Разъяренный ветром океан бросал на берег свои волны. Брызги взлетали в воздух на двадцать футов, чтобы обрушиться на дорогу, словно дождь, оставляя ее поверхность предательски гладкой. Додд удерживал стрелку спидометра на тридцати, но грохочущий океан и бешеные порывы ветра, заставлявшие машину содрогаться и дребезжать, создавали впечатление быстроты и опасности. Путь, по которому он ездил сотни раз, казался незнакомым в этой шумной темноте; Додд не помнил таких поворотов, не видывал таких мест. К югу от Зоологического сада дорога свернула навстречу Скайлайн-бульвару.
Конура Сидалии была выстроена на голом коричневом холме, примерно в полмили за чертой города. Она выглядела новенькой и чистой, ярко освещенная двухэтажная колониальная постройка, огороженная со всех сторон железной решеткой и со скромной неоновой надписью над входом: "Госпиталь для зверушек". Вторая надпись пониже уточняла: "Уход и прибежище, только для мелких животных".
Когда Додд вышел из машины, любопытный эрдель пустился следом. Реактивный самолет с визгом пересек небо, и эрдель жалобно завыл, задрав голову кверху.
– Зря стараешься, старина, – посочувствовал Додд. – Это прогресс.
Вой эрделя растормошил других собак. Додд не успел подойти к входной двери, как каждая конура ожила и завозилась: виляющие хвосты, оскаленные зубы, звуки привета и звуки угрозы.
Додд протянул руку к кнопке звонка, но дверь уже распахнулась, обнаружив низенького, полного седовласого человечка, слегка напоминавшего безбородого Санта-Клауса. Его белый халат и его улыбка были свежи и аккуратны.
– Доктор Сидалия, – представился он. – Входите, входите. Где пациент? Надеюсь, это не автомобильная катастрофа? Я их до смерти боюсь. Так прискорбно, так ненужно. – Он закричал через плечо Додда: – Эй, вы там, ребята, уймитесь! Сказано, уймитесь! Они славные парни, – пояснил он Додду. – Правда, легко возбудимые. Так чем могу служить?
– Мое имя Додд. Я частный сыщик.
– В самом деле? Как интересно! Подождите, я позову жену. Она большая поклонница детективов. Всегда мечтала встретить настоящего частного сыщика.
– Я предпочел бы...
– О, это совсем не трудно. Наша квартира занимает второй этаж. Шумновато, зато удобно. Вы не можете себе представить, сколько всякого случается ночью, когда я бываю необходим почище какой-нибудь акушерки. Когда мы жили в городе, не успевал я вернуться домой к обеду, как приходилось мчаться назад – выручать какую-нибудь малышку, попавшую в беду.
– Собака, из-за которой я приехал, – сухо прервал собеседника Додд, – шотландской породы.
– Прекрасная порода. Привязан, смел, незави...
– По кличке Мак. Принадлежит Руперту Келлогу. Я говорил с одним из ваших служащих о собаке сегодня утром. Он сказал, что Мак готов отправиться домой.
– Но его уже взяли домой, – приятно улыбнулся доктор. – О, то была радостная встреча и для хозяина, и для его зверька. Собаки этой породы – настоящие шотландцы. Они не разбрасываются, не распространяют свою привязанность на кого угодно никогда. Милейшие ребята эти шотландцы.
– Келлог сам забрал собаку?
– Разумеется.
– Когда?
– Примерно от трех до четырех. Я как раз лечил йоркширку. У бедной девочки чума. Боюсь, не выживет. Все же мы стараемся и надеемся и, сказать чистосердечно, молимся к тому же. Об этом заботится моя жена. Она добрая женщина.
– Келлог был один?
– Он входил сюда один. Жена ждала его в машине.
– Считается, будто она в Нью-Йорке.
– Вот как? Странно! Я встречался с миссис Келлог года два назад, когда делал Маку прививку от бешенства. Прелестная маленькая женщина, спокойная, дружелюбная.
– И вы убеждены, что сидевшая в машине женщина была миссис Келлог?
– Теперь, после того как вы выразили сомнение, не могу с уверенностью сказать. Я решил, что это миссис Келлог, поскольку она была с мистером Келлогом. Подождите. Я даже помахал ей... Минуточку. Подумав, я вспомнил: она не помахала мне в ответ. И еще я заметил... Мак не очень-то стремился в машину. Обычно, когда собака тут поживет, она рвется запрыгнуть в семейную машину и отправиться домой.
