Онлайн чтение книги Тарзан и потерянная империя Tarzan and the Lost Empire
XV. ПРИГЛАШЕНИЕ

За кровавыми днями следовали тревожные ночи в тесных камерах, где полчища крыс и блох не давали пленникам ни минуты покоя. В начале игр в камере Тарзана находились двенадцать пленников, сейчас же на каменной стене раскачивались три опустевших кольца, и человек-обезьяна каждый день спрашивал себя, кто следующий?

Никто не упрекал Тарзана в том, что ему не удалось освободить их, поскольку никто не принял его обещания всерьез. Они даже помыслить не могли о бегстве с арены во время игр. Такое просто не укладывалось в их головах.

— Мы верим в твою искренность, — сказал Прекларус, — но мы лучше тебя знаем местные условия.

— Нужно дождаться благоприятных обстоятельств, — ответил Тарзан. — Я уверен, что подходящий момент настанет.

— Как же, настанет, — с горечью промолвил Аста. — Нас в Колизее окружают полчища легионеров.

— Я имею в виду тот момент, — продолжал Тарзан, — когда на арене соберутся победители. Тогда мы бросимся в ложу цезаря и вытащим его на арену. Сделав Сублатуса своим заложником, мы сможем потребовать, чтобы нас выслушали. Я не сомневаюсь в том, что мы добьемся своего и обретем свободу в обмен на цезаря.

— Но как попасть в императорскую ложу? — спросил Метеллус.

— Можно подняться по склоненным спинам, как по ступеням, подобно тому, как делают солдаты, когда штурмуют стену. Может, кое-кого из нас и убьют, но часть обязательно прорвется и сумеет стащить цезаря вниз.

— Желаю тебе удачи, — сказал Прекларус. — Клянусь, я уверен в твоем успехе. Жаль только, что не смогу пойти с тобой.

— Разве ты не пойдешь с нами? — удивился Тарзан.

— Но как? Меня отсюда не выпускают. Видимо, держат здесь совсем не для участия в играх. Они что-то задумали, но вот что именно, непонятно. Тюремщик сказал мне, что я не участвую ни в одной схватке.

— Мы найдем способ увести тебя, — сказал Тарзан.

— Ничего не получится, — с грустью заявил Прекларус, качая головой.

— Погоди, — оживился Тарзан. — Ты ведь был начальником охраны Колизея, верно?

— Да.

— У тебя были ключи от камер? — допытывался человек-обезьяна.

— Да, — ответил Прекларус, — и от наручников тоже.

— И где эти ключи? Хотя излишне спрашивать. Наверняка отобрали при аресте.

— А вот и нет, — возразил Прекларус. — Откровенно говоря, в тот вечер их при мне не было. Когда я переодевался, то оставил их в комнате.

— Наверное их обнаружили…

— Их действительно стали искать, но не нашли. Тюремщик потребовал их у меня через день после моего ареста, но я сказал ему, что ключи забрали солдаты. Дело в том, что я спрятал их в тайнике, где храню свои ценности. И если бы тюремщик узнал про тайник, то взял бы не только ключи, но и все, что там хранится.

— Хорошо! — воскликнул человек-обезьяна. — С ключами проблем нет.

— Но как ты их достанешь? — спросил Прекларус, недоверчиво улыбаясь.

— Не знаю, — отозвался Тарзан. — Знаю лишь, что мы обязаны ими завладеть.

— Мы знаем также, что должны обрести свободу, — вмешался Аста. — Но знать — это еще не означает быть свободным.

Их разговор был прерван появлением в коридоре группы солдат. Немного погодя перед камерой остановился взвод дворцовой охраны. Тюремщик открыл дверь, и вошел человек в сопровождении двух охранников с факелами в руках. Это был Фастус.

Обведя глазами темницу, он спросил:

— Где Прекларус?

А когда увидел его, произнес:

— А, вот ты где! Прекларус промолчал.

— Встать, жалкий раб! — взвизгнул Фастус. — Всем встать! Как вы смеете сидеть в присутствии наследника цезаря!

— Ты достоин называться разве что свиньей, — съязвил Прекларус.

— Хватайте их! Бейте их палками! — завопил Фастус, обращаясь к солдатам, стоящим за порогом камеры. Начальник охраны Колизея, ставший свидетелем всей сцены, загородил собою дверь.

— Назад! — приказал он легионерам. — Здесь приказы отдают только цезарь и я, а ты, Фастус, пока еще не цезарь!

