Онлайн чтение книги Сказание о годах Хогэн
ХОГЭН МОНОГАТАРИ. Свиток II

Свиток II

ГЛАВА 1.

О том, как Ёситомо собирался предпринять ночную атаку на дворец Сиракава

Господина Левого министра и Тамэёси вызвали в пещеру отшельника, и там состоялась непринуждённая беседа о делах в мире. Судья произнёс:

— Тамэёси, тряся старыми костями, уже прибывает. Ему не следует ни слова говорить о наших намерениях. Если об этом позаботиться, тогда даже слов о числе воинов, собравшихся в императорском дворце, достаточно для размышлений. Отчего же Тамэёси тогда с его силами не сможет оборониться? Если организовать оборону будет трудно и придётся дворец оставить, тогда государь предпримет поездку в Южную столицу и, пересекая мост через Удзи, он, может быть, изволит посмотреть на окружающий мир? Но если этого не делать, государю надо будет предпринять поездку в Восточные провинции, перекрыть Асигара и Хаконэ[262]1 Асигара и Хаконэ — уезд в провинции Канагава и гора на юго-востоке области Канто, состоявшей из восьми провинций. Считались «воротами в Восточные провинции»., созвать наследственных вассалов из Восьми провинций Востока и возвратиться в столицу. Как это и предполагалось.

Так он сказал, и господин Левый министр изволил вымолвить:

— Тамэёси может действовать по любому из названных планов, и для этого появится соответствующая причина. Однако мой господин, обеспечив будущее потомков Неба, испытывает признательность струям реки Мимосусо[263]2 Река Мимосусо протекает в окрестностях комплекса синтоистских святилищ Исэ-дайдзингу. В переносном смысле — императорский род, сонм богов- покровителей императорского рода., и пусть даже ему угодно будет оставить свой августейший престол, покуда старший сын монашествующего императора занимает престол, десять тысяч стран пребывают в спокойствии.

— Однако то, что он занял положение Четвёртого принца, который даже не считается претендентом на престол, — это ошибка богов, она противоречит чаяниям людей, вот и всё. Какого дня в таких случаях следует ожидать, если августейшего плана нет? Тут никак нельзя не покинуть этот дворец и не выехать в другое место. Необходимо воодушевить себя стремлением сделать это непременно, проникнуться гордостью за милости, оказанные тебе государем, и со всею преданностью августейшему совершить воинский подвиг, — так он вымолвил и встал со следующими словами:

— Итак, будь что будет. Похоже, что Тамэёси должен ставить на карту свою жизнь!

Прозвучало это поистине многообещающе.

Между тем, из дворца сразу же выступили воины, и господин Левый министр не смог ничего предпринять из задуманного им, а вызвал Тикахиса из Воинского ведомства[264]3 «Тикахиса из Воинского ведомства» (Мусядокоро) — имеется в виду воин из числа<emphasis> хокумэн-но буси</emphasis>, отряда охраны дворца. и сказал:

— Из дворца, похоже, направляются воины. Можно ли ожидать воинов сюда? Срочно ступай и проверь! — и велел дать ему коня из своей конюшни.

Тикахиса не стал даже осёдлывать его, — выехал, вскочив прямо на конский круп. Однако не прошло и мгновения, как он прискакал назад и соскочил на землю:

— Их тьма! Казённые войска надвигаются на нас словно тучи и мгла!

Не переводя дыхания и не переставая говорить, он трижды на время

замолкал и подходил к западному берегу реки. Воины во дворце галдели так, что всё переворачивалось вверх тормашками. Сказанное Тамэтомо разносилось между десятью тысячами человек. Даже Хатиро призывал:

— На превосходящего противника нападать надо здесь! — но безрезультатно. А когда господин Левый министр изволил обмолвиться, что Тамэтомо должен стать куродо , тот повернул к дороге на Оиномикадо, насмешливо проговорив:

— Ах, какая шумная карьера!

Дети судьи стали наперебой галдеть, споря, кто из них будет впереди, но они тотчас отступили, когда со стороны Тамэтомо послышалось:

— О чём спор?! Это зависит только от способностей человека. Кому быть впереди, определится при встрече, а если даже её и не устраивать, а придёт известие, что старший брат — это не старший брат, а плохой человек, — то и спорить тоже будет бесполезно. Но как ни силён будет противник, вы увидите, как он проиграет Тамэтомо сколько угодно раз!

Тут к западным воротам тракта Оиномикадо подступил владетель провинции Аки и громко назвал себя:

— Кто обороняет эти ворота, род Гэн или дом Хэй? Получив государево повеление, обращаюсь к вам я, Тайра-но Киёмори, владетель провинции Аки!

Ответ последовал тотчас же:

— Их обороняет Хатиро Тамэтомо с острова Тиндзэй.

Голос Киёмори стал тихим:

Значит, я приблизился к воротам, которые обороняет страшный человек.

Поникнув сверх всякой меры, он перестал продвигаться вперёд. Увидев это, воин Ито Кагэцуна с тридцатью всадниками приблизился к воротам и возвестил громким голосом:

— Мы жители провинции Исэ — воин Ито Кагэцуна из Фуруити с сьновьями Ито 5-м и Ито б-м. В сегодняшней битве мы передовые!

Тамэтомо, достав одну за другой стрелы с острыми наконечниками, произнёс:

— Это вассалы рода Хэй. Ничего серьёзного собой не представляют. На них жаль тратить и одну стрелу.

Тогда Судо Курд заметил:

— Здесь главный из вассалов Киёмори. Может быть, развлечёмся? — и добавил:

— Ну, если так, принесём жертву богу войны! — с этими словами он не спеша натянул тетиву, прицелился в Ито 6-го, который находился напротив него, и выстрелил. Как тут было ему не попасть?! Стрела угодила в щель между грудной и боковой пластинами в доспехах соперника. У Ито 5-го, который был рядом с ним, стрела вошла в подкладку рукава доспехов и вышла наружу. Не прошло и мгновения, как Ито б-й упал. Когда он рухнул с коня, его голову Ито 5-й взял, чтобы она не попала в чужие руки.

Видя такое, Кагэцуна спешно повернул назад и, прискакав к владетелю провинции Аки, проговорил:

— Какие страшные лучники у господина Хатиро с острова Тиндзэй! Ито б-й сражён мгновенно. А на этом парне были куда как добрые доспехи из плотных кожаных пластин. Что удивительно, — стрела пробила даже двойной их слой и застряла в подкладке рукава Ито 5-го. Таким способом, как мы начали, сквозь эти ворота не пробиться, в какие доспехи ни облачайся. Какой ужас! Я думаю, что на нём многое было надето и кроме многослойных доспехов. Пока он был живым, он был твёрдо намерен сражаться. Ах, какой стыд! — сказал Кагэцуна.

Воины услышали эти слова и, не произнося ни слова, без памяти затряслись от страха[265]4 «Без памяти затряслись от страха» — буквально: «от страха затрясли языками».. Тогда владетель провинции Аки сказал:

— Что это такое?! Стреляйте как можно проворнее, выпускайте стрелы подряд, одну за другой!

— Однако предком этого человека был Хатиман Таро Ёсииэ, а во времена усмирения Садато[266]5 Садато — Абэ-но Садато, см. свиток I, гл. 8, примеч. 12. выдвинулся военачальник Сабуро Такэнори[267]6 Сабуро Такэнори — военачальник эпохи Хэйан Киёвара-но Такэнори. Умер после 1064 г.. Он пробивал деревянной стрелою тройной слой из кожи и железа. А Хатиро, ведь, прямой его потомок. Говоря о силе его выстрела из лука, непременно надо принимать во внимание минувшее. Но ведь не обязательно испрашивать повеление государя нападать именно на эти ворота. Нужно двинуться на восточные ворота! — и после этих слов люди, только что испытавшие унижение, не издали ни звука. Обычные же люди передавали из уст в уста:

— Думаю, что оно и правда. Но, ведь, восточные ворота находятся поблизости от этих, значит, их обороняют те же самые люди. Может быть, нам двинуться на северные ворота?

Когда после этих слов все решили было возвращаться, законный наследник престола, младший помощник главы Ведомства центральных дел, Сигэмори отправился вперёд со словами:

— Ваши речи достойны сожаления! Выйдя на поле брани, мы обнаружим, что враг жесток, и только тогда определится победа или поражение войска, не правда ли? Хатиро мечтал, бывало, хоть раз угодить кончиком стрелы в Сигэмори. Здесь нужно выставить его труп!

Он сидел в седле с золотой каймой, присыпанном золотой пудрой и покрытом многослойным лаком, одетый в куртку хитатарэ [268]7 «Куртка хитатарэ» — см. свиток I, гл. 5, примеч. 11 из красной парчи, в доспехах с узорчатыми шнурами типа «стрелолист»[269]8 «Шнуры типа «"стрелолист"» — узорчатые шнуры для доспехов. Узор на них расширяется кверху и сужается книзу., на рукавах — круги с изображениями бабочек, металлические пластинки с орнаментом, в шлеме с серебряными звёздами типа «Белый узорчатый кант», со свободно развевающейся алой накидкой хоро [270]9 Хоро — накидка, закрывавшая сзади фигуру всадника (с головой) и круп его коня, для защиты от стрел противника. , на вороном с белым подшёрстком коне.

Громко прозвучало Называние имени:

— Я отпрыск в 12-м колене императора Камму[271]10 «Император Камму» — см. свиток I, гл. 5, примеч. 7., последний потомок полководца Тайра-но Садамори[272]11 Тайра-но Садамори по прозвищу Дзёхэйда (X в.) был победителем мятежного феодала Масакадо. В конце жизни — владетель провинции Муцу. Известен под именем Военачальник Тайра., внук старшего чиновника Юридического ведомства Тадамори[273]12 Тадамори — см. свиток I, гл. 5, примеч. 9., законный наследник Киёмори, владетеля провинции Аки, младший помощник главы Ведомства центральных дел Сигэмори[274]13 Сигэмори — Тайра-но Сигэмори (1138–1179), старший сын диктатора Киёмори, участник подавления мятежей годов Хогэн (1156) и Хэйдзи (1159).. Возраст мой — 19 лет. В сражении сейчас участвую впервые. Нашумевший Хатиро с острова Тиндзэй, выходи, покажись мне на глаза! — так возгласил он своё имя, и владетель провинции[275]14 «Владетель провинции» — имеется в виду владетель провинции Аки Тайра-но Киёмори. Аки сильно встревожился:

— Это же так опасно! Оказаться в том месте, куда достигают стрелы Хатиро, — ужасно. Думаю, что молодому нельзя действовать без опаски. Нельзя ни в коем случае допускать оплошность, когда прыгаешь перед конём, прикрываясь им. Слышите?! — с этими словами он стал одного за другим посылать вперёд своих вассалов, крепко хватая их коней то за левое, то за правое крепление поводка, то за мартингалы, то за подхвостники, а когда велел со всех сторон окружать противника, то сказал, чтобы делали то-то и то-то — и всё-таки насильно отозвал своих воинов назад.

Был здесь один грубиян по имени Ямада Косабуро Корэюки, житель провинции Ига. Двинувшись вперёд, он говорил:

— Пусть даже сам господин владетель провинции отступит, Корэюки придёт сюда и останется здесь. А люди будут в своих поступках принимать это во внимание. В самом деле, я могу как-нибудь прострелить насквозь хотя бы двух воинов, облачённых в доспехи. И что бы ни случилось, видимо, поражены будут отнюдь не доспехи Корэюки. То, что передаётся предками по наследству, передавалось до Корэюки уже на протяжении трёх поколений. Хотя и говорят, что Корэюки предпринимает до трёх попыток, сам он не подтвердил этого ни разу. И ещё: умереть по собственной оплошности — это результат, которого добиваешься сам, собственными деяниями. Что бы ни говорили о том, сколь внушительна мощь у лука этого господина, но, после того как, опередив соперника и натянув тетиву до отказа, Корэюки пустит свою малую стрелу и пробьёт ему шлем насквозь, вряд ли придётся решать, на чьей стороне удача. И металл на доспехах испытает, и будет рассказывать об этом в будущем. Самураи станут свидетелями и всё увидят.

Такими словами поносил Корэюки их хозяина, и кто-то из противников должен был услышать эти слова собственными ушами. Отступать они бросились наперегонки. Перед Корэюки уныло виднелся только один всадник — не ровня ему по силе. У него не было ни личного имущества, ни даже быстрого скорохода, не говоря уже о норигаэ [276]15 Норигаэ — воины, которые заботились о сменных конях для военачальника. и вассалах. Был только один личный слуга, державший под уздцы его коня. По характеру нетерпеливый, он необдуманно бросал вокруг себя поспешные слова; его не сопровождал ни один человек, поэтсму никто не мог повернуть его назад.

Когда назавтра, разбирая, что произошло на самом деле и обсуждая сильные и слабые стороны схватки, люди высказывали мнение о том, что, может быть, только из-за того, что выдержали его доспехи, Ямада был только ранен стрелой господина Хатиро, — и смогли ответить, что же это было. Так вот, собираясь выступить против соперника, он приблизился к своему слуге и сказал:

— Слушай! Было бы жаль закончить всё, даже не вспомнив, что ты служишь мне с давних пор. Однако, согласно обещанию, данному в прежней жизни, мы стали господином и слугой и будем следовать этому обещанию до самого конца. Ты, конечно, слышал слова, которые сейчас произнёс Корэюки. Теперь вряд ли получится повернуть назад, даже если я и захотел бы этого. Настигнутый стрелой господина Хатиро, я неизбежно погибну. Однако встретиться так с человеком, у которого есть лук и стрелы, — это верх моих желаний. Жить ли, или умереть — вот что определяет сражение. Во время него тебя здесь ни в коем случае не должно быть. А раз это так, то если я умру, — спрячь свой стыд. Остаться живым — у меня один шанс из десяти миллионов. Если я буду жив, то проникнусь мыслью о том, что ты — верный слуга своего господина! Если станешь свидетелем схватки, и это будет схватка господина Ямада, повествуй о ней этими самыми словами.

Так он сказал, и слуга, решив, что господин его выжил из ума, отвечал:

— Вероятно, давно известно, что с чем-то подобным обязательно должен встретиться тот, кто говорит, будто его заставил это исполнить человек, вооружённый луком и стрелами. Как буду я дальше жить, если моего господина поразят стрелой?! В конце концов господин умрёт только после моей смерти. И ещё: чтобы подданным господина быть свидетелями, им нужно будет стоять на дороге? А совершить воинский подвиг важнее, чем оставаться в живых. Это же такое развлечение!

Потом он взял поудобнее свой длинный меч и выехал вперёд.

Корэюки было 28 лет, и выглядел он цветущим. Это был крупный и крепкий мужчина. С луком, рассчитанным на троих[277]16 «Лук, рассчитанный на троих» — лук. который во время стрельбы двое держали, в то время как третий натягивал тетиву., стрелами длиною в 13 ладоней[278]17 Ширина ладони — единица измерения длины стрелы., он был готов поразить стрелой иглу, подвешенную на нитке.

Он ехал в седле на гнедом коне, облачённый в великолепные доспехи, грубо переплетённые чёрным кожаным шнуром, держа стрелы с чёрным опереньем и лук из двух половинок, стянутых побегом глицинии. Приблизившись к воротам, воин громко выкрикнул:

— Здесь потомок Юкихидэ, управляющего поместьем Ямада, того самого, который схватил разбойника Татээбоси с горы Судзука[279]18 Судзука — гора на границе уездов Миэ и Сига, рядом с дорогой, ведущей из Киото в провинцию Исэ. и представил его пред очи государя, житель провинции Ига, законный наследник Ямада Котаро Корэсигэ по имени Косабуро Корэюки. Пусть из-за какой-то мелочи изволит отступить даже господин владетель провинции Аки, Корэюки один, если он хоть мельком увидит фигуру Ондзоси[280]19 Ондзоси — младший сын в семье. Здесь — вежливое обозначение Тамэтоки. из почитаемой семьи с острова Цукуси, заставившего столько говорить о себе, — он уже не отступит. Ходит слух, что Вы стойки плотью, тверды душой и часто берёте в руки лук и стрелы, значит, Вы тоже превосходны. Какие у Вас могут возникнуть трудности? Если я погибну от Вашей стрелы, что в колчане[281]20 «Стрела, что в колчане» — накадзаси , 2-я стрела, которую выпускают после той, что вложена в боевой лук., у меня будут воспоминания в моей грядущей жизни, а останусь жить, — это будет для меня честью в жизни нынешней.

На это Тамэтомо отвечал:

— Как это! Я считаю, что для меня мало будет и такого соперника, как твой хозяин Киёмори. А потому — посторонись! Это предупреждение. Хоть и говорят, что род Хэй[282]21 «Род Хэй» — Тайра происходит от императора Камму, этот император далеко отстоит от своих потомков. Члены рода Гэн[283]22 «Род Гэн» — Минамото. — потомки императора Сэйва, и напрямую от него до Тамэтомо насчитывается 9 поколений. Никто не может быть соперником для меня. Скорее посторонись!

Корэюки только продвинулся ближе:

— Запомним, что таково решение Ондзоси. Исстари оба дома, Гэн и Хэй, суть левое и правое крыла, и вместе они представляют собой защиту царствующего дома. В течение всего этого времени, если род Гэн поднимает в державе смуту, род Хэй успокаивает его; если же династии изменяет род Хэй, усмиряет его род Гэн. Когда подданные рода Хэй стреляют в членов рода Гэн, а подданные рода Гэн стреляют в членов дома Хэй, происходит сражение. А теперь извольте посмотреть, поражают или нет те стрелы, что выпускают подданные рода Хэй, членов рода Гэн!

