Онлайн чтение книги Наказать и дать умереть Straffa och låta dö
Глава 13

Стокгольм, февраль

Я сидел в кафе «Иль» на Бергсгатан в Стокгольме.

Это тесное, но уютное заведение с баром при входе и двумя внутренними залами располагается неподалеку от полицейского участка и мэрии на Кунгсхольмене. Поэтому в нем всегда много полицейских, адвокатов и тех, кто направляется в зал суда или только что оттуда вышел. Я имел обыкновение подолгу сидеть там с тех пор, как оставил газету. Обстановка в залах была самая что ни на есть рабочая. Правда, иногда бывало трудно сосредоточиться, особенно когда за соседним столиком адвокат консультировал клиента. Поп-звезды и музыканты, бывшие боксеры и рекламные агенты, дизайнеры и инженеры, актеры и туристы из Сконе, фотографы, журналисты, футболисты, собаководы и мамы с маленькими детьми – кто только не зависал в кафе «Иль».

Сегодня, в воскресенье, здесь было спокойнее, чем в будние дни. Похоже, в последние годы бизнесмены шведской столицы переняли распорядок дня у нью-йоркских или лондонских коллег. В выходные они спят до полудня, а потом, выбравшись из постели, в тренировочных брюках являются на завтрак, во время которого допускаются разговоры только о ценах на квартиры и детские коляски, да еще о том, кто с кем сошелся или наоборот, – и ни слова о делах.

Сам я сидел с кофе латте, бутербродом с твердым сыром и пачкой газет. Как и следовало ожидать, новость об убийстве в Гётеборге оказалась на первых полосах.

Только имени Йеспера Грёнберга нигде не упоминалось.

На этом отыгрались вечерние газеты, не пожалевшие красок для живописания злоключений некогда успешного и популярного политика. Одна поместила материал о Грёнберге на первую полосу, другая отвела ему колонку слева, с большим снимком мертвой женщины – ракурс сзади – и подписью: «Задница – почти как вы хотели». Будто ее твердые, идеальных форм ягодицы – единственное, что могло заинтересовать обывателя в этом деле.

В статьях я не нашел ничего, кроме того, что сообщил мне Карл-Эрик, – желающим узнать отель и номер, в котором обнаружили мертвую женщину, не оставалось ничего, кроме как самим звонить в полицию. Одна газета умолчала, что на Грёнберге не было штанов, другие же, в их числе – бывший мой работодатель, напротив, муссировали эту деталь. Оба издания поместили старый снимок, на котором пьяный Грёнберг во всю глотку орал «Hungry Heart» на партийной вечеринке.

Покойницу журналисты обозвали «таинственной незнакомкой». Здесь следовало бы добавить, что Йеспера Грёнберга всю жизнь окружали «таинственные незнакомки», в гораздо большем количестве, чем это приличествовало человеку его положения – министру по вопросам гендерного равенства, отцу семейства и т. д. и т. п.

К моему столику подошла молодая женщина в куртке и спортивных брюках.

– Могу я взять у вас несколько газет? – поинтересовалась она.

– Нет, – ответил я и пояснил, глядя в ее округлившиеся от удивления глаза: – Это мои газеты, я купил их на собственные деньги.

Она посмотрела на меня как на сумасшедшего. Покупать газеты? В наше время? Разве информация не предоставляется бесплатно?

– Простите, я думала, они здесь лежали, – пробормотала она.

Я пожал плечами:

– Что поделать, я – представитель вымирающего вида.

Такова была ситуация, в которой оказались все печатные издания. Вероятно, газеты покупали только мы с Карлом-Эриком. Он брал по два экземпляра своей и один – какой-нибудь другой. Таким образом, счет получался два – один не в пользу конкурентов.

Женщина села за впаянный в стену столик у барной стойки и не отрываясь смотрела на меня.

Я вернулся к очередному пересказу биографии Грёнберга, как в некрологах.

От прорыва в SSU[22] SSU (Шведский социал-демократический союз молодежи) – молодежная организация, основанная в 1917 г. до головокружительной партийной карьеры. Газетчики писали о моложавости, миловидности и «обаянии молодости» Грёнберга – качествах, благодаря которым он получил когда-то знаменитое прозвище – Новый Кеннеди. О кабаках и женщинах они по-прежнему умалчивали. А ведь это не меньше роднило Грёнберга с Кеннеди, да и не только с ним.

В целом все это выглядело смешно. Кеннеди принадлежал к ушедшей эпохе, поэтому эпитет газетчиков был обращен скорее к пожилым политикам и редакторам, чем к молодым избирателям, для которых слово «Кеннеди» означало не более чем название аэропорта близ Нью-Йорка.

Как выяснилось, моя газета тоже приложила руку к освещению убийства в Гётеборге, хотя и без моего участия. Правда, в полиции Гётеборга и Мальмё репортерам объяснили, что никаких версий происшедшего до сих пор не выдвинуто и что следователи стараются действовать без предубеждений, – в общем, та же галиматья, что и всегда. Тим Янссон, Щенок, писал, что уже вышел на связь с Томми Санделлем, но тот отказался комментировать последние события. «Оставил без комментариев» – эта фраза повторялась в короткой статье три раза. Зато рядом помещалось большое факсимиле моего репортажа из Истада, того самого, под заголовком «Жизнь только начинается». Щенку я не поверил. Томми Санделль никогда не упускал случая поговорить с прессой. Отказ от комментариев мог объясняться лишь тем, что от журналистов его прятали. Я был больше чем уверен: Щенок с ним не общался.

