Онлайн чтение книги Танец с мертвецом
Глава 13

Я возвратился в «Спартан-отель» и поднимался по лестнице к своей квартире, когда высокий плотный парень, спускавшийся вниз, хлопнул меня по плечу.

— Алоха[17]Алоха — гавайское приветствие., Шелл! — весело воскликнул он. — Рад, что ты вернулся. А где мои юбочки для хулы? Я заморгал:

— Ваши... что?

— Только не говори мне, что ты забыл об этом. Медленно я сказал:

— Мой друг, я забыл гораздо больше, чем об этом. С минуту мы разговаривали, стоя на ступеньках, а потом поднялись к его квартире — недалеко от моей двери — и продолжили беседу. Я узнал, что он — доктор Пол Энсон — мой близкий друг. Я рассказал ему о том, что со мной произошло за последние три дня, а когда закончил — минуты две царило молчание. Наконец я заметил:

— Так или иначе, Пол, когда я свалился с этого проклятого дерева, на мне была юбочка для хулы. Так что я, очевидно, купил их для тебя, а вот где и когда — не помню.

Он смотрел на меня, покуривая сигарету и выпуская дым через ноздри.

— А что, все, что до этого, — не помнишь?

— Словно стерто из моей памяти. Ты же доктор, Пол, так давай...

Он погасил сигарету:

— Ну, я не психиатр, но практика моя — это наполовину пилюли, наполовину психиатрия. И ты же знаешь, что я давно интересуюсь проблемами деятельности мозга. — Он улыбнулся. — То есть знал.

— Ну и что? Почему я попал в это дурацкое положение? И почему я практически ничего не помню о себе, но помню все остальное? И куда я теперь сам отношусь, к недоумкам?

— Вовсе нет. — Он скрестил длинные ноги, обхватив ладонями колено. — Меня уже ничем не удивишь, когда речь идет о деятельности мозга. Несмотря на множество исследований в этой области, мы и теперь знаем лишь частицу того, что следовало бы знать. Мозг — это практически неисследованная область, карта из одних «белых пятен». Суди сам: в мозгу среднего индивида более десяти миллиардов клеток. Это почти в четыре раза больше, чем число живущих на земле людей. Каким-то образом — мы не знаем, каким именно, — эти клетки и группы клеток накапливают информацию, сопоставляют ее, принимают и передают сигналы, которые позволяют нам видеть, чувствовать, действовать, говорить — и помнить.

— Ты не смягчай правду, Пол.

Он улыбнулся:

— Не впадай в панику. Конечно, амнезия может быть следствием повреждения мозга. Но она также может быть следствием шока, лихорадки, стресса, наркотиков, внутричерепного давления — массы других причин.

— А эти причины, они... Память может восстановиться? — Я закурил сигарету (ох, как она мне была нужна). — Мозги мои, может быть, и не Бог весть что, но других у меня нет.

— Точно, Шелл, нет. Но ты не знаешь, видимо, что ты можешь потерять довольно значительную часть мозга и даже не заметить этого.

— Не очень ты высокого мнения о моих мозгах.

— Да речь не о твоих мозгах. — Он хмыкнул. — Речь идет о чьих угодно мозгах. Известно много случаев, когда лобные и височные доли в значительной части были хирургически удалены без видимых нарушений в функционировании пациента.

Некоторое время я молча смотрел на него.

— Если не считать того, что я понятия не имею, о чем ты сейчас говорил, то остается предположить, что ты хочешь меня подбодрить.

— Я говорил правду. Заметь, я сказал «без видимых нарушений», но могут быть нарушения и воздействия, которых мы не можем определить. А раз так, то это и есть часть «неведомого», того, о чем мы не знаем. — Он помолчал. — Ты обычно пишешь правой рукой, значит, ты — правша и твое сознание контролируется противоположным, то есть левым полушарием, управляется им.

— Значит, я здорово долбанулся левым полушарием.

— Возможно, так и было. Но я хочу сказать о том, что значительная часть клеток любого мозга, в том числе и твоего, не используется. Если происходят какие-либо нарушения в деятельности каких-то групп клеток, их работу берут на себя «запасные», осваивают ее и выполняют не хуже основных.

Я раздумывал над его словами:

— Прекрасно, конечно. Значит, если клеткам, которые позволяют мне шевелить ушами, — капут, я могу научить другие клетки, которые позволят мне все-таки ушами шевелить. Но память — я не могу прожить заново два или три десятка лет. Кстати, сколько мне лет?