Тогда Тамэтомо, заметив:

— Это слова неотёсанного мужлана! Раз такое дело, я прикончу его одной стрелой, — решил достать пару обычных стрел с тонкими наконечниками, а так как парень перед ним был не суетливый, он не спеша приготовил к стрельбе лук и прицелился на голос, во внутреннюю часть шлема. Обе стрелы у соперников были выпущены разом, и одна расщепила другую. Раздались восхищённые возгласы. Собиравшийся было выпустить только одну стрелу Тамэтомо слегка поколебался и стрелял, целясь прямо вовнутрь шлема, а получилось всё так, как задумывал Корэюки.

Теперь, поскольку он не поразил соперника, Тамэтомо целился ему куда-то в шейный позвонок. Только бы не столкнулись стрелы в полёте! И тут Тамэтомо заявил:

— Для человека, владеющего луком и стрелами, это действительно превосходно. А теперь подданным рода Хэй придётся испытать горестные чувства. Тамэтомо пустил стрелу, но ты вёл себя мужественно, и она не попала в цель. Когда в жизни ничего нет, о ней и вспомнить будет нечего. Так возьми же в грядущую жизнь мой гостинец!

С этими словами он чуть опустил лук и выстрелил в голову коня. Мыслимо ли здесь было промахнуться? Стрела неожиданно угодила в переднюю луку седла, насквозь пронзила лежавшие горкой складки подола кольчуги, а наконечник стрелы далеко вышел из задней луки седла.

Тогда Корэюки выпустил две стрелы, и какое разочарование! Внезапно он потерял мужество и самообладание и тотчас же лишился разума, истратил почти все стрелы и уже готов был упасть вверх тормашками с коня, но, удержанный стрелами, какое-то время не падал. Ошарашенный конь стал метаться то туда, то сюда, и всадник упал, будто его уронили. Такама-но Сабуро слетел с коня и взял голову Корэюки. Слуги тоже поскакали было в гущу врагов, размахивая длинными мечами, но несмотря на то, что рубились они жестоко, поделать не могли ничего. Окружённые со всех сторон, они были разбиты. После этого не стало никого, кто бы направился к этим воротам.

ГЛАВА 2.

О взятии приступом дворца Сиракава

Туда, где у речной долины в окрестностях Нидзе ожидал владетель провинции Симоцукэ, в лагерь прискакал и стал кружить по нему конь Корэюки. Кама да-но Дзиро перехватил его и привёл к Ёситомо, доложив испуганно:

— Извольте взглянуть. Вот следы страшной силы лучной стрельбы Хатиро Ондзоси! Осмелюсь полагать, что это — конь кого-то из слуг рода Хэй. С такой лёгкостью пронзить цель может не иначе, как долото бродячего мастерового. Какой потрясающий удар!

Владетель Симоцукэ, сказав:

— Как может такое быть?! Хатиро думает запугать Ёситомо, только я сделаю по-своему. Думаю, что тому парню в этом году исполнилось лет семнадцать-восемнадцать, и он уже смог достичь такого мастерства! Те, кто воспитывался на острове Тиндзэй, хороши в пешем бою. А в конном строю их должны превосходить молодые люди из провинций Мусаси и Сагами. Одолеть, одолеть их! Ёситомо должен проучить Хатиро, — и собрался отправиться из лагеря.

Увидев это, Камада-но Дзиро стал его отговаривать:

— Вы изволили замыслить невыполнимое. Если великий военачальник поскачет, он лишится силы, когда тысяча всадников превратится в сто, а сто всадников — в десять и в пять.

И всё-таки владетель Симоцукэ намерен был начать выполнение своего замысла. Человек сорок-пятьдесят пехотинцев спереди и сзади, слева и справа были окружены лошадиными мордами.

— Масакиё, сначала уступим, и тогда сможем увидеть необычную фигуру, — говорили между собой человек тридцать всадников, которые совсем уже приблизились к воротам. Один из них прокричал:

— Кому велено оборонять эти ворота? Говорит сын кормилицы нынешнего главного военачальника, законный наследник чиновника из поместья Камада по имени Масамунэ, Камада-но Дзиро; чтобы лицезреть Вашу личность, я добился повеления господина владетеля провинции выступить впереди и победить!

Тамэтомо сказал ему в ответ:

— Слова типа с немощными руками. Ступай-ка ты вассалом в мой дом! Ворота защищаю я, Тамэтомо. Хоть мы и стали врагами когда-то, придётся тебе в схватке с твоим наследственным хозяином пустить в него стрелу. Когда тебя позовут пред лицо господина владетеля провинции Симоцукэ, ты должен будешь передать ему этот ответ. Тамэтомо тебе не противник. А теперь ступай назад.

Камада отвечал насмешливо:

— Действительно, тот, кто был наследственным хозяином, и теперь не стал виновен в восьми преступлениях[284]1 «Восемь преступлений» — по тогдашнему законодательству это заговор, государственная измена, мятеж, предательство, тирания, грубость, непочтение к родителям и безнравственность.. Монарший рескрипт не замедлит воспоследовать. Эту стрелу пускает не Масакиё, это стрела, которую благоугодно выпустить великому бодхисаттве Хатиману! — и вместе с этими словами выстрелил.

Тамэтомо, не глядя на Комати, выстрелил в обращёное к нему левой стороной лицо соперника и без промаха попал ему в шейную пластину, прикрепленную к шлему. Сверх меры раздражённый, Тамэтомо не произвёл ответного выстрела, а вырвал и отбросил стрелу, прижал к своему боку лук и произнёс:

— Эй ты, Камада! Тебе не убежать от меня. Смотри, не перестарайся! Замков со стрелками восемь. Пошёл, пошёл! — он поднял правую руку, подзывая сподвижников, и погнал его прочь.

Потом воскликнул, обернувшись к Камада, когда тот побежал, пустив в ход и хлыст, и стремена:

— Куда ты побежал?! Не перестарайся, и ничего не забудь. Поймаю, откручу голову, разрублю на восемь частей и выброшу!

Хотя силы Камада и превосходили силы противника, он переоценил угрозу, решив про себя, что настал его последний час, а потому налёг на переднюю луку седла и, насколько хватило дыхания у коня, помчался на юг, к восточному берегу реки[285]2 Имеется в виду река Камогава, протекающая через столицу. В столице понятие «ехать с севера на юг» обозначалось глаголом кудару , «спускаться»., нахлёстывая коня плёткой. Двадцать восемь всадников Тамэтомо и тридцать всадников Камада — беглецы и их погоня, — нахлёстывая коней, скакали так, словно ломали ноги у коней и рушили восемь больших гор[286]3 «Восемь больших гор» — комментаторы затрудняются объяснить это словосочетание. Возможно, число 8 нужно понимать просто как синоним слова «множество».. Могучий голос Тамэтомо опять загремел подобно грому.

Он преследовал беглеца на протяжении трёх кварталов[287]4 «Три квартала» (тё)  — около 330 м., но это расстояние только увеличивалось, поэтому Тамэтомо повернул назад со словами:

— Закалены-то мы закалены, это так. Только вряд ли этим всё ограничится. Господин судья[288]5 «Судья» — Рокудзё-хоган Тамэёси, см. свиток I, гл. 8, примеч.1. стар и о сражениях помышлять не изволит. Его вельможный старший брат, хоть и много о нём говорят, не настолько быстр. Долго преследуя соперников, мы удалимся от господина судьи, и это плохо — такое у меня есть сомнение.

Камада должен был вдоль речной долины бежать на запад, однако, считая, что нельзя господина Хатиро приводить вслед за собой в пределы лагеря господина Симоцукэ, он побежал в другую сторону. И противники его, и сторонники одинаково сочли его человеком сообразительным.

Камада убегал, спасая свою полную превратностей жизнь. Он пересёк Кёгоку[289]6 Когоку — две большие дороги (Восточная и Западная), пересекавшие столицу с юга на север. Здесь — Восточная Когоку. с юга на север, потом свернул, и прискакав к особняку Симоцукэ, вымолвил, тяжело дыша:

— Масакиё часто принимал участие в тяжёлых сражениях, но глазам его не доводилось встречаться со сражением, настолько заполненным топотом конских ног. Взять хотя бы этого коня: он издавна превосходит всех других, так что возникает одно только желание — скакать на нём. Масакиё выпустил стрелу в Хатиро Ондзоси, от избытка гордыни тот не соблаговолил послать ответную стрелу, а прокричав, что схватит меня голыми руками, разрубит и выбросит, что открутит и выкинет мою голову, он велел догонять нас. У меня было такое чувство, будто мне на шлем упали сверху громы небесные, — и в глазах потемнело, и душа напрочь исчезла, и сам я готов был упасть с коня, однако же судьба моя крепка и она помогла мне. Сил у меня ещё так много! — выпалил он и отдышался.

Владетель провинции Симоцукэ процедил сквозь зубы, за поводок придерживая коня:

— Полагаю, что Масакиё при мысли о Хатиро перетрусил. Что же касается Хатиро, то он нанесёт удар по Ёситомо. Насколько у него получится этот удар?! — и добавил: Начнём с того, что сегодня одиннадцатое число; теперь — час Тигра[290]7 «Час Тигра» — 4 часа утра.. Значит, восток — направление неблагоприятное. Кроме того, стрелять из лука, обратясь в сторону солнца, неудобно. Направление удара нужно несколько изменить! — потом, проехав на юг по улице Кёгоку, достиг Сандзё, пересёк долину реки и сначала стал обозревать северный лагерь государя с севера, а потом, поднявшись на восточную плотину, повернулся к северу лицом.

Спустя совсем немного времени, он спросил:

— Кто тот человек, которому приказано оборонять эти ворота? Говорят, что это Минамото-но Ёситомо, владетель провинции Симоцукэ. Разве можно противиться, получив повеление государя?!

Хатиро:

— Получив повеление монаха-экс-императора, ворота обороняет представитель того же рода Хатиро Тамэтомо с острова Тиндзэй.

— Как же это? Коли ты сказал, что противостоишь мне, согласно государеву повелению, так срочно отступи! Почему это, ссылаясь на повеление императора, ты направляешь лук против собственного старшего брата? Как же удостоишься ты милости богов и будд?!

На эти слова Хатиро насмешливо отвечал:

— Если Тамэтомо удостоится милости богов, направляя свой лук на старшего брата, то как же господин изволит направлять лук на своего отца? Господину угодно считать, что он направляет лук, повинуясь государеву повелению. Но Тамэтомо действует, получив повеление монаха-экс-императора. В чём же различие между повелением монаха- экс-императора и повелением государя?

После этого он посмотрел вокруг: на расстоянии, как ему показалось, всего в пять тан [291]8 Тан — мера длины, около 11 м. 5 тан — расстояние в 54,6 м. сидел на коне всадник, который заметно выделялся из толпы и выглядел как выдающийся военачальник. Словесная перепалка между ними продолжалась; по мере того как светало, внутренняя поверхность сдвинутого назад шлема становилась видна всё яснее.

— Как удачно вы избежали стрелы! Я сподобился небесной награды, и потому могу поразить цель всего одной стрелой.

Сказав это, он вложил в тетиву обычную стрелу с древком, сужающимся спереди, и поднял лук, чтобы выстрелить.

— Подожди чуточку. Покуда войско не удалилось, поразить полководца всего одной стрелой было бы бесчувственно. В первую очередь, государь и монах-экс-император — августейшие братья; господин канцлер и господин Левый министр тоже братья; господин судья и господин владетель провинции Симоцукэ тайно договорились между собою: «Ты приезжай во дворец. Я к монаху-экс-императору не поеду. Если победит войско экс-императора, ты пригласи меня и приезжай сам. Не знаю, насколько это обещание крепко. Кроме того, и враг от своего врага зависит. Сам я принадлежу к числу самых младших братьев. Если меня убьют, будет ли кому жалеть?»

Он снял с лука стрелу, потом снова заменил стрелу со звучащим наконечником и произнёс:

— Судо Куро, посмотри сюда! Иэсуэ[292]9 Иэсуэ — настоящее имя Судо Куро., я готов теми стрелами, что в колчане, сбить наземь господина из Симоцукэ, — и, высоко подняв зажатые в кулаке лук и стрелы, до самой верхушки наконечника вдруг задрал стрелу вверх и выстрелил.

По дворцу и по экипажам разнёсся звук. Стрела сбила семь или восемь звёзд на шлеме[293]10 «Звёзды на шлеме» — украшения на гребне шлема самурая, по виду напоминающие крупные шляпки гвоздей. Ёситомо. Далеко позади него стояли ворота павильона Хосемон со створками толщиной в 5–6 сун [294]11 Сун — мера длины, 3,03 см. окованными железом. Стрела вонзилась в них больше чем до середины и осталась торчать. Наконечник стрелы раскололся и с треском упал. Воины враз изумлённо ахнули.

У владетеля провинции Симоцукэ потемнело в глазах и душа пришла в смятение; он уже готов был упасть с коня, крепко ухватился за переднюю луку седла, оперся на лук, надавил ногами на стремена и осмотрел внутреннюю сторону шлема. Кровь не текла, не было и раны. Немного успокоившись, он непринуждённо улыбнулся:

— Против того, что я слышал, рука у Хатиро огрубела. В самом деле, кто стрелял в такого соперника, как Ёситомо? На сей раз попытка пробить «Восемь драконов»[295]12 «Восемь драконов» — см. свиток I, гл. 13, примеч. 14. оказалась напрасной.

На это Тамэтомо заметил:

— Да, это так. Что касается одной стрелы, этому, кстати говоря, объяснение имеется. Вам — моё особое приветствие. Я вижу «Восемь драконов» в Ваших доспехах. Тем не менее, я был бы благодарен за возможность пустить две стрелы. Тогда бы я услышал, что удачно поразил стрелой цель. Я пущу стрелы в левую половину шлема[296]13 Левая половина шлема считалась более уязвимой, потому что не была прикрыта щитом., в набрюшники, в наплечные пластины и в щиты, отхлестав их кончиком своей плётки, уберу отсюда челядинцев Вашего превосходительства! — и с этими словами взял в руки оружие, выхватил лук и направил его на Ёситомо.

Как это ни удивительно, владетель провинции Симоцукэ под порывом жестокого ветра, поднятого стрелами, ни одной раны не получил. Считая, что на этот раз обойдётся без посторонней помощи, он беззвучно обогнул стороной павильон Хосёгон-ин и приказал:

— Молодёжь из провинций Мусаси и Сагами, выступайте вперёд — и в бой!

Тогда Оба-но Хэйда и Оба-но Сабуро выступили вперёд и сдержанно назвали свои имена:

— Когда во времена трёхлетних сражений Вашего предка, господина Хатимана[297]14 Хатиман Таро — прозвище Минамото Ёсииэ (1041–1108), воина, одного из популярных героев японского средневековья. Прозвище получил в семилетнем возрасте, после того как прошёл обряд инициации в синтоистском святилище Ивасимидзу Хатиман-гу. «Трёхлетними сражениями» современники называли победоносную войну Минамото Ёсииэ против мятежника Киёвара-но Иэхира (?-1087)., пал замок Ториноуми, одному человеку было 16 лет. Поражённый стрелой, он потерял правый глаз. Не вынимая эту стрелу из глаза, он ответно выстрелил в противника и тем самым оставил своё имя грядущим поколениям. Это был Гонгоро Кагэмаса из Камакура, которому сейчас молятся как божеству. Мы его отдалённые потомки, сыновья Кагэфуса, управляющего поместьем Оба, жители провинции Сагами, Хэйда Кагэёси из Оба и Сабуро Кагэтика оттуда же — вот кто мы такие! Считаем, что нам действительно нужно присоединиться к тем самураям, которых призвали из Девяти провинций[298]15 «Девять Провинций» (Кукоку) — одно из обозначений о. Кюсю., где живёт Ондзоси, и стали ждать.

Военачальник вызвал Тамэтомо Судо Куро, и тот сказал:

— Действительно, до меня доходили слухи о том, что они равны жителям Восточных провинций[299]16 Жители Восточных провинций пользовались репутацией бесстрашных воинов.. Какие у них стрелы? Тамэтомо нередко пользуется стрелами сакибосо , «узкий мыс», стебель которых сужается спереди. Начнём с того, что они сейчас же покажут нам силу своих луков. Посмотрим, как они смогут своими стрелами нанести противнику серьёзные раны или убить его.

— Верно, так тому и быть! — едва только прозвучали эти слова, они выбрали обычные большие колчаны.

— Тамэтомо живёт на острове Тиндзэй. До сих пор по собственному недосмотру каждого в лицо он не знает. Это стрелы, которые Тамэтомо изготовил лично сам. Поглядите же, каково наше умение! — сказал Кагэёси, выступив впереди всех, и уже приготовился что было сил пустить стрелу, чуть опустил лук, потом приподнял его для выстрела, и тут — как это случилось? — конь его ступил назад и шагнул в сторону.

Тогда он, пытаясь выпрямиться, всем телом изогнулся, получил удар прямо в шлем и не смог, как было задумано, выстрелить в ответ: конь его вырвался и был уже далеко. Деваться некуда, пришлось стрелять в коня. Кагэёси выстрелил, пробил ему коленную чашечку на правой ноге и сыромятный ремень у стремени, раздробил на пять или шесть частей бедренную кость.

Стрела прошла насквозь и вонзилась в землю на противоположной стороне. Наконечник стрелы отломился и упал по эту сторону. Конь, не в силах сдвинуться с места, тут же рухнул наземь. Кагэёси хотел было сойти вниз, но поражённый в коленную чашечку, упал ничком. Внезапно к нему подскочил Кагэтика, ухватил его за плечо и умчался прочь.

