Онлайн чтение книги Собрание сочинений в шести томах. Том 4
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Меня нисколько не тревожит,

Что полон дом ее все дни

Гостями. Нам не счесть родни

Фенисы.

Да, и счет ей множит

Весь цвет испанской солдатни.

Но вот уж месяц, как ни странно,

Гроша из вашего кармана

Не вытянув, вам вновь и вновь

Подарки шлют. Здесь нет обмана,

Однако где же тут любовь?

Забыли вы о той приправе,

Что яству вкус должна придать?

Кто ничего не дал, не вправе

На что-нибудь претендовать.

Любовь лишь в золотой оправе

Крепка, и женщина тогда

Покорна вам, как сюзерену,

Над нею ваша власть тверда;

Любить, карать, прощать измену —

Всё вправе вы. Но вот беда —

Боюсь, что незаметно вами,

Сеньор мой, овладеет страсть,

А тут как раз наскучит даме

Вытягивать пустую снасть,

И, щедрыми прельстясь дарами,

Она другому вдруг кивнет

В ответ на взор нетерпеливый.

Тут сразу вам конец придет:

Все, что за месяц сберегли вы,

В одно мгновенье утечет.

Не может этого случиться.

Она корыстна?.. Нет, не смей

Рассказывать мне небылицы.

Любовь ведь еретичка. Ей

Легко над истиной глумиться.

Как заблуждаются все те,

Кто верит в чувство!

Все земные

Пороки зришь ты в красоте,

Хоть, верь мне, кроткою иные

Ее сочли бы тиранию.

Да повстречай мудрец любой

Такую женщину, которой

Как благородною сеньорой

Не властвует расчет сухой,

Которая и красотой

И ясным разумом богата,—

Будь он Тимон иль Диоген, [22] Будь он Тимон иль Диоген. — Тимон — афинянин, современник философа Сократа и комедиографа Аристофана. Наблюдая упадок нравственности, Тимон резко обличал своих современников; его имя стало впоследствии нарицательным для обозначения мрачного человеконенавистника. Диоген. — См. прим. 13.

Людей чуждавшийся когда-то,

И то такому чуду в плен

Он сдался б, нежностью объятый.

Я, опасаясь обольщенья,

Упрямился, сходил с ума,

Но прочь пора прогнать сомненья.

Да, рушатся все подозренья.

И рушит их она сама.

Теперь в своей ошибке каюсь.

И честно надобно признать:

Ты опоздал, в ней признаваясь.

Кто поспешит перчатку снять,

Рукой к жаровне прикасаясь!

Поговорим начистоту.

Зачем разумному мужчине

Отвергнуть и покинуть ту,

Кто ни гроша с него доныне

Не требует? Да я сочту

Его глупцом! И если впредь

Подарки будет непрестанно

Выплескивать Фенисы сеть,

То жертву нежного обмана,

Пожалуй, нечего жалеть.

Я не за то вас укоряю,

Что ходите вы к даме в дом,

Ее ничем не одаряя…

Тогда за что ж?

Беда в другом:

Влюбились вы.

Но дело в том,

Что так со всяким бы случилось.

Не только красотой пленилось

Тут сердце. Взорам всех людей

Даруют женщины как милость

Величье красоты своей.

Простой крестьянин и вельможа

Склоняются пред нею ниц.

В одном натура скромниц схожа

С манерой милых прихотниц:

Им нравится, сердца тревожа,

Манить, сверкать издалека.

Но красота лишь на мгновенье

Дарует людям наслажденье.

Душа — вот чем любовь крепка,

Душа щедра на подтвержденье

Глубоких чувств, живущих в ней.

Я полюбил, Тристан. Довольно

Бояться мне любви своей!

Ведь низко робостью невольной

Терзать Фенису столько дней,

Когда, ни разу не лукавя,

Она была ко мне добра.

Мне ей довериться пора,

Ее подозревать не вправе

Я в склонности к пустой забаве.

Ну что, скажи, плохого в том,

Что в доме у нее толкутся

Весь день мужчины? Посмеются,

Повеселятся за столом —

И, верь мне, с тем и разойдутся.

И чем же я в конце концов

Рискую? Я глупцом не буду,

Не надеваю я оков,

Пришел, ушел, и был таков.

Уеду и ее забуду.

Но сладко, что ни говори,

Мне будет с другом до зари

Рассказами о ней делиться.

Уж тут найдется чем гордиться.

Стучатся?

Да.

Так отопри.

Недоуменье в вашем взоре

Читаю. Мы не в пору?

Рад

Всегда служить твоей сеньоре.

Она в слезах, тоске и горе,

А тут о ней и не грустят.

Да вы еще и не вставали?

Купцам, поверь мне, не до сна.

Тревоги спать мне не давали.

Э, полно! Любит вас она.

Все ж я в сомненьях и в печали.

А мне-то кое-что вам в дар

Пораньше принести велели,

Чтоб вас застать еще в постели,

Да только этот друг так стар,

Так дряхл, что ноги тащит еле…

Я шла, боясь, что опоздаю.

Болтала, с кем уж там, не знаю,

И валишь на меня вину.

Что под тафтою? Дай взгляну.

Вам шесть рубашек принесла я.

Вот, полюбуйтесь оторочкой.

На грудь пошли не кружева,—

От края и до уголочка

Руками вышита цепочка.

А кем? Хотите знать?

Едва

Мне верится.

Вот сердце!

Чье же?