– Я имею серьезный повод считать, что Келлог ехал не в своей машине и путешествовал не с женой.
– Господи Боже! – Доктор Сидалия забеспокоился. – Совершенно не создавалось впечатление такого рода. Он очень любит животных.
– Доктор Гриппен тоже их любил.
– Английский убийца?
Додд кивнул.
– В сущности, привязанность Гриппена к собаке помогла схватить его.
– Я об этом не знал. Интересно, что же произошло с собакой, когда Гриппена повесили?
– Понятия не имею.
– Надеюсь, ему подыскали хороший дом, бедняге. Ведь для собаки может быть ударом потеря хозяина.
Сидалия говорил так, как если бы дело Гриппена только что случилось и собака была еще жива, хотя, конечно, знал, что все, кто был связан с делом Гриппена, давно успели умереть.
– Почему вы заговорили о Гриппене в связи с мистером Келлогом?
– Келлог попал в беду того же рода.
– Вы хотите сказать, что он кого-то убил?
– Похоже на то.
– Боже мой! Я потрясен. Разрешите мне сесть.
Сидалия опустился на стул и стал обмахивать лицо рукой.
– Вероятно, через час-два приедет полиция, чтобы опросить вас, – сообщил Додд. – Они захотят узнать все о женщине и о машине.
– Я никогда не замечаю машины. Людей и животных – да. Но машины?.. Не обращаю внимания. Все, что запомнилось, – машина была очень грязной. Грязь я непременно замечаю. Я чистоплотный человек.
– Машина выглядела новой?
– Ни новой, ни старой. Ни туда, ни сюда.
– Цвета?
– Зеленоватого.
– Двухместная, с откидным верхом? Седан?
– Не могу вспомнить.
– Вам показалось, что собака не рвалась в машину. Это значит, что вы наблюдали. Каким же образом собака попала в машину?
– Келлог, разумеется, отпер дверь.
– Которую?
– Заднюю.
– Значит, машина была четырехместным седаном. Не так ли?
– Ну, конечно, – откликнулся Сидалия, приятно удивленный. – Да, так оно и было.
– Сидевшая там женщина, как она реагировала на пса? Засуетилась над ним? Повернулась и приласкала его?
– Нет. По-моему, ничего такого.
– Если этой женщиной была миссис Келлог, находите ли вы ее поведение нормальным в таких обстоятельствах?
– Боже мой, нет! Освобождение одного из моих маленьких пациентов всегда вызывает полный восторг в семье. Одна из моих радостей – наблюдать такие встречи.
– Как была эта женщина одета?
– Мне была видна только голова в ярко-красном шарфе, завязанном под подбородком.
– Волосы у нее какого цвета?
– Их, по-моему, не было видно. Она показалась очень загорелой, я даже подумал, как это миссис Келлог умудрилась так загореть нашим туманным летом. Теперь-то, когда мы убедились, что эта женщина не миссис Келлог, мы, вероятно, можем сказать, что я принял за загар темную от природы кожу. Нынче трудно ухватить разницу: женщины поджариваются, как картошка.
Додд подумал: "Загорелая или темнокожая женщина, зеленоватый седан, черная собака... Не больно много для дознания".
– Когда Келлог уехал, куда он завернул?
– Понятия не имею. Я вернулся в дом, едва он завел машину. Я уже говорил, у меня была на столе пациентка – маленькая йоркширка с чумой. Жестокая болезнь чума, обычно случающаяся по вине хозяев. Не желаете ли получить брошюру на сюжет иммунизации чумы?
– У меня нет собаки.
– Кошки тоже подвержены чуме.
– У меня нет кошки.
– Боже мой, вы должны быть одиноки, – посочувствовал Сидалия.
– Ничего, справляюсь.
– Кстати, у меня здесь парочка щенят, нуждающихся в хорошем доме. Прелестная парочка породистых братьев кокеров.
– Боюсь, что...
– У вас доброе лицо, мастер Додд, я заметил это сразу, едва открыв дверь. Бьюсь об заклад, вы умеете обращаться с животными.
– Я живу в меблированных комнатах, – соврал Додд. – Хозяин не разрешает жильцам держать собак.
– Должно быть, бесчувственный человек. Я бы на вашем месте немедленно съехал.
– Подумаю об этом.
– Запомните мои слова: нельзя верить человеку, не любящему животных.
Додд открыл дверцу.
– Спасибо за совет и за информацию.
– Куда вы так торопитесь? Моя жена страшно огорчится, что упустила случай познакомиться с настоящим частным сыщиком. Я позвоню ей, это не займет и минуты.