В суматохе Хатиро не узнал о неудачных попытках поставить коня на ноги, но понял, что его соперник сбежал, не настигнутый стрелой, и проворчал:

— Странное дело! Эта стрела пролетела мимо! Когда в Японии разыскивают воина милостью Неба, — никому не сравниться с Оба-но Хэйда. Насколько Тамэтомо помнил, не было ни одного случая, когда он промахнулся бы, стреляя в того, кто попадался ему на глаза, — будь это не только человек или конь, но даже птица или зверь. А посмотрю по сторонам вокруг этого коня, — видимо, и хозяин его тоже не умер Но в таком случае мне и самому есть чего стыдиться. Стыдно даже людям сказать. Какая жалость!

Рассчитывая уложить там Кагэёси, Кагэтика постучал в ближайший домик, но ему не открыли. Внутри — ни звука. Обессилев, он хотел уже бросить раненого и повторял только:

— На помощь! Помогите же! — и с тем вышел к речной долине, втащил раненого в какую-то хижину, а сам вышел, собираясь снова ввязаться в битву.

Кагэёси же проговорил, когда Кагэтика сказал ему, что лишился рукава доспехов:

— Ого! Господин! Здесь — поле боя, поэтому сейчас сюда прискачут воины. Эти люди появятся и вытащат меня наружу, а я без ноги не смогу сопротивляться им; обидно, что парни без доспехов схватят и обезглавят меня. И семейного имени лишился, и ранами покрыт. Вы, вероятно, не считаете, что мы трусливо скрылись, из-за того, что господин Симоцукэ изволил увидеть это собственными глазами. Так помогите же, помогите мне!

Между братьями в последнее время случались недомолвки, и Кагэтика, подумав, что теперь настало время им помириться, сказал:

— Господин не предъявляет Кагэтика несправедливых обвинений и обычно не доверяет людям странным, но когда у Кагэтика складывается действительно критические обстоятельства, ему непременно приходит на помощь кто-то из посторонних. Однако как это от рассвета до сумерек его ставят перед трудностями? Не горько ли это?!

Кагэёси совсем перестал смущаться.

— Ну ладно. Господин в последнее время бывал и таким, и этаким. Сам я впредь буду человеком, который состоял на службе у господина. Что бы там ни случилось, буду следовать тому, что он изволит сказать, — извинился он.

Потом подумал: «Значит, так», — ещё раз выказал приверженность своему господину и вышел. Несмотря на это, было решено оставить его в столице, однако из опасения, что его могут посчитать беглецом, хотели оставить в Сиракава, но побоялись, что его могут убить воры, которые позарятся на панцирь и шлем воина. Но доспехи старшего брата передаются из поколения в поколение, и доспехи, которые были надеты на него самого, тоже перешли к нему от его предков. Менять их при его жизни было бы жаль. Да и старшему брату не скажешь: «Сними!»; и старший брат, и младший, каждый в своих доспехах, направились от Оиномикадо до Ямасина[300]17 Оиномикадо — аристократический род, происходивший от Фудзивара-но Ёсииэ (1041–1108). Его родовое имение находилось в столице, на берегу реки Кацурагава. Ямасина — селение в уезде Удзи провинции Ямасиро, к северу от Кохата. Ныне — местность в одноименном районе Киото, у подножья горы Хигасияма. и только в двух местах на горе Кохатаяма отдохнули.

Ехали без приключений. Схоронились в доме одного человека, сразу же бросились в обратный путь, той же ночью встретились со своим войском и стали людьми, которых восхваляют.

После них на сивом коне, с алым колчаном поверх грозных доспехов из чёрной кожи приехал Канэко-но Дзюро Иэтада, житель провинции Мусаси.

— Мне 19 лет. С этого я начинаю своё участие в битвах! — с такими словами он повесил себе на плечо лук, обнажил меч и приложил его ко лбу.

С воплем ворвался он в лагерь Тамэтомо и стал неистово носиться по нему. Увидев это, Хатиро промолвил:

— Что за отважный парень! Сбить бы его здесь стрелой и захватить, вместо того, чтобы окружать большими силами и убивать. Пусть кто-нибудь поскачет ему наперерез и на глазах у противника схватит его в охапку!

Услышав это, Такама-но Сиро, подскакав к вражескому стану всего на один тан , поравнял коней между собою, обхватил руками соперника и упал вместе с ним. Такама, крупный мужчина тридцати с лишним лет, был человеком умелым. Канэко же был молодым ещё юношей девятнадцати лет. На некоторое время они сплелись между собой, — но что же дальше? Такама с позором проиграл, а Канэко одержал верх. Изо всех сил сжимая обе руки противника, он не давал противнику шевельнуться, а когда уже готов был лишить его головы, с коня на него слетел и, не давая ударить младшего брата, с силой навалился сзади старший брат соперника, Такама-но Сабуро. Канэко запустил руку в щиток, прикрывающий дыхательное отверстие в шлеме соперника, желая повернуть его лицом кверху. Он держал в руке обнажённый меч, так что лежавший внизу Сиро не мог помешать ему нанести завершающий удар. Но Сабуро решительно ухватил врага левой рукой за набрюшник, потянул вверх и, стиснув в кулаке рукоять его меча, с силой оттолкнул.

Ни один из них не мог шевельнуться. Такама-но Сабуро, который слыл человеком крепким, тоже опрокинулся навзничь, потому что получил тяжёлую рану. Канэко внезапно встал. Лежащих было не поднять, и он забрал их головы.

Вначале он спокойно взял голову Сиро, который не двигался с того времени, как Канэко нанёс ему смертельный удар. Теперь Канэко, спокойно держа в руках обе головы, подтянул к себе коня и поехал, покачиваясь на ходу. Уже на обратном пути он возгласил громким голосом:

— Я, Канэко-но Дзюро Иэтада, житель провинции Мусаси, своею рукой зарубил у тебя на глазах двух твоих главных вассалов, о, Ондзоси с острова Цукуси, про которого расходятся по свету такие слухи, — и покидаю место битвы. Смотрите же, и противники, и свои! Это редкий случай и для былых времён, и для наших дней. Я, Иэтада, повернув вспять очевидный ход битвы, славу о себе передам грядущим поколениям. Но ты считаешь себя очень знаменитым и потому, вероятно, не поспешишь выехать ко мне? Не вызовется ли тогда хотя бы кто-нибудь из самураев отряда Ондзоси выехать, чтобы сразиться с Иэтада?! — заявив так, он развернул коня и стал ждать.

Вперёд выступил Судо Куро, сказав:

— Дело нелёгкое. Снизойду-ка я до этого простолюдина сам.

Но Тамэтомо остановил его:

— Подождите немного, Иэсуэ! Если Вы собираетесь в одиночку напасть на этого человека, Вы вряд ли решите исход схватки. У нас даже нет ни одной стрелы «узкий мыс». Конечно, стало бы легче, если бы его застрелить, но было бы бессердечно потерять такого решительного человека. Кроме того, когда Тамэтомо победит в этой схватке, и это станет известно в Восьми Восточных провинциях, он вызовет на себя наказание с их стороны. Жаль воина. Увы, но стрелять нельзя.

Канэко, благодаря своему твёрдому характеру и необычному поведению избежав пасти тигра[301]18 «Избежав пасти тигра» — выражение заимствовано из «Исторических записок» Сыма Цяня., проник в лагерь государя. Отважный воин удостоился славы при этой жизни, верность его не прервётся в веках; имя этого воина осталось потомкам и достигнет потомков. Говорят, что если бы он сробел, ему не только отказали бы от пайка[302]19 «…отказали бы от пайка…» — речь идёт о содержании, которое сюзерен выплачивал самураю за его службу.. Не только. Он испытал бы позор при жизни, на его долю остались бы поношения после его смерти. Таков путь воина, о котором нужно хорошенько поразмыслить.

Потом выехали, поравняв удила коней, житель провинции Хитати Сэки-но Дзиро и жители провинции Каи Сибоми-но Горо и Сибоми-но Рокуро. Тамэтомо вложил в тетиву обычную стрелу «узкий мыс», прицелился и выпустил её в Сибоми-но Горо, который ехал впереди, желая перебить ему шейную кость. Сибоми быстро глянул и дёрнул головой, уклоняясь от стрелы, — чего же здесь стыдиться?!

Хотя стрела и прошла чуть выше, она слева направо пронзила пластины, свисавшие от шлема вниз. Горо враз полетел вверх тормашками, ибо он встретился с опытнейшим бойцом. Ему снесли голову, не вытаскивая стрелу, так что голова на плечах и шлем дальше могли удержаться только за счёт стрелы.

Хатиро посмотрел снова: ему понравилась мощь собственной стрелы. Увидев это, Сэки-но Дзиро, как подстреленный воробей, весь дрожа, спрыгнул с коня, толчком повалил его и, рассчитывая, что стрела угодит в живот коню, опрометью бросился бежать. После этого Нэнои-но Дайята, житель провинции Синано, выдвинулся вперёд со словами:

— Что касается воинского лагеря, то разрушил его человек со звезды Разрушения Войска[303]20 «Звезда Разрушения Войска» — Хагундзё, название 7-й звезды в созвездии Большой Медведицы.. Снесите же, сломайте эти ворота, ратники!

Судо Куро натянул тетиву лука до отказа и выстрелил в них, но сам получил стрелу в нагрудную пластину и упал. Вперёд выехал Фуридзу- но Симпэй. С намерением сразиться с ним туда, где он находился, приблизился, принял вызов и пустил стрелу Кихэй Дзидаю из Сандзе Цубутэ. Стрела глубоко вошла с правой стороны, в то место, где основной корпус доспехов соединяется с их боковиной, и противник упал. Сменяя друг друга, жестоко бились Кисо-но Тюда, Я Тюда, Тоя Кэнда, Оя-но Синдзабуро. Каждый из них отступал, получив рану. Кувабара и Андодзи вышли из боя. Акусити-бэтто пал, поражённый стрелой. Начиная с них, воины, примкнувшие к Ёситомо, с возгласами: «А вот и я, а вот и я!» — сменяя один другого, бились, покуда у них хватало сил. Внезапно прибыло 53 человека, а раны получили, как говорят, больше двухсот человек. Среди сторонников Тамэтомо никто не получил даже лёгкой раны, если не считать того, что Кихэй Дзидаю из Сандзё Цубутэ и Оя Синдзабуро были тяжело ранены.

Укреплявшие оборону берега реки старец Сиродзаэмон Ёриката и Камон-но-сукэ Ёринака в сопровождении примерно тридцати всадников отходили через западные ворота Оиномикадо, где находился в ожесточённой перестрелке и отчаянно рубился Тамэтомо; они врезались в самую середину. Ёситомо проник в гущу толпы; нападавшие скакали и внутрь, и наружу, сражались самозабвенно и яростно, описывая мечами и узоры паутины, и кресты.

Ёситомо обеспокоенно произнёс:

— Ёриката и Ёринака не были бы лишними, да их не пропустят, ударят же!

Их уже собирались окружить со всех сторон, не в силах одолеть, метались туда-сюда, многие противники нападали, а сторонники Его величества, получив раны, прорвались и возвратились в свой главный лагерь. Увидев это, Хатиро разгневанно воскликнул:

— Нелегко же подвигнуть моего досточтимого старшего брата, который не изволит думать ни о чём, укрепить свои передние линии! — затем извлёк из ножен меч и, запрокинувшись навзничь, поскакал куда- то без разбору. Решив, что это нехорошо, Ёситомо свернул от него в сторону и стал кружить по берегу реки то туда, то сюда.

Всё больше приходя в негодование, Тамэтомо вовлекался в сражение — рубя и бросая, отрубая и отбрасывая, разражаясь кличами, он кружил верхом на коне, покуда по обе стороны от 2-го и 3-го квартала не осталось ни одного противника. Правда, победив в схватке, Тамэтомо сдержал себя: поблизости никого не было, да и конь его притомился. Поэтому он неспешно повернул обратно и, остановившись перед главными воротами, быстрым движением вложил стрелу в тетиву и выстрелил. Одной стрелой он убил двоих и ни одного человека в живых не оставил. Все стрелы в колчане были израсходованы. Весь колчан он расстрелял, не пустив ни одной стрелы мимо цели. Казалось, это Фань Цзэн въехал в ворота Хунмэнь[304]21 Хунмэнь — место в Китае, где основатель ханьской династии Лю Бан встретился с Сян Вэном. ваном княжества Е. Сян Вэн хотел убить там Лю Бана, но тому удалось благополучно миновать опасность при содействии отважного воина Фань Цзэна., а Цзи Синь разрушил Цзилинь[305]22 Место в тексте, которое японские комментаторы считают неясным. Цзилинь (Кйсим) — другое название средневекового корейского государства Силла..

Лицом к восточным воротам Оиномикадо обратился глава Войскового арсенала[306]23 «Глава Войскового арсенала» — Минамото-но Ёримаса (1104–1180), поэт и военачальник, участник военных событий 1156 и 1160 гг. В 1180 г. покончил с собой.. Пока Тадамаса и Ёриканэ[307]24 Тадамаса — Тайра-но Тадамаса, см. свиток I, гл. 4, примеч. 23; Ёриканэ — возможно, ошибочное написание имени санъи (см.: свиток I, гл.7, примеч.7) Минамото-но Ёринори. вели оборонительные бои, прорвать оборону было невозможно. Западную стену[308]25 «Западная стена» — речь идёт о западной стене Северного павильона дворца Сиракава. обороняли, не жалея собственных жизней, судья с его сыном, и хотя сражающиеся воины постоянно сменяли друг друга, они отступили все до единого. Западную от Касуга[309]26 Касуга — здесь: название малой дороги к северу от парадного тракта Омикадо-одзи. стену обороняли до боли в руках подчинённые Иэхиро и Мицухиро[310]27 Иэхиро — Тайра-но Иэхиро, помощник командира Левой гвардии охраны дворцовых ворот. Мицухиро — Тайра-но Мицухиро, сын Иэхиро., — и нападавшие постепенно отступили.

Так вот, среди множества ворот, бывших под надзором владетеля провинции Симоцукэ господина Ёситомо, одни защищал его отец Тамэёси. Об этом прослышал Тамэтомо, и он двинулся на те ворота. Тем, кто узнал об этом, незначительным показался тот из Пяти тяжких грехов[311]28 «Пять тяжких грехов» (будд.) — отцеубийство, убийство матери, пускание крови из тела Будды, убийство архата и нарушение гармонии среди священнослужителей., который ставили в вину известному принцу Арджаташатру[312]29 Арджаташатру — сын короля владения Магадхи по имени Бимбасара. Убив своего отца и заключив под стражу мать, он захватил отцовский престол, но затем познакомился с учением Шакьямуни, стал его верным последователем и одним из охранителей этого учения. за его отца, короля Бимбасара. Словом, далёкие голоса противников за воротами и выкрики лучников раздавались без перерыва. Топот проносившихся коней был подобен землетрясению.

Были такие, кто называл своё имя, и кто терял его, такие, кто сцепился в схватке, и кто проигрывал. Сражение началось в час Тигра[313]30 «Час Тигра» — 4 часа утра., а когда уже начало понемногу светать, нападавшие стали уступать, Тамэёси же с Тамэтомо — склоняться к победе. Ёситомо и Киёмори потеряли цвет лица и отошли, но в некоторых местах ещё держались на прежних рубежах. Какие ворота ни возьми, так было всюду. Владетель провинции Симоцукэ отправил во дворец посланника, велев ему сказать так:

«Верные двору войска, повинуясь государеву повелению, сражаются, не щадя своих жизней, и одержали несколько побед, но бунтовщики действительно сильны, поэтому неисчислимое количество людей лишились жизней или страдают от жестоких ран. По этой причине ломается "рыбья чешуя"[314]31 «Рыбья чешуя» — одна из форм построения воинского стана., и доносится топот копыт поражения. Но, хотя Ёситомо ободряет ратников непрестанно, те не надвигаются на лагерь, и на приступ идти им будет трудно до тех пор, пока на помощь не подойдут отряды поддержки. Если не считать того, что во дворец в конце концов попадёт огонь, можно говорить и о шансах на победу. Однако же всё это происходит в окрестностях храма Хоседзи[315]32 Хосёдзи (храм Победы Закона) — буддийский храм в центре столичного района Окадзаки, построенный по указанию экс-императора Сиракава.. Наверняка избежать пламени невозможно. Требуется ещё раз получить императорское решение».

Выслушав его, Синсэй молвил:

— Ёситомо глуп. Когда государю благоугодно станет сподобиться достоинства действующего императора, он повелит такой храм, как Хосёдзи, возвести в один день. И разве не будет он на диво прочным?! Нужно немедля предать храм огню и тем исполнить свой долг.

После этого к западу от дворца государя-инока предали огню имение среднего советника, вельможного Фудзивара Иэнари[316]33 Фудзивара Иэнари — в тексте приведено «китайское» чтение его фамилии: То-тюнагон. Фудзивара Иэнари получил звание Среднего советника (тюнагон) в 1149 г., в 1154 г. заболел и принял монашеский постриг, а через три недели умер. Таким образом, описываемые здесь события происходили уже после его смерти.. Как раз в это время подул сильный западный ветер, и чёрным дымом заволокло императорский дворец. Воины, стерегущие ворота дворца, задыхались от дыма и пришли в смятение. Ещё не завершилось сражение ашур [317]34 Ашуры — будд.: могучие демоны гнева, составляющие один из шести разрядов существ «мира чувств» (дэвы, люди, ашуры , звери и птицы, демоны голода преты , обитатели преисподней); символы воинственности и враги дэвов. Бывают как злыми, так и добрыми., как наступили пытки адским огнём Великой Крепости Бесконечности[318]35 «Великая Крепость Бесконечности» — то же, что Аби (санскр. Авичи), Преисподняя Бесконечности (будд.), последняя из восьми жарких преисподних, жертвы которых испытывают самые большие мучения, рождаются и вновь умирают без конца.. Не говоря уже о том, что носились и шумели люди и кони, о растерянных и нерешительных голосах воинов, казалось, будто небо покрылось мглой, а земля пришла в движение.