Сеньор! Оно с тем бедным схоже,

Что острой болью и тоской

Сильней исколото, — о боже! —

Чем это полотно иглой…

И велено мне спозаранку

Прийти, рубашку вам подать,

Помочь одеться и обнять.

Хотела бы сама служанкой

Для вас моя сеньора стать.

Мой поцелуй тебя прошу я

Ей передать. А позже сам

Приду и к розовым стопам,

Рождающим зарю златую,

Припав, их трижды поцелую.

Да вот еще… Тристан! Найди

Пунцовый шелк. Пусть шелк красивый

Рассыплет красок переливы

На беломраморной груди

Моей сеньоры в день счастливый.

Вот он…

Не надо, пожалей!

Меня убьют, едва завидя,

Что я несу его.

Ей-ей,

Тут взяться не с чего обиде!

Ведь это знак любви моей.

Скажи ей: большего нет счастья

Для любящего, чем дарить.

Я устранюсь от соучастья.

Вы, упиваясь пылкой страстью,

Должны ей это объяснить.

Устанешь двести раз, покуда

С тобой столкуешься. Тогда

Возьми хоть несколько эскудо.

Пусть я неблагодарной буду,

Но ни за что и никогда

Из ваших рук их не приму я.

Да кто узнает? Спрячь в карман.

Здесь стены есть. Молву пустую

Они подхватят.

Где, Тристан,

Ты встретишь женщину такую?

Скорей удастся мне слегка

Раскрасить струи ветерка

И свет, что в воздухе мерцает,

Чем встретить ту, что отвергает

Дождь, льющийся из кошелька.

Тогда и крючкотвор судейский,

Цирюльник, врач и адвокат

От денег в суете житейской

С презреньем взоры отвратят,

Коль сделал так кафтан лакейский,

За грош привыкший спину гнуть,

Иль та дуэнья, что к кровати

Хозяйки охраняет путь.

Так поцелуй ее и кстати

Напомнить ей не позабудь,

Чтоб вечером, в свиданья пору,

Ждала того, кто, сам не свой,

По ней тоскует день-деньской.

Пойду порадую сеньору.

Ступай, дружок. До встречи скорой!

Куда ты смотришь?

На кровать —

Ищу на ней следы от вмятин.

Хозяйке хочется узнать,

Не должно ли ей ревновать.

Как можно?

Грех ведь так приятен!

Все огляжу я в свой черед.

Белье, подушки в дырах… Что ж вы

Молчали? Госпожа пришлет

Вам с бисерной отделкой, с прошвой.

Так любит?

Плачет, слезы льет.

И я скажу вам напрямик —

Дня не прожить без вас бедняжке.

Навеки я ее должник.

Прощай!

Прощайте!

Вы в рубашке

Родились?

Да, и к ней привык.

Вы креститесь? Трясет вас дрожь?

Своей несдержанностью, знаю,

Я всех немало удивляю.

Сеньора это? Нет, вы все ж

Ошиблись.

Значит, я рассудок

Утратил.

Не велик урон.

Не мал, хоть большей удручен

Потерей. Брось, мне не до шуток!

Безумье! Юношу принять

За девушку!..

Да, случай странный.

Но что готовит нам нежданно

Судьба, никто не может знать.

В том городе прекрасном, на который

Влюбленными глазами смотрит солнце,

Над ним в знак предпочтенья проливая

Все золото своих лучей, чтоб он

Сверкал, как бы увенчанный короной,

В том городе — Испании воротах,

Откуда две флотилии, отплыв,

Весь шар земной для нас завоевали,—

В родной Севилье улицу одну

Зовут Бассейн султанши мавританской.

Там и жила Динарда. Ты бы понял,

Ее увидев, сколь она прекрасна,

Как с первого же взгляда понял я,

Что лишь Динарда послужить могла

Прообразом для Зевса [23] …Динарда послужить могла Прообразом для Зевса. — Зевс — в древнегреческой мифологии верховный бог. в час великий,

Когда царицу красоты — Елену

Он создавал. Сеньорой восхищенный,

Я для своих паломнических странствий

Избрал Бассейн султанши мавританской.

Что ни придумывал я, на какие

Уловки ни пускался, чтобы ей

Записку переслать! Больше года

Я ждал, покуда сунула и мне

Дуэньи осторожная рука

Ответное письмо. Я изменил бы

Присущей мне правдивости и честь

Сеньоры запятнал, когда б что-либо

Сказал еще. Лишь в письмах открывал я

Свою любовь. Она читала их,

И это поощрением служило

Для чувств моих. Но нет такого счастья,

К которому бы вдруг не прикоснулась

Лучом мертвящим черная звезда.

У герцога Медины (он еще

И герцогом Сидонией зовется) [24] У герцога Медины (он еще И герцогом Сидонией зовется). — Герцоги Медина-Сидония — одна из знатнейших семей Испании. Один из них командовал в 1588 г. испанским флотом, так называемой «Непобедимой Армадой».

Есть во дворце севильском галерея,

Где забавляются игрою в мяч.

Стеною только отделен наш дом

От герцогского, и еще недавно

Я, как сосед, в нем частым гостем был,

Воланом сам кидая мяч иль праздно

Следя за ловкою игрой других.

Теперь приметь, что в галерее этой

На той стене, что прямо против входа,

Развешено, да этак, чтоб оно

Всем, кто войдет, в глаза бросалось сразу,

Оружье родовое де Гусманов, [25] Оружие родовое де Гусманов. — Герцоги Медина-Сидония принадлежали к одному из знатнейших родов Испании — Гусманов.