– Как-нибудь в другой раз.
– Долг обязывает, понимаю. Ладно, надеюсь, я хоть немного вам помог. Хотя вовсе не хочу причинять неприятности мистеру Келлогу. Он такой прекрасный, любящий собак, мужчина.
– Какова бы ни была его беда, он вляпался в нее по собственной воле.
– Таковы законы мира, – заметил Сидалия, скорей жалея, чем осуждая. – Всего хорошего в таком случае. И не забудьте, когда переедете на новое место: нет лучшей компании, чем парочка кокеров.
– Я не забуду.
Сев в машину, Додд понял, что, проведи он еще несколько минут с Сидалией, на заднем сиденье машины уже помещалась бы парочка спаниелей, а с ними куча забот. "И куча забавных вещей. Интересно, что сказала бы Дорис, если бы я... Да нет, это безумие. Может быть, одна собачонка. Но две! Она бы решила, что у меня крыша поехала. И все же не всякому предлагают пару прекрасных породистых спаниелей. Они наверняка кастрированы..."
Доктор стоял на освещенном крыльце, приветливо махая рукой. Додд сильно нажал на акселератор, и маленькая машина выпрыгнула на шоссе, как если бы все "ребятишки" Сидалии хватали ее за пятки.
Он направился в город. Можно было ехать не торопясь. Час назад он был настроен сверхоптимистично, считая, будто ничего не стоит выяснить все о машине Келлога – марку, возраст, даже водительские права; он воображал, как будет следовать за Келлогом, настигнет его раньше полиции и раскроет дело, прежде чем полиция даже сообразит, что налицо преступление.
– Додд, сновидец, – сказал он вслух. – Я и моя добрая физиономия.
Он знал, что полиция ждет его в доме Келлога и уже составила туманный взгляд на его отсутствие. Но еще несколько минут не сделают разницы. Телефонный разговор, который ему понадобился, требовал одиночества – без Брандона или какого-нибудь полисмена, слушающего собеседников.
Он припарковал машину напротив здания, где располагался его офис, и поднялся в лифте на третий этаж. Секретарша Лорейн оставила записку на своей машинке, как всегда, если что-нибудь интересное случалось в его отсутствие: "Срочн. почта Ж. Письмо от Фоулера у вас на столе". Для большей уверенности, что он письма не пропустит, она заткнула конверт между двух пепельниц, не доверяя то ли его зрению, то ли его способности что бы то ни было найти.
"Дорогой Додд!
Не успел я вернуться, – писал Фоулер, – отправив вам мое предыдущее письмо, как из виндзорского бара позвонил Эмилио и сообщил, будто с ним стряслось нечто milagroso[5]Восхитительно, чудесно (исп.).. Я не увидел тут чуда, но считаю достойным внимания. Кто-то прислал ему два десятидолларовых банкнота в конверте, опущенном в Сан-Франциско. Сперва он решил, что деньги присланы какой-то туристкой, которой он приглянулся. А потом вспомнил, что несколько месяцев назад О'Доннел занял у него двести пятьдесят пезо, то есть приблизительно двадцать бумаг.
Я вывел из этого вот что:
1. О'Доннел находится в Сан-Франциско.
2. У него есть какие-то средства для существования.
3. Его мучает совесть, и он испуган. (По опыту знаю, что "совестливые деньги" имеют мало общего с долгом или кражей. Это плата за другое, вызванная страхом.)
4. Что бы он ни задумал, этого достаточно, чтобы послать деньги анонимно, но мало, чтобы полностью замести следы.
Таковы мои выводы. Попробуйте найти свои. И счастливой охоты!
Фоулер".
"Счастливой охоты". Додд мрачно повторил слова, вспомнив мертвеца на кухонном полу. В письме Фоулера было множество ошибок: все времена употреблены неправильно. Охота кончилась.
Он поднял трубку и набрал номер в Атертоне.
На второй звонок ответила женщина:
– Резиденция Брандона.
– Могу я попросить миссис Брандон, пожалуйста.
– Миссис Брандон уже пошла ложиться.
– Это чрезвычайно важно.
– У нее головная боль. И мне приказано не беспо...
– Это мисс Ландквист?
– Да. Каким образом...
Додд подмазал свой голос:
– Я друг мистера Брандона. Он часто о вас говорит, мисс Ландквист.
– Он говорит? Господи Боже...