Правительственные войска воспряли духом и подняли вверх острия пик, воины императора-инока побросали свои мечи и бежали. Начиная с судей Рокудзё, отца и сына, и с Тамэтомо, многие кружили на своих конях, отбиваясь от противников со всех четырёх сторон, но ворота рухнули, и все разбежались кто куда.

ГЛАВА 3.

О том, как потерпели поражение Новый экс-император и Левый министр

Иэхиро и Мицухиро прибыли к экс-императору и остановили своих коней в саду.

— Дворец охвачен огнём, — сказали они друг другу, — сражение уже прекратилось. Во всяком случае, государь должен быть здесь.

В то время, когда они так рассуждали, Новый экс-император изволил «потерять восток и запад»[319]1 «Потерять восток и запад» — то есть потерпеть сокрушительное поражение., а Левый министр потерпел полное поражение.

— Как нам теперь лучше поступить? Иэхиро, извольте только помочь спасти нашу теперешнюю жизнь! — распорядился экс-император, и это было достойно сожаления.

Подозвав младшего советника 4-го ранга Наридзуми[320]2 Наридзуми — возможно, лицо вымышленное, поскольку в разных списках сочинения значатся разные имена., экс-император взял у него меч, после чего прикрепил его к своему поясу и сразу же сел на коня. Курандо Нобудзанэ, сидя на крупе государева коня, обхватил августейшего руками. На крупе коня Левого министра сидел Наридзуми- асон .

— Теперь, — молвили они, — нужно куда-то ехать!

Когда государь решил, что направиться следует в сторону храма Трёх колодцев, Миидэра, он распорядился выезжать через восточные ворота и направиться на север. Сопровождал его, в основном, отряд под началом судьи[321]3 «Судья» — здесь: Рокудзё Тамэёси (см. свиток I, гл. 8, примеч. 1)..

Подозвав своих сыновей, Тамэёси распорядился:

— Воспользуйтесь оборонительными стрелами[322]4 «Оборонительными» называли особые стрелы фусэгия , применявшиеся для поражения атакующего противника., предоставьте государю возможность отойти!

У братьев оставалось только пятьдесят всадников, а когда оставшиеся подумали, что теперь августейший уже отъехал далеко, им было приказано отправиться следом за государем, и они стали спасаться бегством. Правительственные войска нанесли по ним множество ударов, но и эти пятьдесят всадников являли собой силу немалую.

Из них позади всех оставался только один всадник, Хатиро Тамэтомо. Если кто-то приближался к нему, он, то и дело оборачиваясь назад, убивал его выстрелом из лука. И хотя в то же время он продолжал спасаться бегством, охотников гнаться за ним не оставалось. Ускакав уже далеко, Хатиро снова повернул и, прискакав назад, единственную оставшуюся у него стрелу со звучащим наконечником выпустил из лука, вонзив в опорный столб ворот Хосёгон-ин, Величественного Павильона Драгоценной Усадьбы, чтобы её могли видеть люди грядущих поколений.

Итак, Хатиро Тамэтомо расстрелял в этом сражении два колчана по 24 стрелы каждый, три колчана по 18 стрел и один колчан на 9 стрел; выстрелом из лука сбил звезду со шлема Ёситомо; не потребовалось ему и двух стрел, чтобы пробить коленную чашечку у Оба-но Хэйда. Ни одной стрелы он не выпустил напрасно. Кроме этого, не перечтёшь тех, кто лишился от его руки жизни. Значит, соперникам своим Тамэтомо не проигрывал, и всё-таки, жаль, что он спасался бегством, влекомый судьбою государя!

Благодаря ему, Новому экс-императору удалось отъехать далеко. Когда Левому министру случилось немного отстать от него, кто-то в него пустил стрелу, и стрела с белым опереньем вонзилась Левому министру в шейную кость. Наридзуми стрелу выдернул. Струя крови бежала словно вода из бамбуковой трубки. Светло-голубое охотничье платье каригину Левого министра окрасилось тёмно-красным. Сердце и душа его были в замешательстве; он бросил узду, не мог держать ноги в стременах и навалился на переднюю луку седла. Несмотря на то, что Наридзуми некоторое время удерживал его на руках, да конь был норовист, хозяин ослабел и повалился наземь. Наридзуми, державший его на руках, тоже рухнул вниз.

Сикибу-но тайфу [323]5 Сикибу-но тайфу — помощник секретаря, государственный чиновник 5-го ранга. Наринори соскочил с коня, боясь задеть коленями шею сановника, закрыл ему лицо рукавом и расплакался. Хотя министр ещё мог заставить свои глаза двигаться, произнести он не мог ничего, и его такая внушительная до тех пор внешность теперь выглядела так, словно не заслуживала внимания. Это не говоря уже о том, что был он слаб.

Ехавший впереди всех Иэхиро увидел это, а господина Хэй Маносукэ, который также находился в первых рядах, отозвали назад, в сторону Мацугасаки[324]6 Мацугасаки — местность в столичном районе Сагёку.. Когда об этом сообщили, Тадамаса заметил:

— Какая неприятность! Теперь дела наши плохи.

Он уже собирался садиться на коня, чтобы теперь же повернуть назад, но уже перестал видеть, как можно до конца проделать весь путь, поэтому, войдя в ближайшую хижину, попытался прижечь рану моксой. Стрела торчала от основания левого уха к горлу. «Видно, стрела послана богами», — с изумлением подумал он.

В правительственных войсках из императорского дворца ничего этого не знали и войска направлялись к храму Энгакудзи в районе Кита-сиракава; курандо-дайфу Цунэнори послал за экипажем и поехал в сторону Сага[325]7 Сага — местность на берегу реки напротив горы Арасияма в столичном районе Угёку.. Отец Цунэнори, Акинори, искал настоятеля буддийского храма из горного поместья, но того не было, и он укрылся в маленькой хижине поблизости и оставался в ней до тех пор, пока не наступила ночь.

И ещё: когда Новый экс-император изволил прибыть на гору Исполнения Желаний, Нёисан[326]8 Гора Нёисан находится в столичном районе Сагёку. Одна из 36 вершин в группе Восточных гор. Другие её названия — Нёигаминэ и Даймондзисан, туда прискакали воины и сообщили, что господин Левый министр уже соблаговолил нанести удар.

— Ну, что это за жизнь! — воскликнул государь в крайнем недоумении, и тогда сопровождавшие его воины, которые услышали эти слова, почувствовали слабость.

Ехали осторожно, считая, что так и будет до самого храма Миидэра[327]9 Миидэра (Ондзёдзи) — один из главных храмов буддийской секты тэндай на северо-западе провинции Осю. Располагал крупными отрядами вооружённых монахов., а когда горы стали круче, воинам было велено сойти с коней и дальше подниматься пешим ходом. Когда воины смогли привыкнуть, они стали подавать государю руки, поддерживать его за поясницу и всячески помогать ему. В горах государь лишился чувств. Пока воины, потеряв представление о том, где восток, а где запад, мучились и страдали, прошло какое-то время, и государь пришёл в себя.

— Люди есть? — спросил он, и кое-кто, каждый по отдельности, назвали себя. Многие выстроились в ряд. Посмотрев на них, государь молвил:

— Да, людей нет.

— «Действительно, видимо, потемнело в государевых очах!» — так подумал каждый и отжал рукава от слёз.

— Вода есть? Не пить! — последовало высочайшее повеление, и никто из спасавшихся бегством ни на одно мгновение не задержался, но со стороны храма Миидэра, полного священнослужителей, прибыли люди с кувшинами для воды. Когда они прибыли, цвет лица у августейшего немного исправился. После этого Иэхиро вымолвил[328]10 Приведённые далее слова в разных редакциях памятника приписаны разным персонажам: Иэхиро, Тамэёси или «всем».:

— Противник наверняка не догонит нас. Теперь можно немного расслабиться.

— Отныне, — заметил государь, — терпеть страдания никому не нужно. Куда спрятаться? Кто сможет нам помочь? В самом деле, исполняя государственную службу, всё делаешь безо всякой пользы для самого себя, только испытываешь неудобства.

В этих его словах почувствовалась слабость. Она вызвала у Его величества слёзы. Каждый держал в глубине души желание взглянуть, как выглядит государь, — и был преисполнен печали. Удерживая слёзы, люди на разные голоса говорили:

— Почему нельзя возвратиться во второй раз в ту жизнь, которую один раз уже пришлось посетить?! Так или иначе, в грядущей жизни вряд ли снова родится государем тот, кто сподобился быть им в настоящем. Не станет он также пылью и пеплом. Куда он сможет уйти, когда уйдёт от нас?

— Устремления ваши действительно верны, но почему же только я должен оказывать вам помощь, когда сами вы сдаётесь на милость напавшего на вас противника, сложив перед собою руки ладонями вместе? Те, кто сопровождает меня, будут сражаться. Думаю, что дела наши очень плохи! — говорил государь, плача и плача. При этом все воины также захлёбывались от слёз.

Они настойчиво заявляли о том, что должны прислуживать государю, сопровождая его, однако его величество снова и снова говорил, чтобы они не спорили, и спасался бегством, весь в изнуряющих его слезах. Государь, который передвигался, доверяясь луне и солнцу, не обращал внимания на неведомые горные дороги. А о Левом министре, который доверялся морям и горам, и говорить нечего. Он сделался подобен обезьяне, разлучённой с деревьями, неотличим от рыбы, поднявшейся на сушу. Он горько плакал, со слезами оглядываясь назад, озабоченный своим будущим и опечаленный тем, как будет отныне именоваться государь; бежал, куда несли его ноги, охвачен был унынием того грешника, который блуждает в промежуточном бытии[329]11 «Промежуточное бытие» (тюу)  — в буддизме: состояние существа в то время, когда ещё не определена та форма, в которой оно будет рождено к новой жизни..

В этом положении Новый экс-император, хоть воины у него и были, изволил считать, что никакого прока от них и быть не может. Но, как и следовало ожидать, после того как они разбрелись по сторонам, Его величество изволил остаться один-одинёшенек, и он почувствовал себя унылым и не связанным ни с кем. Теперь с ним были Иэхиро и Мицухиро, отец и сын. Взяв августейшего за руку, они сошли вниз, в долину, и там спрятали государя под хворостом. Отец с сыном оба укрылись в тени густых зарослей деревьев, росших неподалёку, о чём только не думая в глубине души!

ГЛАВА 4.

О том, как утром дотла сожгли пристанище врагов

Воины Ёситомо и Киёмори взяли приступом, запалили и сожгли дотла императорский дворец[330]1 «Императорский дворец» — речь идёт о Северном павильоне дворца Сиракава.. Им сказали, что Новый экс-император проследовал в Восточные горы[331]2 «Восточные горы» (Хигасияма) — общее название гор в окрестностях столицы, к востоку от реки Камогава, от горы Нёигаминэ до Инари., и они кинулись по его следам; прошёл слух, будто бы многие противники затворились в храме Хосёдзи[332]3 Хосёдзи (Хоссёдзи) — главный буддийский храм в монастырском комплексе Энрякудзи, построен в 788 г., — и его окружили и обыскали. Но храм этот просторен, и обследовать его нелегко, поэтому во дворец отправили посыльного и сообщили, что в него нужно запустить огонь. Тогда Синсэй[333]4 Синсэй — см. свиток I, гл. 5, примеч. 1. заявил, что какой бы отряд ни затворился в нём, разрушить огромный храм[334]5 «Храм» — гаран (от санскр. Самгхарама ), буддийский храм крупных размеров. трудно. Так он сказал, и это было выше его сил.

Тамэёси по пути в храм Энгакудзи сжёг дотла дворец Нового экс-императора на углу Сандзё и Карасумару[335]6 Сандзё и Карасумару (современная Карасума) — улицы в Киото., а также покои Левого министра; на востоке Сандзё мятежники рассеялись на все четыре стороны. Прошёл слух, что Новый экс-император соблаговолил уединиться на горе Исполнения Желаний. Когда же наступил час Лошади[336]7 «Час Лошади» — время от 12 часов пополудни., государю угодно было возвратиться во дворец Такамацу. Ёситомо и Киёмори подтянули шнуры на шлемах и поскакали.

В саду оба они опустились на колени и приняли почтительную позу. Августейший сказал Синсэю:

— На днях в столице соберётся много бунтовщиков. Они намерены охаивать страну и поднимать в мире смуту. Но не успеют мятежники оглянуться, как Вы принудите их к сдаче, избавите страну от позора и возвысите своё семейное имя. Успехи в этом деле уже серьёзны. Награды за эти успехи должны дойти до Ваших потомков! — так государь изволил выразиться.

Каждый внимал ему, приникнув головой к земле, и уходил. Лица у всех казались серьёзными. Набравшись смелости, воины сопровождения громко закричали, — и это было необычно. После того как наступила ночь, были произведены награждения за воинские подвиги. Ёситомо был назначен на должность действительного начальника Правого управления императорских конюшен, Ёсиясу, судье из провинции Муцу, было выдано позволение посещать дворец, а Киёмори стал владетелем провинции Харима.

И тогда Ёситомо промолвил:

— Эту почётную должность первым занимал мой предок Мандзю[337]8 Мандзю — Тада Мандзю (912–997), прозвище Минамото-но Мицунака, занимавшего должность главы Левых императорских конюшен. Он был правнуком 56-го императора Японии Сэйва (859–876) и сыном Цунэтомо (874–916), основателя рода Сэйва-Гэндзи., Хоть и говорят, что благоуханны её следы, но ведь до этого он был действительным помощником главы Правого управления императорских конюшен. А теперь я тоже переведён на должность действительного главы того же ведомства? Я считаю, что это не такая уж большая награда за выдающиеся заслуги. Подобающая честь не оказана. Ёситомо прибыл к Вашему величеству, бросив своего отца и братьев, против собственного отца обнажив лук! Здесь разошлись между собою верноподданство и сыновний долг. А коли это так, кто сможет меня осудить, если даже будут говорить, что я поднимаюсь до положения наследственного придворного? Я слышал, что вообще заслуги перед миром того, кто уничтожает врагов, отнюдь не ограничиваются тем, что он принимает на себя заботу о половине страны. При всём этом, с какою же отвагой отныне и впредь следует нападать на врагов династии?!

Понимая, что у Ёситомо имеются основания для того, чтобы говорить это, государь переместил главу Левого управления императорских конюшен Такасуэ -асона на должность главы Левой половины столицы, а Ёситомо повысил до должности главы Левого управления императорских конюшен[338]9 Левые императорские управления по положению считались выше Правых..

В общем, во время нынешнего сражения те, кто прославил своё имя, не говоря уже о воинах из домов Минамото и Тайра, проявили свою власть, выстроили свои боевые порядки. Как и положено, ночи громоздились одна на другую, дни следовали за днями. Люди считали, что нужного им исхода сражения они добиваются с трудом, говорили, что связь с государевым делом не бывает слабой, и все сошлись на том, чтобы довериться усмотрению пресветлых богов и трём драгоценностям[339]10 «Пресветлые боги» — боги синтоистского пантеона. «Три драгоценности» — Будда, его Закон и община священнослужителей (будд.). «Пресветлые боги и три драгоценности» в переносном смысле — синто и буддизм..

Быть может, особенно подействовало то, что существовал государев обет Горному королю Хиёси[340]11 «Горный король Хиёси» (Хиёси санно) — синтоистское божество, покровительствующее буддийскому храмовому комплексу Энрякудзи, расположенному на горе Хиэйдзан.. На рассвете того дня государю угодно было передать в покои настоятеля[341]2 «Настоятель» — имеется в виду настоятель комплекса Энрякудзи, глава буддийской секты тэндай принц Ниго (сын императора Хорикава). прошение о том, чтобы затвориться в священных палатах[342]13 «Священные палаты» — здесь: синтоистское святилище на территории Энрякудзи. Считается сакральным защитником и покровителем буддийского комплекса..

Государь изволил изо всех сил[343]14 «Изо всех сил» — буквально: «ломая сердце и печень» возглашать моления. После этого мятежники, которые были под началом Тамэёси, когда они сражались в обороне, защиты богов не лишались. Среди мятежников действовал Тамэтомо[344]15 Тамэтомо — в некоторых списках — ошибка переписчика: Тамэёси.. Не ожидалось, что ему придётся лицом к лицу встретиться с противником заурядным. Он подчинялся только своим сердечным порывам. Когда правительственные войска были направлены в семь святилищ Горного короля, они в мгновение ока были разбиты. Такова чудодейственная сила богов!

В старину, в годы правления под девизом Сёхэй[345]16 Сёхэй (Дзёхэй) — девиз правления императора Судзаку, 931–938 гг., Масакадо захватил Восемь восточных провинций. Говорили, что он должен призвать к ответу столицу, и тогда государь, совершая поклонения в храмах, молился о помощи в победе над супостатом. Однако признаков победы всё не было, поэтому августейший Лик дракона[346]17 «Лик дракона» — лицо императора. потерял свой цвет, а сердца подданных пришли в смятение. В это время глава секты Тэндай бонза Хоссё сподобился августейшего повеления о возведении его в сан содзё [347]18 Содзё — высший чин в буддийской монастырской иерархии. Имел три степени, высшая из которых соответствовала светскому чину старшего советника (дайнагон). . Когда он изволил в Большом павильоне для проповедей осуществлять обряды пресветлого короля Фудо[348]19 «Пресветлый король Фудо» — Фудо-мёо, санскр. Ачаланатха, один из пяти «пресветлых королей» сингон-буддийского пантеона. Изображался в языках пламени, держащим в правой руке меч для битвы с демонами зла, а в левой — верёвку для того, чтобы связать их. Перед его изображением исполнялись обряды, способствующие установлению мира и спокойствия в семье, обществе и мире, над пламенем светильника появился Масакадо, вооружённый луком и стрелами.

