Онлайн чтение книги Страна призраков Spook Country
4. Погружаясь в локативность

К вестибюлю «Стандарта» примыкал ночной ресторан: длинное помещение с окнами во всю стену, где между черных матовых диванов торчали обглоданные фаллосы громадных кактусов.

Одиль села у окна, Альберто, в мешковатой пендлтоновской ковбойке, – рядом с нею, напротив Холлис.

– Кабыпространство, – загадочно объявила француженка, глотая половину «р». – Оно выворачивается…

– Что-что?

– Кабыпространство, – подтвердила Одиль. – Выворачивается.

Для пущей наглядности она сделала жест, неприятно напомнивший Холлис вязаную модель матки, которую учительница демонстрировала им на уроках семейной жизни.

– Выворачивается наружу, – пояснил Альберто. – Киберпространство. Фруктовый салат и кофе.

Последние слова, как не без усилия сообразила Холлис, предназначались официантке. Одиль заказала кофе с молоком, Холлис – кофе и бейгл. Официантка ушла.

– Думаю, можно сказать, что все началось первого мая двухтысячного года, – сказал Альберто.

– Что началось?

– Геохакерство. По крайней мере, потенциально. Гражданские получили доступ к геокоординатам GPS – прежде исключительно военной системы.

Со слов Филипа Рауша Холлис смутно поняла, что будет писать про использование художниками интернета, широты и долготы, поэтому виртуальное изображение смерти Ривера Феникса застало ее врасплох. Теперь она вроде знала, с чего начнет статью.

– Сколько у тебя таких инсталляций, Альберто? – спросила Холлис, а мысленно прибавила: «И все ли они посмертные?»

– Девять. В «Шато Мармон», – он указал куда-то вдоль бульвара Сансет, – я буквально на днях завершил виртуальный храм Хельмута Ньютона. Рядом с тем местом, где он разбился. После завтрака покажу.

Официантка принесла кофе. Холлис смотрела, как очень молодой, очень белокожий англичанин покупает на кассе желтую пачку American Spirit . У англичанина была жидкая бороденка, похожая на мох у мраморного водостока.

– Так постояльцы «Шато Мармон» не знают о твоей инсталляции? – спросила Холлис. – И никак не могут о ней узнать?

Как пешеходы не знают, что идут по спящему Риверу на тротуаре бульвара Сансет.

– Да. Пока не могут. – Альберто порылся в рюкзаке у себя на коленях, вытащил сотовый, спаренный посредством серебристой ленты с другим электронным приборчиком. – А вот с помощью этой штуки… – Он нажал какую-то кнопку, открыл телефон и ловко застучал по клавишам. – Когда она станет всем доступна…

Предмет оказался у Холлис в руке. Это был телефон в сочетании с блоком GPS, правда на корпусе виднелся надрез, и оттуда росли странные устройства, примотанные серебристой лентой.

– Это для чего?

– Смотри.

Она прищурилась на экранчик. Поднесла его к глазам. Увидела ковбойку Альберто, но в странных кубистических линиях, горизонтальных и вертикальных. Что за бледные кресты? Холлис подняла взгляд на собеседника.

– Это не произведение локативного искусства, – сказал тот. – Нет привязки к месту. Попробуй навести на улицу.

Она направила обмотанный клейкой лентой гибрид на Сансет – и увидела четкую, идеально ровную плоскость белых крестов, расставленных по невидимой сетке, которая тянулась в бескрайнее виртуальное пространство. Чудилось, что белые вертикали, расположенные примерно на уровне тротуара, уменьшаясь и тая с расстоянием, уходят под Голливудские холмы.

– Американские жертвы в Ираке, – произнес Альберто. – Я с самого начала подключился к сайту, где при каждом сообщении о новых смертях добавлялись кресты. Эту штуку можно взять куда угодно. У меня есть слайд-шоу кадров из разных местностей. Думал отослать его в Багдад, так ведь никто не поверит, что это реальные тамошние снимки, а не фотошоп.

Холлис, оторвав взгляд от усеянного крестами поля, по которому ехал черный «рейнджровер», успела заметить, как Альберто пожал плечами.

Одиль прищурилась над белым краем чашки.

– Картографические атрибуты невидимого. – Француженка поставила чашку на стол. – Гипермедиа с привязкой к местности. – Теперь она говорила почти без акцента, – казалось, терминология вдесятеро усиливала ее способность бегло говорить по-английски. – Художник аннотирует каждый сантиметр пространства, любого материального предмета. Все могут видеть вот на таких устройствах.

