НА САМОМ ДЕЛЕ

Онлайн чтение книги Стихи про меня
НА САМОМ ДЕЛЕ

Николай Олейников 1898-1937 (1942)

Неблагодарный пайщик

Когда ему выдали сахар и мыло,

Он стал домогаться селедок с крупой.

Типичная пошлость царила

В его голове небольшой.

1932

Если может поэзия оказывать воспита­тельное воздействие, то это — четверо­стишие Олейникова. Тридцать с лиш­ним лет ношу его строчки как оберег, вспоминая всякий раз, когда ощущаю позыв встать в общую очередь: Олейников не по­зволяет.

Тогда я только-только сменил работу: из по­жарной охраны перешел в редакцию газеты "Со­ветская молодежь". На новом месте народ был попроще, поплоше. В пожарке старик Силиньш все суточное дежурство напролет плел корзины, не говоря ни слова, первое время я думал, что он немой. Потом Силиньш заговорил — чище всех по-русски: двадцать пять лет в Сибири за то, что служил полицаем в Кулдиге. Он заговорил и разговорился, оказавшись отличным, натренирован­ным на нарах рассказчиком и вовсе не стариком: чуть за пятьдесят. Там был Володя Третюк, ког­да-то серебряный призер СССР по боксу в легком весе, а теперь шарик свекольного цвета на не­твердых ногах. Володя успел объездить пол-Ев­ропы, а я в первые два-три часа смены успевал его расспросить. В нашем карауле состоял бывший капитан милиции Лапса, застреливший со­седа по квартире в ходе дискуссии об очередно­сти уборки мест общего пользования. Лапсу не посадили и даже оставили в системе МВД, толь­ко в пожарной охране, он притих и утешался кра­сочными воспоминаниями о двадцатилетней милицейской карьере.

В газете все были друг на друга похожие и говорили одинаково: эхо 60-х, Ильф и Петров, братья Стругацкие, журнал "Юность". В пожар­ке, совершая обходы по территории электрома­шиностроительного завода, я знал, что непре­менно услышу что-то интересное. В воротах инструментального цеха стоял знакомый мон­тер и, обращаясь к кому-то внутри, говорил без­злобно и размеренно: "Ты что принес, я тебя спрашиваю? Тебя этой надо за яйца обмотать и подвесить. Я говорил, восьмерку, а ты что при­нес? Какое ей применение есть? Я тебе скажу, какое: тебя обмотать и подвесить. Другого при­менения нету".

Постепенно я втянулся в газетную жизнь, обильно цитировал "Двенадцать стульев", при­творялся, что люблю Тарковского, остроумно отвечал на вопрос "Который час?". Как-то зашел в отдел культуры, где велась очередная запись на малодоступную провизию, вроде растворимого кофе. С дивана поднимался, собираясь уходить, какой-то невзрачный обтёрханный автор. Выяс­нив, что запись на продукт уже закончена, я до­садливо и громко выказал неудовольствие. Не­взрачный повернулся у двери и продекламировал четверостишие. "Что это?" — спросил я. Он отве­тил: "Николай Олейников". Второй вопрос—"Кто это?" — стукнулся о закрытую дверь. Яков Друскин пишет в дневниках, что Олей­ников был "единственный человек, который мог не бояться пошлости. Женщинам он говорил: фарфоровая куколка, божья коровка, провозгла­шал тосты: за человечество, за человечество, за человечество. Но все это с какой-то гениальной интонацией, передать ее невозможно, и было очень смешно и немного страшно". Эта интонация называется — здравый смысл. Категория, за редкими исключениями, не вполне присущая, а чаще всего противопоказанная поэзии. Именно в ее постоянном присутствии — секрет сокрушительного обаяния лучших олейниковских стихов. То, что сперва кажется абсурдом или чепухой, есть торжество разума.

Умение обнаружить остроту новизны среди потока повседневности в "Послании, бичующем ношение одежды": "Проходит в штанах обыва­тель, / Летит соловей — без штанов... / Коровы костюмов не носят. / Верблюды без юбок живут. / Ужель мы глупее в любовном вопросе, / Чем тот же несчастный верблюд?"

Способность восторженно изумиться тому, чего никто не замечает, в "Хвале изобретателям": "Хвала тому, кто предложил печати ставить в удостоверениях... / Кто к чайнику приделал кры­шечку и нос... / Кто макароны выдумал и ман­ную крупу... / Кто греков разделил на древних и на просто греков..."

