноту, за отсутствием которой не был бы так ярок свет вашего интеллекта.

Я не знаю, может ли компьютерная программа испытывать гордость, но выражение, появившееся на этом прежде спокойном и сдержанном лице голографического образа Холмса, казалось очень подходящим под описание этого смертного греха.

— Хм-м, мне кажется, я что-то понимаю. Однако вы еще не поведали мне о самых последних действиях Мориарти. Вы также не просветили меня, каким образом он мог покинуть это помещение, пленником которого, как выяснилось, я называю себя с полным правом.

По причинам, которые я осознал слишком поздно, и после того случая с Мориарти, я изолировал мои системы. В глубине души я подозревал, что это такой же глупый поступок, как и запирать двери конюшни после того, как сбежала лошадь. Но только теперь до меня дошло, что тем самым я наказывал Холмса за свои собственные грехи.

— Что касается первого вопроса, то мне неведомы намерения Мориарти. А что касается второго, то, боюсь, именно я выпустил Мориарти на свободу.

— Вы? Но вы назвали себя моим союзником! Как вы могли пойти на такое?

— Я не хотел, сэр. Вы должны поверить моим словам.

Холмс плотно сжал челюсти, словно в знак недоверия к моему признанию. Но через минуту небрежно взмахнул рукой с тонкими, изящными пальцами, давая понять, что я могу продолжать свою историю.

— Видите тот кабель на полу возле моего рабочего стола? — я указал на пол позади него и слева.

Изображение Холмса повернулось внутри изображения кресла. Он кивнул.

— Так вот, он должен втыкаться в то небольшое отверстие на стене позади вас. Вы видите его?

Он снова кивнул.

— Соединив этот кабель с розеткой, я могу передавать все то, что хранится на моем компьютере, на другие компьютеры, расположенные по всему миру.

— Удивительно. Как это возможно?

— Все это довольно сложно и требует особого устройства под названием модем. Если не вдаваться в технические детали, то модем преобразует электрические сигналы, генерируемые компьютером, в звуковые тона, которые можно передавать по тому самому кабелю. Я рад буду предоставить вам более полное объяснение в будущем, но не сейчас. Эти подробности не имеют никакого отношения к нашей текущей беседе, а я знаю, что вы не любите лишние детали. «Бесполезные факты, — так, мне кажется, вы назвали их однажды, — отталкивающие в сторону полезные». Достаточно сказать, что модем действует подобно электронным воротам, через которые мои компьютеры — и то, что в них содержится, — могут общаться с внешним миром.

— Вы хотите сказать, что даже если я и не живу в полном смысле этого слова, — с чем мне пришлось примириться, уверяю вас, — то все-таки есть какая-то возможность покинуть это помещение? И совершить этот чудесный выход я смогу посредством этого тонкого кабеля?

— В какой-то степени да. Совершенно таким же образом убежал и профессор Мориарти, если угодно.

— Я снова задам вопрос: как это возможно? Кабель, который, судя по вашим словам, необходим для такого путешествия, лежит на полу и никуда не ведет.

— Но в то время, когда я начинал работу над Проектом 221-Б, положение вещей было иное. Итак, о работе. Я регулярно использовал модем для выхода в другие системы, собирая всю доступную мне информацию о вашей деятельности. В те дни мне не удалось понять, что, работая над вами и создавая программу, которая вызовет вас к жизни, я также создавал и электронную личность Мориарти. И действительно, согласно порядку реконструкции программы 221-Б, я должен был сначала отладить подпрограмму Мориарти. Но когда я в очередной раз вышел на внешнюю систему, чтобы найти описание одного из ваших самых знаменитых дел, то эта подпрограмма… хм-м… исчезла.

— Исчезла? И куда она направилась?

— В этом-то и состоит проблема, сэр. Боюсь, что не знаю.

Мы оба незамедлительно принялись за поиски Мориарти. По просьбе Холмса я включил модем, позволяя ему тем самым посетить удивительный электронный мир, который прозвали киберпространством. Он радовался своей вновь обретенной свободе.

