Онлайн чтение книги Манъёсю Ten Thousand Leaves
КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ

Ты приди сюда

Косить траву,

Чтобы новый дом оградой обнести.

Словно травы, что сгибаются к земле,

Дева юная склоняется к тебе,

Все стараясь сделать для тебя.

Дева молодая пляскою своей

Зазывает счастье в новый дом,

На браслетах жемчуга звенят…

Друга милого, что блещет красотой,

Словно белый жемчуг дорогой,

Пригласи войти с собою в дом.

О жена, что я скрываю ото всех

Под священными деревьями цуки,

Здесь, в Хацусэ, средь высоких гор

Ночью ясной

С ярко рдеющей луной

Люди не увидят ли тебя?

Ту жену, что спрятал ото всех

Рыцарь доблестный

В смятенье своих чувств,

Не найдет никто и никогда,

Даже пусть насквозь озарены

Лунным блеском небо и земля.

О милая, желанная моя,

Что сердцу дорога,

Умри скорей!

Хотя и будешь жить, но все равно

Ведь — люди говорят —

Не будешь ты моей.

Ах, одна из половин шнура

Из корейской дорогой парчи

На постель упала у тебя.

Если скажешь:

“Завтра ночью я приду”,—

Половинку сохраню и буду ждать.

Ты, долина, что покрыта вся росой,

Когда утром шел любимый мой домой,

Промочила ты завязки на ногах.

Встану рано

И пойду по тем дорогам я,

Пусть промочишь ты подол и у меня.

Для чего мне жизнь?

Напрасно я хочу,

Чтобы долгою она была,

Пусть я буду жить,

Но с той, кого люблю,

Встретиться мне будет нелегко…

Нити жизни не жалея для тебя,

Я люблю,

Но много глаз людских кругом.

О, когда бы стал я

Ветерком летящим,

Мы могли бы часто быть с тобой вдвоем.

У людей чужих — отец и мать

Дочерям велят быть дома, сторожат…

“Сторожат” зовутся горы в том краю,

Где живет мой друг, которого люблю.

Утро каждое ко мне он приходил,

И печалюсь я, что нынче не пришел…

Тот, что в небесах,

Из досок единственный мосток,

Как, скажите, я сумею перейти?

Если скажут: “Там, за ним живет жена,

Нежная, как вешняя трава”,—

Ноги сами приготовятся к пути.

Юный парень из села Кудзэ

Мне сказал, что хочет взять меня.

Поважнее много он, чем я,

А сказал, что хочет взять меня,

Юный парень из села Кудзэ.

Не ходите, люди, взад-вперед

По дороге,

Что вокруг холма идет,

Пусть мне служит тайною тропой,

И по ней тогда любимый мой

Будет приходить всегда ко мне.

Через щели занавеси той,

Где повешен жемчуг дорогой,

Постарайся проскользнуть ко мне.

Если спросит мать,

Вскормившая меня,

“Это ветер”,— я отвечу ей.

Из-за молодой чужой жены,

Что я встретил по дороге в храм,

Где указывают день работ,

Много я ночей лежу без сна,

И в смятенье думы тайные мои,

Словно порванная яшмовая нить…

Не встречаюсь с милою моей,

На которую мечтаю я взглянуть,

Как на зеркало кристальной чистоты.

Словно порванная яшмовая нить,

Наша разлученная любовь,

Что сильней и крепче с каждым днем.

Словно еду я дорогой дальней,

Что лежит среди морских долин.

Постоянно полон я тоскою,

Как большой корабль на волнах,

Мое сердце нынче неспокойно

Из-за молодой чужой жены…

Руки матери моей родной

Далеки теперь, в разлуке,

От меня…

Страшной безнадежности такой

Никогда еще не знала я.

Сладким сном, каким все люди спят,

Я не сплю.

О, как печалюсь я,

Все мечтаю: хоть глаза твои

Мне увидеть, друг любимый мой!

Если умирают от любви.

То пускай и я умру, любя.

Люди, проходя дорогою прямой,

Что лежит копьем из яшмы дорогой,

Не приносят вести от тебя.

В сердце—

Тысячи ведь раз мечтал,

А вот людям ничего не говорю…

Ах, когда бы мог увидеть я жену,

О которой я тоскую всей душой.

Когда бы знал, что буду тосковать

С такою силой

После наших встреч,

Ах, я бы оставался вдалеке

И любовался б издали тобой.

Сказать мне, когда я люблю? —

Не бывает, чтоб я не любил.

Но начнет вечереть —

И от страшной тоски

Я спасенья не знаю тогда…

Неужели лишь так,

Продолжая любить безнадежно,

Буду жить постоянно в тоске о тебе

И, не зная сверкающей жемчугом жизни,

Год за годом влачить…

Люди, что будете в мире рождаться

После меня,

Не вступайте на путь,

Где тоскуют и любят,

Как я…

Ах, твердого сердца,

Что рыцарь бы должен иметь,

Не имею:

И ночью, и днем — все равно

Не кончается эта тоска…

О, зачем

Продлится жизнь моя?

Лучше умереть хотел бы я

Раньше, чем начну я тосковать

По тебе, любимая моя.

Пусть все будет так,

Как суждено.

