Онлайн чтение книги Смятение праведных
ГЛАВА XIX. ВТОРОЕ СМЯТЕНИЕ

День за горами скрыл прекрасный лик,

Над степью ветер мускусный возник.

Нарцисс благоухающий уснул,

Восток дыханьем амбры потянул.

Цветок заката желтый облетел.

Небесный сад цветами заблестел.

И день, уйдя за грань земель иных,

Рассыпал мускус из кудрей своих.

Благоухает мускусом ручей,

А в сердце человека сушь степей.

Он, утомленный долгим жарким днем,

Закрыл глаза, чтобы забыться сном.

Уснул рябок в посеве до зари,

Во мраке мечутся нетопыри,

Сова, бесшумно взвившись в вышину,

Как в круглый бубен, гулко бьет в луну.

И тысячи разнообразных роз

В росе раскрылись, словно в брызгах слез.

И дивные дела в ночной тиши

Явились взору дремлющей души.

Судьба, как фокусник и лицедей,

Пришла с палаткой колдовской своей.

Ее палатка — синий небосвод,

А куклы — звезд несметный хоровод.

И полудужье Млечного Пути

Звало, манило — на небо взойти.

Тот путь — зовущий издревле сердца —

Не живопись на куполе дворца.

Прекрасен сад небесной высоты,

Где блещут звезд бессмертные цветы.

Душа, как птица, вся рвалась в полет

И устремилась в высоту высот.

Телесный прах оставив на земле,

Она кружила в небе, в млечной мгле.

И крылья, что внезапно отросли,

Высоко над землей ее несли.

Вот так душа живая — ты пойми —

Была на первом небе из семи. [12] Была на первом небе из семи . — Согласно древним космогоническим представлениям, семь небесных сфер, в которых движутся семь планет, расположенных одна внутри другой в следующем порядке: первое небо — Луна, второе — Меркурий (Утарид), третье — Венера (Зухра), четвертое — Солнце, пятое — Марс (Маррих, Бахрам), шестое — Юпитер (Муштари), седьмое — Сатурн (Кейван).

Дух человека землю облетал,

Жемчужной сферой мира заблистал.

Кружились хоры звезд в своем кольце,

Стал человек алмазом в том кольце.

Нет, то кольцо, как блюдо, мне блестит,

Где сонм свечей собранье осветит.

Душа — в ночи разлуки мне она

Свечой среди развалин зажжена;

Свечою в хижины несущей свет,

Сияньем, пред которым ночи нет.

Кругл облик мира. Вечный звон его

Несметных четок — славит божество.

И мнится пение его кругов

Мне словарем, где мириады слов.

И вот душа живая, окрылясь,

В сады второго неба поднялась.

И там она красавицу нашла,

Чьи брови — черный лук, а взгляд — стрела.

Кольчуга локонов из-под венца

Завесой скрыла лунный блеск лица.

В ней было двойственное существо —

Она и Кравчий, и творец Наво.

Хоть вешней юностью она цвела,

Старуха ей подругою была.

Все были жилы и мослы видны

На теле ущербленной той луны.

Певец, как врач, свой обнажал ланцет,

И плакал он, что в жилах крови нет.

Он плакал, крови не добыв из жил,

И плачем этим Вечному служил.

И в новый круг небес душа пришла,

Там, где султанша мудрая жила.

Она писала, или — может быть —

Жемчужную нанизывала нить.

Вся прелесть мира — в образе ее

Бесценном, редкостном, как мумиё.

Ее вниманье тонкое всегда

В любой сосуд вольется, как вода.

Ее перо черно, но письмена

Блистают. Славит истину она…

И дух черту высот перелетел,

На некий новый свод перелетел.

В ларце сапфирном неба там блистал

Перл, что вселенной средоточьем стал.

Был свет его в надоблачной тиши,

Как свет первоисточника души.

Как зеркало, весь мир он отразил,

Свет зеркалу луны он подарил;

Он ангелом кружит по тверди сей,

На крыльях огневеющих лучей.

Там сам Иса живой открыл родник,

Неистощимый вечных сил родник.

Не потому ли вечный мрак глубок,

Что вечной жизни в нем горит исток?

Бьет исполинскими лучами свет,

Как крылья величайшей из планет.

Нет — то не огненные арыки,

То — славящие бога языки…

И вот увидел дух в пути своем

Тот круг, где Тахамтан стоит с копьем. [13] Тот круг, где Тахамтан стоит с копьем. — Тахамтан — одно из прозвищ Рустама; дословно: «мощнотелый».

Он — в тучах гнева. В годы старины

Им сотни звезд хвостатых рождены.

Они летают в небе сотни лет,

Но духу гнева примиренья нет.

Он миру местью издавна грозит,

И меч его двуострый ядовит.

Он в руки череп чашею берет

И не вино — а кровь из чаши пьет.

Идет он, стрелы длинные меча;

Луна Навруза — след его меча.

Но меч его и каждая стрела —

Все это было Вечному хвала.

И перенесся дух живой тогда

В тот круг, где шла счастливая звезда.

Она, как ангел в радужных шелках,

Она — дервиш небес и падишах.

Хоть на высоком троне вознеслась,

Она от блеска мира отреклась.

Она являет по ночам свой лик,

Ей в небе — факел счастья проводник.

В ней — разум, а лица ее цветок —

Как счастья совершенного залог.

В ее владеньях нет ни тьмы, ни зла,

А в песнопеньях — Вечному хвала.

Душа вошла потом в питейный дом;

Ходжа — индийский старец в доме том.

Во всех своих деяньях терпелив,

Усердием в работе он счастлив.

Как ночь страданий, темен он челом —

И на обе ноги, должно быть, хром.

За расторопным служкой он глядит,

А сам в углу по целым дням сидит.

Как Каабу, он весь небесный свод

За тридцать лет однажды обойдет.

Но четки звезд перебирает он,

Единственного восхваляет он.

И дух, что чуждым стал мирской тщете,

К надмирной устремился высоте.

Неколебимая твердыня — там.

Коран гласит: «Светил святыня — там,

Где под землей и над землей идет

Двенадцати созвездий хоровод».

Но холм в любом созвездье видишь ты —

Престол для несказанной красоты.

Взгляни, как чередуются они,

Как над землей красуются они!

И все глаголом сердца говорят,

Дарителя щедрот благодарят.

И вот ступил на высшую ступень

Скиталец-дух — незримый, словно тень.

Вошел он в храм, где статуи Богов,

Как изваяния из жемчугов.

Там не было брахманов, но кругом

Блистали Будды древним серебром.

Гул их молитвы истов был и чист,

Казалось: Будде молится буддист.

Увидев эти дива, не спеша

Весь круг их чутко обошла душа.

И поклонилась. Было им дано

То видеть, что от нас утаено…

И вот душа, внезапно изумясь,

Стократным удивленьем потряслась.

Все в средоточье здесь.

Одна она Рассеянна и речи лишена.

Свет откровения ее поверг

В беспамятство. И свет ее померк.

О, кравчий мой! Мне столько испытать

Пришлось, что стало тягостно дышать.

Я к чаше сам не дотянусь моей —

Ты в рот мне сам вино по капле влей!