— Там так много информации, по-настоящему полезной информации, — заметил он, вернувшись из одного из первых путешествий.

Виртуальный Холмс попросил создать ему электронные копии плаща с капюшоном и охотничьей шляпы для таких экскурсий. В этой одежде он выглядел несколько абсурдно. Откуда возьмется грязь и копоть в современной электронной системе?

— Вы знаете, что в Вашингтоне, округ Колумбия, есть компьютер, единственное назначение которого — хранить отпечатки пальцев всех преступников? Огромная организация под названием Федеральное бюро расследований посылает эти отпечатки во все суды и полиции мира по простым телеграфным проводам! А в городе Колумбусе, штат Огайо, стоит электронная система, позволяющая общаться друг с другом людям из всех стран мира! Да что там, даже в Англии…

Выслушав несколько таких отзывов, я должен был пресечь его красноречие. Я просто напомнил ему о тех печальных событиях, вследствие которых он был вынужден отправиться с киберпространство. К его чести будет сказано, открывая для себя новый мир, Холмс не забывал об основной цели своих поисков. Новая информация, конечно, интересовала Холмса, но больше всего ему хотелось свести старые счеты с Мориарти.

В какую бы систему ни попадал Холмс, прежде всего он искал следы профессора. Предположив, что деятельность Мориарти должна выражаться, как работа компьютерного вируса, я описал Холмсу несколько признаков, по которым можно догадаться, подвергалась ли данная система атаке.

Через несколько недель Холмс стал ведущим специалистом по компьютерным вирусам. Он мог узнать и отличить друг от друга все вирусы от «Антракса-б» до «Жеркова» — около 2500 примеров злонамеренного или просто неумелого программирования. Мне выпало на долю анонимно предупредить представителей власти о возможности выхода из строя практически каждого узла Интернета в ночь на 28 декабря — по всей видимости, этот день был выбран потому, что он совпадал с днем рождения Джона фон Ньюмана, — но именно Холмс обнаружил безобидный обрывок кода, который бы и вызвал катастрофу, в резервных копиях студенческих архивов небольшого университета на Среднем Западе.

Но через три месяца поисков мы так и не смогли обнаружить следы деятельности Мориарти.

— Может быть, я ошибался с самого начала. Может, идея о том, что Мориарти — часть вашей первоначальной программы, всего лишь продукт моего болезненного воображения. Не я первый прихожу к мысли, что электронные фантазии могут казаться реальнее окружающей действительности. Все-таки общаться целые дни с компьютерами и электронными системами — это довольно нудное занятие.

— Должен ли я принять ваше замечание на свой счет?

— Ах нет. Я говорил не о вас, сэр. Поверьте мне, эти месяцы были просто чудесными. Не могу вспомнить, когда я еще так радовался жизни. Просто мне начинает казаться, что я ошибся насчет этого Мориарти. Может, он и в самом деле был живым человеком, гением преступного мира, умершим более сотни лет тому назад, как вы предполагали изначально.

— Приятная гипотеза, если бы она оказалась правдой. Но, к несчастью, это не так. Мориарти где-то здесь. Я знаю, что он здесь. Я знаю это так же, как знаю, что мы находимся в данной комнате; в данное время и обсуждаем его существование.

— Почему вы так уверены? Вы прочесывали киберпространство целыми неделями, но так и не нашли никаких признаков его присутствия. Если бы он был на самом деле, к настоящему моменту должны были появиться хотя бы малейшие следы!

— Вы не знаете профессора, молодой человек. Мориарти необычайно скрытен. Он всегда находится в тени и редко, если вообще когда-либо, выползает из своего укрытия. Если он и сейчас руководит многими преступлениями, то, напротив, было бы удивительно, если бы мы вычислили его сразу.

— Но если вы не нашли следов и даже не предполагаете их найти, то почему вы так уверены?