— Тридцать. Так, можно предположить, что твоя амнезия — результат ушиба. Возможно, что имеется внутреннее кровоизлияние, приведшее к этому. Если это так, то тебе может помочь простая операция. Раз — и память возвращается.

— Или?

— Надо смотреть правде в лицо, Шелл. — Он был серьезен. — Если же это следствие разрушения мозговых клеток, то дело плохо. После того как человек достигает возраста одного года, его мозг, количество клеток в нем не увеличивается, а разрушенные клетки не восстанавливаются, как кости или кожа. — Не глядя на меня, он закурил новую сигарету. Потом сказал:

— Но это самый худший вариант. Если твоя амнезия полностью или частично от эмоционального стресса, память может не восстановиться.

— Да, а как же быть с утерей тридцати лет жизни Шелла Скотта? А все остальное — или так мне кажется — в порядке.

— Ну, тут объяснение самое простое. Часто вдруг обнаруживаются люди, не бывшие жертвами какой-либо катастрофы, которые бродят по совершенно незнакомому для них городу. Они не знают, кто они и откуда, как ты. Но все остальное у них в порядке: они едят, разговаривают, умеют читать и так далее. Заметь, все слова, которые ты можешь произнести, накапливаются в небольшой зоне мозга, называемой «извилина Брока». Особая зона мозга накапливает все услышанные тобою слова, еще одна — все прочитанные слова и так далее. Если ты научился читать, писать, говорить и понимать слова, произнесенные на иностранном языке, четыре самостоятельных зоны мозга накапливают это знание или опыт. Если клетки мозга, управляющие твоей способностью читать на иностранном языке, разрушены или только анестезированы, именно эти клетки, ты по-прежнему сможешь говорить и писать на этом языке, понимать сказанное. Подобно этому существует зона, управляющая каждым пальцем рук, зона для управления кистью, всей рукой и так далее. Понятно?

— Вроде бы.

— Рассмотрим все это с другой точки зрения, более важной для тебя. Любой нейрохирург знает, где в мозгу находится зона, контролирующая, например, движения правой ноги. Если вследствие какого-то нарушения мозговой деятельности пациент не может двигать правой ногой, врач — просто в силу своего знания, даже не осматривая пациента — может почти точно указать зону в левом полушарии мозга, где это нарушение произошло.

— Любопытно. Но, чтобы восстановить... даже если он и знает, где поломка, он должен залезть внутрь.

— Конечно, если нарушения органического характера.

— Значит, доктор должен вскрыть мне череп, вытащить мозги наружу и... о-о-х. — Даже звучало это отвратительно.

Пол рассмеялся:

— Все это совсем не так выглядит, мой друг.

— А как же? — Мне действительно захотелось это узнать. Я уже мысленно видел острозубые пилы, опускающиеся молотки, сверла, вонзающиеся в мой огромный мозг. Нет, так быть не может, ведь это, должно быть, очень сложная и тонкая операция.

— Ну, во-первых, просвечивают черепную коробку рентгеновскими лучами, — сказал Пол. Это звучало не так страшно. — Потом пункция спинного мозга, электроэнцефалограмма, возможно, пневмоэнцефалограмма или артерограмма, а после этого...

— Стоп!

— Что?

— Больше ничего не говори. Это... это же убийство! Он, улыбнувшись, покачал головой. Хорошо ему было улыбаться.

— У тебя типичное для обывателя непонимание терминологии...

— Ужас — вот нужный термин. Все эти слова звучат как названия болезней.

— Шелл, сядь. Вот так. Расслабься. Все это вовсе не страшно. Пневмоэнцефалограмма — это средство, применяемое для того, чтобы можно было видеть все части мозга в рентгеновских лучах. Мы просто возьмем немного спинномозговой жидкости...

— Нет, не возьмете.

— И введем вместо нее воздушный пузырек. Это исключительно интересно. Пузырек поднимается по позвоночному столбу в мозг и... Шелл... тебе плохо?

— Нет, я чувствую себя... превосходно.

— Я думал, что подниму тебе настроение. Потом, ты же сам спросил.

— Да, имел неосторожность.

— Слушай, Шелл. Судя по твоему описанию того, как ты действовал в последнее время, можно предположить, что твои неприятности по большей части — не физического, а психологического характера. Так что все может быть не так уж и плохо. В окружном госпитале работает мой хороший приятель — доктор Борман.