Говорят, что сразу после этого мятеж был подавлен. И в древности, и в наше время управление государством отличается от Законов Горных ворот[349]20 «Законы Горных Ворот» — управление буддийскими храмами, положения буддийского учения. Существовало убеждение, что покровительство буддийской церкви помогало властям управлять государством.. Поэтому-то храму Содзи-ин и присвоено звание Места, где определялся Путь Усмирённого и Защищённого Государства.

ГЛАВА 5.

О том, как господин канцлер вернулся к себе в Управление

Новый экс-император сражение проиграл. Прошёл слух, что он изволил выехать из столицы, не ведая сам, куда, и в сопровождении вельможных Пребывающего в созерцании Его высочества Фукэ[350]1 «Пребывающий в созерцании Его высочество Фукэ» — канцлер Фудзивара но Тададзанэ (см. свиток I, гл. 4, примеч. 5). и Левого министра направился в сторону Южной столицы. Симбан, содзу из Павильона Созерцания[351]2 «Павильон Созерцания» — Дзэндзёин, один из павильонов монастыря Кофукудзи в Нара. Сддзу — 2-й после содзё чин в буддийской монастырской иерархии. Имеет 4 степени., Сэнкаку, рисси из Северо-Восточного павильона[352]3 «Северо-Восточный павильон» — Тобокуин, ещё один павильон монастыря Кофукудзи. Рисси — наставник в монашеской дисциплине, 3-й по важности чин в буддийской иерархии. Имеет 3 степени, высшая из которых соответствует 5- му придворному рангу., Синдзицу, настоятель монастыря Кофукудзи, его помощник Гэндзицу, младший брат Кага-но кандзя Ёринори и те, кто ниже их, собрали дурных служителей монастыря. Созвав вместе мятежников из Столичных провинций[353]4 «Столичные провинции» или «Пять Столичных провинций» (Кинай, Гокинай) — пять примыкающих к столице Хэйанкё провинций: Ямасиро, Ямато, Кавати, Сэтцу и Идзуми., они объявили собравшимся, что выступают против императорского дома.

В те времена управителем монастыря Кофукудзи был Эсин-хосси, сын господина канцлера и внук Вступившего на Путь Его высочества. Он тоже опасался Вступившего на Путь и спешно бежал в столицу. Это противоречило замыслам государя. Тогда столичные злословы стали рассуждать между собою:

— Его высочество Вступивший на путь — наследственный опекун августейшего, и старцы в наше время считают, что и государь и этот подданный общаются между собою без обиняков; родившись законным наследником в доме господина канцлера, он стал управлять сначала своим домом, а потом миром, сделавшись опекуном государя; главу рода[354]5 «Глава рода» — Удзи-но тёдзя , в древней и раннесредневековой Японии административный и сакральный глава рода, после образования государства вошедший в ближайшее окружение монарха., обладавшего правом предварительного просмотра государственных бумаг следующим после самого канцлера, назначил Левым министром. Эти распоряжения противоречат и прежним правилам, и людским упованиям, поэтому, хотя он и говорит, что уделяет равное внимание всем людям, тем не менее, когда на пути у него оказывается любимое дитя, он проявляет к нему снисходительность и не применяет силу. В самом деле, нелегко укорять человека за его добродетели, ставшие результатом десяти видов благих деяний, которые были совершены в прежних жизнях. Но у избежавшего трудностей в нынешней плоти Его высочества Пребывающего в созерцании представляются заслуживающими всяческого осуждения новые его злоумышления против государя. Это ничем не отличается от «танца двоих»[355]6 «Танец двоих» ( ни-но маи ) — танец, в котором один из участников повторяет движения другого., — так они говорили.

Иные же рассуждали так:

— Когда господин Левый министр прислуживает особе экс-императора, ни для кого не является секретом то, что он добивается взаимопонимания с Его высочеством Пребывающим в созерцании. Светлейший держит в пределах своего внимания даже посылку гонцов. А уж неповиновение- то его двору не противоречит государевым замыслам.

После того как заговорили, что за пределами Южной столицы происходят беспорядки, помощнику управителя монастыря Кофукудзи по имени Каккэй велено было передать прежнему управителю его служебные обязанности и сказано, что тот станет управлять, как и раньше. Кроме того, начиная с хоина [356]7 Хоин (Печать Закона) — высший буддийский сан. Его обладатель занимал должность содзё. Симбан, помощников рисси Сэнкаку, Синдзицу, Гэндзицу и других, несколько дурных монахов-единомышленников Левого министра были лишены их должностей. В мире, рано или поздно возвратившемся в лоно истины, люди, имеющие чувство, были преисполнены печали.

ГЛАВА 6.

Об уходе в монахи Нового экс-императора

Новый экс-император принуждён был переезжать в горы. Когда солнце, наконец, закатилось, он под прикрытием ночи спешно выехал в горы, тронув за плечо одного за другим отца и сына Иэхиро и Мицухиро. В окрестностях храма Хосёдзи государь вызвал для себя паланкин и поехал в нём, заметив:

— Нужно, чтобы меня куда-нибудь везли.

— К усадьбе свитской дамы Ава-но-цубонэ! — последовало распоряжение. После этого, добравшись до большого дворца на улице Нидзе, беглецы принялись стучать в ворота, но в ответ — ни звука…

— Ну, тогда — к главе Левой половины столицы! — последовало распоряжение. Отправились туда, но и там ворота не открыли, заявив: «Не знаем, где могут обрести приют люди с места сегодняшнего сражения».

— Тогда, — молвил августейший, — в усадьбу госпожи Сё-но -найси !

Но и там никого не оказалось.

В старину спокойствие и опасности для Четырёх морей были ясно видны на ладони, законопослушание и смуты в десяти тысячах провинций были предоставлены заботам государей, ныне же пять столичных провинций и семь дорог[357]1 «Семь дорог» — 7 наиболее важных дорог, связывавших провинции средневековой Японии: Токайдо, Тосандо, Хокурикудо, Санъёдо, Санъиндо, Нанкайдо и Сайкайдо. отсекают друг от друга восток, запад, юг и север. Если только лишь внутри девятистенного[358]2 «Девятистенный» — поэтическое обозначение императорского дворца. в столице[359]3 «Столица» — Ракуё, как по образцу китайской столицы Лоянь (её название по-японски читается как Ракуё) иногда называли Хэйанкё (Киото)., и то лишь на время, можно обрести пристанище для августейшего, — появляется чувство грусти при мысли о том, о чём прежде думал с любовью.

Иэхиро и его сын тоже не привыкли к этому. Они сами несли государев паланкин. Пока они метались то туда, то сюда, их силы истощились, и сами они уже не думали, что смогут трудиться и дальше. Они устали, сражаясь в этой битве, при всём своём снаряжении потерпели поражение и не помнили сами себя. Им часто хотелось покончить с собой. Пошатываясь от усталости, воины думали, что сейчас вряд ли кто-нибудь может наблюдать за особой экс-императора.

Сам экс-император, увлечённый сражением, не принимал пищи: ему хотелось, чтобы и вчера не стемнело, и сегодня не рассвело. Этого никогда не должно случаться, поэтому в окрестностях храма Тисокуин[360]4 Тисокуин — буддийский храм неподалёку от горы Фунаяма в Хэйанкё. государь изволил явиться в то место, где пребывают священнослужители, и вскоре неожиданно успокоился. Укрывшись вместе с Иэхиро, августейший велел принести ему рисовый отвар и немного отведал его. После этого он втайне вызвал к себе одного из монахов — и упали вниз волосы государя[361]5 «Упали волосы государя» — экс-император принял монашеский постриг, велев сбрить себе волосы.. Вскоре и Мицухиро срезал себе причёску мотодори [362]6 Мотодори — пучёк волос на затылке мужчины, уложенный особым образом. Срезать мотодори — постричься в монахи. , Иэхиро тоже хотел принять постриг, однако госудать сказал ему:

— Думаю, что постриг был бы для тебя слишком большим наказанием, — и тот ещё некоторое время не срезал свой мотодори .

На вопрос:

— Как бы там ни было, ехать нужно к Пятому принцу, в монастырь Ниннадзи[[363]7 Ниннадзи — сингон-буддийский монастырь в столичном районе Угёку, где, начиная с 904 г., в монашеском постриге проживало несколько экс-императоров, включая экс-императора Тоба, в постриге взявшего имя Кукаку. «Пятый принц» — брат Нового экс-императора, 5-й сын Тоба. Его монашеское имя — Какусэй.. Но я не могу говорить о своём сопровождении: мне никак нельзя прибыть туда в паланкине! — вымолвив это, августейший вдруг проследовал внутрь монастыря. Иэхиро бежал в Северные горы.

Когда Нового экс-императора переправили в павильон Тоба, Пятый принц срочно возвестил о том, что делает это в знак сыновней почтительности к покойному экс-императору, и тем сильно взбудоражил монахов.

— То, что ему благоугодно будет прибыть в мои покои, случится вряд ли. После того как государь изволит отправиться к монаху-законоблюстителю Камбэну[364]8 Камбэн — монашеское имя высшего священнослужителя из рода Минамото. Годы жизни не установлены., он сможет обратиться и ко двору.

Когда вскоре августейший обратился ко двору, он вызвал к себе Садо- сикибу-но-тайфу Сигэнари[365]9 Садо Сигэнари принадлежал к роду Сэйва-Гэндзи., и тот охранял его.

ГЛАВА 7.

О конце жизни Левого министра и о сетованиях Первого министра государства

В двенадцатый день той же луны господин Левый министр, едва только смог владеть своими глазами, он, собираясь ещё раз показаться на глаза Его высочеству Пребывающему в созерцании, как и вчера, сел в свой экипаж и тайком отправился в Сага[366]1 Сага — местность в Хэйанке, в районе Угёку.. Перед воротами павильона Шакьямуни его окружили человек 20–30 священнослужителей и остановили, заявляя, что это — экипаж Левого министра. Люди, сопровождавшие министра, успокаивали монахов и так, и этак, однако те экипаж не выпускали.

Сикибу-но-тайфу Наринори весьма сведущ в книгах внутренних и внешних[367]2 «Книги внутренние» — буддийские сутры и комментарии на них ( шастры), книги внешние — китайские философские трактаты.. Он стал жаловаться, говоря:

— То, что называют главным Буддой данного храма[368]3 «Главный Будда храма» — святой буддийского пантеона (будда или бодхисаттва), культу которого данный храм посвящён., в былые времена считалось буддой Шакья из государства Гасси в Западной Индии[369]4 «Гасси в Западной Индии» — государство Гандхара, существовавшее на территории современных Пакистана и Афганистана до середины V в., толкующего своей матери Майя «Сутру о воздаянии за милости»[370]5 «Сутра о воздаянии за милости» — «Хонкокё», санскритский эквивалент не установлен.. На протяжении девяти декад одного лета[371]6 «Девять декад одного лета» — 90 дней между 16-м днём 4-й луны и 15-м днём 7-й луны. на небе Траястримша[372]7 Траясиримша (яп. Торитэн) — второе из шести небес Мира желаний (ёккай , санскр. камадхату). Находится над вершинами горы Сумэру, которая возвышается в центре Вселенной. Владыка его — Индра (индуистский бог; в буддизме идентифицируется с Шакрой). была установлена защита в храме Джетаванавихара великого короля Удаяны[373]8 Удаяна — древнеиндийский махараджа, который, по преданию, первым установил в храме статую Будды. и почтительно возглашена любовь к Будде, по заказу, сделанному на небе Вишвакармана[374]9 Вишвакарман (яп. Бисюкацума) — один из охранителей Закона Будды, подчинённый Шакре. Считается мастером по изготовлению мелких поделок., искусно вырезана зарубка на красной чандане [375]10 Чандана — невысокое дерево с красной ароматной древесиной. Произрастает в Индии. . Это высокочтимые формы двоих, рождённых во плоти[376]11 «Двое, рождённые во плоти» — боги Брахма и Индра, явленные миру в человеческом облике.. Однако, когда Татхагата[377]12 Татхагата (яп. Нёрай) — «Так пришедший», то есть, тот, кто постиг истину и приходит в мир, чтобы разъяснить её. Высший эпитет Будды. закончил проповедь и спустился с небес, бодхисаттва Держащий Землю[378]13 «Бодхисаттва Держащий Землю» (Дзидзи босацу) — другое имя будды грядущего мира Мироку (санскр. Майтрейя). изволил перебросить из Центральной Индии к небу Торитэн три моста: золотой, серебряной и водной энергии.

Тогда он вышел к опорам моста из дерева чанданы , поэтому Татхагата молвил ему с широкой улыбкой на устах:

— После того как мне определено было просвещать живых существ, совсем близким стало моё вхождение в нирвану. Новый будда из дерева чанданы , живя в грядущем дурном мире, превзойдёт меня в даровании живым существам милости избавления их от заблуждений, которые изменениям поддаются с трудом.

Так он сказал и изволил встать перед бодхисаттвой.

Однако после смерти Татхагаты дурной король по имени Пушьямитра[379]14 Пушьямитра — основатель древнеиндийской династии Сунга (185–172 гг. до н. э.), первоначально — главнокомандующий последнего императора династии Маурьев. Занял престол после того, как убил своего сюзерена. Был сторонником брахманизма и гонителем буддийского вероисповедания. стал разрушать господствующий повсюду Закон Будды, а человек по имени Кумараджива[380]15 Кумараджива (344–413) — индийский буддист, знаменитый переводчик буддийских текстов с санскрита на китайский язык. взял с собой своего Будду и бежал[381]16 «…взял с собой своего Будду и бежал…» — в 401 г. Кумараджива уехал из Индии в Китай, где основал собственную школу буддизма.; днём он выполнял свой долг перед Буддой, а по ночам Будда покровительствовал ему. Он уехал в страну Гуйцзи[382]17 Гуйцзи — современная китайская провинция Синьцзян. возле Восточной Индии.

После этого он пересёк страну Чжэньдань[383]18 Чжэньдань — старинное название Китая, происходившее от древнеиндийского Чинастхана. и принёс пользу многим массам людей. В годы правления под девизом Тэнгэн[384]19 «Годы правления под девизом Тэнгэн» — 978–983 гг. императора нашей страны Энъю[385]20 Энъю — 64-й император Японии. 959–991 (на престоле находился в 969–984 гг.)., когда для совершенствования в Пути Будды высокомудрый Кюнэн из храма Тодайдзи в поисках дхармы[386]21 «Дхарма» — здесь: буддийское вероучение. поехал в страну Тан[387]22 «Страна Тан» — Китай. Эйкан-сёнин, настоятель нарского буддийского храма Тодайдзи, побывал там в 984–986 гг., а когда он готов был осуществить полученную возможность, этот Будда неожиданно показался ему во сне и возвестил:

— Я глубоко озабочен тем, чтобы наставлять живых существ в Восточной земле[388]23 «Восточная земля» — здесь: Япония., тебе же надлежит не мешкая сопровождать меня.

Тогда Кюнэном овладели необыкновенные мысли. У него заструились слёзы радости и тогда, взяв этого Будду, он в конце концов наполнил ветром паруса, преодолел волны на десяти тысячах ри , насколько эти волны можно было увидеть, и в правление императора Итидзё[389]24 «Император Итидзё» — 66-й император Японии. Годы его правления — 987-1011., в годы правления под девизом Эйэн[390]25 Эйэн — девиз правления императора Итидзё, 987–988; дата указана в хрониках храма Тодайдзи., возвратился в нашу страну. В великолепной этой земле он учредил храм Будды, в замутнённом нашем мире указал Путь множеству живых существ.

«Это и есть Татхагата Шакьямуни из Сага. С тех пор все, от одного человека наверху до десятков тысяч людей внизу, священнослужители и миряне, благородные и низкие склонили головы и пошли один за другим, след в след — и это продолжается доныне. Это и есть всеобщее равенство — единственное желание настоящего будды».

— А когда монах-настоятель монастыря забывает о своих клятвах, что тогда? Толпы монахов из Южной столицы и Северного пика[391]26 «Южная столица и Северный пик» — Нара и монастырский комплекс Энрякудзи на горе Хиэйдзан, расположенной к северу от Хэйанкё вновь склонятся к непослушанию, а тяга к воинственности — это дело особое. Должны ли монахи того храма прежде всего спасать живых существ, наставляя их, и давать им благо? По Закону Будды получение прощения равно состраданию. Применительно к мирским обычаям это означает жалость. Кроме того, как бы ограниченны ни были его деяния, получить какую-то награду ему следовало.

— Но если говорить о награде, это, может быть, в корне противоречит Закону священнослужителей? — так и этак рассуждали между собою люди. Храмовые монахи при этом покачивали головами; навострив уши, они проливали потоки слёз и делали вид, что заболели. Все радовались и успокаивались. Оттуда до Умэдзу[392]27 Умэдзу — название местности в столичном районе Угёку, на берегу реки Кацурагава. было велено плыть на лодках, на которые сверху нагрузить хворост и соорудить некое подобие лодок для перевозки топлива. Немного спустившись вниз по течению, путники в тот же день, едва начало темнеть, остановились в Кидзу[393]28 Кидзу — небольшой городок на берегу речки Кидзугава, в префектуре Киото., а на следующее утро, в тринадцатый день, от опушки дубовой рощи, при помощи младшего хранителя библиотеки Тосинари изволили связаться с господином Фукэ[394]29 Фукэ — прозвище Фудзивара-но Тададзанэ (1078–1162), регента и канцлера, главы клана Фудзивара..