Возможность углядеть родственную страдаю­щую душу в рыбе на сковороде: "Жареная рыб­ка, / Дорогой карась, / Где ж ваша улыбка, / Что была вчерась?"

Только аналитический взгляд способен рас­смотреть связи предметов и явлений, кажущиеся надуманными и искусственными банальному мышлению. Надежда Мандельштам сравнивает Олейникова с капитаном Лебядкиным в очень при­мечательном контексте: "Я могу по пальцам пере­числить людей, которые сохраняли трезвую голо­ву". Один из них Олейников, "человек сложной судьбы, раньше других сообразивший, в каком мы очутились мире, и не случайно в собственной своей работе продолживший капитана Лебядкина".

Понятной простотой интересов и самобытно­стью словоизъявления Лебядкин броско проти­вопоставлен и безжалостному рационализму Петра Верховенского, и бездушной метафизике Николая Ставрогина, и стадному убожеству мел­ких бесов, явившихся в российской литературе полувеком раньше, чем они утвердились на вер­хах российской жизни. На их реальный приход и отозвался Олейников.

На поэтической поверхности речь идет преж­де всего о сюрреалистической технике: "неожи­данная встреча зонтика со швейной машинкой на операционном столе" (Андре Бретон). Господ­ство случайности в словесности уравновешивает хаос в жизни. Сопоставление несопоставимого — после чего эстетически уже ничто не страшно. Правда, только эстетически.

Олейников уверенно и бесцеремонно меша­ет жанры и стили. На классическую традицию уже не опереться: новое сознание и новое бытие требуют эклектики. Отсюда у него — торжество иронии, поскольку впрямую с чистым сердцем уже ничего не произнесешь.

Как увлекательно следить за возникновени­ем явления, которое для моего поколения пре­вратилось в повседневность — в образ мысли и манеру поведения. Вовсе не только интеллиген­ции, то есть сначала интеллигенции, но потом уже и всенародно. Ирония, призванная разру­шать пошлость, институализировалась, сама став всеобъемлющей пошлостью.

Галантерейным языком олейниковских геро­ев и прежде говорила изрядная часть человече­ства, что убедительно зафиксировали Достоев­ский, Островский, Чехов. Этой речью органично владел Передонов. С тех пор уровень грамотнос­ти значительно вырос, и сортир повсеместно сде­лался "кабинетом задумчивости".

Смешение понятийных и языковых пластов стало бытом. Как заинтересовался бы Олейников тем, что хлынуло через полвека после его смерти. Объявлениями: "До 14:00 проводится аккре­дитация на божественную литургию". Газетны­ми заметками: "Преобразование Школы художе­ственно-эстетического воспитания №66 в Кадетское училище на коммерческой основе". Именами: компания "Воронежавиа" (так можно называть дочерей). Спокойный голос по внутрен­ней трансляции в поезде Петербург—Москва: "Граждане пассажиры, будьте осторожны, в по­езде работают воры. Повторяю: граждане пасса­жиры..." В Москве на Никольской в ресторане "Дрова" из громкоговорителя левитановский тембр: "Все сокровища мировой кулинарии..." Проходишь дальше, в спину невнятно доносит­ся: "Курица, фаршированная вечностью..." Или все-таки печенью? Может быть и так, и этак. Называется — неадекватность ценностного ряда. Иронией уже не воспринимается.

Спасительное словосочетание "как бы" — еще лет двадцать назад ироническая самозащита интеллигента: мол, не принимайте всё всерьез, я и сам не принимаю — превратилось в междометие, как "вот" и "значит". "Как бы" больше не защи­щает, поскольку всё — как бы.

Та же участь постигла более позднее оборо­нительное средство — "на самом деле". Бывшее изначально намеком на некий более основатель­ный, чем на поверхности, смысл, "на самом деле" утратило всякое значение, как нельзя считать матом связки "бля" и "епть". Фраза "На самом деле, это моя мать" — не из кульминации лати­ноамериканского сериала, а из нормы россий­ского речевого обихода.

Олейников возводил иронические бастионы, не предполагая, что они станут постоянным ме­стом жительства. Сам он не только прятался в них от окружающего мира, но и делал вылазки, нанося меткие чувствительные удары. Речь не о насмешливости, принятой в любых литератур­ных сообществах и компаниях, вроде пародии на стихи Хармса и Маршака "Веселые чижи": "Чиж-паралитик, / Чиж-сифилитик, / Чиж-маразматик, / Чиж-идиот". В мемуарах на все лады по­вторяются слова "язвительность" и даже "демо­низм": он не щадил ни врагов, ни друзей. Самуил Маршак: "Берегись Николая Олейникова, / Чей девиз: никогда не жалей никого". Евгений Шварц: "Олейников... брызгал и в своих и в чужих, в самые их незащищенные места, серной кислотой". Леонид Пантелеев: "Искрометно-остроумный, блестяще-язвительный, веселый и недобрый Олейников".