Он — один из лучших нейрохирургов страны. — Пол встал. — Он ответит на все твои вопросы, ты должен пойти к нему на прием. Я позвоню ему сейчас и отвезу тебя...

— Подожди.

Он повернулся ко мне:

— В чем дело?

— Не сейчас, дружище. Я должен сделать кое-что прежде, чем мою голову начнут вскрывать.

Он начал было возражать, но вдруг нахмурился и остановился. После долгой паузы он сказал.

— Я слишком хорошо знаю, что с тобой бесполезно спорить, если ты непременно решил совершить какую-нибудь глупость. Но я, Шелл, решительно настаиваю на том, чтобы ты немедленно показался врачам. Может быть, у тебя повреждены или блокированы кровеносные сосуды: клетки головного мозга, если к ним не поступает кровь, умирают. И вполне возможно, что еще один удар по голове просто убьет тебя.

— Ха! Еще один удар по голове, говоришь? Это уже было, причем исполняли специалисты. Но это же не убило меня. То есть не вполне.

Пол открыл было рот, но я поднял руку:

— Дружище, я правда не могу начинать сейчас все это черепопиление и что там еще... Меня уложат в больницу на несколько дней, а может быть, и недель. А нехорошие мальчики, которые очень хотят меня убить, найдут меня там наверняка. Нет, только через пару дней ты сможешь, если захочешь, притащить меня к своему доктору Франкенштейну, а пока забудь об этом.

Я говорил серьезно. И все было именно так, как я ему сказал. Ну и конечно, я думал обо всех этих ужасах, описанных Полом. Если раньше у меня и могла появиться мысль лечь в больницу до того, как дело будет закончено, то теперь об этом не могло быть и речи.

Пол открыл рот и закрыл его. Потом все же сказал:

— Ну, это твоя забота. Впрочем, я припоминаю, что прежде говорил тебе это неоднократно. — Он вздохнул. — Ладно, что дальше?

Я начал излагать ему свои планы, а когда упомянул о пленках, о которых также говорилось в моих записях, Пол сказал:

— Пленки? Шелл, прежде чем улететь на Гавайи, ты просил меня сохранить две катушки пленки. Пленки, проектор и экран — они у меня в кладовке.

Я вытаращил обалдело глаза, а потом улыбнулся:

— Так чего же ты ждешь?

Когда экран был повешен, а проектор установлен, Пол выключил свет, и я пустил пленки. Последний ролик был снят на свадьбе на Гавайях. Пол указал мне на Уэбли Олдена, и я подумал, что выглядел он очень счастливым. Лицо новобрачной разглядеть было невозможно. Но, глядя на экран, одно лицо я узнал. Узнал!

Меня как током ударило. Либо какая-то группа клеток, о которых мне рассказывал Пол, нормально функционирует, либо это было лицо человека, которого я встречал после эпизода на баньяновом дереве.

Внимательно присмотревшись, я понял — нет, клетки не заработали. Привлекший мое внимание человек в черном костюме несомненно руководил брачной церемонией, используя в качестве реквизита Библию. Высокий, худой, с черными бровями и волосами, большим крючковатым носом. Выдающийся нос.

Я встречался с ним дважды и совсем недавно. Первый раз — на темной улице Монсаррат в Вайкики. А потом — в «Пеле», когда ему врезал по челюсти. Несомненно, это был он.

Прежде чем уйти, я спросил у Пола, не знает ли он чего-нибудь о фото, которое Уэбли Олден делал в ту ночь, когда его убили. Об этом упоминалось в моих записях, об этом же меня спрашивали и те трое, которые захватили меня в аэропорту Лос-Анджелеса, но я об этом не имел ни малейшего понятия Пол тоже, но он знал, что, когда мне требовалось что-нибудь в области фотографии, я обращался в фотоателье «Орел» к человеку, которого звали Гарольд. Я позвонил Гарольду, застал его на месте и спросил об этом фото. Судя по тому, как он ответил, это фото он помнил прекрасно. Негатив был у него, и я попросил его сделать отпечаток с него в натуральную величину, а если сумеет, то и с большим увеличением. Гарольд сказал, что к утру все будет готово.

Вот так все просто.

Если бы и все остальное было так же просто.

Но следующим пунктом в повестке дня был Лас-Вегас. «Алжир» и Эд Грей.