А над гербом фамильным, над клинками

Запечатлел художник на века

Великого Алонсо де Гусмана [26] Запечатлел художник на века Великого Алонсо де Гусмана.  — Алонсо Перес де Гусман, прозванный Доблестным, — испанский полководец конца XIII в. Мавры, осаждавшие крепость Тарифа, комендантом которой был Гусман, потребовали сдачи крепости, угрожая в противном случае убить его сына, попавшего в плен. Гусман, однако, предпочел пожертвовать жизнью своего сына, но остаться верным своему патриотическому долгу.

В тот миг, когда он со стены Тарифа

Бросает маврам свой кинжал, тем самым

На волю нечистивцев предавая

В заложники им отданного сына.

(Вот воплощенье доблести испанской!)

А под доспехами другую сцену

Изобразила кисть: Алонсо Добрый

В пустыне африканской поражает

Огромную змею — подобье той,

Что Геркулес сразил. [27]… подобье той, Что Геркулес сразил. — Согласно античному преданию, Геркулес, герой, обладавший могучей силой, свершил двенадцать подвигов, в том числе умертвил лернейскую гидру, гигантскую многоголовую змею. Копье уже,

Пройдя сквозь пасть, пронзило чешую

И кровью ядовитою омылось,

А гадина пытается хвостом

Обвить в предсмертных корчах щит героя.

Однажды у стены с картиной этой

Стояла кучка юношей досужих.

Игра закончилась, но дождь не выпускал

На улицу их, и, болтая праздно,

Они с мячом резвились. Вдруг какой-то

Бездельник, угодив им в пасть змеи,

Смеясь воскликнул: «В Африке когда-то

Ожесточенно спорили о том,

Кем это чудище убито было.

Так знайте: я броском мяча прикончил

Змею, и вы геройства моего

Свидетели!» Все это было шуткой.

Но так как тесной дружбой род наш связан

С фамилией Медина, я ответил:

«Когда за славой подвига чужого

Погнался наглый мавр, велел Гусман

Разъять у гадины издохшей пасть,

И в ней, как все увидели тогда,

Лишь половина языка чернела,

Другую показал Алонсо. Так

И чести и награды мавр лишился.

Сеньор! Вас ждет такая же беда».

Он мне недолжным образом ответил,

Тут, вспыхнув, за руку его схватил я:

«Слова уже излишни. Поглядите:

Там наверху стоящий дон Алонсо

Занес кинжал, чтоб в грудь вонзить тому,

Кто честь его осмелился затронуть!»

Но так уже судьба распорядилась,

Чтоб оказался в этот вечер в зале

Ближайший друг несносного задиры —

Брат той богини дивной, чьим глазам

Я поклонялся, осажденный ими,

Подобно Трое. [28] …осажденный ими, Подобно Трое. — Троя — древний город в Малой Азии, по преданию, поэтически обработанному в поэме Гомера «Иллиада», осажденный и затем разрушенный древними греками. Подойдя ко мне,

С усмешкой он сказал: «Когда б с картины

Змея сейчас сползла бы, извергая

Из гнусной пасти яд, то, может быть,

Сеньор, что хвастал здесь, удрал бы, струсив,

А друг мой гадину бы искрошил,

Прославив этим свой клинок не меньше,

Чем ваш Гусман». Тут я забыл, конечно,

Любовь и все, чем в жизни дорожил:

«Посмотрим, — я воскликнул, — кто из нас

Отступит здесь и кто в сраженье вступит!

Я заменю змею вам, хоть зовусь

Не герцогом Гусманом, а Мендоса!»

И от оружья для игры, волана,

Избавился я, в грудь его швырнув

Обидчику, и мигом обнажил

Оружие для поединка. Тут

Все так пошло, как будто сам Гусман,

Сойдя с картины, ринулся в сраженье:

Клинки скрестились, расступились люди,

Сверканье молний, вскрики, а когда

Толпа опомнилась, то увидала

Трех на полу стонавших, а над ними

Меня, торжествовавшего победу.

Родня моя, испуганная тем,

Что вспыхнувший раздор, подобно мору,

Грозит распространиться по Севилье,

Решила дать поветрию улечься.

И вот меня снабжают сотней писем

К наместнику, к влиятельным особам,

Сажают на корабль и отправляют

В Сицилию, [29] И вот меня снабжают сотней писем К наместнику…в Сицилию. — В подлиннике здесь названо имя вице-короля Сицилии герцога Ферии. (См. об этом выше, во вступительной статье к пьесе.) в прелестный этот край,

Где время, взяв в пособники разлуку,

Меня забыть Динарду заставляет,

Дурманит голову любовью к девке,

Затаскивает в дом ее сегодня,

Лицом к лицу там сталкивает вдруг

С испанцем, столь похожим на Динарду,

Что, если это не она сама,

То копия с нее иль просто тень.

Вот что судьба подчас подстроить может.

Идет Фениса с ним иль с нею.

Мы здесь, сеньор, повременим.

Так не сердиться, что к моим

Словам вы глухи?

Сожалею,

Грущу, тоскую, но, увы,

Не смею преступить зароки.

За всех, с кем я была жестокой,

Мне отомстить явились вы.

Но в чем тут роль Осорьо? Связан

Дон Хуан лишь верностью ему?

Сеньора, вспомните: кому

Знакомством с вами я обязан?

Он в этот дом меня привел,

И за подобную услугу

Украсть возлюбленную друга?

Нет! Низостью я б это счел.

Осталась тень его меж нами,

Чтоб счастью нашему мешать,

И я не вправе вас обнять,

Прильнуть к вам жадными губами.