И тогда Пребывающий в созерцании утвердительно наклонил голову вниз. Хоть и прибыл он сюда, сбежав из столицы, он выразил желание снова пожаловать в неё, однако из стеснения перед людьми со слезами вымолвил:

— Исстари человек, который был главой клана, непременно имел дело с луком и стрелами. Вряд ли он мог быть таким злосчастным типом, как я. Я спасаюсь бегством в такое место, которого ни глазом не видно, ни ухом не слышно, — так он промолвил, захлёбываясь слезами.

Когда Тосинари вернулся и произнёс свою речь, господин Левый министр даже не услышал его, и он до крови прикусил себе кончик языка. Было трудно понять, что у вельможи лежит на сердце. Когда в Южной столице вызвали Гэнкаку, наставника в монашеской дисциплине, а Гэнкэн[395]30 Гэнкэн — Мацумуро-но Гэнкэн, буддийский священнослужитель в сане шраманеры. сообщил об этом в Специальном курсе[396]31 «Специальный курс» — так называемые Три собрания в Южной столице по толкованию сутр: в храме Кофукудзи — по Сутре о Вималакирти (яп. «Юймагё») и «Лотосовой сутре» (яп. «Хоккэкё»), в храме Якусидзи — по Сутре Золотого блеска (яп. «Конкокё»)., Левый министр изволил спешно сесть в паланкин и въехать в Южную столицу.

«Келья моя находится в монастыре, поэтому надо опасаться людских глаз» — подумал он и вошёл в маленькую хижину поблизости, где о нём, наконец, позаботились.

Здесь вельможе несколько раз преподносили рисовый отвар, но он даже не попробовал его, а только всё больше и больше слабел, поэтому Гэнкэн склонился над его подушкой и произнёс:

— Я Гэнкэн. Прибыл сюда на Специальный курс. Извольте посмотреть, господин! — добившись лишь того, что вельможа чуть заметно кивнул головой, однако не ответил ни слова и опять забылся.

Говорят, что согрешившему Левому министру было 37 лет, и в час Лошади в четырнадцатый день 7-й луны эры правления под девизом Хогэн[397]32 «Час Лошади в 14-й день 7-й луны эры правления под девизом Хогэн» — 12 часов дня 1 августа 1156 г. он лишился бренного своего существования. Когда пришла ночь, его отвезли в Госаммай на равнине Праджни[398]33 «Госаммай на равнине Праджни» — одно из пяти мест кремации в районе Кинки. Время от времени их местоположение менялось. Здесь имеется в виду место кремации и погребения возле селенья Камимура в префектуре Ямато., и все разъехались кто куда.

Курандо-но-тайфу Цунэнори, бывший самым последним из придворных[399]34 «Самым последним из придворных» называли вассала, который совершил погребение останков своего господина., говорил очень много. Срезав себе причёску мотодори и поселившись в Павильоне созерцания[400]35 «Павильон созерцания» (Дзэндзеин) — один из павильонов монастыря Кофукудзи., он пошёл к господину Фукэ и подробно рассказал ему об особе Левого министра.

— Сам я такой-то и такой-то. Я не припоминаю ничего определённого о своём детстве. Сейчас от меня нет толку, но, когда по примеру регента и канцлера я собираюсь видеть и слышать то, что делается под небом, то, проведя долгую жизнь в жалкой старости, тем более печалюсь о том, что впереди. Я не мог смотреть спокойно, когда размышлял о том, что жизнь такой только и бывает, но скорбел лишь о Левом министре. Если считаешь, что так и должно быть, тогда с пренебрежением относишься и к тому, чтобы за жизнь опасаться, и к тому, чтобы стесняться людей. Жаль, что в конце своей жизни я не увижу его ещё раз. В самом деле, в теперешнем сражении не было слышно ни об одном человеке из рода Минамото или Тайра[401]36 Минамото или Тайра — в тексте китаизированный вариант: Гэмпэй, который получил бы ранение. Если бы и вправду была выпущенная кем-то стрела, не было бы смысла говорить, что она настигла Левого министра. Несмотря на то, что ханьский Гао-цзу[402]37 «Ханьский Гао-цзу» — посмертное имя императора Лю Бана, основавшего в Китае династию Хань (202 г. до н. э.). правил Поднебесной с мечём в три сяку [403]38 Сяку — мера длины, равная в XIII в. 29,6 см. в руке, он сам лишился жизни, поражённый случайной стрелой, когда погубил хуайнаньского Цин-бу[404]39 Хуайнань — владение в Китае, к югу от реки Хуайхэ. Цин-бу — заслуженный вассал, получивший титул хуайнаньского вана. Погиб от руки Гао-цзу.. Вот пример того, что сила ничего не решает. По зрелом размышлении над историческими сочинениями ясно, что казни министра не ограничиваются только Индией и Китаем. В нашей стране Японии, начиная от министра Маро[405]40 «Министр Маро» (Цубура, V в.), замешанный в деле малолетнего принца Маёва, зарубившего сонного императора Анко (400?-456?), был убит императором Японии Юряку., и до министра Эми[406]41 «Министр Эми» — Фудзивара-но Накамаро (710–764), который был убит сторонниками монаха Докё, фаворита императрицы Сётоку (на престоле — в 764–770 гг.), претендовавшего на занятие высших постов в государстве., таких насчитывается восемь человек[407]42 В старопечатном издании памятника помимо двух указанных здесь министров названы имена Матори, Мория, Тоёра. Ирука, Нагано и Канэмура.. Хотя мы и не думаем, что Левый министр был один такой, мы поймём, что если даже человек совершил преступление, за которое обычно отправляют в дальнюю ссылку без возвращения[408]43 «Дальняя ссылка» — в древнеяпонском уложении законов «Тайхорё» в качестве мест дальней ссылки названы 8 провинций. назад, смертной казни он не подлежит. Даже укрытые за облаками и дымами Кикай[409]44 Кикай — легендарный Остров Демонов; народная фантазия часто относила это название к о. Ито в группе Осима, расположенной в Восточно-Китайском море к юго-западу от о. Кюсю, в современной префектуре Кагосима. и Корё[410]45 Корё — государство, существовавшее на Корейском полуострове в 918-1390 гг. на западе, когда они не слышат, что жив Левый министр, налегают в своих лодках на шесты. На востоке же Акору и сангарские эдзо[411]46 Акору — название не идентифицируется. «Сангарские эдзо» — айнское население по обеим сторонам Сангарского (Цугару) пролива., хотя они и населяют тысячу островов, тотчас же нахлёстывают коней плётками, если только им не дадут знать, что Левый министр жив. Ведь горечь доставляет даже само правило, согласно которому всё сущее разделяется на тот и этот мир.

Так он сказал и захлебнулся слезами.

— Су У[412]47 Су У (140–160 гг. до н. э) — один из знаменитых верноподданных древнего Китая. Посланный императором У-ди с официальной миссией к гуннам в 99-м г. до н. э. он был ими пленён и удерживался в неволе 19 лет, но после замирения Китая с его северными соседями был освобождён и возвратился на родину. удерживали в стране варваров, но в конце концов он получил возможность поклониться драконовому лику китайского императора. Лю Юань[413]48 Лю Юань — согласно старинной китайской легенде, Лю Юань, живший в I в., пошёл в горы Тяньтай, но заблудился и не смог найти обратной дороги. Через 10 с лишним лет бесплодных блужданий он встретился с двумя даосскими отшельницами и прожил у них полгода, а когда всё-таки вернулся домой, то обнаружил, что за время его отсутствия миновало больше 200 лет, и он увидел своих потомков в седьмом колене. поселился в жилище бессмертных, а потом встретился со своими потомками в седьмом колене. Говорят, что дом этих людей находился в ином мире, но не все из них, кому для этого хватило жизни, смогли после долгой разлуки встретиться вновь. Как это печально — жить, будучи не в состоянии встретиться ещё раз! И как это горько — разлучившись, после этого смотреть на всё свысока! Мучить так своё сердце, — значит причинять себе страдания пуще всяких других.

Так говорил Первый министр, не в силах удерживать слёзы. Когда вельможа выражал свои сожаления, рукава одежды даже у простолюдинов не могли оставаться сухими.

— Итак, родившись в доме Левых министров и наследственных регентов и канцлеров, министр получал от императора повеления о предварительном просмотре государственных дел. Он был одарённее всех, в мире прославлен своими талантами и мастерством. И всё-таки, после того как он стал главой клана, он, должно быть, плохо осуществлял управление, если пресветлому богу святилища Касуга[414]49 Касуга — фамильное синтоистское святилище дома Фудзивара. благоугодно было покинуть его, — злорадно говорили все.

ГЛАВА 8.

О том, как некоторые мятежники были вызваны и схвачены

В пятнадцатый день той же луны на улице Сандзё выдвинули обвинение дайбу из Левой половины столицы господину Норинага, младшему советнику 4-го ранга Наридзуми, владетелю провинции Ното господину Иэнака, сикибу-но-таю Моринори, куранто-но-таю Цунэнори и ещё пяти вельможам. Среди них Моринори и Цунэнори были родственниками Левого министра с материнской стороны, поэтому считалось, что они знали о целях всего этого дела, проклинали монашествующего экс- императора Коноэ и монашествующую императрицу Бифукумон-ин, а потом сожгли храм Токудайдзи. Со Сукэясу из дворца Такигути получил указание, чтобы в Управлении охраны дворцовых ворот к ним применили пытки, и чиновники Сыскного ведомства вывели их перед своим ведомством, сорвали с них одежды и надели на их шеи верёвки. Люди эти сложили молитвенно руки ладонями вместе с мыслью: «Что же с нами будет?» — жалко было смотреть, как они томились.

Однако, поскольку дело касалось уголовного законодательства, им учинили допрос с семьюдесятью пятью ударами палкой. Сначала они кричали в голос, а потом даже голоса не подавали. Не в силах вынести смертельных мук, они повалились на землю. Прежде редко случалось, чтобы люди, имеющие ранги выше 5-го, несли наказание ударами палкой. В старину, во времена императора Мидзуноо[415]1 Мидзуноо — император Сэйва (859–876), прозванный так по месту его захоронения на горе Мидзуноо в местности Сага провинции Ямасиро (ныне — в черте г. Киото)., в десятый день 3-й луны 8-го года правления под девизом Дзёган[416]2 «Десятый день 3-й луны 8-го года правления под девизом Дзёган» — 31 марта 866 г. горели дворцовые ворота Отэммон. По подозрению в преступлении тогда был бит старший советник Томо-но Ёсио[417]3 Томо-но Ёсио — крупный придворный чиновник, внук известного поэта Отомо-но Якамоти (718?-785).. И на этот раз рассказывали о том же.

ГЛАВА 9.

О пострижении в монахи принца Сигэхито[418]1 Сигэхито — старший сын экс-императора Сутоку, его кандидат на занятие престола в случае успешного завершения мятежа.

Тогда же всё время разыскивали принца Сигэхито, однако никто не знал, где он находится. Тем временем принц проезжал перед воротами Сюдзякумон[419]2 «Ворота Сюдзякумон» (Судзякумон, Ворота Красной Птицы) — основные ворота в южной стене дворцового комплекса. в экипаже для придворных дам. Здесь судья Хэй Санэтоси заметил его и сообщил во дворец. Оттуда прибыл посыльный, который спросил:

— Куда изволите следовать?

Принц ответил ему, что направляется в храм Ниннадзи для того, чтобы постричься в монахи.

— Вам нужно без промедления осуществить это Ваше заветное желание! — заметил Санэтоси и препроводил принца к Канкё, содзё из павильона Гэдзоин, Хранилища Цветка Лотоса, где вскоре сообщил, что принца следует постричь.

Содзё заставил повторить эти слова не раз и не два, поскольку императорское повеление весомо[420]3 По закону монахи не должны были постригать государственного преступника, а Сигэмори был объявлен таковым.; и, будучи не в силах противиться, он сбрил принцу волосы.

Пока все об одном только и думали, что о ранге этого господина, этим всё и кончилось. Хоть и было всем стыдно, но получилось глупо. Что же касается самого принца, то, поскольку он был воспитанником покойного ныне вельможного дознавателя Тадамори[421]4 Тадамори Тайра-но Тадамори (1096–1153), губернатор провинций Харима, Исэ и Бидзэн поочерёдно, глава Сыскного ведомства Занимал высокие придворные должности во времена правления трёх императоров, сторонник экс-императора Сутоку., он отрёкся от Киёмори[422]5 Киёмори — Тайра-но Киёмори (1118–1181), будущий диктатор Японии, во время смуты годов Хогэн поддерживал императора Сиракава и был противником экс-императора Сутоку., а тот огорчился, когда узнал, что принц подчинился обычаям мира. Поэтому после получения подобного известия он втайне ото всех проливал слёзы.

ГЛАВА 10.

О том, как скорбел Новый экс-император

Новый экс-император был переправлен к монаху-законоблюстителю Камбэну[423]1 Камбэн — см. свиток II, гл. 6, примеч. 8. и находился у него. Но людей, которым следовало прислуживать ему, там не было, сам же он был в слезах, и сердце государево не очистилось. В сильной скорби он продолжал размышлять так:

ГЛАВА 11.

О том, как сдался Тамэёси

Ходили слухи, что Тамэёси, судья с улицы Рокудзё, находится в Восточном Сакамото[425]1 Сакамото — название местности у восточного подножья горы Хиэйдзан., поэтому Киёмори, владетель провинции Аки, сообщил, что должен сделать запрос. Тем временем, собралось более 500 всадников, которые переправились через бухты Сига и Карасаки[426]2 Сига и Карасаки — названия бухт на озере Бива. и направились в Восточный Сакамото.

Пока они то тут, то там в разных местах вели поиски, в Трёх пагодах[427]3 «Три пагоды» — Восточная, Западная и Ёкава, буддийские пагоды на горе Хиэйдзан. собралось множество монахов.

— Хоть и говорят, что здесь заперся враг династии, но без спроса вторгаться в храмы никак нельзя. Следует просить монахов, чтобы они Вас проводили, — негодовала братия.

Киёмори отвечал, что это не его личное дело, ссылаясь на спущенный ему приказ императора.

— Даже речи нет о таком прецеденте, когда бы люди шли против государева повеления, — заявил он и арестовал двоих вассалов.

Киёмори не стал сражаться с монахами, но, потеряв достоинство, повернул назад и дотла сжёг жилища у западной бухты возле Оцу[428]4 Оцу — небольшой город на юго-восточном берегу оз. Бива.. Это потому что он слышал, будто тамошние жители посадили вчера на корабль судью и переправили его в бухту Мино. Однако этот его поступок был несправедливым.

Тамэёси не находился там, где ожидали. Он укрылся у Микавасири Горо тайфу Кагэёси, и в шестнадцатый день той же луны 50 всадников, миновав храм Миидэра, направились в Восточные провинции, однако они подверглись чему-то вроде наказания Неба и в бухте Мино, поражённые тяжёлыми болезнями, решили, что всё, по-видимому, кончено.

Пока то да сё, они стали помогать друг другу и в конце концов пустились в бегство. Тогда до них дошёл слух, будто на подходе находятся большие силы правительственных войск. Те немногие вассалы, что следовали за Тамэёси, отстали от него, а с ним остались шестеро его детей и несколько всадников.

Сильно обеспокоенный, он думал перебраться в восточную часть провинции Оми, однако стало слышно, что застава Фува[429]5 Застава Фува находится в провинции Оми; учреждена в VIII в закрыта, и тогда Тамэёси решил, что дети его должны поступать кто как захочет, а сам он вернётся назад и побудет пока у Горо -даю в Восточном Сакамото.

Несколько дней спустя по совету придворной челяди он поднялся на гору Хиэйдзан, явился к монаху из Южной долины, что возле Восточной пагоды, и, вступив на Путь Оставившего свой дом[430]6 «Ступить на Путь Оставившего свой дом» — то есть стать буддийским монахом., облачился в одеяния с чёрными рукавами.

Прежде желал он стать владетелем провинций Иё, Харима и Муцу, теперь же, напротив, уединившись плотью, подобной росе, наголо обрив голову, подобную снегу, взял себе буддийское имя, о коем и не помышлял, и стал прозываться Гихобо.

Этого Тамэёси, когда ему было 14 лет, в награду за то, что он взял в плен своего дядю Ёсицуна, сделавшегося врагом династии, назначили младшим офицером Левой гвардии охраны дворцовых ворот. В 18 лет за заслуги в препровождении нарских монахов[431]7 «Нарские монахи» — здесь: отряды монахов-воинов из монастырей г. Нара. из Куринояма восвояси он был назначен в Сыскное ведомство, а в ответ на слова о том, что должен служить в какой-либо провинции, сказал, что это должна быть одна из тех провинций, в которых служили его предки. Ему ответили тогда, что, может быть, он надеется получить место в провинции Муцу[432]8 Муцу — старинное название провинции на севере о. Хонсю, то же, что Мигиноку, Митинокуни., но ведь в те времена, когда его предок Ёриёси[433]9 Ёриёси — Минамото-но Ёриёси (989-1075), прославленный воин, занимал должность губернатора в нескольких провинциях; потомок императора Сэйва в 6-м колене стал в этой провинции занимать должность, в ней двенадцать лет шла война. Когда же в этой провинции исполнял служебные обязанности его отец Ёсииэ, война продолжалась ещё три года, а потому считается, что его дом стал навлекать на неё несчастья. Что высочайшее соизволение еще не последовало, но судья сказал, чтобы для него выбрали какую-нибудь другую провинцию, не Митиноку.