— Скоро я им стану, — отрезал тот властным голосом, — и для тебя это будет поистине печальный день!

— Это будет печальный день для всего Кастра Сангвинариуса, — сказал офицер. — Ты еще не сказал Прекларусу того, с чем пожаловал. Говори, что хотел, и уходи. Даже сыну цезаря не дозволено трогать моих пленников.

Фастус затрясся от ярости, сознавая свое бессилие. Начальник охраны подчинялся только императору.

Фастус повернулся к Прекларусу.

— Я пришел с тем, чтобы пригласить моего доброго друга Максимуса Прекларуса на церемонию моего бракосочетания, — заявил он с ядовитой усмешкой.

Воцарилась тишина. Прекларус ничего не ответил.

— Я вижу, тебя это не трогает, Прекларус, а зря, — властно продолжал он. — Тебе не интересно, кто станет счастливой супругой? Неужели ты не хочешь узнать, кто сядет рядом со мной на императорский трон, даже если ты не доживешь до этого дня?

В недобром предчувствии у Максимуса Прекларуса замерло сердце. Теперь-то он понял причину прихода Фастуса в тюрьму, однако не подал вида. Он молча продолжал сидеть на каменном полу, подпирая спиной сырую стену.

— Что же ты не спрашиваешь, кто моя избранница и когда состоится свадьба? — продолжал Фастус. — Ладно уж, скажу сам. Знай, Прекларус, Дилекта, дочь Диона Сплендидуса, не пожелала иметь мужем предателя и изменника, она решила разделить свою судьбу с наследником пурпурной мантии императора. Вечером заключительного дня игр Дилекта и Фастус соединятся брачными узами в тронном зале дворца!

Преисполненный злобным самодовольством Фастус замолчал, ожидая произведенного им эффекта, но если он надеялся, что Максимус Прекларус будет сражен горем, то явно просчитался, ибо молодой патриций сделал вид, будто не замечает Фастуса, словно того и не было в камере вовсе.

Более того, Максимус Прекларус повернулся к Метеллусу и заговорил с ним с безразличным видом. Рассвирепев от такого оскорбления, Фастус вышел из себя, растеряв последние остатки самообладания. Он бросился на Прекларуса, вцепился ему в волосы и плюнул в лицо. При этом Фастус оказался рядом с Тарзаном, который быстрым движением схватил его за лодыжку и повалил на пол.

Фастус выкрикнул команду солдатам, одновременно хватаясь за кинжал и за меч, но Тарзан выхватил у него оба оружия и швырнул Фастуса в руки вбежавших в камеру легионеров.

— А теперь убирайся, Фастус! — приказал начальник стражи. — Ты уже и так наломал здесь дров.

— Вы у меня заплатите за это, — зашипел сын цезаря, испепеляя пленников злобным взглядом. — Все без исключения!

После того, как он ушел, Аста еще долго продолжал посмеиваться про себя.

— Тоже мне цезарь! — восклицал он время от времени. — Свинья!

Позднее, когда пленники принялись обсуждать произошедшее и его возможные последствия, в глубине коридора забрезжил свет.

— Ждите новых гостей, — проронил Метеллус.

— Может, вернулся Фастус, чтобы плюнуть на Тарзана, — засмеялся Кассиус Аста.

Раздался дружный смех.

Свет приближался, но солдатских шагов слышно не было.

— Кто бы это ни был, но он идет один, — сказал Максимус Прекларус.

— Значит, не Фастус, — заключил Аста.

— Может, это посланный им убийца? — предположил Прекларус.

— Мы готовы встретить его, — сказал Тарзан. Мгновение спустя по ту сторону дверной решетки возник начальник стражи Колизея, сопровождавший недавно Фастуса и защитивший от него пленников.

— Аппиус Апплозий! — воскликнул Максимус Прекларус. — Это не убийца, друзья мои.

— Я не хочу твоей крови, Прекларус, — сказал Апплозий, — но и счастья тебе не видать.

— О чем ты, друг мой? — спросил Прекларус.

— Фастус в гневе раскрыл мне много такого, чего не сказал тебе.

— И что же он сказал?

— Сказал, что Дилекта дала согласие на этот брак только потому, что надеется таким образом спасти своих родителей, тебя и твою мать Фестивиту.

— Назвать его свиньей, значит, оскорбить бедных животных, — прорычал Прекларус. — Скажи ей, Апплозий, что я предпочту умереть, нежели видеть ее замужем за Фастусом.