Вы не моя! Любви каприз!

Что может быть еще жесточе?

Ручей прозрачный — ваши очи,

Я — изнывающий Нарцисс!

Верней, подобен я Танталу. [30] Верней подобен я Танталу. — Тантал — один из популярнейших героев античной мифологии, за преступление против богов был низвергнут в преисподнюю (Аид) и должен был терзаться от жажды, стоя по горло в воде, и от голода, видя нависающие над ним ветви с плодами. Выражение «муки Тантала» употребляют как синоним нестерпимых мучений, вызванных невозможностью добиться близкой и желанной цели.

Вот здесь бежит вода, скользя,

А Хуану к ней прильнуть нельзя,—

С другим Фениса жизнь связала.

Никто о том не будет знать.

«Напейтесь!» — просит вас водица.

Нет, так, сеньора, не годится.

Честь друга тайно запятнать —

Позорным было бы ответом

На все, в чем я пред ним в долгу.

С лихвою долг покрыть могу.

Она?

Готов поклясться в этом.

Чтоб женщины — да что за бред! —

В любви друг другу объяснялись?..

Быть может, все ж вы обознались?

Вот кто откроет вам секрет.

Ты прав! Тут медлить бесполезно…

Сеньор! Эй!

Фабио зовут? [31] Фабио зовут. — В подлиннике Фабио в разговоре со всеми, кроме Динарды и Эрнандо, употребляет множество итальянских слов.

Да, если несколько минут

Мне можешь уделить любезно.

Я удэлю-то, но чэго

За это ждатто мне?

Вот горе!

Угодно чтотто мой синьоре?

Ведь там Динарда — божество!

Скажи: кто этот кавальеро?

Тот, с длинни локонами?

Да.

Синьор Руджеро.

Вот беда!

Откуда ж твой сеньор Руджеро?

Хотья из Рим приехал он,

Но остаетца венеццьянецц.

Я думал, что сеньор — испанец.

Вот будет буря!

К дьябло! Вон!

Синьоре обозвать испаньецц?

Они чума, зараза, мор,

Предатель, трус, мошенник, вор.

Ко всем чертям их, грязни пьяницц!

Тут кругом голова пойдет.

Как все чудовищно, как странно!

И дажье пьесня сицильяна

Веселий Фабьо вам споет.

Макарон огромным блюдом

Стать Сицилия должна,

Пусть пролив Мессинский станет

Бочкой крепкого вина,

А вершина Монджибелло

Будет в сыр превращена,

Пусть прикончит всех испанцев

Лихорадка иль война,

И от радости напьется

Сицильянец допьяна!

Что ждать от этого паяца?

Идемте.

Нет! Хитрей теперь

Начну я.

У меня, поверь,

Язык уже стал заплетаться.

Не оплошай! Тут все весьма

Загадочно.

Что за умора!

Ну? Ловко я провел сеньора?

Ты чуть не свел его с ума.

Вот, видишь, мальчуган? Эскудо.

Скажи мне честно…

Что такой?

Не женщина ль хозяин твой?

Как вы сказато? Что? Откуда?

Такая сплетня городить

Вам стыдно, на синьоре глядя!

Все дело тут в мужском наряде!

Вы мой синьоре нарядить

Теперь хотите в платье бабье?

Бабьем назвато, нас дразня?

Бабьем? Нас?

Да!

Держи меня!

Не то я всех зарежу, Фабьо!

Дурачатся?

Да.

Кто был прав?

Терзаюсь сам недоуменьем.

Нет, полно странным поведеньем

Вам тешить их веселый нрав!

Счесть женщиной переодетой

Сеньора — значит чушь нести?

Я вижу, лучше нам уйти.

И мучиться загадкой этой?

Фенису бы принять в игру.

Ей карту разгадать такую

Весьма легко.

О, как люблю я!

Сейчас я со смеху умру.

Нас не услышат?

Нет.

Хоть было

Все это дьявольски смешно,

Но подозрение одно

Возникло…

Что тебя смутило?

Уж слишком строен наш сеньор…

Как женщина в мужской одежде.

Я это замечал и прежде,

Но сдерживался до сих пор.

А тут еще и увлеченье

Фенисы…

Вновь ты за свое!

Усилья тщетные ее

Должны удвоить подозренья.

Так капитан и дружба с ним

Тут были мнимою преградой?

Иной искать причины надо,

Коль тайну выяснить хотим.

Недурно было бы, однако,

Узнать, не девушка ли он.

И мне…

Тогда мы с двух сторон

Начнем сегодня же атаку.

Дон Хуан! Я вижу: страсть моя

Не пробудила в вас ответной?

Готов с отвагой беззаветной

О ней свидетельствовать я.

Но требуется мне подспорье:

Похлопочите, чтобы был

Надолго услан иль сменил

Мундир свой на другой Осорьо,—

Тогда смогу, не лицемеря,

Вам доказать, что вас люблю.

Хоть в ваши чувства я и верю,

Но все ж на слове вас ловлю.

Лусиндо здесь.

Кто он? Откуда?

Купец, приехавший на днях.

Я объяснюсь с ним в двух словах.

А я здесь ожидать вас буду.

Безумства покоряясь наущенью,

Я поспешила из дому сюда.

Любовь! Покровы чести и стыда

Срываешь ты, не зная снисхожденья.

Но не нашла тоска здесь утоленья.

Ты здесь, моя любовь, но, как всегда,

С тобой и ревность. Моего суда

Вы обе ждете в страхе и томленье.