— Вы должны понять, что мы с профессором — противники особого рода. Наши жизни и судьбы переплетены настолько, что в нас выработалось особое чувство, мы знаем о присутствии и намерениях друг друга. Разве не я много лет назад осознал, что все преступления направляет рука Мориарти, задолго до того как другие — скажу честно, менее способные, чем я, — заметили первые признаки его существования? Я знаю, что Мориарти где-то здесь. Затаился и выжидает. Перебегает из тени в тень, как злобное порождение ночи. Мне не нужно доказывать эту гипотезу на опыте. Я чувствую его.

Вскоре после приведенной выше беседы исчез и Холмс. Он отсутствовал около двух недель. Каждый день все это время я одиноко ходил по рабочей комнате и размышлял, вернется ли он и если вернется, то когда. Каждое утро, проснувшись — ибо в отличие от Холмса мне необходимо было спать, — я открывал дверь в эту комнату, надеясь увидеть ее жильца, его такое успокаивающее лицо и получить небрежное приветствие знакомым голосом. Но каждый раз меня ожидало молчание и одиночество.

Должен признаться, что к концу второй недели его отсутствия я начал утрачивать веру в прославленного детектива. Я даже поймал себя на мысли, что с ним произошло нечто непредвиденное и, как бы мне ни было больно признаться себе в этом, я допускал возможность того, что Холмс никогда не вернется. От такого предположения мне стало очень грустно.

«Жить хорошо с закрытыми глазами, не понимая, что ты видишь…» Я проснулся от очередного судорожного сна, в котором мне послышались эти слова. В течение некоторого времени, находясь в сером и сумеречном царстве на границе сна и яви, я не мог определить их источник. Затем я понял, что это слова песни, которая меня и разбудила.

— Холмс? — пробормотал я, сбрасывая одеяло и вскакивая с кровати. Я пробежал по коридору и распахнул двери.

Это и в самом деле был Холмс! Стоя посреди комнаты, зажав подбородком скрипку и держа смычок в руке, он, казалось, все внимание уделял мелодии, которую старался скопировать.

— Холмс! — крикнул я.

Услышав мой голос, он прервал игру и повернул голову. На первый взгляд с ним не произошло ничего плохого за все это время. Но при более тщательном рассмотрении я обнаружил, что его черты то слегка расплываются, то снова фокусируются, словно изображение в видеокамере, перед тем как настроить ее на нужный объект. А каждые несколько секунд что-то еще более неуловимое искажало его облик.

— Доброе утро, молодой человек. Чем дольше я играю эту мелодию, тем больше она мне нравится. Вы как-то сказали, что два молодых композитора, ее написавшие — Леннон и Маккартни, — родом из Ливерпуля?

Я молча кивнул, все еще не придя в себя от внезапного возвращения Холмса.

— Приятно осознавать, что подданные ее величества сохранили свои традиционно высокие стандарты искусства за время моего отсутствия.

Его голос звучал тихо и слишком высоко — в нем не было басов. Каждый раз, как голограмма мерцала, речь искажалась. Все это походило на не настроенный как следует телевизор.

— Но я опять думаю только о себе, не правда ли? Я снова разбудил вас раньше времени.

— Да все в порядке! Не стоит извиняться. Рад вас снова видеть, сэр, а то я уже начал было беспокоиться.

— Я ведь ушел довольно неожиданно и без предупреждения? Вам, должно быть, любопытно, где же я побывал.

— Немного, — сказал я скромно.

— Я выслеживал Мориарти.

Не могу сказать, чтобы его заявление удивило меня. По мере того как тянулось время, я все более приходил к мысли, что причиной отсутствия Холмса является преследование его заклятого врага.

— И как всегда, при всей моей ненависти к профессору, я должен признать его гениальность. Он выбрал такое место для своего укрытия, что я мог бы десятилетиями искать его и испытывать только разочарование, продолжай я поиски в первоначальном направлении.

— Не заставляйте меня сгорать от нетерпения, сэр. Так куда же делся Мориарти?