Она указала на телефон Альберто, как будто в обвитом серебристой лентой чреве таился зародыш будущего.

Холлис кивнула и вернула прибор хозяину.

Тут прибыли фруктовый салат и поджаренный бейгл.

– И ты курируешь это искусство в Париже, да, Одиль?

– Повсюду.

А ведь Рауш был прав, решила Холлис, тут есть о чем писать. Хотя, конечно, ей еще предстоит разбираться и разбираться.

Методично уничтожив полпорции фруктового салата, Альберто глянул на Холлис; вилка застыла в воздухе.

– А можно спросить?

– Да?

– Как вы поняли, что с «Ночным дозором» все кончено?

Холлис посмотрела ему в глаза: типичная фанатская одержимость. Впрочем, никто, кроме фанатов, и не признавал в ней культовую певицу начала девяностых годов. Если не считать радиодиджеев, историков поп-культуры и коллекционеров, лишь они и знали о существовании группы. Однако в музыке «Ночного дозора» было нечто вневременное, и она до сих пор завоевывала поклонников. Новички вроде Альберто обычно вели себя пугающе серьезно. Холлис не знала, сколько лет ему стукнуло, когда группа распалась, но для его подсистемы увлечений это было все равно что вчера. У Холлис сохранялась такая же подсистема по отношению ко многим музыкантам, поэтому она чувствовала себя обязанной ответить честно:

– Да мы не то чтобы поняли. Просто на каком-то существенном уровне все как-то само собой закончилось, я даже точно не уловила, когда именно. Это стало мучительно ясно, и мы разбежались.

Как Холлис и ждала, ответ не удовлетворил Альберто, зато, по крайней мере, тот услышал правду. Она и себе не могла объяснить внятней, да, в общем-то, уже давно и не пыталась.

– Мы как раз выпустили компакт-диск на четыре песни. Чувствуем, это конец. Остальное – вопрос времени… – Надеясь, что тема исчерпана, она принялась намазывать половинку бейгла творожным сыром.

– Это произошло в Нью-Йорке?

– Да.

– А было какое-то точное время или место, когда вы поняли, что «Ночной дозор» распался? Когда группа приняла решение перестать быть группой?

– Надо подумать.

Пожалуй, не стоило так отвечать.

– Я бы хотел это изобразить, – сказал Альберто. – Ты, Инчмейл, Хайди и Джимми. Расстаетесь.

Одиль заерзала на черном диване: она не понимала, о чем разговор, и ей это не нравилось.

– Иншмель? – нахмурилась она.

– Что мы еще посмотрим, пока я в городе, Одиль? – Холлис улыбнулась Альберто, давая понять, что тема закрыта. – Мне нужен твой совет. И нужно договориться, когда я возьму у тебя интервью. И у тебя, Альберто. А сейчас я совсем вымоталась. Хочу спать.

Одиль сплела пальцы вокруг фарфоровой чашки. Ногти выглядели так, словно их покусала зверюшка с очень мелкими зубками.

– Мы тебя вечером заберем. Легко успеем посмотреть десяток композиций.

– Сердечный приступ Скотта Фицджеральда, – предложил Альберто. – Здесь недалеко.

Плотно орнаментированные буквы-переростки на обеих руках отливали тюремным оттенком индиго, и Холлис гадала, что там написано.

– Но ведь он тогда не умер? – спросила она.

– В магазине «Virgin», – сказал Альберто. – Отдел мировой музыки.

От мемориала Хельмуту Ньютону работы Альберто – много черно-белой наготы с отдаленным намеком на ар-деко в память о работах фотографа – Холлис пошла в «Мондриан» пешком. Выдалась одна из тех мимолетных минут, какие бывают каждым солнечным утром в Западном Голливуде, когда странные обещания хлорофилла и невидимых нагретых плодов наполняют воздух благодатью за мгновение до того, как на улицы ляжет тяжелое одеяло выхлопных газов. В такие минуты можно краем глаза уловить райскую красоту чего-то минувшего сто с лишним лет назад, но именно сейчас томительно близкого. Словно город можно стереть со стекол очков и забыть.

Темные очки… Надо было взять с собой хоть одну пару.

Холлис смотрела на тротуар в пятнах жевательной резинки. На бурые и бежевые пальмовые волокна, оставленные ураганом. И чувствовала, что дивное мгновение проходит, как всегда.