Для чего я буду вечно тосковать

И любить без устали тебя,

Кто ко мне не хочет приходить…

Посмотреть кругом:

Переправа от тебя близка,

Но дорогою окольной ты идешь…

“Может, все же ты придешь сейчас?” —

Думаю, тоскуя о тебе…

О любимый мой,

Кто помехи там тебе чинит?

Позабыв совсем

Путь, что был отмечен яшмовым копьем,

Не приходишь нынче ты ко мне…

Мечтая увидать

Глаза дорогие твои,

Я так тосковала, что две эти ночи,

Как тысячи лет,

Мне казались длинны…

По дороге в храм,

Где указывают день работ,

Много разных движется людей,

Но такой, как ты, любимый мой,

Есть на свете только ты один!

Хоть думал я,

Что этот бренный мир

Всегда таким непостоянным был,

И все-таки не мог я позабыть тебя

И лишь еще сильнее полюбил.

О, пусть бы человек пришел

И, возвратясь из странствия,

Сказал мне:

“Твой милый жив

И счастлив он…”

Ведь новояшмовых пять лет уже прошло,

И странно,

Что любовь напрасная моя,

Какой люблю тебя до этих пор,

Не прекращается и мучает меня.

И даже рыцарь — доблестный герой,

Что может проложить пути

Сквозь скалы,

В делах любви он так же как и все,

Терзается и кается немало.

Оттого, что знаю,

Что с тобой увижусь,

Когда солнце склонится к земле,

О, как день сегодня кажется мне долог,

Как тысячелетья длится он!

То встану, то сяду,

Как быть мне, что делать — не знаю…

И хотя я все время тоскую о ней,

Но любимой своей не сказал я об этом ни слова,

Оттого и гонец от нее не приходит ко мне…

Эта ночь, что черна,

Словно черные ягоды тута,

О, пускай никогда не проходит она!

Так мучительно ждать будет завтра тебя,

Кто меня покидает зардевшимся утром.

Когда б случилось так,

Чтоб от любви

Всегда на свете умирали люди,

То, верно, тело бедное мое

Уж тысячи бы раз здесь умирало.

Вчерашний вечер только миг один,

Короткий, как жемчужин встречный звон,

Ее я видел здесь,—

И нынче утром вдруг —

Возможно ли, что я уже люблю?

После того как не виделись долго,

Мы встретились снова с ней,

И сердце,

Что раньше ее любило,

Тоскует еще сильней.

Когда бы не ходил

Далекими путями,

Отмеченными яшмовым копьем,

Тогда бы в сердце горестном моем

Не знал бы я такой тоски, как ныне.

Как тень прозрачная в рассветный час,

Таким же тонким тело мое стало,

Все из-за той,

Что яшмой засверкала лишь издали

И навсегда ушла от нас…

Из-за той, что не встречается со мною,

Сколько ни хожу я, сколько ни хожу,

Я в росе, упавшей

С высоты извечной,

Все свои одежды промочил насквозь.

Ах, какую мог бы

Я найти уловку,

Чтоб одним глазком увидеть мне опять

Милую, которую недавно

Удалось случайно увидать?

Ведь ты, любимая моя,

О ком грущу,

Когда не вижу даже миг один.

Но, если день за днем мне приходить к тебе,

Тотчас молва людская зашумит…

Шумит молва о том,

Что я близка с тобой,

Кому доверилась отныне,

Решив быть вместе весь недолгий срок,

Который суждено прожить нам в этом мире.

Хоть спал один, не прикасаясь даже

К твоей прекрасной коже,

Все равно

Ведь сердце — прежнее мое,

И я не думал об измене.

Отчего так безудержно,

Сильно тоскую,

До того, что утратил совсем

Твердость духа, и бодрость, и удаль былую?

Оттого, что люблю…

Как будто говоря: “Ax, если умирает он от любви ко мне,

Ну что ж, пускай умрет”,—

Любимая моя

Проходит мимо,

Не останавливаясь у моих ворот.

Ах, когда увижу вдалеке

Милый дом возлюбленной моей,

Даже странно,

До чего тоскую я,—

Ведь надежды у меня на встречу нет…

Жизнь, о которой я молился,

Приняв святое очищение в воде,

В долине чистых рек,

Здесь, в яшмовом Кусэ,

Ведь эту жизнь я отдаю тебе!

Оттого что и в думах

Я сердцем с тобою

И при встрече я сердцем с тобой,

Могу ли забыть даже на день один

О любви к тебе?

Хоть изгородь высокую сплела

О нас с тобой молва людская,

Но не было ведь так,

Чтоб ты со мной спала,

Шнур из парчи корейской распуская…

Шнур из парчи корейской распустив,

Ужели тосковать мне весь остаток дней,

Когда о жизни нашей

Мы не знаем,

Что даже вечером случится с ней?

Много бухт, куда войти возможно,

Плавая по морю, кораблю…

Пусть меня мать спросит,

Пусть гаданье скажет,

Все равно тебя не назову!

Скажи, наверное, чесалась бровь,

Чихала ты и распускался шнур?

Ты ждешь меня,

О милая моя,

К которой на свидание спешу?