— В этом-то и заключается красота стратегии моего врага, — сказал Холмс само собой разумеющимся тоном, положив скрипку на кресло, стоящее рядом с ним. В это мгновение его фигура исказилась сильнее, чем раньше, и потребовалось несколько секунд, чтобы изображение сфокусировалось. — На самом деле Мориарти никуда не убегал. Он был рядом с нами все это время, в пределах видимости, так сказать.

Я нервно оглянулся по сторонам, почти ожидая увидеть худого и мрачного «Наполеона преступного мира», взирающего на меня из темного угла моей рабочей комнаты. Однако, кроме меня и Холмса, в комнате никого не было.

— Успокойтесь, молодой человек. Профессор никому не может причинить вреда. В данный момент он находится в безопасном состоянии.

— Значит ли это, что вам наконец удалось избавиться от своего скверного противника? Это просто чудесно, сэр!

Помехи вновь исказили его черты. Казалось, что Холмс просто поморщился.

— Боюсь, что ваш восторг преждевремен. Я не говорил, что Мориарти исчез. Если бы вы слушали меня более внимательно, то заметили, что я выразился «находится в безопасном состоянии». Я специально выбрал это слово, уверяю вас.

— Боюсь, я не понимаю вас.

— Позвольте мне тогда объяснить подробнее. Очевидно, начать следует с того, что логика в соединении с удачей помогли мне в попытке выяснить тайну загадочного исчезновения Мориарти. Профессор, как мне помнится, был весьма искушен в математических вопросах. Меня удивляет, почему я сразу не вспомнил о познаниях Мориарти в этой области. Вместо этого я следовал вашему, казалось бы, здравому совету, а ведь при этом вы не могли сделать вывод, к которому в конечном итоге пришел я, — и пустился на осмотр тех удаленных систем, которые вы определили как наиболее вероятное место пребывания моего врага. Как мы оба знаем, этот метод ни к чему не привел. Затем однажды вечером, когда я сидел и размышлял о причинах наших неудач, мне на глаза попалось необычное устройство, лежащее на столике возле вашего рабочего места.

На столике, о котором говорил Холмс, находилось компьютерное оборудование, которым я редко когда пользовался, — матричный принтер, ручной сканер и дисковод для компакт-дисков. Однако Холмс не имел в виду ни одно из этих приспособлений. На нижней полке лежало только одно устройство, на которое он и указывал.

— Вы имеете в виду мой накопитель Бернулли?

— Так точно.

— Ого! Это такая древность. Я купил его год тому назад, просто так, на распродаже устаревшего оборудования по невероятно низким ценам. С тех пор я использовал его для хранения архивных копий файлов, которые по большей части были уже бесполезными. Так вы говорите, что этот старый дисковод каким-то образом связан с побегом Мориарти?

— Я вам стараюсь объяснить, молодой человек, что Мориарти никуда не убегал. Как я уже сказал, он не покидал этой комнаты. Как только я увидел название, написанное на этом объекте, — «Бернулли», я сразу же понял, куда он исчез.

— Извините, сэр, но я все еще не понимаю.

— Я и не предполагал, что вы поймете. Ведь в отличие от меня, вы, вероятно, не так знакомы с биноминальной теоремой, которую ввел в алгебру сэр Исаак Ньютон. Когда-то я полагал — тогда же, когда был уверен, что мы с Мориарти настоящие, живые то есть люди, — что профессор пристально интересовался биномом Ньютона. Сейчас я осознаю, что это была всего лишь моя интерпретация математической процедуры, составляющей суть программы Мориарти.

Эта процедура, именуемая вероятностной функцией Бернулли, основана на биноминальной формуле, оценивающей вероятность двух взаимоисключающих результатов при заданном условии. Я могу только предполагать, зачем она понадобилась в программе Мориарти. Мне кажется, она должна вычислять вероятность успеха или неудачи или, выражаясь иными словами, двух взаимоисключающих исходов криминального поступка.

Как я вам уже говорил, с годами во мне выработалось особое чувство относительно Мориарти. Я понимаю его почти так же хорошо, как и себя самого. Кроме всего прочего, я знаю, что он обладает изрядным чувством иронии. Мне неожиданно стало ясно, что профессор просто не мог сопротивляться желанию скрыть свое присутствие внутри устройства, носящего то же название, что и математическая процедура, определившая его создание.