Самолет компании «Вестерн эрлайнс» меньше чем за полтора часа преодолел расстояние от Лос-Анджелеса до Лас-Вегаса и приземлился в девять восемнадцать вечера. Ближайший обратный рейс был на следующее утро в двенадцать сорок пять. Я улечу на нем, если повезет.

На такси я доехал до маленького бара «Космо», расположенного почти напротив «Алжира». Там я позвонил по телефону-автомату в «Алжир» и спросил Датча. В моих записях было указано, что я получил ценную информацию от Датча и Чарли — одной из девушек «В-а-а-у!».

Датч по телефону разговаривал охотно и дружелюбно. Я попросил его встретиться со мной в «Космо» и не говорить никому о моем появлении. Он ответил, что у него скоро будет перерыв. Я заказал виски и стал ждать. Когда он пришел, я за пять минут объяснил ему ситуацию и убедил в том, что я не шучу.

В заключение я сказал:

— Вот такие дела. Мне бы очень помогло, если бы вы рассказали мне то, что рассказывали в прошлый раз, когда я здесь был.

Он с любопытством посмотрел на меня, нахмурившись и покачивая головой, а потом начал рассказывать. Когда он закончил, я спросил:

— Похоже, Эд Грей неровно дышал к этой Пэйджин, а?

— Да он, черт возьми, неровно дышит ко всем бабам — поэтому и артистическую уборную сделали рядом с его кабинетом, готов держать пари. А Пэйджин он даже подарил кольцо. Я тебе рассказывал, как он охмуряет их с помощью побрякушек — Обручальное кольцо?

— Нет, просто кольцо. Красивая вещица — змея, схватившая себя за хвост. И довольно дорогая, вместо глаз у змеи — бриллианты.

— Пэйджин носила его?

— Конечно. Как только она его получила, то уж без кольца не появлялась. Очень она гордилась этим кольцом и говорила, что оно стоит шестнадцать сотен баксов. — Он засмеялся. — Она даже пошла в магазин «Мэйсон», где Эд купил это кольцо, и проверила. Пэйджин на стекляшку не клюнет.

— Не знаете, где она может быть? Он покачал головой:

— Не-а. Я не видел ее с того вечера, когда она не появилась в шоу, а через два дня ее место заняла Чарли.

Мы допили виски, Датч ушел и вскоре вернулся с Чарли. Чарли — девушка с пышной рыжей шевелюрой. Она и еще кое-где пышна, но — там, где надо. Она уселась между Датчем и мной, заказала сухой мартини. Потом она повторила для меня свой рассказ и повторила мартини.

— Вы уверены, что Эд позвонил вам и попросил заменить Пэйджин вечером четырнадцатого? — — Конечно, это было в пятницу вечером. На следующий день, в субботу, я и начала выступать.

— В котором часу он позвонил?

— Около восьми вечера. Может, в начале девятого. Я только что необычно рано вернулась домой.

— А последнее шоу всегда начинается в полночь? Каждый день?

Она кивнула. В пятницу, четырнадцатого, был убит Уэбли Олден. Чарли больше ничего не знала, через несколько минут она вернулась в «Алжир».

Я сказал Датчу, что хотел бы поговорить с телефонисткой, дежурившей на коммутаторе «Алжира» в ту ночь, и узнать, не было ли междугородных звонков Эду Грею. Он сказал, что выяснит это.

Я стал возражать, говоря, что он может нажить неприятности, если об этом узнает Эд Грей.

— Все в порядке. Я знаю одну птичку с коммутатора, — он улыбнулся, — и довольно близко. А вообще, пошли они все к черту, я всегда могу вернуться на ферму. — Он соскользнул со стула. — Я тебе позвоню сюда и сообщу, что узнаю.

— О'кей, Датч. Но скажи своей красотке, чтобы она, если ее начнет расспрашивать Эд Грей, все валила на здоровенного белобрысого парня, то есть на меня. И еще одно. Когда Эд уезжает из «Алжира», он сам за рулем?

— Да, у него новенький светло-коричневый «империал».

— Где он стоит?

— Прямо перед входом.

Он ушел. Через несколько минут он позвонил мне:

— В тот вечер Эда по междугородному вызывали два раза: первый раз — из Чикаго в шесть сорок, а второй — из Медины, Калифорния, в семь пятьдесят две.

— Из Медины?

— Точно. Больше ничего.