Самое, пожалуй, выразительное подтвержде­ние и его нрава, и в целом стиля общения олей никовского круга — у Шварца, который вспоми­нает, как Заболоцкий познакомил друзей со своей молодой женой: "Впечатление произвела настолько благоприятное, что на всем длинном пути домой ни Хармс, ни Олейников ни слова о ней не сказали". В таких случаях говорится: а мог ведь и бритвой по глазам.

Вероятно, истинно аналитический ум не уме­ет быть, просто не способен быть добрым: он слишком много различает.

В 35-м Хармс обратился к Олейникову с по­сланием: "Кондуктор чисел, дружбы злой насмеш­ник, / О чем задумался? Иль вновь порочишь мир? / Гомер тебе пошляк, и Гете глупый греш­ник, / Тобой осмеян Дант, лишь Бунин твой кумир".

Подробный портрет, в котором восхищение мешается с опасливостью. По законам ироничес­кого жанра, набор опровергаемых идолов не достоверен, а впечатляющ, но вот положительный образец — явно подлинный. Бунин — символ чи­стоты стиля, в 30-е редкий живой пример клас­сической традиции. В стилях Олейников знал толк, и выбор в кумиры Бунина выстраивает его разношерстные разухабистые сочинения в логи­чески правильную линию.

Математик, он занимался теорией чисел, го­товил научные публикации. Работы эти утраче­ны, а "кондуктор чисел" лишен даже достоверных цифр биографии. По одним данным, Олейникова расстреляли 24 ноября 1937 года, по другим (сви­детельство о смерти, выданное в 56-м) — он умер в лагере от возвратного тифа 5 мая 1942 года.

В оценках Олейникова сочетаются снижение до застольного хохмача и возвышение до настав­ника жизни. Анна Ахматова, по свидетельству Л.Гинзбург, "думает, что Олейников — шутка, что вообще так шутят". Лев Лосев пишет: "Он — про­рок и обличитель, взыватель к совести. Такова была его роль в поэзии".

Быть может, значение Олейникова инструментальнее и обыденнее, а значит, важнее: он наводит порядок. В стихах и в головах.

Не тот порядок, когда в шеренгу и равняйсь, а тот единственно достойный и в конечном счете единственно приемлемый в человеческом и ли­тературном общежитии, когда каждый сам по себе. Самой своей легко узнаваемой яркостью Олейников учит быть против пошлости даже не столько по эстетическим мотивам, сколько по ве­лению самолюбия и гордости. Не строиться в об­щий ряд, не становиться в очередь — за селедка­ми с крупой, за сюжетами, мнениями, словами.

Разумеется, и здесь здравый смысл: существо­вание в непохожем одиночестве — сохраннее и долговечнее. Если не при жизни, то за ее преде­лами.

В его сочинениях, помимо прочих поучитель­ных образцов и точных попаданий, продуманно дозированная смесь жизни и смерти. В том же 32-м, когда написан "Неблагодарный пайщик" — простая доходчивая эсхатология: "...Страшно жить на этом свете, / В нем отсутствует уют, — / Ветер воет на рассвете, / Волки зайчика гры­зут... / Все погибнет, все исчезнет / От бациллы до слона — / И любовь твоя, и песни, / И плане­ты, и луна".

Но и такое тоже в 32-м: "Вижу смерти прибли­женье, / Вижу мрак со всех сторон / И предсмерт­ное круженье / Насекомых и ворон".

В этом стихотворении — "Шуре Любарской" — семнадцать строф. Шестнадцать ёрнических, с са­мого начала: "Верный раб твоих велений, / Я влюб­лен в твои колени /И в другие части ног — / От бедра и до сапог". Одна — трагическая, о близости смерти. Снова характерно олейниковское смеше­ние стилей, но — по-другому. Трагедия вплетается как кодированное послание в бытовое письмо, про­износится с той же ухарской интонацией и с тем же беззаботным выражением лица. Вдруг стано­вится понятно, что стилистическая смесь не лите­ратурный прием, а мировоззрение. Судьба.