Ах, когда я тосковала о тебе

И печали вся была полна,

До чего досадно стало мне,

Что напрасно мой заветный шнур

Не завязывался нынче у меня…

Новояшмовый

Год идет уже к концу,

Но могу ли позабыть тебя,

Чьи из мягкой ткани рукава

Мне на изголовие стелились…

Оттого что видел

Лишь едва-едва

Белотканые любимой рукава,

Оттого мучительной тоской

Полон я все время с той поры…

Мою любимую

Люблю я нестерпимо,

Мечтаю лишь

Увидеть хоть во сне…

Но по ночам давно не спится мне…

Без причины

Мой заветный шнур

Развязала, завязала я,

Только милому меня не выдавай

До тех пор, пока не встречусь с ним.

Любовь к тебе не мог изгнать из сердца,

И дом родной покинул я тогда,

И долго шел,

Совсем не замечая ни рек, ни гор,

И вот — пришел сюда.

С тех давних пор,

Как та священная ограда

Стоит у гор Фуруяма,

Где молодые девы машут рукавами,

С тех пор я полюбил тебя.

О, эта жизнь,

Какой владеют боги —

Крушители земли,

Ради кого, скажи,

Хочу, чтобы она продлилась долго?

В Исоноками,

Возле храма Фуру-дзиндзя,

Святая криптомерия стара —

Состарился и я, и все же снова

Я чувствую в душе своей любовь.

Каким богам,

С какими именами

Мне принести священные дары,

Чтоб хоть во сне пригрезилась мне ты,

Которой полны думы и желанья.

О, только лишь когда исчезнут

Названья неба и земли,

О, только лишь тогда

И я и ты

Навек отменим наши встречи!

Взгляну я на луну:

Страна у нас одна.

И только ввысь поднявшиеся горы

Нас разлучили,

Милая жена.

О, если б по пути, ведущему ко мне,

Здесь не было бы гор,

Где по камням шагают,

Конь милого, которого я жду,

В пути все время будет спотыкаться.

Хотя передо мной

Не громоздятся горы,

Где по камням мне суждено шагать,

Но много дней не видимся опять,

И я по-прежнему тоскую…

В конце пути —

Гора Фукацусима, “симаси” значит “миг”…

Ах, даже краткий миг,

Не видя глаз твоих,

Мне тяжко нестерпимо.

Зеркало украшено шнурами…

Не-Развязывай зовется та гора,

Ах, из-за кого же,

Когда ты приходишь,

Лягу, шнур заветный я не развязав?

Хоть имею я коня, его не оседлав,

Я пешком из края в край прошел

Гору Ковата

В стране Ямасина —

До того замучила меня любовь.

Среди дальних гор

Легкой дымкой стелется туман,

Я все дальше, дальше ухожу…

И очей любимой я уже не вижу

И тоскую всей душой о ней.

На реке на Удзи там и тут на отмель

Набегает бурная волна

Непрерывно…

Непрерывно моим сердцем

Управляет милая жена…

Удзи — род, где люди в тихая одеты…

На реке на Удзи переправа есть.

Быстро там теченье…

Пусть не скоро встреча,

Все равно моею будешь ты женой.

Из-за тебя, что мне была мила

И что со мной встречаться здесь не стала,

Напрасно только

В светлых водах Удзи

Подол у платья промочил насквозь.

Ах, не вернется никогда назад

Текущая вода реки прозрачной Удзи,

Где быстро пены исчезает след…

Я полюбил тебя однажды, дорогая,

И для меня возврата также нет.

У реки, у быстрой Камогава,

На низовье воды тишины полны…

После мы спокойно встретимся с тобою,

Пусть сейчас не вышло

Ничего у нас.

Оттого что о любви сказать словами

Слишком страшно показалось мне,

Я силой воли заглушил в себе,

Как реки горные,

Бушующие чувства.

Жизнь, на которую надеяться напрасно,

Как на воде писать рукой число,

Богов я умолял

Продлить еще,

Чтоб встретиться с любимою моею.

Как волны, выходя из берегов,

Бегут порой неведомо куда,

Другому сердце

Не отдам я никогда,

Пусть даже я, любя тебя, умру!

В море, в стороне далекой Оми,

В белой пене катится волна…

Хоть не знал пути,

Но к дому милой

Я пришел семь дней шагая по горам.

Ах, и большие корабли,

Войдя в залив Катори,

Якори бросали.

Какой на этом свете человек

Не ведает ни горя, ни печали?

Как бурная волна, что прячет вдруг от глаз

Морские водоросли, гнущиеся долу,

И в сто рядов и в тысячи рядов

Бежит вперед сильнее и сильнее,—

Так все сильнее и сильней моя любовь.

Молвы людской, поверь, недолог срок,

Любимая моя,—

Ведь глубже моря, где тащат сети,

Глубже в сотни раз

Любовь моя, скрываемая мною.

В море, в стороне далекой Оми,

Остров Окицусимаяма…

Дальше — глубже море…

Так с моей любимой:

Все сильней о ней шумит молва.

Ах, корабль, плывущий по просторам дальним

В море, в стороне далекой Оми,

Бросив якорь, успокоился у брега.

Так и я, душою успокоясь,

Жду ответа твоего, друг милый.

Моя любовь скрывается в душе,

Как в зарослях травы скрывается болото,

И оттого что слишком тяжко мне,

Я произнес моей любимой имя,

А должен был хранить его.

Пусть велика земля, но даже и она

Имеет свой предел.

Но в мире этом есть

Одно, что никогда не будет знать конца,

И это бесконечное — любовь.

Среди источников, среди болот,

В местах, где скрыто все горами,

Пройду насквозь я —

Даже через скалы —

Вот какова моя любовь!

Стреляет белый лук из дерева маюми

В горах Исобэ здесь…

Ах, разве жизнь вечна,

Как эти ввысь поднявшиеся горы?

Могу ли вечно о любимой тосковать?

В стороне, называемой Оми, под волнами моря

Дорогая жемчужина есть, погруженная в воду,

И, не зная ее,

Я любил ее всею душою,

А теперь я люблю еще больше, чем прежде.

Яшму белоснежную возьму,

Раз я взял ее, то ею завладею,

И отныне —

Яшмой сделаю своею,

О, хотя б на миг, пока я с ней!

Эту белую яшму,

С тех пор как на руки она мной надета,

Не забуду, я думал,

И думы об этом

Неужели когда-либо станут иными?

Как яшму белую, бывает, иногда

Нанижешь редко — бусы все отдельно,

А свяжешь нить —

И встретятся тогда,—

Вот так и мы с тобою, дорогая…

У горы Кагуяма

Тянутся вдоль склонов облака,

И она едва-едва видна.

О любимой, что я видел, как в тумане,

Верно, долго буду тосковать потом.

Как между облаков

Плывущая луна,

Лишь издали, едва-едва

Ты мне была видна, любимая моя,

О, если б мог теперь тебя я увидать!

Как до небесных облаков

Отсюда далеко — так до тебя.

И оттого с тобою мы в разлуке,

Но все равно взамен твоих чужие руки

Не будут изголовьем никогда!

Пусть поднялись бы облака в далеком небе,

Чтоб любовался я на них все время,

Чтоб сердце бедное утешить мне

До той поры, пока с моей любимой

Не встретились бы вновь наедине!

Венки весенних ив… средь Кацураги гор…

В пути ли я, как облака, что там встают,

Иль дома я,

Ах, это все равно,

Все думы только о тебе одной!

В колодце облаков от взора скрывшись,

Так стала далека вдруг

Касуга- гора,

Но я не думаю о доме,

Лишь о тебе моя тоска.

Любимая моя, что здесь молвою

Из-за меня была осуждена,

Туманом утренним

Средь пиков гор высоких

Исчезла ныне навсегда…

Словно черные ягоды тута,

Черные Волосы — так называются горы…

И на горные лилии там

Мелкий дождь моросит беспрестанно…

Беспрестанно я полон печальною думой…

Мелкий, мелкий дождь

Непрерывно моросит

В больших полях.

Приходи хоть под деревья иногда,

Дорогой, любимый человек!

Пусть умру, исчезну,

Словно белый иней,

Выпавший на землю поутру,

Как я эту ночь, тоскуя и печалясь,

Нынче до рассвета проведу?

Мой любимый,

Словно этот ветер,

Что у берегов всегда спешит сильней,—

Если будешь очень торопиться,

Не придется мне увидеться с тобой.

Далекая жена,

Вдаль устремив свой взор,

Наверно, вспоминает обо мне,

Прошу вас, облака, не закрывайте лик

Луны, сияющей в небесной вышине.

Как светлую луну, что выплывает

Из-за высоких гребней дальних гор,

Едва-едва

Любимую я видел,

И как потом я буду тосковать…

Любимая моя,

О, если меня любишь,

Как зеркало прекрасное блестя,

Лучом сверкающей луны, что вышла в небо,

Здесь предо мною покажись!

Ах, если бы луна, сияющая ярко

В извечных небесах,

Вдруг скрылась от меня,

Чему еще тебя уподобляя,

Тобой бы восхищался я?

Ты словно этот месяц молодой,

Совсем не виден он,

Все скрыт за облаками.

О, как тебя увидеть я мечтаю,

Особенно теперь…

Милый мой,

Когда ждала, преисполнена к тебе любви,

Даже травы

Возле дома моего

Все поблекли от моей тоски.

Ах, равнина с мелкою травою…

В поле знак запрета завяжу,

Что бы мне придумать,

Что сказать бы людям?

Чтоб тебя, любимый, я бы ждать могла?

У обочины дороги

“Юри” — лилия растет в густой траве.

“Юри” — значит “после”… “После”,— ты сказала,

Но могу ли знать,

Что в жизни ждет тебя?

Среди трав зеленых, что смешались

С тростником близ устья вдоль реки,

Есть трава “всезнайка”,—

И все люди знают,

Что теперь на сердце у меня.

На траву на горную тиса

Тяжестью ложится белая роса,

Оттого и вянет зелень этих трав…

Оттого что в сердце горечь глубока,—

Не кончается моя тоска.

Возле устья небольшой реки

У осоки корни глубоки,

Под землей скрываются от глаз.

Не могу я скрыть свою тоску,

О, как тяжела моя любовь!

Далеко в Ямасиро- стране,

В Идзуми, на берегу реки — осока,

Изгибаясь, клонится к земле…

Я не думаю, что сердце милой девы

Клонится к другим, как клонится ко мне.

Как в горах священных Миморо,

Что видны, когда оглянешь даль,

Корни сугэ глубоко вошли меж скал,

Так же в сердце глубоко живет

Одинокая моя любовь.