— Хватит и этого. Спасибо, Датч. С чувством удовлетворения я положил трубку. Потом взял телефонный справочник, нашел номер магазина «Ювелирные изделия Мэйсона» и позвонил туда. В магазине никто не отвечал, но я поймал владельца магазина, Дэвида Мэйсона, у него дома. Я описал кольцо, купленное Греем для Пэйджин Пэйдж, объяснил, что куплено оно было где-то в начале августа и что я хочу точно такое же.

— Опишите это кольцо еще раз.

— Змея, кусающая свой хвост, вместо глаз у нее бриллианты. Я слышал, что оно стоит тысячу шестьсот долларов.

— Да-да. У нас есть еще одно точно такое же. Может, даже два. Могу завтра проверить.

— Нужно обязательно сегодня. И не полностью кольцо, а только оправа без камней.

— Оправа? Сегодня? И вы действительно думаете, что я в такой поздний час поеду в город, открою магазин только для того, чтобы продать вам оправу?

— Надеюсь. Это очень важно. Он что-то проворчал в ответ.

— Сколько стоит оправа без камней?

— Недорого. Не более ста долларов. У меня не было тысячи шестисот долларов, но такая сумма мне была по карману.

— Я заплачу двести долларов за оправу.

Он опять что-то проворчал, но в конце концов я его уговорил.

В одиннадцать сорок пять, в «форде», взятом в прокатном бюро, я стоял напротив «Алжира». В отделении для перчаток под приборной панелью лежали мощный электрический фонарь и автоматический пистолет 45-го калибра, который я забрал у Биффа.

Датч сказал, что в это время Эд Грей обычно наводился в своем кабинете, поэтому, когда швейцар открыл дверцу моей машины, я спросил:

— Эд у себя сейчас?

— Думаю, да. Скорее всего.

— Не передадите ли вы ему пакет от меня? — Я достал небольшой футляр для кольца. Внутри лежала оправа, купленная у Мэйсона, а сверху — пятидолларовая купюра.

Швейцар посмотрел на пятерку:

— Разумеется, передам.

Я отдал ему футляр и деньги:

— Только одно условие. Передайте это ему точно в полночь. Точно. О'кей?

— Ладно. Там ведь не бомба или чего такое?.. Я улыбнулся: по-моему, в футляре находилась именно бомба. По дороге к казино я остановился и, взяв горсть земли, перемазал ею оправу, а потом положил ее в футляр. Само кольцо было массивным, около одной восьмой дюйма в толщину, но тонкой работы, на теле змеи видны чешуйки, узкий хвост исчезает во рту" Бриллиантовых глаз, разумеется, нет; и я позаботился о том, чтобы в пустые глазницы не попала земля, которой изрядно было на теле змеи.

Я закрыл футляр и отдал его швейцару. Светло-коричневый «империал» стоял в нескольких метрах впереди. Я снова подогнал машину к «Космо» и оттуда позвонил в «Алжир». Было без трех минут двенадцать. Когда трубку подняли, я сказал:

— Эд, ты покрепче обопрись обо что-нибудь.

— Что?

— У меня для тебя плохие новости.

— Что? Кто говорит?

— Шелл Скотт. Но это только первая из плохих новостей.

— Скотт? — Он замолчал, очевидно переваривая эту новость. Потом таким голосом, словно так ее и не переварил, сказал:

— Какого дьявола тебе нужно?

— Тебя, Эд. Тебя — в холодном поту, с ножом между ребер.

— Хватит, ты, ублюдок...

— Эд, знаешь, я ведь нашел труп Пэйджин. Он ничего не сказал, и молчание длилось довольно долго, но, когда он заговорил, голос его звучал ровно и твердо:

— Я всегда считал тебя сумасшедшим, Скотт. Теперь я знаю это наверняка. Очнись или освободи линию.

— Думай как хочешь. Я стал подозревать, что Пэйджин мертва, когда ты натравил на меня своих подонков, хотя оснований вроде бы и не было. Это было в ту ночь, когда убили Уэбли Олдена.

— Ты — мешок с лошадиным дерьмом.

— Ты слушай, слушай. Уэбб был убит четырнадцатого примерно в семь тридцать вечера. Примерно через двадцать минут тебе звонили из Медины. Пэйджин исчезла в тот же вечер — странное совпадение. С тех пор ее никто не видел — еще одно странное совпадение. За час до того, как она должна была выступать в девятичасовом шоу, ты уже знал, что она больше не будет выступать. Откуда ты это узнал, Эд? И что еще более странно — больше не происходит никаких совпадений.