Новый партийный лидер высказался в телеграмме ТТ и на двух созванных на скорую руку пресс-конференциях: Йеспер Грёнберг – деятельный и надежный соратник и было бы разумно воздержаться от выводов до окончательного прояснения ситуации.

Лицемеры и лжецы. Все они прекрасно знали, кто такой Йеспер Грёнберг и что своих избирателей он обманывал не меньше, чем собственную жену. Но он действовал в рамках закона, проблема носила исключительно моральный характер. А в том, что мораль есть у меня, я до сих пор сомневался.

Эва Монссон не отвечала на звонки, зато объявился Карл-Эрик Юханссон.

Я стоял у стойки кафе «Иль» и заказывал приветливой девушке с интересной татуировкой на плече очередной кофе, заодно подумывая, не взять ли мне пару отвратительных на вид маслянистых булочек с кардамоном, только что прибывших из пекарни «Фабрик».

Дама, которая покушалась на мои газеты, все еще за мной наблюдала. Я чувствовал на себе ее взгляд, возвращаясь за столик с кофе и булочками.

– Говори, – разрешил я Карлу-Эрику.

– Ты звонил своей подруге из Мальмё?

– Я только и делаю, что звоню ей.

Карл-Эрик застонал:

– Кто эта женщина, им так или иначе известно. Если личность удалось установить не сразу, значит ее вещи и документы пропали. Разве в Мальмё было не так?

– Именно так, – согласился я.

– Значит, действовал один и тот же человек, верно?

– Ты имеешь в виду того, кто это сделал?

– Да.

– Возможно.

– Так или иначе, она живет… прости, жила в Мальмё, ей было сорок семь лет, она занималась не проституцией, а импортом вина, и звали ее… Подожди, я посмотрю, это совсем свежее… звали ее… – Последнее было лишнее, но Карл-Эрик об этом не знал. Он еще несколько минут рылся в бумагах, прежде чем закончил фразу: – И звали ее Ульрика Пальмгрен.

Эва Монссон позвонила вечером.

Я спросил, почему она не отвечала раньше, всячески скрывая растущее беспокойство, в котором пока не решался признаться самому себе.

Она говорила о гала-концерте рокабилли, который проходил в Гётеборге, о забытом дома мобильном телефоне и о том, как ей без него было хорошо.

– Там выступали две по-настоящему здоровские группы, – вспоминала Эва. – Одна португальская – «Mean Devils», а другая – «Carlos &The Bandidos» из Великобритании. У них были такие мексиканские шляпы…

– Сомбреро – неизменный атрибут поп-культуры, – пояснил я.

В моей голове роились мысли, но облечь их в словесную форму не получалось. Когда же не возникало проблем с формулировками, я просто не решался их озвучить. Убийство произошло в Гётеборге, но ведь Ульрика Пальмгрен жила в Мальмё, и я уже не сомневался, что Эва Монссон вовлечена в это расследование.

Случай с пожарным шлемом снова и снова прокручивался в моей голове, подобно сцене из немого кино. Сохранился ли этот шлем? И если да, то остались ли на нем мои отпечатки?

Вне всякого сомнения, в другой раз меня бы очень заинтересовал рассказ Эвы о рокабилли-концерте в Гётеборге, я и сам симпатизирую этому направлению. Но тогда я слушал ее вполуха, пока, не выдержав, не прервал на полуслове:

– Прости, ты в курсе, что там произошло убийство?

– Да, мне только что звонил инспектор Йоранссон из Гётеборга – несносный тип. Сказал, что в гостиничном номере нашли Йеспера Грёнберга рядом с мертвой женщиной. Черт знает что!

– То же, что в Мальмё, – напомнил я.

– Я ничего не знаю, кроме того, что сообщил мне Йоранссон, – вздохнула она. – Теперь займемся ее квартирой, может, что-нибудь отыщется.

Ноутбук! У Ульрики Пальмгрен был ноутбук. Где он сейчас? Ульрика, конечно, взяла его в Гётеборг, если встречалась там с клиентами. В таком случае он уже в полиции.

Она наверняка сохраняет письма, женщины всегда так делают. Только мы, мужчины, своевременно удаляем все лишнее. Или так поступаю один я?

Если в тот момент у меня и возникло чувство вины, то весьма смутное. И этим объяснялось, что я не сказал Эве всей правды. Я вообще не сказал ей правды, хотя она неоднократно меня спрашивала, точнее – намекала.

Завершив разговор, я подошел к столу и включил ноутбук.

За последние сутки мне пришло только одно письмо, и я сразу понял от кого.

На этот раз о порке ни слова:) —

писал мой анонимный друг.

Он не был обделен чувством юмора.

В ту ночь я спал плохо, если спал вообще.

Зато к утру в голове созрел замечательный план.

Я должен извлечь из Щенка максимальную пользу.