Крепок, словно корни камыша,

Шнур, что завязал

Любимый мой,

Нити у шнура, завязанные им,

Не развяжет мне никто другой.

О милая, что избегает встречи

И заставляет лишь любить себя

Любовью беспокойной, как листва

Бледно-лиловых горных ямасугэ,

А годы долгие идут, идут…

Ax, на кровле дома моего

Зацвела “воспоминания трава”.

Все смотрю,

А где трава “забудь-любовь”?

Но еще не выросла она…

Говорят, на поле вспаханном, средь риса,

Будто много зерен проса есть,

Их никто не отбирал и не бросал.

А вот я, жестоко брошенный тобою,

Нынче ночью одиноко спал.

Ах, если ты на счастье свяжешь стебли

Средь распростертых знаменитых гор,

Склонив к земле

Цветы прекрасных лилий,—

Мы непременно встретимся с тобой!

На осеннем дубе влажный лист…

Влажный Лист зовется речка здесь,

В зарослях бамбука почки не видны —

Я любовь свою скрываю от людей,

И поэтому так тяжко мне.

Соединяется в конце листва плюща…

Я думал: после встретимся с тобою,

И вот живу теперь с одной мольбою:

Хотя бы в снах тебя мне увидать.

Ведь годы долгие уходят и уходят…

У обочины дороги

Расцвели цветы итиси-но хана.

Очень уж приметно:

Люди все узнали,

Кто моя любимая жена.

Было неизвестно, где в огромном поле

Знак святой запрета

Был повешен мной,

Потому душе моей не было покоя

И вернулся снова я к тебе…

Как жемчуг-водоросли,

Встав с морского дна

Склоняются, поднявшись над водою,

Все эти дни тянусь к тебе душою,

Тоскуя беспрестанно о тебе.

Расставшись с рукавом моим,

Что раньше стлался в изголовье,

Склонившись, как жемчужная трава,

Ты, верно, будешь спать теперь одна,

Не дожидаясь моего прихода?..

О, если бы ты не пришел сюда,

То все равно зеленая сосна,

Которую вдвоем с тобой сажали,

Чтоб памятью служила нам она,

Тебя дождаться, милый мой, должна.

Хоть я отсюда еще мог бы видеть,

Как машет рукавом

Любимая моя,

Но ветви пышные зеленых сосен

Ее закрыли от меня.

Возле моря дальнего Тину,

У прибрежной маленькой сосны

Корни глубоко в земле лежат…

Глубоко в душе по-прежнему тоска

Из-за молодой чужой жены…

Там, где схлынул с берегов прилив,

Возле моря дальнего Тину,

Корни глубоки у маленькой сосны.

Неужель мне вечно тосковать

Из-за молодой чужой жены?

Ты ведь не верхушки сосенок зеленых

На горах тех Нарских,—

Почему же я

Брошу и оставлю, даже не увидев,

Милую, которую люблю?

Дерево стариннейшее муро,

Что стоит на каменистом берегу,

Боль внушает сердцу моему.

Как случилось, что глубоко, с болью в сердце,

Полюбил я милую мою?

Когда под деревом татибана

Стоял я,

Милая моя, что ветку нижнюю взяла,

Спросила:

“Мы счастливы с тобою будем, милый?”

Как журавль, что летает в небе,

Облаков небес крылом касаясь,

Так и я…

О, как мне трудно, трудно,

Оттого что нет тебя со мною.

На заре, когда, тоскуя о любимой,

Я не мог заснуть, печалясь и скорбя,

Надо мною пролетела птица

Осидори.

Это не гонец ли от тебя?

Оттого что слишком сильно

Тосковал я без тебя,

Может, люди увидали,

Как, смочив в дороге ноги,

Словно птица ниодори, я к тебе пришел.

На горах высоких,

На вершинах горных

Много есть оленей, много и друзей,

Оттого и рукавом не помахал, прощаясь.

Ты не думай, что забыта мной.

К большому кораблю

Приладив много весел,

Плыву — чем дальше, тем тоска сильней.

И если год пробуду я в разлуке,—

Как жить?

Если б только мог увидеть я

Милую, что скрыта от меня,

Будто в коконе, как куколка червя,

Шелковичного обычного червя,

Что выкармливает матушка моя.

Такое сердце, что окрашено любовью,

Как краской белая полоска полотна,

Что волосы скрепляет возле лба

У жителей селения Кума,

Смогу ли я забыть такое сердце?..

И отчетливо и ясно,

Как у племени хаяхито порой

Раздается знаменитый крик ночной,

Ясно свое имя я тебе назвала,

Ты считай меня своей женой.

Пусть у бранного меча остры

Лезвия—и с этой стороны и с той,

Наступлю на них ногами я,

Коли я умру, пускай умру,

Если это нужно для тебя.

Любимая моя, и ныне

Все продолжаю я еще любить,

И пусть как бы на лезвие меча

Подымет имя злобная молва,

О нем, поверь, не буду я жалеть.

Гребешок из дерева цугэ,

Каждый раз беру тебя я в руки,

Лишь восходит солнце поутру,

И хотя ты старым стал, но почему-то

На тебя я наглядеться не могу.

Оттого что далеко село,

Я тоскую без тебя и тяжко мне,

Зеркало кристальной чистоты,

Я прошу, являйся мне во сне,

Ни на миг не покидая ложа!