Однако и ни в какую другую провинцию его не назначили, и до 60 с лишним лет он состоял низшим чиновником в Сыскном ведомстве. В довершение всего Тамэтомо после беспорядков в земле Тиндзэй был назначен туда государственным чиновником, а потом снова служил в том же Сыскном ведомстве. В душе он испытывал грустное чувство из-за того, что не достиг той цели, о которой мечтал, что напрасно мечтал он о будущем процветании.

В монастырском помещении для желающих принять постриг Тамэтомо увидел тетрадь для регистрации умерших монахов[434]10 «Тетрадь для регистрации умерших монахов» включала записи монашеского и мирского имени новопреставленного члена монастырской братии, день, месяц и год его смерти. и вписал в неё собственноручно своё буддийское имя, после чего начертал стихотворение:

Между тем, тут и там у него имелось шестеро детей. Поднявшись в горы, чтобы узнать, что за блага ожидают их отца в будущем, и увидев, как изменился цвет его рукавов[436]12 «Изменился цвет его рукавов» — то есть Тамэтомо надел чёрные облачения буддийского монаха., все они отжали от слёз концы своих рукавов. Хатиро Тамэтомо, который был одним из них, проговорил:

— Хоть и случилось так, но мы не должны относить это на счёт сердечной слабости нашего отца. Мирские обычаи не бывают непременно одинаковыми повсюду. Бывает время, когда мы поднимаемся вверх, и бывает время, когда мы спускаемся вниз. Это не обязательно означает, что мы сами расположены к этому. Господину Вступившему на Путь свойственно спокойствие во всём; ведёт он себя со смирением, до сих пор у него не было никаких воспоминаний, он не изволил принимать даже самого малого подношения. Все мы, пятеро или шестеро молодых людей, обладающих талантами, о которых должен был слышать кто-то из полководцев, не дошли до того, чтобы опозориться тем, что попали в плен, и не могли также отречься от мира и стать шраманами[437]13  Шрамана (санскр., яп. сямон)  — буддийский монах., которые выпрашивают себе пропитание. И даже в таких условиях всему этому не видно конца. Как бы там ни было, следуйте разъяснениям Тамэтомо. Поспешив отсюда в сторону Восточных провинций, вам нужно созвать тех, кто не прибыл оттуда для участия в нынешнем сражении: Миураноскэ Ёсиакира, Хатакэяма-но сёдзи Сигэёси, Оямада-но бэтто Арисигэ[438]14 Ёсиакира, Сигэёси и Арисигэ — все трое принадлежали к ветви Камму Хэйси рода Тайра. и других, устроить в пределах восточных окраин цитадель, перекрыть Асигара и Хаконэ[439]15 Асигара и Хаконэ — горы на юго-западе провинции Канагава.; господину Сиро Саэмону нужно отправиться в провинцию Осю, Мотохира должен получить приказ укрепить заставу Нэндзю[440]16 Нэндзю (Нэсу, Нэдзу) — застава на границе провинций Этиго (современная префектура Ниигата) и Дэва (современная префектура Ямагата)., господина Камон-но -сукэ направить для укрепления Приморского тракта, господину Рокуро велеть присоединиться к людям из провинции Каи и перекрыть Горный тракт, господину Ситиро и Куро присоединиться к людям из провинции Синано и повернуть в сторону Северного тракта Хокурикудо[441]17 Хокурикудо — тракт, проходивший через 7 северных провинций: Вакаса, Этидзэн, Kara, Ното, Эттю, Этиго и Садо., господину Вступившему на Путь совершить поклонение вместе с монашествующим принцем, в Камакура построить столицу, созвать жителей Восьми восточных провинций и сделать выдающихся подданных Первым министром, Левым министром и Великим советником, молодых людей сделать высшими придворными — министрами, чиновниками 3-го, 4-го и 5-го рангов; наших сторонников сделать старшими чиновниками в провинциях и чиновниками Сыскного ведомства.

Тамэтомо уклонился от опеки Камакура. В старину, в годы правления под девизом Дзёхэй[442]18 «Годы правления под девизом Дзёхэй» — 931–938 гг., Масакадо[443]19 Масакадо — Тайра-но Масакадо, см. свиток I, гл. 5, примеч. 8. построил столицу в уезде Сома провинции Симоса и сам себя назвал Хэйсинно, королём-родителем из рода Тайра; произвёл назначения самых разных чиновников. А чем хуже теперешнее время? Не сомневайтесь ни минуты!

Так он промолвил. А господин Вступивший на Путь изволил сказать так:

— Когда я был молод и в расцвете сил, я не стал даже владетелем провинций Иё и Муцу, сделаться которым было очень легко. Теперь же, когда я дряхлым стариком удалился от мира и вступил на Путь, не думаю, что могу быть настолько удачливым. Я хотел вас, мои дорогие, привести к процветанию, поэтому и доверился столь узкой стезе. Вы люди молодые и поступаете как знаете — хоть так, хоть этак. Вступивший на Путь намерен испросить разрешения Ёситомо и уехать. Говорят, что благодаря нынешнему сражению Киёмори станет владетелем провинции Харима, а его дядя, помощник конюшего Хэй Тадамаса, и его дети впятером будут его помощниками: Ёситомо сделается главой Левого управления монарших конюшен, — и тогда каких только ему не выкажут восхищений его вотскими подвигами! Почему же в вашей жизни только ваш отец не может помочь вам? Даже если я могу вам помочь, мои дорогие, то для этого отыщется один способ: я просто уеду отсюда. Ну как? — так он сказал.

Хатиро, слушая его, терял цвет лица и не произнёс ни звука. Остальные сыновья сказали:

— Чтобы сопровождать нашего батюшку, мы отложим свои дела в сторону. Возьмём же на себя только преодоление его трудностей! Что бы ни случилось, будем изо всех сил помогать ему. Выполним всё, что он пожелает.

Так они говорили, и когда Вступивший на Путь услышал это, он отправил посыльных в платьях разного цвета[444]20 «Платья разного цвета» носили чиновники разных уровней: каждому рангу соответствовали определённые расцветки платья., и, не сообщая Ёситомо ничего, сказал им так:

— Я тяжело заболел и ухожу в монастырь. Срочно несите мой паланкин в обратную сторону. Направляйтесь вон туда!

Думая, что Вступивший на Путь отправляется в Западный Сакамото[445]21 Западный Сакамото — местность у западного склона горы Хиэйдзан, возле въезда в монастырский комплекс Энрякудзи. В этой местности находилось несколько буддийских храмов и синтоистских святилищ., его сыновья поехали сопровождать отца, а под сенью вершины Отакэ[446]22 Отакэ — главная вершина горы Хиэйдзан., в том месте, где есть питьевая вода, заговорили:

— Сейчас сюда приблизятся встречающие. Отсюда все мы должны будем разъехаться в разные стороны. Хотя и неизвестно, что ожидает каждого из нас, постараемся же выполнить наше дело!

Потом, скорбя по-настоящему ввиду предстоящей разлуки, они залились нескончаемыми слезами. Сыновья снова окружили отца со всех сторон, взялись за руки, сомкнули рукава и ничего иного делать не могли, только плакали. Вступивший на Путь, плача и плача, прощался с ними.

— Хоть и был я главным военачальником в теперешнем сражении, я стар, и жизнь моя приближается к концу, процветание, которого я мог бы ожидать, как ни думай, касается только будущего моих детей. К вам, мои дорогие. А потому я дам знать, на дне какой долины, под сенью какой скалы и какого дерева укрою я свою плоть. Только не бегите все вместе. По всякому поводу собирайтесь по одному, по двое, и тогда отчего бы не выполнить задуманное ими всем остальным? Среди вас есть Куро, которому, как мне кажется, исполнится всего 15 или 16 лет, и он ещё не знает, где у стрелы начало и где конец. Больше того, я потерпел неудачу в стратегии, а Хатиро имеет к ней отношение, поэтому я и делаю ему свой прощальный подарок, да и об остальных детях тоже нужно подумать. Так поезжайте же скорее! — произнёс он на прощание, и было видно, что Вступивший на Путь должен был уезжать, снова захлёбываясь слезами.

Что касается тех уз, что связывают между собою отцов и детей, то считается, что они ограничиваются клятвами, принесёнными в одной только теперешней жизни, ограничиваются настоящим. Это значит, что дети возвратятся и позовут к себе отцов, как и отцы позовут к себе своих детей, если дети решительно уйдут от них. Каковы же думы отца о разлуке не с одним и не с двумя, а с шестью сыновьями?! И непременно пребудет в печали серже любого и каждого сына, который уехал, оставив в полном одиночестве престарелого родителя.

Дети отправлялись в далёкий путь, через неведомо какие крутые горы, дальние дали. Колыхались и опускались вниз синие дымы, нужно было разобраться, куда двигаться в белом, как тополиный пух, тумане. Они не были птицами, тем не менее, печалились из-за расставания четырёх птиц[447]23 «Расставание четырёх птиц» — то есть разлука родителей с детьми. Образ заимствован у Чжуан-цзы., они не были рыбами, однако же тонули в переживаниях больших рыбин[448]24 «Переживания больших рыбин» — здесь: мучения рыбы, попавшей на крючёк и извлекаемой из воды на сушу..

Тем временем, когда, поехав к главе Левого конюшенного ведомства Кагэн, они заговорили решительными голосами, Ёситомо весьма обрадовался, отправил в качестве посыльного Камада-но Дзиро Масакиё, велел рикися [449]25 Рикися — буддийские монахи, которые выполняли в монастыре тяжёлую физическую работу. взяться за носилки и спешно послал их навстречу отцу. Вступившего на Путь встретили уже возле сосен на нижних склонах горы. Глава Левого конюшенного ведомства вышел навстречу к нему лично, пролил потоки слёз радости, и они последовали в заранее приготовленное место. К прибывшему приставили двух или трёх дам, все проявляли о нём заботу. Что будет потом — неизвестно, но Вступивший на Путь испытывал чувство радости.

ГЛАВА 12.

О том, как были казнены Тадамаса, Иэхиро и другие

А ещё передавали, что помощник конюшего Хэй Тадамаса уехал в провинцию Исэ и тем самым избежал смертной казни. Он тоже пошёл в монахи и спрятался под защиту владетеля провинции Аки. В общем, люди из нынешнего отряда либо укрылись глубоко в горах, либо направились в дальние провинции, а поскольку никто и знать не знал, куда они поехали, то по замыслу младшего советника Синсэя всем смягчили смертный приговор и должны были заменить его ссылкой. Им предъявили обвинение и объявили: этого человека сослать в такую-то провинцию, того человека сослать в такую-то провинцию. Они успокоились, когда узнали, что из людей с узким путём[450]1 «Люди с узким путём» — то есть люди, не имеющие выбора. они превратились в людей, которых отправляют к местам ссылки, и отовсюду выползши, все до единого стали горько раскаиваться.

Потом, когда государь изволил вызвать к себе господина Вступившего на Путь, Правого министра Наканоин, он спросил его:

— Так вот, мы слышали, что судья Рокудзё Тамэёси ушёл в монахи и пришёл жить к Ёситомо. Каким же должно быть ему наказание?

Тот почтительно отвечал:

— Этот человек, именуемый Тамэёси, как прямой потомок воинов, был командующим в нынешнем сражении, поэтому наказания ему действительно не миновать. Но ему больше шестидесяти лет, сам он тяжело болен и если пойдёт в монахи, и, вступив на Путь, молитвенно сложит вместе обе ладони, это обязательно должно помочь ему. Так, в частности, было во времена августейшего правления императора Сага[451]2 Сага (786–842) — согласно традиции, 52-й император Японии. На престоле находился в 809–823 гг., когда глава Правого отряда дворцовой охраны Наканари[452]3 «Глава Правого отряда дворцовой охраны Наканари» — Фудзивара-но Наканари (774–810), влиятельный придворный чиновник. Несколько раз занимал должности губернатора разных провинций, возглавлял различные придворные ведомства. дня того чтобы вернуть на престол прежнего императора Хэйдзэй[453]4 Хэйдзэй (774–824) — согласно традиции, 51-й император Японии (на престоле — в 806–809 гг.). Старший брат императора Сага. В 809 г., сославшись на слабое здоровье, отрёкся от престола в пользу своего младшего брата. Однако фаворитка отрёкшегося императора Кусуко, сестра Наканари, из опасения, что та ветвь рода Фудзивара, к которой она принадлежала, потеряет при дворе влияние, вместе со своим братом подговорила экс-императора Хэйдзэй вернуть себе престол. Попытка дворцового переворота оказалась неудачной. После этого Кусуко отравилась. Наканори погиб, а Хэйдзэй принял монашеский постриг., организовал заговор. Он был приговорён к смертной казни. Но тот, кто умер, назад не возвращается. Считается, что дальняя ссылка без права вернуться в столицу — это то же самое, что смертная казнь. Человек этот, вместо того, чтобы быть сосланным в дальние провинции, был осуждён на смертную казнь в своих родных местах. С тех пор минуло много лет. Был такой случай: в годы правления под девизом Тётоку[454]5 Тётоку — девиз годов правления императора Итидзё, 995–998 гг. экс-император-инок Кадзан[455]6 Кадзан в возрасте 17 лет стал 65-м императором Японии (на престоле — в 895–896 гг.). После отречения от престола принял монашеский постриг и удалился в монастырь Кадзан-ин. В монашестве был известен экстравагантным поведением повелел расстелить и залатать хакама [456]7 Хакама — часть официальной одежды, просторные шаровары, внешне напоминающие длинную юбку. послал за асида [457]8 Асида — традиционная обувь на деревянных платформах и высоких подставках. на высоких подставках и, устраиваясь прямо на заборе, изволил развлекаться там каждую ночь. Однажды ему должен был делать доклад Внутренний министр князь Исю[458]9 Исю — Фудзивара-но Корэтика (974-1010). Внутренним министром стал в 995 г. Дважды пытался занять пост канцлера, но оба раза неудачно. Известен также как Гидо-санси и Внутренний министр Соцу.. Спустилась глубокая ночь. Увидев хакама и асида , он заподозрил, что там оборотень, и выстрелил. Законники объявили, что за такое деяние полагается смертная казнь, однако, принимая во внимание прецедент из годов правления под девизом Дайдо[459]10 Дайдо — девиз правления императора Хэйдзэй, 806–810 гг., приговор о смертнойказни уменьшили на одну ступень и заменили дальней ссылкой. И этим, похоже, значительно воспрепятствовали доброму управлению. Кроме этого, тогда соблюдали обряды Промежуточной Тьмы[460]11 «Промежуточная Тьма» — Семь седьмин, буддийский 49-дневный траур после смерти человека. по особе покойного экс- императора. И ещё: покровительство Сына Неба простирается на все восемь сторон. А что особенного произошло на этот раз? — так в конце концов стал он успокаивать людей.

После этого вельможи в один голос согласились: «Действительно, так оно и есть!»

Синсэй, состоявший при государе опекуном, говорил так:

— Не думаю, чтобы это соответствовало моим обязанностям. Решения по черезвычайным происшествиям содержатся в тексте, который называется «Обеспечение защиты государя». Нынешний мятеж — событие на редкость из ряда вон выходящее. Если военачальников не успокоить, их можно будет использовать даже в странах злоумышленников. Значит, когда-то это может сделаться большой проблемой для Поднебесной. Не нужно начинать с раскаяния.

После этого вызвали всех: одних взяли под стражу, других подвергли заточению. Ночью семнадцатого числа той же луны все до одного человека были казнены.

Помощника начальника Левой гвардии дворцовой охраны Иэхиро, его сыновей — Морихиро[461]12 Морихиро, по некоторым источникам, принадлежал к роду Минимото (ветви Мураками Гэндзи) и не был сыном Иэхиро, который принадлежал к роду Тайра (ветви Камму Хэйдзи)., младшего офицера Правой гвардии дворцовой охраны, и Мицухиро, младшего офицера Правой гвардии дворцовой охраны, а также учёного-стилиста Ясухиро, всех четверых получил в своё распоряжение новый судья курандо Ёсиясу и зарубил на горе Оэяма. Помощника главы Ведомства продовольствия Ясухиро зарубил в прибрежной долине возле улицы Рокудзё младший офицер Левой гвардии дворцовой охраны Нобуканэ из провинции Идзу. Нагахиро, главу отряда, охранявшего дворец государыни, судья Хэй Санэтоки зарубил на горе Фунаока. Токихиро, младшего офицера Правой гвардии дворцовой охраны, получил Суэдзанэ, судья из провинции Суо, и сразу же зарубил его. Помощника Правого конюшего, Вступившего на Путь Тайра-но Тадамаса и его сыновей, младших придворных в ранге курандо из свиты законного наследника Нового экс-императора, Нагамори, Тадацуна и Масацуна, а также Хэй Куро Митимаса, всех пятерых взял Киёмори, владетель провинции Харима, и зарубил их в прибрежной долине возле улицы Рокудзё. Этот Тадамаса был дядей Киёмори, а потому тот позаботился о нём, сказав: «Моего дядю не убивайте!» Подумав, что Ёситомо[462]13 Ёситомо — Минамото-но Ёситомо (1123–1160), отец будущего основателя 3-го сёгуната Минамото-но Ёритомо (1147–1199); во время событий 1156 г. — союзник Тайра-но Киёмори, сторонник экс-императора Госиракава, тогда как его отец Тамэёси (1096–1156), как и дядя Киёмори по имени Тадамаса, выступил на стороне экс-императора Сутоку. вряд ли убил своего отца, он тайком встретился с Синсэем, и тот распустил слух, что отец Ёситомо захватил и зарубил Киёмори.