– Меня зовут Додд. Мне необходимо поговорить с миссис Брандон. Скажите ей это, пожалуйста!
– Я думаю, она не станет сердиться, раз это так важно. Не кладите трубку.
Додд прижал трубку плечом к уху, пока зажигал сигарету. С другого конца ничего не было слышно, ни шепота, ни движения. Он подумал, что связь заглохла. Минуты проходили в молчании, и он уже собрался повесить трубку, когда Хелен Брандон внезапно и резко проговорила прямо в его ухо:
– Хэлло, с кем я говорю?
– Это Элмер Додд.
– Мы незнакомы.
– В некотором роде знакомы, миссис Брандон. Мы говорили по телефону пару часов назад.
– Это что, ваше представление о шутке? Я никогда не говорила с вами ни по телефону, ни каким-нибудь другим образом.
– Я был в доме Келлога, когда вы позвонили. Келлога не было.
После краткой заминки она сказала низким заглушенным голосом:
– Мой муж с вами?
– Нет.
– Он знает о моем звонке?
– Я ему не сказал. Но он хочет выяснить это, как, впрочем, захотят все в Северной Калифорнии, едва это попадет в газеты.
– В газеты? С чего бы газетам интересоваться частным разговором между мной и моим зятем или с тем, кого я приняла за зятя? И что вы хотите разъяснить им?
– Я не хочу, – заверил Додд. – Я обязан. Должен придерживаться лицензии. Не имею права скрывать свидетельские показания.
– Какие показания? О чем?
– Брандон не общался с вами?
– Нет. Его до сих пор нету дома. Я начинаю беспокоиться. Он никогда не задерживался так поздно. Не знаю, где он может быть.
– Он все еще в доме Келлога.
– Вам не следовало оставлять его с Рупертом, – пронзительно вскрикнула она. – Бог знает, что может случиться.
– Келлога там нет. Он скрылся из города, его преследует полиция.
– Полиция? Почему? Они нашли Эми?
– Не Эми. Мужчину, незнакомца. Его убили в доме Келлога кухонным ножом сегодня днем.
– О Господи! Руперт... Руперт...
– Я думаю, Келлог хотел избавиться от трупа. Начал убирать следы, но было столько грязи, что он решил вместо этого покинуть город. Забрал собаку и подружку и сбежал.
– Какую подружку?
– Ту самую, про которую он вам врал. Вы видели ее днем у Ласситера.
Додд помолчал.
– Что случилось тогда, миссис Брандон? Вы неожиданно возникли и сорвали рандеву?
Хелен ответила не сразу. Додд подумал, что она плачет. Но когда она опять заговорила, ее голос, чистый и твердый, не выдавал слез:
– Она вошла, когда я говорила с Рупертом у стойки. Направилась прямо к нему, пока он не повернулся и не уставился на нее. Я не умею читать чужие мысли, но уверена, что в этом его взгляде был приказ. Так или иначе, она купила пачку сигарет и вышла. Я спросила о ней у Руперта. Он уверял, что никогда ее не встречал. Но я почувствовала, что он лжет. И сейчас чувствую. Но это всего лишь чувство. Его не подтвердишь никаким свидетельством.
– Свидетельство может появиться. Как выглядела эта девица? Сколько было в ней от девушки, а сколько от женщины?
– Ей немного больше двадцати. Блондинка, вполне привлекательная, чуть полновата. Она явно стеснялась и чувствовала себя неловко, как если бы ее платье было слишком ново и слишком узко. Я тогда подумала: вот девушка из деревни, привыкшая работать на воздухе. Ее загар был другого рода, нежели здешний. Больше походил на загар рабочих переселенцев, которые собирают фрукты и хлопок на ранчо в Долине.
– Среди переселенцев много мексиканцев, – заметил Додд.
– Белых тоже много. Под конец и те и другие получают одинаковый цвет кожи.
– Вы сказали, что у нее светлые волосы?
– Обесцвеченные.
– При помощи солнца или благодаря искусству?
– Даже в Долине солнце не так сильно.
– У вас есть какие-нибудь доказательства, что девушка эта из Долины?
– Ее ноги широкие и плоские, будто она привыкла ходить босиком.
Он не стал с ней спорить, хотя знал, что очень немногие сборщики фруктов в Долине разгуливали босиком, если могли позволить себе обувь. Полуденное солнце накаляло землю, словно печку.
– Немного позже я ее увидела снова, – продолжала Хелена. – Она шла через Юнион-сквер с человеком лет на десять старше ее. Я подумала, что это ее брат. У него был такой же загар, и оба вроде бы неловко чувствовали себя в чужом для них городе. Они спорили о чем-то, только я не слышала слов.