— Она просто не пришла, не объявилась к началу шоу.

— Она могла появиться в девять, в девять тридцать, даже к двенадцатичасовому шоу. Но ты знал, что она не появится, Эд.

Он еще раз сказал, что я мешок, набитый... впрочем, на этот раз там было не только лошадиное дерьмо. Но голос его уже не был таким твердым, как раньше. И он слушал.

Я посмотрел на часы: до полуночи оставалась одна минута.

— У меня было больше чем достаточно оснований, чтобы начать расследование, говорить с разными людьми, искать Пэйджин. И в конце концов я нашел ее. Я точно не знаю, почему ты убил ее...

— Скотт, ты спятил...

— Но я могу сделать вполне обоснованное предположение. Пара твоих мордоворотов проболталась о том, что Пэйджин «держала ушки на макушке», когда ты говорил по телефону. Она не была в курсе того дела в Медине, она случайно узнала, вероятно подслушав по параллельному телефону у себя в гримерной, когда тебе звонили из Медины после убийства Уэбба. Даже если в тот момент она не все поняла, было бы нетрудно сложить два и два утром, когда сообщение об убийстве появится в газетах.

— Пэйджин жива, так же как и ты, идиот. Может, даже чуть больше. — Он хохотнул. — А уж то, что она проживет дольше тебя, — это точно.

— Я же сказал тебе, что нашел ее труп. Это было нелегко сделать, но я убедился в том, что это она. Слушай, Эд, она попыталась тебя немножко шантажировать? Или ее убили просто так, для полного спокойствия?

Он опять коротко хохотнул:

— Скотт, я, может быть, даже и согласился бы с тобой, если бы Пэйджин была мертва. Но она жива — насколько мне это известно. Мы немного... поссорились, и она немедленно уехала. Поэтому один день шоу и не было, но это все.

Он говорил очень убедительно, может быть, я перестарался, блефуя. Но он не отрицал того, что ему звонили из Медины. И он продолжал слушать меня. Ровно двенадцать!

Поэтому я начал:

— Хватит глупостей, Эд! Я же сказал тебе, что нашел ее труп. Не очень-то приятное зрелище — после стольких дней в земле. Но я привез тебе оттуда сувенир. Снял у нее с пальца.

— Ты... что? — Он явно был потрясен. Мне было слышно, как кто-то постучал в дверь его кабинета.

— Вот, должно быть, и он. Маленький подарок от Пэйджин и меня тебе, Эд.

Он ничего не сказал, но мне было слышно, как он положил трубку на стол. Потом какой-то шум, неразборчивые голоса, а потом Грей снова взял трубку:

— Скотт... мы должны поговорить. Алло, Скотт, где ты?

— Слушаю. Что ж, давай поговорим.

— Давай встретимся где-нибудь. Я... — Он замолчал. Когда он снова заговорил, голос его уже окреп. — Куда ты гнешь? — Очевидно, он был потрясен, но быстро собирался с силами. Сердито он сказал:

— Тут какой-то грязный трюк. Я подарил это кольцо Пэйджин, действительно. Или... похожее кольцо. Это может быть и не то кольцо, что было у нее.

— Это я вынул у змеи глаза, Эд. Нет смысла возвращать их тебе, а Пэйджин они больше не нужны. Он натужно засмеялся:

— Что ты затеял, Скотт?

Я аккуратно положил трубку.

Потом вышел из «Космо», завел «форд», выехал на федеративное шоссе 91 и медленно двинулся по направлению к «Алжиру». Я думал, что Эд должен все-таки купиться. А может быть, мне и нечем было торговать.

Я медленно ехал до шоссе. «Алжир» был слева от меня метрах в пятидесяти. Вдруг из его дверей выбежал человек. Он остановился, что-то коротко бросил швейцару, потом подбежал к светло-коричневому «империалу» и вскочил в него. Машина резко рванулась с места, взвизгнули баллоны.

Ухмыльнувшись, я нажал на газ. Я надеялся, что заставлю Эда сомневаться. Но он не только засомневался — он совершенно расклеился. Я почувствовал удовлетворение. Машина Эда вылетела на шоссе позади моей.