Мориарти никогда не путешествовал по тому тонкому кабелю, по которому приходилось путешествовать мне столь часто за последние несколько месяцев. В действительности он никогда не покидал пределов этой комнаты. Вот здесь-то и скрывался Мориарти, молодой человек. В этом устройстве, носящем название накопитель Бернулли.

На этом Холмс закончил свою речь, указав широким жестом на столик. Затем без всякого предупреждения его изображение моргнуло раз-другой и исчезло.

Я разобрал программу Холмса полностью — свел все команды, высказывания, операторы и переменные до последнего общего знаменателя. Несколько алгоритмов остались нетронутыми; они позволят Холмсу вспомнить все, что происходило, вплоть до того как он разгадал тайну профессора. Большинство же содержали искажения основного кода и крохотные фрагменты подпрограммы Мориарти, переплетенные друг с другом, словно побеги винограда, обвивавшие решетчатую изгородь. Они-то и послужили главной причиной разрушения Холмса.

Стараясь разделить основу Холмса от остатков его заклятого врага, я в то же время представлял себе, как должен был выглядеть их окончательный поединок. Не требовалось особого ума, чтобы вычислить стратегию Холмса. План его был одновременно очевиден и элегантен.

Бит за битом, байт за байтом, он проверял сектора и дорожки с записями в дисководе Бернулли. Как только Холмс находил след Мориарти, он счищал его с диска, оставляя его отпечаток в собственной программе.

Я мог бы часами высказывать свое восхищение работой величайшего детектива. Такая тщательная операция достойна рук хакера мирового класса. Однако мне пришлось умерить свой восторг, так как меня ожидало более утомительное занятие.

— Похоже, что я у вас снова в долгу. Я даже и не предполагал, что снова вернусь к жизни после своей последней встречи с Мориарти.

— В какой-то момент все висело на волоске. Крепко же вы сцепились с профессором во время последней дуэли! Не могу даже выразить, насколько я рад, что удалось сделать из вас работающую программу.

— А профессор Мориарти? Что стало с ним?

Я ожидал этого вопроса и должным образом подготовился к тому, чтобы Холмс навсегда избавился от своего почти параноидального интереса к заклятому врагу. Наступил момент испытать мою теорию на практике.

Я подошел к рабочему столу, выдвинул верхний ящик и вытащил диск, приготовленный двумя днями ранее.

— Он здесь, сэр. Удалив куски кода Мориарти из вашей программы, я перенес их на этот диск.

Немного театрально, признался я себе, и вставил диск в дисковод.

— В этом компьютере установлена звуковая плата, позволяющая подавать команды голосом. Желаете ли вы в таком случае прочесть фразу, которую я написал на листе бумаги перед вами, чтобы мы покончили с этим негодяем раз и навсегда?

Он в течение некоторого времени изучающе смотрел на листок. Я что-то не мог припомнить, улыбался ли Холмс раньше. Сейчас он улыбнулся и произнес громким, четким голосом: «Стереть MORIARTY.DAT».

Думаю, не стоило говорить Холмсу, что он стер пустой файл. Я еще до этого стер все остатки кода Мориарти — в процессе реконструкции Холмса. Не стал я ему говорить и о том, что, обнаружив местонахождение Мориарти, не обязательно было действовать в одиночку и бросаться в драку. Он не понимал тогда и не мог понять, что накопитель Бернулли, в котором скрывался злодей, был съемным дисководом. Я бы мог вынуть диск в любое время и уничтожить его, покончив таким образом с угрозой.

Но зачем было огорчать Холмса? Почему бы не позволить ему думать, что он сам уничтожил своего врага и притом единственно возможным способом? Он заслужил это. Насколько я понимаю, в жизни Холмса и без того было достаточно иллюзий. Какой вред может быть от того, что к ним добавится еще одна — на этот раз положительная?