ГЛАВА 13.

О последних днях Тамэёси

Таким образом, после того как людям пришлось зарубить своих близких, Киёмори обратился к главе Левых монарших конюшен с такими словами:

— Слышал я, что у Тамэёси, его отца, кто-то есть. Ступай, отруби ему голову! — так он промолвил и повторил свои слова трижды.

Государь непрестанно говорил, что нужно выразить друг другу сожаления по поводу подвигов, что были совершены в нынешнем сражении. Поскольку слова государя нужно было передать всем, Ёситомо подозвал Камада Дзиро и произнёс:

— Так-то и так. Вот грозные речи государя. Отрубив голову отцу, тем самым мы совершим один из пяти грехов[463]1 «Пять грехов» (будд.) — убийство отца, убийство матери, пускание крови из тела будды, убийство архата и нарушение гармонии среди священнослужителей.. Ежели пренебречь повелением государя, из опасения совершить грех непочтения к родителям, мы сделаемся нарушителями воли августейшего. Так или иначе, трудно решить, как поступить.

Масааки, как человек мудрый, рассудил так:

— Существует старинное изречение: «Государь повелел отрубить голову отцу»[464]2 «Государь повелел отрубить голову отцу» — другими словами, загнал в тупик своего подданного: если тот поступит согласно государевой воле, он нарушит свой сыновний долг, а если ослушается государя, — нарушит долг подданного.. Если такое случалось в старину, — оно и буддами разъяснялось. Когда же мы посмотрим на разъяснение в сутре «Кангё»[465]3 Сутра «Кангё» — одна из 3-х главных сутр японского амидаизма. Полное её название — «Кан мурё дзюкё» (санскр. «Amitayurdhyana-sutra»)., мы увидим, что в ней цитируется «Конда ронгё»[466]4 «Кондаронгё» — «Сутра-рассуждение об Амитабха» (в тексте описка, должно быть: «Бида ронгё»).. От начала нашего мира можно насчитать 18 тысяч дурных королей, которые нанесли вред своим отцам для того, чтобы добиться владения страной. Так много было королей, убивших собственных отцов, из желания обладать рангом Получившего страну в свои руки.

Слов нет, мне очень и очень стыдно, что жизнь Вашего батюшки, которому выпало стать врагом династии и не удалось спастись бегством, зависит от посторонних людей. Кроме того, из-за одного этого дела впустую пропадут Ваши старания соблюдать и долг верноподданного, и сыновний долг. Но если Вас лишат отца без вашего ведома, это даст Вам возможность как следует выполнить Ваш сыновний долг в будущих рождениях, — такое постыдное предложение сделал он.

Ничего на это не отвечал глава Левых монарших конюшен, только слёзы у него полились потоками.

— Тогда пусть кто-нибудь распорядится, как тому следует быть, — сказал он.

— В таком случае, — сказал Масакиё, — позвольте успокоить Вас по поводу Вашего доброго имени, — и насухо вытер бегущие по его лицу слёзы. Приняв невозмутимый ввд, он пошёл к особе Вступившего на Путь.

— В нынешнем сражении господин Ёситомо проявил верноподданничество как полководец; он собственной рукой застрелил и ранил множество воинов. Тем не менее, за свои воинские подвиги он не получил никакой награды. В то же время он получает повеление: «Приди, обезглавь такого-то!» Наградой за его верноподданничество может стать только дарование ему возможности сохранить жизнь собственному отцу. В то же время Киёмори, хотя он и не выказывал явного верноподданничества, много сделал для величия державы, и вся его семья гордится милостью государя. Не думаю, что Ёситомо должен будет подставить свою голову. Если люди станут говорить дурное, какую они смогут выдвинуть клевету? Он устроит монашескую келью где-нибудь в Восточных горах[467]5 «Восточные горы» — горы, окаймляющие Хэйанке с востока.. Если она окажется в почитаемом месте, к ней станут приходить люди и возглашать там нэмбуцу [468]6 Нэмбуцу (Наму Амида буцу)  — возглашение имени будды Амитабха (Амида) с целью возродиться в его Чистой земле, западном мире Сукхавати. .

Так он сказал, и Вступивший на Путь, пролив прежде слёзы, сложил молитвенно ладони и радостно произнёс:

— Воистину, нет у людей драгоценности большей, чем их дети. Кто бездетному человеку поможет, когда изменится его положение? Забывать об этом нельзя ни в одном из рождений.

Ёситомо в глубине своей души подумал: «О, это было бы жестоко, но могут, ведь, сказать, что-де неизвестно, может быть, сейчас его зарубят!» — и с таким видом, будто и не бежали по его щекам слёзы, проговорил:

— Тогда дайте Масакиё сесть в его экипаж!

— Пожалуйста, — ответили ему и выкатили экипаж из некрашенного дерева.

Внезапно к Масакиё пришло сожаление от предстоящей разлуки, так что он был даже не в силах выехать. Потом он против собственной воли двинулся в путь, приговаривая: «Скорее, скорее!»

Когда наступила середина ночи, — хоть и не знали, где и что, — в восточном направлении не поехали, а от западной части Ситидзё[469]7 Ситидзё — Седьмая линия, одна из улиц, пересекавших японскую столицу с востока на запад. поехали по дороге Красная Птица[470]8 «Красная Птица» (Сюсяка, Судзяку) — прямая дорога, пересекающая центр столицы с севера на юг.. Силач Хадано Дзиро нёс паланкин.

На дороге Красная Птица, где Масакиё собрался пересесть в паланкин из экипажа, его обстрелял Камада, который после этого взял меч и стал ждать. Хада-но Дзиро, ничего как следует не поняв, удержал Камада за рукав и сказал:

— Э, господин! Что Вы задумали? Я как-то не понимаю этого. Неужели мы потеряем его? Это правда, господин Вступивший на Путь не в силах стать врагом династии. Но от кого государю довелось узнать о нынешнем главном военачальнике? Это произошло под влиянием Вступившего на Путь. Говорят, будто много участников прибыло из Восточных провинций. Так это тоже благодаря господину Вступившему на Путь. Конечно, всё делалось из последних сил, по государеву повелению, но как же можно в самом деле позволить отрубить голову собственному отцу?! Ещё и ещё раз — как жаль его! Завтра в Поднебесной состоится состязание по стихотворным экспромтам. Люди укажут имена победителя и тех, кто проиграет состязание.

Так вот, в давние времена, когда господин из провинции Иё[471]9 «Господин из провинции Иё» — Минамото-но Ёриёси (995-1082), служивший сначала владетелем провинций Сагами и Муцу, в течение девяти лет (1055–1063) усмирял мятеж Абэ-но Ёритоки в провинции Муцу, после чего получил назначение на должность губернатора провинции Иё. Вскоре после этого назначения он принял монашеский постриг и стал именоваться «Вступившим на Путь из провинции Иё». был владетелем провинции Сагами, его перевели в Камакура. Самураи из Восьми восточных провинций попросили, чтобы господин Хатиман[472]10 «Господин Хатиман» (Хатиман-доно) — Минамото-но Ёсииэ (1041–1108), старший сын Ёриёси. В семилетнем возрасте прошёл церемонию инициации в крупном синтоистском комплексе Ивасимидзу Хатимангу, в провинции Ямасиро, после чего получил прозвище Хатиман Таро. Он в короткий срок овладел многими воинскими искусствами и стал сопровождать своего отца в войне против Абэ-но Ёритоки. В 1064 г. был назначен владетелем провинции Дэва. был их главой. Поскольку Вступивший на Путь является его сыном, он — наш глава, а его сын — начальник ведомства — тоже наш глава. Среди прочих и наш господин тоже находится под опекой господина Вступившего на Путь: он воспитан им и очень к нему близок. Отчего же Вы с такой лёгкостью приготовились всё исполнить? Даже если дело не доводить до прямой помощи ему, нужно, по крайней мере, дать его светлости возможность произнести последнее нэмбуцу .

Камэда не признал такие доводы достаточными.

— Тогда так и скажите, господин мой.

Ёсимити, ухватившись за оглоблю экипажа и горько плача, вымолвил:

— Разве ему ещё не сказали об этом? Ведь Масакиё должен будет взять меч и зарубить господина в промежутке между экипажем и паланкином тотчас же, как только получит повеление об этом! — говоря это, он захлёбывался от слёз и рукавом вытирал лицо.

Вступивший на Путь был весьма поражён и отвечал:

— Это достойно сожаления. Пусть Ёситомо действует потихоньку. Увы, но Хатиро сказал правду. Если пятеро-шестеро сыновей, зная, чем это может закончиться, встанут впереди и позади отца, израсходуют все стрелы в своих колчанах и сами погибнут от стрел, они тем самым только оставят свои имена грядущим поколениям. Но эта их смерть будет напрасной[473]11 «Напрасная смерть» — буквально «собачья смерть», инудзи. . Помочь Ёситомо даже ценой своей жизни невозможно никак, какими бы своими военными заслугами его защитники ни отговаривались, поскольку в теперешнем сражении их отец выступал на стороне экс-императора. Увы, но дети так не пекутся о своих родителях, как родители пекутся о своих детях. Будды заботятся о живых существах, однако живые существа не заботятся о буддах; отцы и матери обычно думают о детях, но дети не думают об отцах и матерях, — так считал Будда[474], и разве в какой-то малости с тех пор что-то изменилось?! Но хоть оно и так, дитя у меня плохое. Я хочу, чтобы все, вплоть до Брахмы и Индры[475]13 Брахма и Индра — здесь: боги-охранители Закона Будды. наверху и богов, управляющих земной твердью, внизу, помогали Ёситомо в совершении им греха! — так говорил он, непрестанно захлёбываясь от слёз.

Потом, подложив под себя половинку меховой подстилки, опустился на неё и снова залился слезами:

— Кто бы только мог подумать?! Он привык заботиться о детях и особой небрежности в этом не допускал. Теперь же некому будет особенно заботиться о его четверых несмышлёнышах из особняка на перекрёстке Рокудзе-Хорикава[476]14 Рокудзё и Хорикава — название улиц в Хэйанкё.. Потихоньку скажите об этом Ёситомо. Лучше всего — пусть он позаботится о детях, в худшем — пусть их зарубит. Нет более близких людей, чем те, кто вооружён луками и стрелами. Если вырастишь четверых таких, они могут превратиться в сотню добрых людей. Нужно хорошенько объяснить это Ёситомо.

Все, вплоть до зверей в горах и на равнинах и рыб в реках, дорожат своими жизнями. Больше того, — что есть у людей дороже жизни?

Об одиноком человеке, который обвиняется в нарушении закона, некому даже и пожалеть. Хотя вид его с вывернутыми ногами и руками был страшен, он просил своих врагов дать ему ещё хотя бы один день жизни.

О своей жизни закононаставник Тамэёси не жалел совсем. Если бы у него было много любимых женщин, много было бы и детей от них. О чём Тамэёси издавна мечтал, так это о том, чтобы у него было шестьдесят шесть сыновей, так, чтобы в каждой из шестидесяти шести провинций жило бы по одному сыну. Но по его желанию не вышло: сыновей было всего сорок шесть.

Что касается Ёситомо, его законного наследника, то он стал зятем главного жреца святилища Ацута[477]15 Ацута — комплекс синтоистских святилищ в г. Нагоя.. В зятья же себе он взял настоятеля святилища Кумано[478]16 Кумано — синтоистское святилище в префектуке Симанэ. и жреца из Сумиёси[479]17 Сумиёси — синтоистское святилище в Осака (городской район Сумиёси).. Каждого из прочих детей он не особенно лелеял, но хотел, чтобы они добились в жизни успеха.

Вельможный потомок императора Сэйва[480]18 «Император Сэйва» — см. свиток I, гл. 5, примеч. 12., самый отдалённый отпрыск Шести принцев[481]19 «Шесть принцев» — сыновья императора Сэйва: Садаката, Садаясу, Садамото, Сададзуми, Садакадзу и Саданао, которым была присвоена фамилия Минамото (ветвь Сэйва-Гэндзи)., внук командующего военным станом Ёриёси[482]20 Ёриёси — см. свиток I, гл. 8, примеч. 7., сын Ёсииэ[483]21 Ёсииэ — Минамото-но Ёсииэ, см. свиток I, гл. 8, примеч. 9. В действительности он был не отцом, а дедом Тамэёси., полководца-покорителя Востока. Вчера он — предводитель мятежников во дворце, сегодня — буддийский монах. Хотя он и думает, что не обнаруживает перед людьми свою слабость, только по его лицу текли слёзы, просачиваясь сквозь прижатый к лицу рукав.

— О, с какими желаниями приходится встречаться на исходе старости! Думаю, что мои дети покроют грязью свои физиономии[484]22 «Покроют грязью свои физиономии» — то есть покроют себя позором., будучи перетянутыми на их сторону вассалами рода Тайра из Исэ[485]23 «Род Тайра из Исэ» (Исэ Хэйси, Исэ Хэйдзи) — ветвь рода Тайра, одна из Камму Хэйси, которая происходит от принца Кацухара, сына императора Камму (737–809; на престоле находился в 781–806 гг.). Киёмори принадлежал к этой ветви рода Тайра. Когда же меня заберут собственные дети, будет удивительно, если меня не упустят из своих рук наследственные вассалы! Сын, зарубивший отца, отец, зарубивший сына, — и зарубить самому, и быть зарубленным — это результат дурной кармы, дело позорное и позорное, возмутительное и возмутительное. А потому вершите его побыстрее. Если вы собираетесь зарубить Тамэёси на рассвете, тогда соберутся здесь и высшие и низшие. Когда же не удастся вам ваша попытка, жалко будет получить приказ взять его голову и взять его ноги. Если вы мои потомственные вассалы, вы за это, может быть, и не получите дурную репутацию. Но почему же вы теперь должны стать дурными?! — так он сказал и, повернувшись лицом на запад, громким голосом несколько десятков раз возгласил нэмбуцу и сложил руки ладонями вместе.

Масакиё подумал, как это страшно — в самом деле ударить мечём по шее своего наследственного хозяина, и сказал Ёсимити: «Ты руби!» А после того как Ёсимити снова отодвинулся и сказал: «Я не слышу Вас!», — Масакиё внезапно обнажил меч и выдвинулся вперёд. В глазах его потемнело. Он слегка опустил остриё меча и рубанул им мятежника по шейному позвонку. Вступивший на Путь обернулся и произнёс:

— Почему это сделал Масакиё?

Потом, всё громче возглашая нэмбуцу , сбил Тамэёси с ног следующим ударом меча. Суэдзанэ, судья из провинции Суд, удостоверившись в этом, вернул Ёситомо голову и вместе с телом казнённого поместил её в паланкин. Тамэёси стал дымом[486]24 «Стал дымом» — то есть был кремирован. в храме Энгакудзи в горном поместье Китасиракава. Брало за душу то, как сын оплакивал его; он выполнил свой сыновний долг[487]25 «Выполнил свой сыновний долг» — здесь: совершил похоронные обряды. по отношению к тому, кто совершил самый тяжкий из пяти грехов, — но, может быть, это и не достигло души Тамэёси?

ГЛАВА 14.

О том, как были казнены младшие братья Ёситомо

После этого глава Левых конюшен послал во все стороны карательные экспедиции, вызвал младших братьев, а также единомышленников. Хатиро Тамэтомо находился в недрах Охара[488]1 Охара — местность в Хэйанкё, в столичном районе Сагёку.. Размахивая мечём, он летал, словно птица, — и пропал. Остальные пятеро залегли в разных местах — в Курама, в Кибунэ, в селенье Сэриу[489]2 Курама, Кибунэ, селенье Сэриу — местности в Хэйанкё. В наши дни входят в район Сагёку, в Киото., но их настигли и повязали. Решили порубить их на горе Фунаока[490]3 Гора Фунаока — небольшой холм в Северном районе Хэйанкё.. Все спешились и выстроились в ряд. Среди других находился глава Каммонрё[491]4 Каммонрё — в Дворцовом ведомстве — управление, ответственное за чистку и уборку императорского дворца. Ёринака.

Взяв влажную бумагу для туалетных надобностей[492]5 «Бумага для туалетных надобностей» (татауками)  — специальный сорт тонкой бумаги, употреблявшийся вместо носового платка и платка для промокания лица и рук и т. п., он вытер ею губы, провёл вокруг рта и со смешком сказал:

— О, Ёситомо, это же неблагородно — стремиться к тому, чтобы в мире остаться только самому, одному-одинёшеньку. Чего доброго, когда-нибудь Вы пожалеете об этом! И в течение этой жизни ненадёжно всё. Для процветания потомков не понадобится. Однако сейчас и говорить об этом бесполезно. Похоже на то, будто жалеешь о жизни. Так вот, Ёринака ссылается на послание государя, говорит о жизни отца, о том, что повеления свыше исполняли многие, о смертной казни, о ссылке, о том, что если смотреть на вышестоящих, то и не узнаешь, как себя вести.

Потом повернулся лицом на запад, десять раз возгласил нэмбуцу и подставил шею под удар. Поистине, смотреть на это было невозможно! Четверо остальных поступили так же. Хорош был каждый.

Осуществлял операцию таю из Левого отряда охраны дворцовых ворот Нобутада. Докладывая об этом деле государю, он сказал:

— Всё это было во время семидневного траура по покойному экс-императору. Сажать людей в тюрьму было нельзя, — и выбросил тела убитых в густую траву к югу от зерновых амбаров[493]6 «Зерновые амбары» — амбары для хранения риса, свезённые в столицу из всех провинций. Были расположены к югу от улицы Нидзё и к западу от тракта Судзяку..