Ведь отдал тот, кого люблю, другой

Все помыслы свои и все желанья.

Безумья пыл подернулся золой.

К чему обманы, клятвы, обещанья?

Противоядьем от любви такой

Послужит холод разочарованья.

Забыла, что ли, Селья обо мне?

Тут и помимо вас гостей немало.

С конем троянским дом Фенисы схож: [32] С конем троянским дом Фенисы схож . — Как рассказывает Вергилий в «Энеиде», греки, осаждавшие Трою, соорудили огромного деревянного коня, внутри которого спрятались воины. Троянцы перенесли коня в город. Ночью воины, скрывавшиеся внутри коня, вышли и открыли ворота города грекам. Троя была захвачена и разрушена.

Оружьем и людьми он полон вечно.

Чьи залы я сравню по многолюдью

С роскошною гостиной куртизанки?

Аудиенции она дает,

Вершит дела, вокруг нее толпятся

Просители, ходатаи и сводни.

С ней шепчутся о чем-то, либо взятки

Суют ей, чтобы сдвинуть дело с места,

Одних здесь ублажают, а других

Лишь обещаниями кормят, помня,

Кто сколько дал и сколько может дать.

Тогда какую роль играет в доме

Красавчик из Севильи?

Он, пожалуй,

Услада для души.

А я?

Для тела.

Забавно слушать! Если обо мне

Фениса так заботится и стою

Ей столько денег, кто ж тогда еще

Тут для души понадобиться может?

Как вы неопытны в делах подобных!

Ведь тело и душа — сосуд, который

Вместить и совместить способен много.

Известно всем: красавица иная

Двумстам мужчинам двести писем пишет,

Нимало не тревожась, если вдруг

На зов ее откликнутся все разом;

Один дает ей денег на карету,

Другой — на платье, этому с балкона

Она кивает, с тем смеется ночью.

Не кажется ли вам, что сей сосуд

Монастырю огромному подобен?

В нем двести разных келий, но во все

Ведет одна-единственная дверь.

Я был бы рад весьма знакомству с вами.

И я не меньше, если я вам нужен.

Надеюсь, вас не ревность побуждает

На этот шаг. Ведь у меня с Фенисой

Дела особые. Как скоро вы

В Испанию отправитесь?

За месяц,

Как мной и намечалось, я успел

С товаром развязаться, и теперь

Я связан лишь желаньями Фенисы.

Хоть я живу в Севилье, но хочу

В попутчики вам напроситься, так как

В Валенсии надеюсь получить

Обещанное мне вознагражденье

За службу королю.

Сеньор слуга!

Скажите: вы, случайно, не испанец?

А вы-то что за птицы и откуда?

Ми два вениццианццо именнитто

Фамильо. Не прогневайтесь, синьоре,—

Какое блюдо там у вас, в Испанья,

Из этой лиры варят, от которой

Так весело ржут кони: «И-го-го»?

«Ступай к чертям» оно зовется.

Сразу

Так кипятиться — это просто глупо.

А вам, чем лезть со мною в разговор,

Пойти бы вежливости понабраться.

Прошу пардона. Это не со зла.

Со зла, с осла — не разберешь. Прочь, черти,

Не то я сам лягну вас по-испански!

Скоттина надо пробовать копытта.

За честь сочту я быть полезным вам.

Приду, как мы условились.

Я тоже.

Дон Хуан зовет.

Синьоре! В адском пекле.

Назначено свиданье.

Плут! Запомни:

Я кавальеро.

Радо быть знакомо!

Пажи!

Сеньор?

Мне во дворец! Живее!

Что слышно там?

Любовь и обещанье!

А толку что?

Здесь толку ждать недолго.

Узнать, не баба ль это?

Что ж, попробуй.

Иль проще — лезвие испробуй пальцем.

Смиренно умоляет вас

О снисхождении сеньора,

Но по причине, о которой

Я умолчу, она сейчас

Не может выйти к вам.

Не может?

Да это и не мудрено,

И без меня тут дел полно,—

Она свои победы множит.

Другой Фенисе по душе,

И голову вскружить дон Хуану

Велит ей нрав непостоянный.

Ведь сколько ветрениц уже

Французская сгубила мода.

И все же склонны вновь и вновь

Они дарить свою любовь

Случайной прихоти в угоду.

Что ж, по заслугам мне! Ведь я

Поверил ей беспрекословно.

Ни в чем, клянусь вам, невиновна

Пред вами госпожа моя.

Надеюсь, время вам докажет

Ее любовь. И пусть весь дом

Сейчас встревожен, но пойдем,—

Она вам все сама расскажет.

Она в обиде?

Ни к чему

Все это было.

Что?

Упреки

Язык ваш расточал жестокий.

Что тут случилось?

Не пойму!

Что значит это одеянье,

Скорбь, слезы, траурная вуаль?

Все ж вы узнали бы едва ль

О выпавшем мне испытанье.

Но после слов, что тут сказать

Решились вы, молчать не смею.

Любовью дорожа своею,

Ее пришла я защищать.

Вы — жизнь, я — отблеск жизни вашей,

Вы — свет, струящийся из глаз,

Вы скрылись — он уже угас,

Вы здесь — он вспыхнул, полдня краше.

Вы — воздух, вами я дышу,

Губами жадно вас впиваю;

Вы — сердце; счастлива я, зная,

Что здесь, в груди, его ношу…

Вы — слух мой, зренье, осязанье,

Вы — светоч в сумерках ночных,

Родник всех помыслов моих,

Источник каждого желанья.