Словно зеркало кристальной чистоты

Пред собою бережно держа,

Утро каждое любуюсь на тебя,

Но ведь сколько ни гляжу я, все равно

Вдоволь наглядеться не могу.

Изголовие из дерева цугэ,

Лишь придет вечерняя пора,

Ты все время неотступно ждешь на ложе,

Отчего же ты дождаться все не можешь,

Чтоб хозяин твой пришел сюда?

Словно незастегнутое платье,

В беспорядке мысли, полные любви,

Словно на воде песок, в волнении они,

И хотя не знаю я покоя,

Продолжаю в мире этом жить.

Ясеневый лук,

Если б, натянув, тебя не отпускал,—

Если б ей не поддаваться мог,

Ах, с такою сильною тоской

Разве мог бы повстречаться я?

Здесь, у перекрестка множества дорог,

Где решает дело сила слов,

Я гадаю нынче ввечеру.

“Ты, гаданье, правду изреки,

Встречусь ли с возлюбленной моей?”

И когда гадал я у дорог,

Что давно отмечены яшмовым копьем,

Где проходят люди,

Там изрек мне рок:

“Ты увидишь милую свою”.

О любимый мой, с кем повстречалась я

В час, когда вся трепета полна,

Я прислуживала нынче во дворце

Высшему правителю земли —

Божеству, потомку славному небес…

Зеркало кристальной чистоты…

Я увидел, но могу ль о том сказать?

В сердце скрытая от всех людей жена,

Словно в бездне, где за изгородью скал

Блещет скрытый жемчуг дорогой.

У моего коня гнедого

Так бег ретив,

Что скроюсь скоро

И средь колодца облаков исчезну я,

Махни же рукавом, любимая моя!

Пути в страну обилия, в Хацусэ,

Что скрыты среди гор,—

Опасные и скользкие пути.

Смотри же,

Не будь неосторожен ты!

Мне слышен топот твоего коня,

Любимый мой, которым любоваться

Хочу, как месяцем, что над горой встает

Над Миморо, где сладкое вино

Богам великим на алтарь приносят люди…

О, если б грома бог

На миг здесь загремел

И небо все покрыли б облака и хлынул дождь,

О, может быть, тогда

Тебя, любимый, он остановил.

Пусть не гремит совсем здесь грома бог,

И пусть не льет с небес поток дождя,—

Ведь все равно

Останусь я с тобой,

Коль остановишь ты, любимая моя.

Ведь после я встречусь с тобою,

О ком я все время тоскую,

Ночами не сплю я,

И так неспокойно

Покрытое тканью мое изголовье…

Когда бы спросил ты об этом, мой милый,

У покрытого тканью

Своего изголовья,

Ты бы узнал, что на том изголовье

С давней поры все покрылося мохом…

Если мать, вскормившая меня,

Будет так смущать тебя,

То напрасно будет все —

У меня и у тебя,

Я боюсь, не выйдет ничего…

Вспоминаю, как любимая моя,

Провожая в дальний путь меня,

Так заплакала,

Что вымокли насквозь

Белотканые льняные рукава.

Открывает силой запертые двери

Из святого дерева, которое растет

Средь ущелий гор.

Эй, уходи отсюда!

Что потом я буду делать без тебя?

Хоть легла я,

Постелив в один лишь ряд

Скошенные травы комо, — все равно,

Если спать с тобою, милый мой,

Холодно не будет никогда.

Едва лишь вспоминал я о тебе,

Светящейся румянцем ярко-алым,

Как лепестки камелии в цвету,—

С какой тоскою

Я вздыхал, бывало…

Оттого что думала высказать упреки

За твои обиды,

Милый мой,

Только издали я на тебя взглянула,

А ведь сердце мучила тоска,

Не видна любовь

В румянце ярко-алом,

Но зато в сердечной глубине

О тебе тоскую я

Немало…

Ах, когда бы с другом милым виделась наедине,

То понятно, если б слава

Разнеслась вдруг обо мне,

Но словами лишь одними перекинулись мы с ним,

Отчего же эта слава ходит по домам чужим?

Оттого ли, что глубоко, всей душой,

Без ответа мне приходится любить,

Эти дни

У сердца моего

Нету уже больше силы жить.

Если б я пришел

Туда, где ждут меня,

Как была бы рада милая моя!

На улыбкой озаренный лик

Поскорей пойду полюбоваться я.

Кто это у дома моего

Появился и зовет к себе

Бедную меня,

Что мучится в тоске,

Матерью обругана родной?

Пусть тысячи ночей

Не будем вместе спать,

Но это сердце не обманет,

И милый мой жалеть не станет

О том, что полюбил меня.

Люди близкие из дома моего

Ходят взад-вперед,

Заполнив все пути,

А гонец от милой, тот, кого я жду,—

Ах, никак не может он прийти!

О, когда бы я увидеть мог

В Аратама, в стороне Кибэ,

Даже сквозь бамбуковый плетень

Милую мою, хотя бы через щель,—

Разве тосковал бы я тогда?

Милый мой,

Чтоб имя не сказать твое,

Я ведь жизнь отдала свою,

Жизнь, блестевшую, подобно жемчугам.

Ты не забывай об этом никогда!

Если бы пренебрегала я тобой,

То кому б дала я любоваться мной,

По плечам до пола распустив

Пряди длинные моих волос,

Что, как тутовые ягоды, черны?..

О, какой на свете человек

Может облик дорогой

Совсем забыть?

Я не в силах позабыть тебя,

Оттого что нет конца моей любви…

Не из-за того ли человека,

Что в ответ не полюбил меня,

Новояшмовых годов

Тянулись нити…

До сих пор со мной моя любовь.

Не считаю я,

Что это пустяки.

Ведь страдаешь ты из-за меня,

Люди все судачат о тебе,

И молва покоя не дает…

Оттого что, нити жизни не щадя,

Всей душою я люблю тебя,

Месяцы и годы

Вдаль бегут.

Но того не замечаю я…

Не поведав ни о чем

Даже матери своей родной,

Будь что будет.

Свое сердце отдаю

Я во власть твою, любимый мой.

Когда я буду спать теперь одна,

Циновка нижняя не сносится моя.

Я буду ждать тебя все время, милый,

Пока не сносится до нитей у меня

Циновка верхняя в узорах разноцветных!

С той поры как виделись мы,

Словно тысячи лет прошли,

Или, может быть, нет?

Может, думаю так я одна,

Не в силах тебя больше ждать?

Оттого что волосы твои еще до плеч,

Очень коротки,—

Весеннюю траву

К волосам твоим я, верно, приплету,

Так тоскую сильно о тебе.

Много дальних я прошел дорог,

Наконец, в селении Юкими

Для себя любимую нашел!

Мое сердце ныне в небесах,

Хоть шагаю сам я по земле.

С той поры как изголовьем стали вдруг

Нежные, как вешняя трава,

Первые объятия твои,

Проведу ли ночь я без тебя?

Ведь ты мил, а не противен мне…

Чтобы рассказать хотя бы,

Как люблю,

И утешить этим мне себя,

Жду все время твоего гонца,

Но едва ли я дождусь его…

Наяву с тобой

Нет причины повстречаться мне,

Хоть во сне ночами я прошу:

“Непрестанно ты являйся мне.

От тоски могу я умереть”.

Если спросят:

“Кто ко мне пришел?”

Я ответить силы не найду,

Оттого, любимый, твоего слугу

Я отправила к тебе назад…

Все вижу пред собой

Бровей веселый росчерк,

Когда приду нежданно для тебя,

И ты, любимая моя,

От радости сияешь, улыбаясь…

Ведь оттого что никогда не думал,

Что буду о тебе

Так сильно тосковать,

Бывали и такие ночи,

Когда подушкой был не твой рукав…

Верно, так же, как нынче, всегда

Буду горькой тоске предаваться,

С веткой яшмовой

Твоего гонца

Мне, наверное, не дождаться…

Те слезы, что я лью,

Тоскуя в тишине,

Прошли сквозь крытое шелками изголовье,

И даже рукава

Они смочили мне…

Встаю ли в думах я,

Ложусь ли — все равно

Перед собой твой облик вижу я,

Как ты уходишь, за собою волоча

Одежды красной цвета алого подол…

Когда о тебе тоскую

И уже не хватает силы,

Не зная, как быть, что делать,

Я выхожу из дома

И смотрю на твои ворота…

Хоть в сердце я на тысячу ладов

Все время думаю лишь о тебе,

Но все равно

Не знаю, как мне быть?

Как своего гонца послать к тебе?

Даже видя только в снах, и то

Очень я тоскую по тебе,

Если ж наяву

Тебя увижу я,

До чего дойдет моя тоска?

Увидев при свидании тебя,

Я спрятала смущенное лицо,

И все-таки,

О друг любимый мой,

Ты тот, кого хочу все время видеть я.

Рано утром

Дверь не открывай:

Птицы адзи собираются тогда.

Милый, чьи желанны очи мне,

Этой ночью отдыхает у меня.

Там, где занавес бамбуковый висит,

Где подвешен жемчуг, собранный на нить,

Трудно незамеченным пройти,

И пускай не буду ночью спать,

Приходи ко мне, любимый мой!

Если бы все рассказала я

Матери, вскормившей молоком меня,

О, тогда и я и ты

Не увиделись бы никогда

И в разлуке годы бы прошли.

Верно, дома думает с любовью

И тоскует обо мне она,

Раз заветный шнур, что ею был завязан

Со словами: “Не забудь меня”,—

Сам собою ныне развязался…

Вчера мы виделись,

Сегодня мы расстались,

А мне хотелось бы, любимая моя,

Все время вновь и вновь

Смотреть бы на тебя.

Жалеешь ли меня,

Что здесь живу

В селе заброшенном,

Безлюдном?

Ведь, о тебе тоскуя, я умру…

Слова людские зарослям подобны.

Пусть, улучив минуту,

Встречу я тебя,

Но обо мне еще сильней тогда

Заговорит молва, узнав об этом.

Неужели только издали мне видеть,

Словно через наспех сделанный плетень

Ту, что на селе

Мне в жены прочат,—

Ведь и я не против девы молодой…

Покорная тебе, что уходил

Тайком, от взоров чуждых прячась,

Я тоже встала рано на заре

И промочила свой подол

В росе прозрачной…

Черные волосы милой моей,

Что черны, словно черные ягоды тута,

Неужели раскинуты будут на ложе ее,

Где не будет меня —

И сегодняшней ночью?