— Она знает это, друг мой, — ответил офицер, — но ее заботит судьба своих и твоих близких. Прекларус удрученно повесил голову.

— Что же делать? — простонал он.

— Фастус сын цезаря, — напомнил ему Апплозий, — да и времени мало.

— Знаю! — закричал Прекларус. — Но это ужасно! Невыносимо!

— Этот человек твой друг, Прекларус? — спросил Тарзан, кивая на Аппиуса Апплозия.

— Да, — подтвердил Прекларус.

— Ты доверяешь ему? — прозвучал следующий вопрос.

— Я готов доверить ему собственную жизнь и честь, — заявил Прекларус.

— Тогда скажи ему, куда ты спрятал ключи, и пусть он принесет их сюда, — предложил человек-обезьяна. Прекларус мгновенно просиял.

— Как я сам не догадался! — вскричал он. — Но нет, это слишком опасно.

— Моя жизнь и без того в опасности, — промолвил Апплозий. — Фастус никогда не простит мне сегодняшнего происшествия. Можно считать, что я уже приговорен. Что за ключи? Где они? Я схожу за ними.

— Может, ты сам откажешься, когда узнаешь, что это за ключи, — сказал Прекларус.

— Нетрудно вообразить, — ответил Аппиус Апплозий.

— Ты часто бывал в моем доме, Апплозий. Тот утвердительно кивнул.

— Помнишь книжные полки у окна?

— Да.

— Ключи за третьей полкой в тайнике в стене.

— Хорошо, Прекларус. Ты их получишь, — сказал офицер и вышел в коридор.

Пленники вглядывались в меркнущий свет, пока он не потух совсем.

x x x

Наступил финальный день игр. Охочая до зрелищ чернь жаждала новой крови, новых острых ощущений, словно и не было целой недели жестоких побоищ, о чем свидетельствовали запекшиеся бурые пятна на песке, который не успевали убирать.

В тюрьме оставался лишь Максимус Прекларус.

— Прощайте! — сказал он. — Те, кто сегодня уцелеют, получат свободу. Больше мы не увидимся. Желаю вам всем удачи, и пусть боги придадут вам силы и ловкости. Это все, о чем я могу просить, ибо даже боги не в состоянии дать вам больше мужества, чем то, которое у вас уже есть.

— Апплозий не сдержал своего слова, — произнес Аста.

Тарзан нахмурился.

— Если бы ты пошел с нами, Прекларус, то ключи нам не понадобились бы.

В камеру, где томились Тарзан и его товарищи, долетал шум схваток, стоны, свист и рукоплескания зрителей, но самой арены отсюда не было видно.

Сколько бы пленников ни выводили за раз — двоих, четверых или шестерых — возвращалась всегда только половина из них.

У тех, кому схватка только предстояла, нервы были напряжены до предела. Ожидание сделалось невыносимым. В порыве безысходности двое из пленников попытались наложить на себя руки, другие же старались спровоцировать драку с товарищами по заключению, однако в помещении находилась многочисленная охрана, а пленники были безоружны. Оружие выдавалось им лишь перед самым выходом на арену.

Между тем время перевалило за полдень. На арене бились Метеллус с гладиатором, оба в полном боевом снаряжении. Аста и Тарзан слышали разгоряченные крики черни и несмолкаемые аплодисменты. Все указывало на то, что участники сражаются мужественно и ловко. Вдруг воцарилась минутная тишина, сменившаяся энергичными криками:

— Абст!

— Кончено, — прошептал Кассиус Аста. Тарзан не ответил. Он привязался к этим людям, оказавшимся храбрыми, простыми, честными, и теперь с тревогой, хотя внешне это никак не проявлялось, ожидал увидеть, кто из двоих вернется. И пока Кассиус Аста взволнованно мерил шагами камеру, Тарзан из племени обезьян безмолвно глядел на дверь. Вскоре она распахнулась, пропуская Цецилия Метеллуса.

Облегченно вздохнув, Кассиус Аста бросился обнимать друга.

— Всем на выход, — крикнул Метеллус. — Последняя схватка!

Перед выходом каждому выдали меч, кинжал, копье, шит и пеньковую сеть и одного за другим выпустили на арену.

Здесь собрались победители всех состоявшихся за неделю схваток — всего сто человек.

Участников финального сражения поделили на две равные группы, приколов одним к плечу красные ленты, другим — белые.

Тарзан оказался в числе "красных" вместе с Астой, Метеллусом, Лукеди, Мпингу и Огонио.

— Что от меня требуется? — спросил Тарзан у Асты.

— Будем сражаться до тех пор, пока одна сторона не истребит поголовно другую — мы их или они нас, — пояснил Аста.

— Наконец-то прольется столько крови, что публика будет вполне удовлетворена, — произнес Тарзан.

— Публика ненасытна, ее ничем не удовлетворишь, — отозвался Метеллус.

Противники разошлись в разные стороны арены, где им дал последние наставления руководивший играми префект. Прозвучали фанфары, и вооруженные бойцы начали сходиться.

Осмотрев оружие, которым предстояло драться, Тарзан про себя улыбнулся. С копьем он чувствовал себя в безопасности, поскольку воины вазири превосходно владеют этим видом оружия, однако никто из них не мог сравняться с самим Тарзаном. Он чувствовал себя уверенно также и с кинжалом, так как долгое время охотничий нож его отца служил ему единственным оружием. Что же касается испанского меча, то он являлся скорее помехой, нежели подспорьем, тогда как сетка, которую человек-обезьяна держал в руке, и вовсе мешала ему как лишняя обуза. Тарзан с готовностью отделался бы и от щита, так как этот предмет никогда не был ему по душе, поскольку сковывал движения. С другой стороны, ему не раз приходилось пользоваться им, когда воины вазири сражались против других туземных племен, и так как щит отражал удары неприятеля, то Тарзан решил воспользоваться им и на сей раз.

Тарзан сознавал, что единственный шанс на победу состоит в том, чтобы вывести из строя как можно больше соперников еще до прямого столкновения. Высказанное им соображение быстро прокатилось по всей цепи "красных", став руководством к действию, как и призыв Тарзана к каждому участнику немедленно прийти на помощь к ближайшему товарищу, как только одолеет своего противника.

По мере того, как сокращалось расстояние между рядами, каждый выбирал для себя соперника. Тарзан увидел, что прямо на него движется негр-воин из окрестной деревни. Противники неумолимо сближались. Вперед вырвались самые нетерпеливые и мужественные, другие же, менее отважные, несколько поотстали.

Противник Тарзана размахнулся, в воздухе засвистели копья, брошенные одновременно им и Тарзаном. Человек-обезьяна вложил в бросок все свое умение и всю силу мускулов, напряженных до предела. Метнув копье, Тарзан в тот же миг загородился щитом, в который с глухим стуком ударилось копье противника, расщепив дерево.

Копье же Тарзана пробило насквозь щит, и вонзилось в сердце соперника.

На арене появились первые жертвы, застонали раненые. Среди зрителей поднялся невообразимый шум, заполнивший весь Колизей.

Тарзан ринулся на помощь ближайшему соратнику, но тут ему наперерез бросился участник из лагеря "белых", успевший поразить своего противника. Стремясь избавиться от мешавшей ему сети, Тарзан швырнул ее на "белого", атаковавшего его товарища, и схватился с новым противником. Им оказался профессиональный гладиатор, прекрасно владевший всеми видами оружия, и Тарзан мгновенно понял, что одолеть его можно будет только мобилизовав всю свою силу и сноровку.

Гладиатор не спешил нападать. Он наступал медленно, внимательно приглядываясь к Тарзану.

Будучи опытным бойцом, действовал он осмотрительно, лелея одну лишь мысль выжить во что бы то ни стало. Ничто иное его не интересовало — ни свист и насмешки публики, ни аплодисменты; даже присутствие самого цезаря мало волновало его.

Заметив, что Тарзан избрал исключительно выжидательную тактику, гладиатор несколько растерялся, пытаясь определить намерение противника — то ли тот изучает его, то ли ждет подходящего момента для молниеносной атаки. Впрочем, это было не так уж важно, поскольку гладиатор знал себе цену, как узнали и многие, рассчитывавшие застать его врасплох, но окончившие жизнь на погребальном костре. И все же первая победа Тарзана убедила гладиатора в том, что он имеет дело с чрезвычайно опасным и ловким бойцом, поэтому он терпеливо выжидал, когда Тарзан начнет схватку и раскроет свои замыслы, после чего можно будет действовать наверняка. Но и Тарзан выжидал, чтобы гладиатор раскрыл себя, поскольку сознавал, что столкнулся с настоящим профессионалом. В душе человек-обезьяна надеялся, что кто-нибудь из товарищей придет на помощь. Но тут на Тарзана сзади набросили сеть.