– На мужчине был спортивный клетчатый жакет?
– Точно! Откуда вы знаете?
– Я его видел.
– Тоже в сквере?
– Нет, позже видел. На весь конец его жизни позже.
– Кто он, кем он был?
– Знакомый вашей невестки, я полагаю.
– Вы придали грязный смысл слову "знакомый".
– Разве? Что ж, взглянем на это прямо, миссис Брандон. Собираясь на такую работу, как сейчас, я не надеваю чистых белых перчаток.
– Вы намекаете, что Эми и тот человек были...
– Знакомы.
– Все равно, это звучит грязно.
– Может быть, оно вам слышится грязным, – определил Додд. – Эми и О'Доннел встретились в баре отеля в Мехико. Эми уехала, О'Доннел мертв. Ну, вот теперь вы знаете об этом столько же, сколько я. Дальнейшую информацию ищите в местных газетах.
– Газеты! Боже мой, Боже мой! Это будет во всех газетах! Джилл будет...
Додд не желал знать, что стрясется с Джиллом. Он видел его и слышал о нем с лихвой и бесцеремонно оборвал собеседницу:
– Миссис Брандон, когда вы днем встретили Келлога у Ласситера, он упоминал свою жену?
– Да. Он сказал, что Эми скоро вернется. Ко Дню благодарения или к Рождеству.
– Не такой уж короткий срок.
– Вы думаете? Полагаю, это зависит от точки зрения.
Она притихла, как бы раздумывая, сказать ему или нет о своем подлинном отношении к Эми. Потом спросила:
– Как по-вашему, вернется она?
– Я начинаю сомневаться в том, что она вообще уезжала, – ответил Додд.
"Кухонный нож не принадлежал к оружию, удобному для подготовленного убийства. Он был орудием непредвиденного случая, схваченным внезапно в минуту гнева или испуга. Обычным инструментом у мужчин в минуту нападения или защиты бывают собственные кулаки. Для женщины годится все, что под рукой. Нож мог лежать на кухонном столе, готовый к тому, чтобы быть схваченным.
Всего пять женщин запутаны в этом деле. Одна из них, Уильма Виат, мертва. Остальные живы или считаются таковыми: мисс Бартон, Хелена Брандон, девушка с крашеными волосами и сама Эми. Из этой четверки только девушка и Эми были знакомы с О'Доннелом. Но вполне вероятно, и мисс Бартон встречалась с ним через Келлога. Даже Хелена Брандон, что бы ни говорила, могла знать покойного. Знать и не без причины бояться его. Словом, ошибочный звонок Хелены в дом Келлога мог оказаться ничуть не ошибочным, а быть частью замысла, преследующего три цели: упрочить ее собственную непричастность, выяснить, найдено ли и опознано тело убитого, и удостовериться в том, что девица с обесцвеченными волосами подключена к делу. Последнее отвлечет внимание от нее самой, от ее пока что непроясненного участия.
Но какую связь с О'Доннелом могла иметь Хелена? – гадал Додд. – Если же связь была, то зачем Хелене понадобилось признать встречу с О'Доннелом в сквере?"
Нет, решил Додд, это бессмысленно. За всем случившимся стоит не Хелена, а Эми. Все указывает на Эми – куда она подевалась? Почему уехала?
Дикая мысль, словно невиданное морское чудище, всплыла на поверхность его сознания. Что, если Эми никуда не уезжала? Что, если она пряталась все это время в доме по неизвестной никому причине. Мысль казалась невероятной, но объясняла многое: увольнение прислуги, Герды Ландквист; решение отделаться от собачонки Мака, который мог выдать присутствие Эми; наконец, письма, написанные безусловно Эми, но вовсе не издалека, а, может быть, прямо отсюда, из ее спальни.
В сознании начали распахиваться двери в комнаты, населенные призраками и хранящими отзвуки эхо. Призраки были безлики, а эхо напоминало бессмысленные обрывки слов, записанных где-то на бегущую вспять пленку. А в углу одной из комнат сидела за бюро безликая женщина и что-то писала.
Между тем телефонный разговор с Хеленой Брандон шел своим чередом:
– Мистер Додд, вы меня слушаете?
– Пока что я еще тут.
– Послушайте меня. Пожалуйста, послушайте. Нет никакого смысла впутывать меня во все это.
– Ваши показания очень важны.