Лидия Жукова рассказывает, как Ираклий Андроников 3 июля 1937 года утром увидел на питерской улице Олейникова. "Он крикнул: "Коля, куда так рано?" И тут только заметил, что Олейников не один, что по бокам его два типа с винтовками... Николай Макарович оглянулся. Ухмыльнулся. И все!"

Мучительно странно выглядит это слово — "ухмыльнулся" — в передаче страшного события.

Ну, "улыбнулся", пусть "усмехнулся" — это же последний раз, больше его никто не видел. Од­нако и приятель Андроников в описании, и близ­кая знакомая Жукова в пересказе, безусловно, точны в выборе слова. Нам никогда достоверно не выяснить, как оно было на самом деле. Но все, что мы знаем об Олейникове из его стихов — на самом деле подтверждает, что по дороге на смерть он ухмыльнулся.



Читать далее

ОТ АВТОРА 21.09.15
НЕ ПОНЯТЬ 21.09.15
БЕЗДОМНОСТЬ 21.09.15
ПЕСНЯ ПАМЯТИ 21.09.15
ЛЮБОВНЫЙ МАСШТАБ 21.09.15
ГИБЕЛЬ ПОМПЕЯ 21.09.15
В ЗАВОДСКОМ КЛУБЕ 21.09.15
КАСТРАТ ЭКСТАЗА 21.09.15
ВЕСЬ ЭТОТ ДЖАЗ 21.09.15
РЫЦАРСКИЙ РОМАН 21.09.15
ЗАРОСЛИ ТУБЕРОЗ 21.09.15
У АХЕЙСКОГО МОРЯ 21.09.15
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ГОРОД 21.09.15
НЕСТРАШНЫЕ СТИХИ 21.09.15
ФАНТОМНАЯ БОЛЬ 21.09.15
ПО ДОРОГЕ ИЗ ДЕРЕВНИ 21.09.15
ПРО СМЕРТЬ ПОЭТА 21.09.15
ВОДКА 21.09.15
СЛОВО "Я" 21.09.15
ЮБИЛЕЙ НА ТВЕРСКОМ БУЛЬВАРЕ 21.09.15
ЗАКРЫТИЕ АМЕРИКИ 21.09.15
ПОЖАРНАЯ ТРЕВОГА 21.09.15
УПАКОВКА ИДЕИ 21.09.15
ИМЯ СОБСТВЕННОЕ 21.09.15
МОСКОВСКИЙ ТРАМВАЙ 21.09.15
НА САМОМ ДЕЛЕ 21.09.15
ШКОДА ЛАСКИ 21.09.15
ОКОНЧАТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ 21.09.15
ОТЕЛЬ "СЕНТ-ДЖОРОДЖ" 21.09.15
ПОРЯДОК СЛОВ 21.09.15
ОБА ПОЭТА 21.09.15
ЧЕРЕМУХА ИЗ ЯСНОЙ ПОЛЯНЫ 21.09.15
РЯДОМ С ТОЛПОЙ 21.09.15
МОРАЛЬНЫЙ КОДЕКС 21.09.15
ФИЗИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ 21.09.15
ВОТУМ ДОВЕРИЯ 21.09.15
НАДЕЖДА, ВЕРА, ЛЮБОВЬ 21.09.15
СКУЧНАЯ ИСТОРИЯ 21.09.15
ЭКСКУРСИЯ ПО ЖИЗНИ 21.09.15
ДРУГОГО ВСЕГДА ЖАЛЬЧЕ 21.09.15
ПИСЬМЕННОЕ НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО 21.09.15
МУЗЫКА ИЗ ОКОШКА 21.09.15
МАНИФЕСТ 21.09.15
ВОЗВРАЩЕНИЕ ГОЛОСА 21.09.15
ВЗРОСЛЫЙ ПОЭТ 21.09.15
ФОТОРОБОТ ХУДОЖНИКА В ЮНОСТИ 21.09.15
ЗАРУБЕЖНЫЙ ПОЛИГОН 21.09.15
КОСМОГОНИЯ ЛЮБВИ 21.09.15
СВИТОК СООТВЕТСТВИЙ 21.09.15
В ЦЕНТРЕ РИМА 21.09.15
ПО ПОВОДУ ФУКО 21.09.15
ПЛАТФОРМА МАРК 21.09.15
РУССКИЕ МАЛЬЧИКИ 21.09.15
ДИАГНОСТИКА ПО ПОЗВОНОЧНОМУ СТОЛБУ 21.09.15
ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ 21.09.15
СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП 21.09.15
НА САМОМ ДЕЛЕ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть