Онлайн чтение книги Темная сторона луны
Глава 17

После последовавшего за этим переполоха Алан не приезжал в Мэйнард-Холл до воскресного вечера шестнадцатого мая – почти двадцать четыре часа. Но новости о Валери Хьюрет, появились гораздо раньше.

В Валери стреляли около половины двенадцатого ночи в субботу. Возвратившись в отель значительно позже часа ночи, Алан и доктор Фелл курили напоследок в холле, когда доктора Фелла вызвали к телефону. Капитан Эшкрофт звонил из большой больницы на Кэлхаун-стрит неподалеку, когда доктор Фелл взял трубку. Алан подошел совсем близко к телефонной будке и мог четко слышать голос капитана и его ответы.

– Умерла? – воскликнул голос с выражением некоего недоверия. – Нет, эта леди устроит все, что угодно, только не умрет! Собственно говоря, хотя сейчас ей дали успокоительное, она даже и ранена несерьезно.

– Сэр!..

– Это рана по касательной, странная, сказал доктор, необычная. Мне не нужно излагать вам раскладку, так? Вы сами нашли два револьвера в подвале Холла: «смит-и-вессон» 32-го калибра и полицейский 38-го калибра. Помните?

– Ага. Помню.

– Насмотревшись боевиков по телевизору, люди думают, что застрелить кого-нибудь насмерть очень легко. Убийца, на этот раз неудавшийся убийца, украл револьвер 32-го калибра и выстрелил через окно, целясь в сердце миссис Хьюрет. Пуля ударила ее чуть ниже грудной кости. Вместо того чтобы проникнуть далеко вглубь, она проскочила вокруг ребра под кожей и вышла на спине, при этом совсем не задев груди. Тогда наш убийца бросил пушку и побежал, никаких отпечатков, но и никакого убийства! Возможно, рана немножко поболит, но очень скоро у нее все будет в полном порядке.

– Это большое облегчение, спасибо вам. Есть ли другие новости?

– Есть ли другие новости, пропади я пропадом? Так много, что не могу рассказать по телефону!

– Да?

– Я просто горжусь, что руковожу этим расследованием, хотя именно вы подсказали мне, где искать. Большую часть завтрашнего утра, доктор Фелл, я и собираюсь руководить, не могу больше откладывать грязную работу. Под «грязной работой» я не имею в виду арест – это легко, это приятно. Это произойдет позже. Я имею в виду… ну, это не важно! Итак, вы не понадобитесь мне завтра до вечера. Я пришлю за вами машину, если наши планы оправдаются.

– Если наши планы оправдаются. Ага!

– Завтра, – сказал капитан Эшкрофт, – нас, вероятно, ожидает долгая и, возможно, тяжелая ночь. Так что мистер Грэнтам мне не нужен, пока мы не увидимся с вами. Мы договоримся об этом позже. Тем временем занимайтесь своими делами и относитесь ко всему легко. Я дам вам знать в свое время. Понятно?

– «Относитесь ко всему легко», – заметил доктор Фелл, – не совсем применимо к теперешнему делу. Но я понимаю. «Varium et mutabile semper femina!».[4]Женщина всегда изменчива и непостоянна (лат.). – Вергилий. Энеида. IV. 565 сл Я понимаю это слишком хорошо.

И он, и Алан встали на следующее утро поздно и позавтракали уже в середине дня. После полудня они занялись осмотром достопримечательностей, какой был только возможен в сонное воскресенье. Казалось, самое время заняться исследованием церквей: серый Святой Филипп, погруженный в мир и покой под своим высоким шпилем; Святой Михаил с портиком, чьи колокола вызванивают свои мелодии для каждого праздника; прогуляться в его саду сплошное удовольствие. В картинной галерее Гиббса, неподалеку от Святого Михаила, доктор Фелл долго разглядывал портрет полковника (впоследствии генерала) Уильяма Молтри работы Бенджамина Уэста.

Но никакие отвлечения не помогали. Оба часто курили и грызли ногти от нетерпения. Доктор Фелл не просто отказался комментировать дело Мэйнарда; вопреки обыкновению, он отказался даже на что-либо намекнуть, несмотря на свое явно растущее беспокойство.

– Что вы имели в виду, – наконец взорвался Алан, – той латинской пословицей о женщине, всегда изменчивой и непостоянной? О какой конкретно женщине вы упоминали?

– Если только, – просипел доктор Фелл, – у нее был один мужчина! Все оказалось бы гораздо проще, вы не думаете?

Они очень рано поужинали, а чуть позже семи часов полицейская машина с сержантом Дакуортом за рулем прибыла в отель за доктором Феллом, оставив Алана ожидать, когда его вызовут.

Расположившись в своей комнате с книжечкой головоломок, которую купил в аптеке напротив, Алан даже не открыл ее. Он не сомневался, что дело движется к развязке. Темнота опустилась на Чарлстон, долина огоньков расцвела к югу от Батареи. Алан непрерывно прокручивал в памяти события прошлой ночи после того как Валери Хьюрет упала ничком в белом платье, запятнанном кровью.

Инстинктивно они ринулись из здания и под третьим из четырех окон на западной стене обнаружили брошенный револьвер с одной использованной гильзой в магазине. Они позвонили в «Скорую помощь» из офиса наверху, когда вернулся чертыхающийся и извиняющийся Янси Бил, объяснивший, что он гонялся за каким-то чисто воображаемым взломщиком по всему спортивному залу. В последней попытке добыть улики они поспешили в Мэйнард-Холл, где Рип Хиллборо и Боб Крэндалл – поздняя программа только что закончилась – сидели, оба явно не в духе, перед телевизором и вообще ничего не могли добавить.

И все же Алан размышлял.

«Varium et mutabile semper femina!» Это ведь Вергилий, не так ли? Поскольку и доктор Фелл, и капитан Эшкрофт клянутся, что все эти женщины невиновны, какая поэтическая ирония заключена во всех событиях, если в конце концов окажется, что убийца все-таки женщина! Мог ли доктор Фелл специально скрывать что-то? Что, если убийцей была сама Валери Хьюрет и очевидное покушение на ее жизнь всего лишь ошибка?

Нет!

Алан встряхнулся мысленно и даже физически. Он подозревал, в духе классического детектива, наименее вероятную личность, а это никуда не годится! Выбрав более приятную тему для размышлений, он начал думать о Камилле. Алан не мог бы сказать, как долго он так сидел, пока мысли его бродили по всевозможным закоулкам, в конце каждого из которых находилась Камилла, когда звонок телефона вернул его к действительности.

– Да, это я, – сказал голос Камиллы. – Да, я в Холле. Алан, что здесь происходит?

– Ты звонишь мне в отель, чтобы спросить, что происходит в Холле?

– Кое-что произошло!

– Ты хочешь сказать, после того, как туда приехал доктор Фелл?

– Нет, до того, как сюда приехал доктор Фелл. После полудня, когда даже еще темно не было!

– Камилла, о чем ты говоришь?

– Полицейские все время тихонечко шныряют туда-сюда, – загадочно сказала Камилла. – Фи! Фа! Фо! Фум! И – ты помнишь, в пятницу, поздно вечером, когда Валери чуть не развалила дом своим визгом?

– Ну?

– Сегодня это была не Валери. Я читала Джойса в библиотеке днем, когда наверху женский голос издал абсолютно леденящий душу вопль, так что я чуть не упала со стула. Только один вопль. Потом тишина, и вроде опять все скрыли.

– Кто же это кричал?

– Я не смогла узнать. Похоже, никто не знает. Думаю, одна из горничных. С самого вечера пятницы бедный Джордж, дворецкий, с огромным трудом удерживает горничных и повара от ухода. Внешне Джорджа трудно вывести из себя, хотя внутренне, думаю, он так же взволнован, как все остальные. Он умеет это скрыть, только и всего. Я не кричала и не думаю, что кричала Мэдж. Так что я голосую за Сильвию, Джудит или Уинни Мэй, кто там еще есть?

– Что с Мэдж, кстати? Как она?

– Она больше не изолирована от мира. Она на ногах, и одета, и все прочее, все по моде, но очень слаба и ни с кем много не говорит, в чем я ее не виню. Однажды капитан Эшкрофт проходил мимо нее по ступеням и что-то пробормотал, и Мэдж только сказала: «Снова за свое, глупыш?» – и больше не обращала на него внимания. Но это тоже еще не все. Алан?

– Да?

– После слушания завтра во второй половине дня, сказал капитан Эшкрофт, мы все свободно можем уехать отсюда и отправиться домой. Трудно себе представить, что можно заставить людей нервничать еще больше, чем было, но так оно и есть. Доктор Фелл… – Камилла словно заколебалась. – Одну минуту! Вот сам доктор Фелл, делает мне знаки. Он хочет поговорить с тобой.

– Мой дорогой друг, – вмешался голос доктора Фелл а, – вы знаете, который сейчас час?

– Около девяти, думаю, а это важно?

– Не особенно, хотя, собственно говоря, сейчас без четверти девять. Если вы захотите приехать сюда сейчас, ваше присутствие будет очень желательно.

– Да, Алан! – закричала Камилла. – Пожалуйста, приезжай как можно скорее!

В трубке щелкнуло, линия отключилась. Поспешив вниз забрать машину с автомобильной стоянки, Алан обнаружил, что вечер, хотя и ясный, оказался неожиданно прохладным, пожалуй, даже холодным. По дороге на остров Джеймс он преодолел несколько пробок воскресного уличного движения. Было чуть позже половины десятого, когда он въехал на земли Мэйнард-Холла.

На темной дороге за воротами стояла еще одна машина, внутри нее кто-то сидел. Не обращая внимания, Алан прошел дальше. Под портиком он встретился с подавленным, строго одетым доктором Марком Шелдоном, покидающим дом.

– «Корабли, что проходят мимо в ночи, – сказал молодой доктор, – и говорят, проходя, друг с другом». Когда бы мы с вами ни встречались сэр, я, кажется, всегда несусь отсюда куда-то в другое место.

– Да, действительно похоже, что так. Сегодня…

– Сегодня, – продолжал доктор, указывая в сторону ворот, – моя жена сидит там в машине. Аннетт не захотела пойти со мной; она говорит, что это неправильно и неприлично. Я посчитал, что необходимо выразить свое уважение.

И все же, куда я ни повернусь, в какую сторону ни пойду, ваш друг доктор Фелл повсюду оказывается передо мной. Поймите, пожалуйста, мистер Грэнтам: я ничего не имею против Гидеона Фелла. Он добрая душа, и у него репутация человека гораздо более проницательного, чем можно поначалу решить по его виду. Но что, он всегда… откровенно говоря, ну, у него всегда все в порядке с головой?

– Я обычно нахожу его в достаточно здравом уме. А почему вы спрашиваете?

– У него есть полевой бинокль, – ответил Марк Шелдон серьезным тоном, он сказал мне, что нашел его в чулане наверху. Он не пользовался биноклем, мы же находились в доме. Он держал бинокль в руках, вдруг он посмотрел на меня и сказал что-то вроде: «Если расчистить верхушку, то деревянная рогатка могла бы служить местом отдыха».

– Ну и что, доктор Шелдон?

– В самом деле! Я подумал, что «место отдыха» может быть неким неясным упоминанием о похоронах во вторник, и спросил его об этом. Все, что он ответил, было: «Окна можно поднимать и опускать бесшумно. Пожалуйста, заметьте, сэр, что окна можно поднимать и опускать бесшумно!» Возможно, я излишне материалистичен, но, когда на моих глазах человек начинает заговариваться, я чувствую себя неловко. Или это могло иметь какой-то смысл?

– Это имело смысл, хотя не стану притворяться, что разгадал его. Где сейчас доктор Фелл?

– В вестибюле, где у них стоит телевизор и доска для игры в кости. Он допрашивает Рипа Хиллборо! А теперь мне пора идти. Посмотрим! – Марк Шелдон закатил глаза. – Завтра слушание, похороны во вторник. Если вы не будете присутствовать на похоронах во вторник, мистер Грэнтам, есть основания полагать, что мы с вами больше не увидимся. Доброй ночи, доброй ночи, доброй ночи!

И доктор умчался прочь. Алан пересек крыльцо и, открыв внутреннюю дверь, двинулся к вестибюлю в конце холла.

Мэдж Мэйнард, само олицетворение трагедии, стояла справа возле двери столовой. Она была одета в черное, контрастирующее с белой кожей и золотыми волосами. Он не подошел бы к ней, даже если бы она его заметила, но она его не видела. Мэдж стояла неподвижно, откинув голову назад, сжав кулаки, плотно закрыв глаза, словно молилась.

Алан прошел мимо нее, как мог бы пройти мимо какого-нибудь образа из сна. В вестибюле, где все стеклянные двери в сад были закрыты из-за холодного ночного воздуха, Рип Хиллборо стоял лицом к лицу с доктором Феллом.

– Послушайте, Гаргантюа, – возмущался Рип, – что вы меня все время жучите?

– Мистер Хиллборо, – мягко ответил доктор Фелл, – значит, таково ваше впечатление от того, что я делаю? Будьте более милосердны! Я был вынужден загнать вас в угол подобным образом только потому, поверьте, что некоторое время был не в состоянии вас отыскать. Никто не мог отыскать вас или хотя бы приблизительно сказать, где вы находитесь.

Рип приподнял одно плечо.

– Большую часть времени после ужина, – ответил он, – я паковал вещи. Завтра нас выпускают, как вы, возможно, слышали, и мне нужно ехать домой. Мне дали неделю отпуска – я был вынужден задержаться на две недели. Мой босс на фирме – старина Джефф Чаннинг, из «Чаннинг, Лоуэлл и Босуорт», – оторвет мои уши, если я не вернусь в Хэнфорд в течение двадцати четырех часов. Так что я был у себя в комнате, упаковывая…

– Могу ли я подчеркнуть, – сказал доктор Фелл, – что вы не были у себя в комнате полчаса назад? Я посетил каждую спальню в этом доме – вас не было ни в одной из них.

Рип шагнул к столику, на котором лежали колоды карт и коробка с костями. Открыв коробку, он достал из нее кости и потряс в руке, не бросая на стол.

– После того как закончил упаковывать вещи, я пошел прогуляться. В этом есть что-то дурное?

– Нет, разумеется, нет. Вот только…

– Послушайте, Гаргантюа! Я знаю, чего вы хотите: вы хотите выколотить из меня что-нибудь о вчерашнем вечере. Но я рассказал вам и пророку Даниилу все, что знал. Между пятнадцатью минутами двенадцатого и четвертью второго девяностоминутная программа – я был с Бобом Крэндаллом и смотрел картину про гангстеров по вот тому фонарю для идиотов. – Рип показал рукой на телевизор. Возможно, я уже и так насмотрелся фильмов. В какой-то момент после начала я задремал и спал, пока ближе к концу фильма меня не разбудил всплеск автоматных очередей. Боб тоже задремал, он тоже проснулся. За все это время я не шелохнулся, думаю, что и он тоже. Потом все остальные примчались сюда с этой новостью про Валери. Но это все! Абсолютно…

– Меня не волнуют, – заверил его доктор Фелл, – события вчерашнего вечера. Но у меня есть несколько вопросов, каждый из которых очень важен. Будете ли вы сотрудничать со мной?

Рип бросил кости на стол, выпало один и два.

– Не очень хорошо для меня, Гаргантюа, если это была игра краплеными картами. Ничего страшного, я буду сотрудничать. Палите.

– Мистер Хиллборо, как давно вы знакомы с Мэйнардами?

Рип уставился на него:

– Это что, важно?

– Это просто жизненно важно, даю слово! Я не мог спросить вас раньше, до вчерашнего вечера у меня не было доказательств. Как давно вы знакомы с Мэйнардами?

– Ну, дайте вспомнить. Они приехали из Нью-Йорка в Голиаф, думаю, в пятьдесят шестом. Я познакомился с Мэдж в пятьдесят девятом, когда учился на последнем курсе в школе права. Да, в пятьдесят девятом! Значит, всего шесть лет чуть меньше или больше. А что?

– Были ли какие-то случаи, насколько вам известно, когда Генри Мэйнард отсутствовал дома в течение нескольких месяцев?

– Да! – Было видно, что у Рипа проснулся интерес. – Да! – повторил он. Вскоре после того, как они переехали в Голиаф, как я слышал, ректор университета Колт пригласил Мэйнарда вести курс высшей математики, читать лекции по математике то есть. Тот отказался. Ему очень нравилось читать лекции, как вы слышали от Мэдж. И Колт очень известное место; туда много инвестируют, но в учебном заведении не хватает вековых традиций, которые так привлекали старика. Так что он отказался. И все же это любопытно, Гаргантюа!

– Весьма любопытно, продолжайте!

– Где-то в шестидесятых, – продолжал Рип, – такое же предложение было сделано колледжем Коттон-Матер в Полчестере, Массачусетс. Коттон-Матер небольшое заведение и очень конгрегационалистское, но оно насквозь пропитано традициями и почти такое же старое, как Гарвард. Старик Мэйнард принял предложение на академический год – 1961/62-й. В Голиафе он нанял экономку присматривать за Мэдж – она не великая домохозяйка, как вам известно, – и уехал в Полчестер. Но он пробыл там всего один семестр, осенний семестр шестьдесят первого года. Потом он снова вернулся, сказав, что молодые люди в большинстве своем дуболомы и что он радовался еще больше, когда уехал оттуда. – Здесь Рип задал назревший вопрос: – Послушайте, Гаргантюа, я не знаю, зачем вам все это надо или чему это может помочь. Но вы могли бы хоть намекнуть. И что еще вы хотели бы узнать?

– Больше ничего, мистер Хиллборо. Это все.

– Все? – пробормотал Рип и посмотрел на него обалдевшими глазами. – Вы сказали, все?

– Да, сказал.

– Тогда вы не будете против, чтобы отпустить меня сейчас? У меня есть несколько дел, которыми нужно заняться. Я должен повидать Мэдж теперь, когда ее наконец вынули из обертки. Извините, что так мало смог вам помочь.

– Так мало помочь? – усмехнулся доктор Фелл, высоко поднимая свою палку. – Вы оказали самую потрясающую помощь – вы положили последний кирпичик в здание. Собственно говоря, вы так сильно нам помогли, что я вознагражу вас не просто намеком, а очень ценным советом. Вы уезжаете из Чарлстона завтра?

– Да, во второй половине дня. Есть рейс через Вашингтон, который доставит меня домой рано вечером. Вы что-то говорили насчет совета?

Во время этого обмена мнениями Алан стоял в дверном проходе, явно не замечаемый ни Рипом, ни доктором Феллом. Когда он продвинулся дальше в комнату, ему показалось, он различил за своим плечом какое-то движение, как будто кто-то подслушивал, стоя сзади него в холле. Но он не обратил на это внимания.

Доктор Фелл снова заговорил.

– Насчет совета? Ага! Завтра утром… – начал доктор Фелл, потом замолчал и состроил ужасающую гримасу предупреждения и осторожности, приложив палец к губам. – Ш-ш-ш! – сказал он.

– Что с вами стряслось, Гаргантюа? Что за «ш-ш-ш»?

– Завтра утром, – сказал доктор Фелл театральным шепотом, – капитан Эшкрофт получит ордер на обыск вещей каждого в этом доме. Он будет обыскивать также и другой дом, хотя это вряд ли нас касается. Ордер, позвольте мне повториться, будет выдан завтра рано утром. Если вы не хотите, чтобы среди ваших вещей нашли что-нибудь сомнительное – я не имею в виду страшные тайны, разумеется, но просто что-то нежелательное для вас, постарайтесь избавиться от этого заранее. Мы понимаем друг друга?

– Послушайте, а что здесь понимать? – спросил Рип с некоторым высокомерием. – Мне нечего скрывать, знаете ли. Пусть обыскивают мою комнату, мой багаж и меня лично – желаю удачи, и пропади они все пропадом! И все же спасибо за совет. Вы желаете мне добра, полагаю, хотя методы у вас слишком жесткие. А пока – до свидания, увидимся позже.

И он зашагал в холл. Доктор Фелл, посапывая и отдуваясь, обратился к Алану как человек, пытающийся сделать над собой усилие.

– Заходите, – сказал он сердечно, – разумеется, заходите. Боюсь, я не слишком удачливый конспиратор, для подобной роли у меня и лицо, и фигура совсем неподходящие. Но я стараюсь изо всех сил. Наш молодой друг Шелдон уже усомнился в здравости моего ума, и мне не хотелось бы заходить с этим слишком далеко.

Алан посмотрел на него:

– Вы встревожили Марка Шелдона своими манипуляциями с полевым биноклем. К тому же вы и так зашли слишком далеко. Магистр, что такое с этим полевым биноклем?

– Полевой бинокль, – ответил доктор Фелл, – тот же самый, который мне дали в пятницу во второй половине дня, чтобы посмотреть на Форт-Самтер с расстояния. Я достал его с мансарды, когда приехал сюда сегодня вечером. Когда я приехал, было темно. Сначала мне показалось, что будет некоторой проблемой попытаться использовать бинокль по прямому назначению. Возбуждение действовало на него как крепкий напиток. – Однако с помощью электрического фонаря капитана Эшкрофта мы смогли увидеть…

– Что увидеть?

– Увидеть место, где листва была срезана. Это было первое и наиболее очевидное действие, вы согласны?

– Вовсе не очевидное, нет. Не могу согласиться с вами, пока вы не разъясните мне, о чем речь.

– Но я именно и разъясняю, о чем речь! Для вашего дальнейшего просвещения я мог бы добавить, что в мансарде я нашел также инструмент, который до этого никто из нас не заметил. Это были весы.

– Весы?

– Для взвешивания предметов среднего веса, – серьезно сказал доктор Фелл. – Банки, несомненно, используют такие весы для взвешивания серебра и меди. Зачем Генри Мэйнард первоначально приобрел эти весы или что он собирался с ними делать, я не намерен разгадывать. Но они имели непревзойденную ценность для кого-то другого, чтобы взвесить орудие убийства. Это, по крайней мере, наверняка достаточно ясно, я надеюсь? Или… нет, – и доктор Фелл вцепился себе в волосы, – возможно, это как раз не ясно?

– Послушайте меня, магистр! – вскипел Алан. – Когда настанет время положить карты на стол, вы объясните в нескольких словах все, что нельзя было понять. Это время почти настало?

– Настало.

– Между тем факты, которые в вашем мозгу настолько потрясающе ясны, вовсе не являются таковыми для других людей. Лучше вообще ничего не говорить, чем рассказывать то, что звучит как тарабарщина. Не могу понять, для чего меня сюда вызвали, – воскликнул Алан, – и какая от меня может быть помощь в финале!

– Ну! Беспристрастный свидетель…

– Разве я беспристрастный свидетель, доктор Фелл? Меня заботит Камилла Брюс, больше никто. Насколько глубоко меня это заботит, может иметь или не иметь никакого значения, но это факт. Где она сейчас, кстати говоря?

– В настоящий момент такое впечатление, что она исчезла. Фью! – добавил доктор Фелл, успокаивающе протягивая руку. – Она исчезла не как в детективных историях, где это означало бы, что она подвергается опасности или ей каким-нибудь образом угрожает некий злодей, сидящий в засаде. Можно предположить, что она ждет вас; она выражала некоторую озабоченность. Вам лучше безотлагательно пойти за ней. В смысле детективных историй…

– Говоря о детективных историях…

– Да?

– Сегодня вечером, доктор Фелл, я барахтался во всем этом, сидя в отеле, пытаясь получить какой-то разумный ответ на все вопросы. В пятницу, насколько мне помнится, вы сказали, что в этом деле не замешана ни одна женщина. Правда ли это? Я все размышлял, понимаете, не могла ли за всем этим стоять какая-нибудь женщина.

– Вы размышляли совершенно правильно. За всем этим действительно стоит женщина.

– Но вы говорили…

– Я говорил, – перебил доктор Фелл, – что ни одна женщина не совершала этого убийства и ничего не знала о нем. Этого утверждения я придерживаюсь и сейчас. Одна женщина, при этом совершенно невинно, вдохновила всю эту смертоубийственную пляску. Другая женщина, не зная ничего, чуть не опрокинула яблочную тележку, слишком близко подойдя к разгадке.

– Чуть не опрокинула яблочную тележку, слишком близко подойдя к разгадке? Не может ли Камилла Брюс оказаться той, что угадала слишком много?

Тут Алан подскочил и резко обернулся, когда стеклянная дверь позади него неожиданно открылась. В проеме стоял Камилла собственной персоной:

– Что вы тут обо мне говорите? Я не могла расслышать, что вы говорили, но я умею очень хорошо читать по губам. И все же я расслышала собственное имя. Вы что, говорили, что в конце концов убийцей могу оказаться я?