Я ехал впереди него на два квартала, наблюдая за «империалом» в зеркало заднего обзора. Я проехал мимо «Песков», «Фламинго», «Дюн», «Тропиканы» и «Гасиенды», потом нескольких бензоколонок и выехал в темноту пустыни. Я ехал миль под семьдесят, и машина Грея быстро догоняла меня. Я пропустил его вперед.

Через четыре или пять миль Грей резко свернул с шоссе на узкую проселочную дорогу. Я сбросил скорость, давая ему отъехать подальше, погасил фары и повернул за ним. Далеко впереди я увидел, как вспыхнули задние фонари «империала» — он тормозил. Потом его машина свернула влево и исчезла из виду.

Луна светила неярко, но этого освещения мне хватило, чтобы различать дорогу. Я взял из отделения для перчаток пистолет и фонарь, положил фонарь на сиденье рядом с собой, взвел курок пистолета и положил его там же. Мускулы у меня напряглись, а волосы на загривке ощетинились.

Я свернул налево и скоро увидел впереди свет, а потом очертания автомобиля. Я остановился, вышел из машины и дальше пошел пешком по направлению к этому автомобилю. Это был «империал». Справа до меня отчетливо доносились какие-то звуки.

Я пошел в ту сторону, держа пистолет в правой руке, а фонарь — в левой. Ногой я зацепил какой-то камешек, он покатился по земле. Я замер. Теперь Грей был недалеко от меня. Теперь я ясно слышал, как что-то вонзается в землю, скрежеща по камням. А потом я ощутил запах.

Едкий, сладковатый, тошнотворный запах — запах смерти. Эту сладковатую, отвратительную вонь ни с каким другим запахом не спутаешь. Словно сам воздух гниет и разлагается. Этот запах витает во время войн над полями сражений, а в дни мира — над кладбищами. А сейчас он обволакивал все вокруг, и Грея, и меня. Я двинулся вперед сквозь это зловоние, осторожно ступая, стараясь не производить шума. И тут я увидел его. Он, пригнувшись, копал землю.

Я поднял пистолет и направил на него, держа палец на спусковом крючке. Фонарь я держал перед собой, но в стороне от корпуса. Потом я включил его. Яркий сноп света выхватил его из темноты, на мгновение он застыл неподвижно. Он стоял согнувшись, держа в руках маленькую складную лопатку, лезвие которой наполовину ушло в землю.

Его испуганное бледное лицо резко повернулось ко мне. Рот скривился. Он быстро выпрямился и замахнулся лопатой.

— Стой, Грей! — сказал я.

Он шагнул мне навстречу и изо всех сил метнул лопатку. Она сверкнула в луче света. Я быстро сделал нырок в сторону. Почти вовремя. Рукоятка лопатки ударила меня по левой руке, на мгновение парализовав мышцы, и фонарь упал на камень и погас. Я услышал топот ног.

Когда я пустился вдогонку, прогрохотал пистолет. Вспышки пламени были в мою сторону, но пули пролетали мимо. Я опустился на одно колено и выстрелил туда, где был Грей, потом подождал, прислушиваясь. Взревел мотор его машины, шины заскрипели по земле.

Пока он поворачивал на дорогу, я трижды выстрелил по автомобилю, но он уже набрал скорость, выскочил на проселочную дорогу помчался по ней.

Я не стал за ним гнаться. Достав зажигалку, я щелкнул ею и посмотрел на часы. Было восемнадцать минут первого. Через двадцать семь минут вылетал самолет рейсом Лас-Вегас — Лос-Анджелес, на котором я собирался улететь домой, если удастся. Очень-очень скоро множество бандитов в Вегасе будут охотиться за мной. И они будут знать, где меня искать. Поэтому в данный момент поимка Грея не была главным делом. Главное было уже сделано.

Я отыскал лопатку и подошел к тому месту, где рыл Грей. В несколько движений я отгреб тонкий слой земли. Из ямы показалась рука. Точнее, то, что некогда было рукой. Когда-то она была красивой, гладкой, упругой и теплой, а теперь — почерневшая, вздувшаяся, в багровых пятнах.

Это было нелегко. Мне пришлось задержать дыхание, но сделать это я был должен — посмотреть. С горящей зажигалкой в руке я наклонился поближе. На вздувшейся, в пятнах руке, врезавшись в распухший палец, кольцо свернулось, как живая золотистая змейка. Ее бриллиантовые глазки горели злобными огоньками.