Я о любви своей твержу,

Бедой терзаемая тайной.

Поймите ж, как необычайна

Она, как ею дорожу.

Душа, как Феникс обреченный, [33] Душа, как Феникс обреченный. — Феникс — легендарная птица, которая, по преданию, сжигала себя, достигнув старости, и возрождалась из пепла молодой.

В твоем истаяла огне,

И ты ее вернула мне

Воспрянувшей и обновленной.

Однако что произошло?

Какой, скажи, винить мне случай?

Какое горе черной тучей

Твое лицо заволокло?

Зачем пришлось под этой вуалью

Небесным сферам потускнеть?

О чем скорбят они?.. Ответь,

Своею поделись печалью!

Ты плачешь? Видимо, с такой

Не в силах совладать ты болью?

А я мирюсь с земной юдолью.

О дорогой испанец мой!

Ты на меня в большой обиде.

Я смею плакать, хоть должна

Сиять от счастья, как луна,

Тебя, возлюбленный мой, видя.

Но чем себя мне оправдать?

Под страшной я живу угрозой,

И эти горестные слезы

Кровавыми могу назвать.

Кровавыми?

Тебе угодно

Узнать, быть может, почему?

Доверься этому письму…

Что натворил он, сумасбродный!

Вот ужас!..

Помогите ей!

Она лишилась чувств.

Все это

Так трогательно!..

Посоветуй,

Что делать нам.

Воды!

Живей!

Что? За водою дело стало?

Зачем же мне глаза даны?

Коль есть они, то не нужны

Водою полные бокалы.

Фенису слезы оживят.

Мои? Нет! Горечь в них такая,

Что может, в сердце проникая,

Обжечь ей губы терпкий яд.

Вздохнула?.. Что, тебя тревожа,

Расспрашивать! Ведь как-никак

Я жив — и это верный знак,

Что ты жива, мой ангел, тоже.

Очнись! Приди в себя! Найдем

Мы выход.

О мой брат несчастный!

Заговорила?

Да.

Всевластна

Любовь в величии своем.

Она в ужасную минуту

Вдохнула мужество мне в грудь

И помогла огонь раздуть,

Уже угаснувший как будто.

Тебя я спас. К спасенью путь

Отыщем и для брата.

Поздно.

Занес над ним топор свой грозный

Палач.

Придумай что-нибудь.

Исход единственный возможен.

Ведь ты и шелк и полотно

Успел продать и мог бы… Но

Я знаю, как ты осторожен…

А впрочем, дать в залог могу

Все вплоть до пуговки жемчужной.

Две тысячи дукатов нужно!..

Залог? Я пред тобой в долгу,

И мне любовь и справедливость

Забыть об этом не дадут.

Ты рад мне доказать и тут

Свою испанскую учтивость.

Одно замечу, что купец

Без денег в трудном положенье,—

Ну как сеньора без дуэньи

Иль как погонщик без овец.

Так постарайся, ради бога,

Вернуть мне эти деньги в срок.

Ведь мой отъезд уж недалек,

А как без них пущусь в дорогу?

Дай брата мне спасти, а там

И дом в Палермо и поместья

Пущу в продажу и честь честью

Все взятое тебе отдам.

Но не стесняйся, друг мой, право:

Возьми хоть серьги, хоть алмаз!

Тристан! Там, в номере у нас,

В шкатулке с медною оправой

Увидишь кошелек, а в нем

Лежат ровнехонько две тыщи.

Вот от шкатулки ключ.

Нет чище

Души на свете!

Дело в том,

Что храмом чувств высоких стала

Его страна для всей земли.

В тебе свой храм они нашли.

Нет! В той любви, что нас связала.

Тристан!

Не лучше ль погодить?

Ступай!

Какое сумасбродство!

Хочу примером благородства,

А не расчетливости быть.

Ведь знаю я сеньору эту,

Она дублоны мне отдаст. [35] Она дублоны мне отдаст. — Дублон — старинная золотая испанская монета, немногим больше по стоимости дуката.

Залог все ж неплохой баласт.

Необходимости в нем нету.

Что он?

Стыдился б пред людьми

Своих советов несуразных.

Зачем о побрякушках разных

Речь заводить?

Прошу, возьми!

Один твой волос для меня

Дороже золота намного.

Поверь, что лучшего залога

Я не спрошу, такой храня.

Любовь сильней всего.

Ты прав.

С ней, как в народе говорится,

На нитке может уместиться

Сто душ, ее не оборвав.

А если так, свой волосочек

Ты мне должна отдать в заклад…

Но где Тристан? Часы летят,

Не терпит дело проволочек,

Отправлюсь-ка за ним домой!

Я буду ждать тебя к обеду.

Придешь?

Не бойся, не уеду,

Приду.

Придет ко мне с тобой

Все то, чем обладать желаю.

Побудем вместе, а потом

В Мессину деньги перешлем.

Поверь, что я не опоздаю.

Ушел?

Прислушайтесь к шагам.

Он горькую глотнет пилюлю.

Снег выпадает и в июле,

Не сглазить бы победу вам.

А вдруг еще он охладеет

И дрогнет у него душа?

Однако ловко госпожа

Дела обделывать умеет!

Да что ты? Это пустяки!

Уловки мой успех удвоят,

А он еще не так завоет,

Фенисы вспомнив коготки.

Что там?

Дукатов звон веселый.

Нет, кот мяукает в мешке. [36] Нет, кот мяукает в мешке . — По-испански «gato» (кот) в разговорном языке обозначает также мошну с монетами. На этой игре и построены все рассуждения Фенисы о «коте в мешке».

Как видите, не налегке,

А с этой ношею тяжелой

Я к вам, не чуя ног, спешил.

Давай сюда! Да, тут дублоны.

Возьми один. Мои поклоны

И то, что он учтив и мил

И что его люблю ужасно,

Хозяину ты передай.

Ну что же ты стоишь? Ступай!

Я занята! Тебе все ясно?

Эх мы, святая простота!

И не поймешь, что тут случилось,—

Как это мышка изловчилась

В одно мгновенье съесть кота.

Ушел?

Но хмурится, бормочет.

Бормочет так и ручеек,

А бедной рыбке невдомек,

Что он ей голову морочит.

А кот, а котик-то каков?

Расцеловать его готова.

Да, запах у кота такого

Приятнее, чем у духов.

Пусть наш купец теперь ликует —

Ведь кот его обласкан мной.

Иные дамы день-деньской

Ласкают, тискают, целуют

Собачек крохотных своих.

Чем золотой котенок хуже?

Дон Хуана даст он мне к тому же.

Не слушала б я слов таких.

Но без него мне жизни нету.

Дон Хуан? Пусть так кота зовут.

Стучат?

Врасплох нас застают.

А я все о любви. Примета

Худая, надо бы давно

Кота мне спрятать.

Убегаю…

У золота душа живая,—

Не убежало бы оно!

Ты, черт возьми, отшельницею стала.

Ни под твоим окном, ни у дверей

Не вертятся сеньоры, как бывало.

Дом опустел. Как будто от гостей

И от бесед душа твоя устала.

В тиши живешь ты вот уж столько дней,

Валенсианским нравам подражая.

Но женщин украшает блажь такая.

Кто превратить любого из твоих

Поклонников мог в окорок копченый?

Твой верный покровитель, я для них

Был молнией, тобою укрощенной.

Но где же слава подвигов былых?

Фениса так живет уединенно,

Что даже муха от нее теперь

За всю-то ночь не вылетит за дверь.

Не понимаю, что с тобой случилось?

Был слух, что ты в кого-то влюблена?

Неужто ты и впрямь угомонилась?

Потуплен взор, в печаль погружена

Моя Фениса. Кто ж, скажи на милость,

Избранник твой? Дон Хуан? Лишусь я сна,

Всех этих тайн не зная объясненья.

Я в дружеском твоем расположенье

И в острой стали твоего клинка

Искать привыкла для себя защиты.

С тобою я иль с кем другим близка,

Но двери дома для тебя открыты.

Давно бы так! А то там три дружка

В твоей прихожей мною позабыты.

Я не такой им обещал прием.

Зови их. Пусть растащат хоть весь дом.

Сюда, друзья! Сеньора разрешила.

Целую ваши руки.

Мы рабы

Прелестных глаз.

Испанцы! Божья сила!

Они из-под земли прут, как грибы.

Но где нам сесть?

Эй, Селья!

Как здесь мило!

Где кот?

Замечу не для похвальбы,

Зарыт глубоко.

Ну и слава богу!

А эти кто? От них вам хоть немного

Перепадет?

Испанцы, солдатня:

Плюмажи, ленты, гордая осанка,

В кармане пусто, в глотке руготня.

Что ж, порезвимся с этой францисканкой.

В помоях искупайся без меня.

Поэт, а тоже лезет в перебранку!

В Испании все давние грехи

Оставил я, а с ними и стихи.

А ты писал в изысканнейшем стиле,

И музе приходилось фильтровать

Сквозь вату их?

Они прозрачны были —

Стихам Манрике самого под стать.

За стол!

Сыграем?

Если б мы втравили

В игру болванов этих, то — как знать?

Дукатов сто, а то и двести гости

Оставят здесь.

Где ж карты или кости?

Дозвольте мне…

Вот надоеда!

Хозяин мой ждет за дверьми.

Он ждет! Чего?

Да, черт возьми,

Конечно же, — того обеда,

Что был обещан вами.

Мной?

А вы об этом, как ни странно,

Забыли?

Но еще ведь рано.

Как рано? Час!

Кто ж в самый зной

За стол садится?

Но коль скоро

Хотите вы, чтоб в доме кот

Прижился, то велит расчет,

Чтоб мясо получал он впору.

Тринадцать.

Выигрыш не твой.

Попал я точно в цель.

Ответил!

Туда, куда хозяин метил,

Попал, как вижу я, другой.

Семь, восемь, пять!

Хвалю отвагу!

И это все пойдет вдогон.

Эх, кот! Быстрей бы бегал он,

Так не догнали бы беднягу.

Скажи Лусиндо, что во всем,

Здесь происшедшем, виноваты

Вот эти храбрые солдаты,

А я тут, право, ни при чем.

Пусть обо мне не судит строго

И вечером придет.

Ответ

Прекрасный! Только где обед

Сейчас найти?

Проси у бога.

Ах так! На паперти просить

Пришли мы, значит, подаянья?

Ступай!

Сыграем…

Грубой бранью

Непрочь я душу облегчить.

Так помни…

Что?

Едою вкусной

На ужин угощу я вас.

Слабительное про запас

Прихватим мы. Иначе грустно

И мрачно, судя по всему,

Должна окончиться пирушка.

Вот эта шпага — не игрушка.

Полставки со стола сниму.

Боюсь, что вряд ли позабавит

Кого-нибудь такой урок,

Когда в обмен на кошелек

Вам тут же длинный нос наставят.

Ну, все!..

Кого мне поздравлять?

К кому успех шел сам, без спора?

Он был моим рабом, сеньора,

С тем чтобы вашим мог я стать.

Ты угостишь нас!

Буду рада.

Возьми, покуда я богат.

Где слуги?

Вон они торчат.

Купить шесть куропаток надо,

Три кролика, два индюка.

Еще что уместят в корзине?

Конечно, фрукты.

Груши, дыни.

Ну, а вина?

Три бурдюка.

Подайте мыло, таз с водою.

Как чисто у нее, приметь!

Успел покуда осмотреть

Я далеко не все покои.

Пойди на мебель, на постель

Взгляни, на утварь, на посуду…

Фенису долго помнить буду.

За нею несколько недель

Охочусь я.

Имей терпенье.

Постится, что ль, она, скорбя?

А где Лусиндо?

Он с себя

Сдирает шкуру в исступленье.

Проткну тебе кинжалом грудь,

Бездельник!

Я-то в самом деле

При чем тут? У нее сидели

Солдаты, и на них взглянуть

Мне страшно было. Шпаги, пики!

В доспехах с головы до ног!

И с ними спорить ты не мог?

Признаться, крик стоял там дикий.

Чуть слово я сказал, как в миг

Все загремело, зазвенело.

Железа, что там было, смело

Хватило бы на сто вериг.

Ступайте и спросите сами

У них о вашем кошельке:

«Сбежал! Ищи на чердаке!» —

Раздастся смех.

Сжигает пламя

Мне грудь. Я к ней не в добрый час

Попал. Тут не обманом даже,

А худшим пахнет.

Просто кражей.

Эй! Есть кто в доме?

Что у вас

Там нового?

Страж преисподней!

Смеются, что ль, тут надо мной?

Сеньор как будто сам не свой?

Расстроен чем-то он сегодня?

Неужто ад я сторожу?

Я небо вновь подозреваю

Во лжи. Так дай мне, ангел рая,

Твою увидеть госпожу!

Она обедает с гостями.

Ей не до вас теперь, дружок.

Сам черт придумать бы не мог

Грубей издевки. Я ведь вами,

Я приглашен был на обед!

С кем ты болтаешь тут? В чем дело?

Фениса!

Кто там?

Ты успела

Уже забыть меня, мой свет!

Я что-то стала близорука.

Твои глаза застлала мгла?

Ты зоркой днем еще была;

Стрелою, пущенной из лука,

Сквозь стены проникал твой взор.

Зачем хулить его, когда ты

При помощи его дукаты

Отлично до недавних пор

В любой шкатулке находила?

Но ты и тугоухой стать

Успела, коль меня признать

Не можешь?

Что кричать, мой милый?

Ко мне попозже загляни.

Сейчас в мой дом счастливый случай

Привел гостей нежданных кучу.

Хоть и чужие мне они,

На доброту их полагаюсь,

И в этом нет моей вины:

Две тысячи, что мне нужны,

У них я раздобыть стараюсь,—

Ведь не принес еще Тристан

Обещанные мне дублоны.

Мой бог! Стою как оглушенный…

В висках бьет кровь, в глазах туман…

Ты отдал деньги?

Верьте слову,

Что Селья бережной рукой

Припрятала их.

Подо мной

Земля разверзнуться готова.

Прощай!

Во имя всех святых,

Дай клятву, что мешок с деньгами

Вернешь мне!

Что играть словами?

Где деньги? Дай сперва мне их,

А так, чего я стану клясться?

Тристан!

Она ушла. Идем!

Куда?

Нам, может быть, к ней в дом

Ворваться силою удастся.

Солдаты — наши земляки,

Мы помощи у них попросим.

Хоть бейся головою оземь!

Наплачешься, попав в силки!

Какой еще там пьяной роже

Ломиться вздумалось сюда?

Тебе?

Простите, господа!

Совсем не я стучал.

А кто же?

Принес какой-то шустрый паж

Вино, съестное и тарелки.

Сюда?

Да.

Это чьи ж проделки?

Какой-нибудь приятель ваш

Прислал его, но паж, проведав,

Что в доме гости, прочь ушел.

Разумно.

На руку тяжел

Бываю я, не пообедав.

Рыбешка глупая! Ты словно позабыла

О шелковых сетях медоточивых фраз

И стала жертвою затейливых прикрас

И низкой лжи, что в ход притворщица пустила.

Ведь слезы женские обманчивою силой

Слез крокодиловых опаснее для нас.

Поддавшись чарам их, погибнешь ты тотчас,

Как пилигрим любви в пучине темной Нила.

О правосудии взываю к небесам —

Пусть ваша молния, сквозь тучи пламенея,

Обрушится на ту, что оскорбленья вам

Наносит наглою порочностью своею.

А я, любовью полн и разоренный ею,

Отправлюсь в путь, благим доверившись ветрам.

Прощай Сицилия, разбойничий притон!

Ты сделался давно для всех народов притчей.

Сюда, чтоб алчности безмерной стать добычей,

Богатства всей земли текут со всех сторон.

Здесь бедненький наш кот остаться принужден.

Увы, ненарушим предательский обычай!

Кто видывал, чтоб кот, ласкаясь и мурлыча,

Пускался за своим хозяином вдогон?

Прощаюсь и с тобой — обманщицей проклятой

Лукавой кошкою, достойным образцом

Всех хищниц, всей ее породы вороватой.

Мы счеты полностью в недолгий срок сведем,

И шкура, что с тебя сдеру я в день расплаты,

Для скряги старого послужит кошельком.