– Но я уже дала их вам. Теперь вы владеете ими. Вот что важно, не так ли? Важны показания, а не тот, кто их дает полиции. Не можете ли вы избавить меня от этого? Я вам заплачу.
– Если я избавлю вас от дачи показаний, то, в конце концов, платить придется мне.
– Но должны же быть какие-то способы...
– Назовите любой.
С минуту она молчала. Он слышал ее затрудненное, неровное дыхание, словно бы процесс раздумья был для нее тяжкой физической работой.
– Вы, – сказала она наконец, – вы могли видеть Руперта и эту девицу днем у Ласситера.
– Может, и мог бы, если не считать того, что съел свой завтрак из бумажного мешочка у себя в конторе.
– В одиночку?
– Парочка мух присоединилась за десертом.
– Ради Бога, перестаньте шутить. Вы не представляете, как это важно для меня и моей семьи. Трое моих детей еще учатся в школе. Но они уже достаточно взрослые, чтобы страдать от этого. Страдать ужасно.
– Вы не убережете их от страданий. Их дядя привлекается за убийство.
– Он, по крайней мере, не кровная родня. А я родная мать. Если меня затащат в это дело. Господь их сохрани...
– О'кей, о'кей, – уныло молвил Додд. – Значит, я видел Руперта с девушкой у Ласситера. Что я там делал?
– Завтракали.
– Моя секретарша отлично знает, что я приношу завтрак на работу.
– Ладно. Тогда вы шли следом за Рупертом. Или надо сказать – выслеживали его?
– Можно и так и так.
– Когда девица появилась в кадре, вы решили следовать за ней. Она пошла в Юнион-сквер, где встретилась...
– Как она попала в Юнион-сквер?
– По канатной дороге.
– Вы знаете это или придумываете?
– Придумываю. Но ведь звучит убедительно, а нам это и нужно? Кроме того, она вошла в сквер со стороны Поуэл-стрит.
– В котором часу?
– Не знаю. Я вроде бы потеряла чувство времени. Я думала о возвращении Эми домой. И о других вещах. – Она кашлянула, словно оберегалась вступить на опасную почву. – Я помню, начался дождь, и старик, кормивший голубей, встал и ушел.
– Дождь пошел около трех часов.
Он не заметил бы времени или дождя, если бы в его кабинет не вошла секретарша – сообщить присущим ей особым способом, что пойдет в аптеку за лекарством от простуды. "Некоторые люди верят, будто дождь очищает и промывает воздух. Но мне известно как факт, что дождь направляет вниз все вирусы и бактерии из других мест, а также стронций 90. Я думаю, вам наплевать на стронций 90, но когда ваши кости начинают разрушаться..."
– Три часа, – сказала Хелен. – Да, это было около трех.
– Где она встретилась со своим дружком в клетчатой куртке?
– Понятия не имею. Это ведь по чистой случайности я увидела ее снова. Я не следовала за ней, не искала ее, совсем ничего такого. Она просто появилась.
– О'кей. Значит, буду изображать это как случайное совпадение. Между прочим, полиция не любит совпадений.
– Такие совпадения здесь не редкость. В Лос-Анджелесе вы можете каждый день в течение месяца посещать деловую часть города и ни разу не встретить ни души из тех, что вам встречались раньше. А здесь деловая часть города так мала, что я непременно встречаю знакомых, когда отправляюсь по магазинам или захожу куда-нибудь позавтракать. Совсем как в деревне, но только в этом, конечно, смысле.
– Туземцев раздражали бы ваши речи.
– Но это правда, а для меня одна из самых любимых тут вещей.
– Ладно, – сказал Додд. – Значит, вышло небольшое совпадение. Я не следил за девушкой. Просто она появилась.
– Мистер Додд, вы согласились помочь мне? Вы действительно согласны мне помочь?
– Не вам. Ребятишкам.
Он в самом деле этого хотел, но не пояснил ей – почему. Он был студентом высшей школы, когда его отца арестовали по обвинению в пьянстве. Обвинение было пустячным, но газеты раздули его. Додд ушел из школы и никогда туда не возвращался.
– Ваша теперешняя задача, миссис Брандон, не болтать. Если полиция будет задавать вопросы, отвечайте. Но – никаких добровольных информации.
– Что, если они разыщут Руперта и он скажет правду? Скажет, что это я видела его у Ласситера с девушкой?
– Руперту, – ответил Додд, – придется говорить о такой массе вещей, прежде чем он дойдет до этого...
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления