Онлайн чтение книги Страна призраков Spook Country
11. Боббиленд

Расписанный ацтекскими рисунками «фольксваген» катил по дороге к востоку от Санта-Моники.

– У Бобби агорафобия, – предупредил Альберто, стоя на светофоре за черным джипом «гранд-чероки-ларедо» с непроницаемо тонированными стеклами. – Не любит выходить на улицу. Но и не спит дважды на одном месте, так что ему не просто.

«Чероки» поплыл вперед, Альберто тронулся следом.

– Давно это с ним? – спросила Холлис. Ей важно было поддержать разговор о Бобби.

– Не знаю, мы всего два года знакомы.

– А он известен в ваших кругах?

«Круги» – слово расплывчатое, но она надеялась, что художник сам заполнит пробелы.

– Да, Бобби лучше всех. Он был главным по отладке в орегонской фирме, которая делала профессиональные навигаторы. Что-то военное. Говорит, очень передовое.

– А теперь собирает композиции для художников?

– Помогает собирать. Без Бобби я бы не привязал модели к координатам. И другие художники, которых я тут знаю, тоже.

– А как же ваши коллеги в Нью-Йорке или, скажем, в Талсе? Как я понимаю, это не местное развлечение?

– Да, всемирное.

– Ну и кто у них вместо Бобби?

– В некоторых нью-йоркских работах он участвовал. Линда Морс поставила бизона на Манхэттене. Кто помогал? Бобби. Есть еще какие-то люди в Америке, в Лондоне, где угодно. А у нас вот Бобби.

– То есть он как бы… продюсер? – Холлис надеялась, что он поймет: речь о музыкальном продюсере, не о кино.

Альберто бросил на нее быстрый взгляд:

– Точно. Хотя, пожалуй, лучше меня не цитировать.

– Значит, не для прессы.

– Ну да, он вроде продюсера. Если бы делом Бобби занимался кто-нибудь другой, то и мои композиции были бы иными. Иначе бы действовали на зрителя.

– Можно ли сказать, что художник в вашей области с полным набором того, что умеет Бобби…

– Творит лучше?

– Ага.

– Не обязательно. Аналогия со звукозаписью работает и здесь. Что-то зависит от материала, от художника, а что-то держится на способностях и чутье продюсера.

– Расскажи про его чутье.

– Бобби – технарь и прямолинейный реалист, хотя сам того не осознает…

Холлис поняла, что при всей полезности Бобби в эстетическую сторону ему серьезно вмешиваться не дают.

– Он хочет, чтобы все выглядело «по-настоящему», и не задается вопросом, что значит «настоящее». И таким образом привносит свою интерпретацию.

– Как с твоим Ривером?

– Главное, не будь Бобби, я не мог бы делать композиции внутри зданий. Даже некоторые наружные инсталляции получаются лучше, когда он триангулирует от сотовых вышек. Для Фицджеральда он использовал РЧИД-систему «Virgin». – Альберто беспокойно посмотрел на Холлис. – Ему не понравится, что я тебя привел.

– Если б ты спросил разрешения, он бы отказал.

– Верно.

Холлис глянула на дорожный указатель: теперь они ехали по Ромейн-стрит, между длинными и приземистыми промышленными зданиями, по большей части старыми. Вывесок почти не было, преобладала аккуратная анонимность. Наверное, здесь располагались киноархивы, компании по спецэффектам, даже студии звукозаписи. Уютные, ностальгические текстуры: кирпич, беленые бетонные блоки, замазанные краской окна в стальных переплетах, деревянные столбы с массивными гроздьями трансформаторов. Машина будто заехала в мир американской легкой промышленности, каким его описывали учебники пятидесятых годов. Сейчас улица пустовала, но Холлис сомневалась, что днем тут более людно.

Свернув с Ромейн-стрит, Альберто припарковался и снова полез на заднее сиденье за лэптопом и шлемом.

– Если посчастливится, увидим новую работу, – сказал он и пошел к невыразительному бетонному зданию, покрашенному белой краской и почти лишенному окон.

Холлис выбралась из машины и, закинув на плечо сумку с ноутбуком, двинулась следом. Альберто остановился перед зеленой стальной дверью, дал Холлис подержать шлем, а сам нажал утопленную в бетон кнопку, словно телепортированную сюда из «Стандарта».

– Смотри туда. – Альберто указал куда-то вверх и направо от двери.

Холлис подняла взгляд, ожидая увидеть камеру, но так ее и не нашла.

– Бобби, – произнес Альберто, – знаю, ты не любишь гостей, тем более незваных, но я решил, ты сделаешь исключение для Холлис Генри. – Он выдержал паузу, словно шоумен. – Проверь. Это она.

Холлис уже собралась улыбнуться невидимому объективу, но передумала и представила, будто позирует для обложки диска. Во времена «Ночного дозора» у нее было фирменное чуть насупленное выражение: если припомнить прошлое, лицо по умолчанию становилось именно таким.

– Альберто… Черт… Ты что вытворяешь? – Голос звучал ниоткуда, слабый, не мужской и не женский.

– Бобби, я привел Холлис Генри из «Ночного дозора».

– Альберто…

Тонкий голос не знал, что сказать.

– Простите, – вмешалась Холлис, возвращая Альберто шлем. – Я не хотела мешать. Просто Альберто знакомил меня со своим искусством, объяснял, как важно твое участие, вот я и…

Зеленая дверь заскрежетала и приотворилась. В щели возникли белокурая челка и небесно-голубой глаз. И эта детскость выглядела почему-то не комичной, а страшной.

– Холлис Генри, – проговорил Чомбо уже нормальным, мужским голосом, и голова показалась целиком.

Как у Инчмейла, у Бобби настоящий, архаический рокерский нос. Полноценный рубильник в стиле Таунзенда и Муна[13] Пит Таунзенд (р. 1945) и  Кит Мун (1944–1978) – гитарист и барабанщик британской рок-группы The Who . – из тех, что раздражали Холлис в мужчинах, не ставших музыкантами, поскольку выглядели показными. Как будто их отрастили, чтобы смахивать на рок-музыкантов. А главное, все они – бухгалтеры, рентгенологи, кто там еще, – обязательным приложением к солидному шнобелю носили длинные челки. Наверное, все дело в парикмахерах; видя роковый меганос, они делают стрижку в соответствии с исторической традицией. Или глубинные парикмахерские инстинкты требуют закрыть левый глаз клиента тяжелой косой челкой из простого чувства гармонии.

Впрочем, невыразительный подбородок Чомбо действительно требовал некоего противовеса.

– Привет. – Холлис протянула руку и пожала холодную безвольную ладонь, которая словно норовила тихонько выскользнуть.

– Не ждал, – отвечал Бобби, приоткрывая дверь еще на пару дюймов.

Холлис вошла – и увидела неожиданно большое пространство. Ей вспомнились олимпийские бассейны и крытые теннисные корты. Лампы – по крайней мере в центральной части – тоже были яркими, как в бассейне: полусферы фасетчатого промышленного стекла. Бетонный пол покрывала какая-то приятная серая краска. В таких помещениях строят декорации, изготавливают реквизит или снимают второстепенные сцены.

Однако то, что создавалось здесь – возможно, нечто очень большое, – нельзя было увидеть невооруженным глазом. Серый пол был расчерчен на квадраты по двухметровой сетке, линиями из белого порошка – скорее всего, при помощи машинки, какими наносят разметку на стадионах. У дальней стены была прислонена как раз такая машинка – зеленая, на одном колесе. Линии вроде бы шли не параллельно стенам, и Холлис отметила про себя, что об этом надо будет спросить. В середине освещенного пространства стояли два серых раскладных стола по двадцать футов каждый, офисные кресла Aeron и тележки с компьютерами. Все это выглядело как рабочее помещение человек на двадцать, однако здесь не было никого, кроме носатого Бобби.

Холлис повернулась к нему. На Бобби была ядовито-зеленая тенниска Lacoste , узкие белые джинсы и черные парусиновые кеды с необычно длинными заостренными носами. С виду она дала бы ему лет тридцать. Одежда выглядела намного чище хозяина: джинсы без единого пятнышка, тенниска отглажена, а вот самому Бобби не помешал бы душ.

– Извини, что без приглашения. Очень хотела познакомиться.

– Значит, Холлис Генри. – Бобби держал руки в передних карманах джинсов. Похоже, засунуть их туда стоило определенных усилий.

– Да, – сказала она.

– Альберто, зачем ты ее привел? – недовольно спросил Бобби.

– Думал сделать тебе приятное. – Альберто подошел к одному из серых столов положить лэптоп и шлем.

На полу по другую сторону стола яркой оранжевой изолентой было изображено что-то, похожее на детский рисунок космической ракеты. Если Холлис верно оценила размеры сетки, контур протянулся на добрых пятнадцать метров. Внутри белые линии были тщательно стерты.

– Ну что, Арчи готов? – спросил Альберто, глядя в сторону оранжевого контура. – Новые скины уже анимируют?

Бобби вытащил руки из карманов, потер лицо:

– Не могу поверить, что ты так поступил. Приехал с ней.

– Это же Холлис Генри. Разве не здорово?

– Я уйду, – сказала она.

Бобби опустил руки, тряхнул челкой и завел голубые глаза к потолку:

– Арчи готов. Все текстуры наложены.

– Холлис, – сказал Альберто, – посмотри. – То, что он держал в руке, было, надо полагать, виртуальным шлемом Бобби, причем явно не с дешевой распродажи. – Беспроводной.

Холлис подошла, взяла шлем, надела.

– Тебе понравится, – заверил художник. – Бобби?

– На счет один. Три… два…

– Знакомься, Арчи! – провозгласил Альберто.

На высоте десяти футов над оранжевыми контурами рисунка возник лоснящийся серовато-белый спрут длиной футов девяносто. Щупальца грациозно покачивались.

– Архитевтис, – пояснил Бобби.

Видимый глаз был величиной с колесо джипа.

– Скины, – сказал Бобби.

По телу моллюска потекло сияние, подкожные пиксели заскользили, как на искаженном видеоизображении: стилизованные иероглифы, большеглазые герои аниме. Это было роскошно до смешного. Холлис восхищенно рассмеялась.

– Для универмага в Токио, – сказал Альберто. – Будет висеть над улицей в Синдзюку, в неоновых огнях.

– Локативное искусство уже используют для рекламы? – Холлис приблизилась к спруту, прошла под ним. Беспроводная маска давала совершенно другие ощущения.

– В ноябре у меня там выставка, – сообщил Альберто.

«Ага, – подумала Холлис, глядя на бесконечное мельтешение образов на поверхности Арчи. – Ривера в Токио заценят».