Из-за возлюбленной прекрасной,

Что лишь одним глазком

Увидел я тогда

Через плетень густой из тростника,

Ведь много тысяч раз вздыхал я понапрасну…

Когда б любовь

Румянцем выдала себя,

Его заметив, люди все б узнали,

О тайная, любимая жена,

Что в сердце глубоко от всех людей скрываю…

Хоть и говорят на свете люди:

“Если встретишь —

Утолишь любовь”.

Но как раз ведь после нашей встречи

Выросла во много раз тоска.

Когда бы я тебя

Не полюбил глубоко,

О, разве через трудные ворота,

Ведущие к дворцу,

Сумел бы я пройти?

Оттого ли, что, может быть, нынче

Думает он и грустит обо мне,

Ночью черной, как ягоды тута,

Каждой ночью

Мне снится возлюбленный мой!

Если буду я так сильно тосковать,

Я тогда, наверное, умру,

Оттого и матери своей родной

О любви к тебе сказала я,

Приходи теперь всегда, любимый мой!

Верно, лишь у рыцарей

Сердца такие,

Что утешить могут их друзья

В шуме и веселье,

Только я одна, я одна страдать, наверно, буду…

И даже ложь твоя

Здесь правдою звучала,

С каких, скажи мне, пор

На этом свете люди умирали

В тоске о том, с кем не встречались никогда?

Милого, кому я отдала

Даже сердце,

Неужели бы могла

Обмануть, сказав, что не сказала,

Или не сказать, что говорю?

Думаю: хотя бы облик твой позабыть,—

Сожму я кулаки

И ударю,—

Но не поддается мне

Хитрая мошенница — любовь.

Вот он, знак — чудесную тебя

Встретить, верно, должен нынче я:

Зачесалась бровь —

И с левой стороны,—

С той, где лук всегда носить должны.

Ведь совсем тайком от глаз людских

Сквозь плетень из стеблей тростника

Видел я

Любимую мою —

И с тех пор молва уже шумит.

О, хотя бы только эти дни

Ты показывайся чаще, милый мой!

Ведь так долги будут для меня

Месяцы и годы, когда я одна

Буду тосковать без наших встреч.

Волос растрепанные

Утренние пряди

Я нынче гребешком не причешу,

Они ведь прикасались к изголовью

Возлюбленного друга моего…

То сердце, что давно мечтало

О радостном свидании с тобой,

Хотя б на миг,

На самый краткий,

Сегодня наконец утешилось оно.

Ведь если б облик твой

Был мною позабыт,

То разве стал бы я, муж сильный и отважный,

Напрасно вновь и вновь

О милой тосковать?

Если б о любви сказать словами,

То услышать было бы легко.

Хоть и думаю я о тебе немало,

Только думы эти

В сердце глубоко.

Ах, что за вздор

На ум приходит мне.

Нелепо мне опять

В ребенка превращаться,

Глубоким старцем став уже давно…

С тех пор

Когда встречались мы с тобою,

Не так уж много времени прошло,

А кажется, что с той поры

Уж месяцы и годы миновали.

Горько мне,

Что я позволил вдруг любви

Мною завладеть с такою силой,

Я, который мнил себя всегда

Рыцарем отважным и героем.

С такой тоской тебя все время жду!

О, если был бы знак,

Что суждена нам встреча,

Ведь в этом мире я, увы, не вечен,

Подобно всем, живущим на земле…

Оттого что велика молва людская,

С веткой яшмовой

Не шлю к тебе гонца,

Ты не думай, милая моя,

Что тебя в разлуке забываю…

В селенье старом,

В Охара,

Свою любимую оставил,

И трудно сном забыться нынче мне,

О, если б ты явилась в сновиденье!

От горечи, оставшейся от ночи,

Когда ждала я с думою одной,

Что ты придешь,

Когда наступит вечер,—

Ведь даже и теперь уснуть не в силах я.

Ты, как видно,

Не любишь меня.

Ночью черной, как ягоды тута,

Даже в снах я не вижу тебя,

Хоть об этом молюсь, засыпая…

Я думал, что шагать по скалам

В пути ночном я силы не найду,

Но вот, любимая,

Тобою покоренный,

Я больше не могу терпеть и ждать!

Когда б не стал встречаться я с тобой

И ждал, чтобы молва людская

Умолкла хоть на миг,

Тогда в конце концов

Мое лицо, наверно б, ты забыла.

Потом, когда я от любви умру,

К чему мне будут радости земные?

Ах, в эти дни,

Пока еще живу,

Хочу тебя я видеть, дорогая!

Изголовье, крытое шелками,

Неспокойно,

Не сомкнуть очей…

Эта ночь, что так полна тоскою,

Пусть уже проходит поскорей!

Может, думая, что я приду,

Я, который к ней прийти не смог,

Бедная, любимая моя,

Даже ночью, не закрыв ворот,

Верно, все стоит и ждет меня…

Почему-то даже и во сне

Мне никак не увидать тебя,

Может, грезишься,

Но я не разгляжу,

От любви великой без ума?

Свое сердце

Я утешить не могу,

Неужели так же, как теперь,

Буду я все время жить в тоске,

Дни и месяцы, и месяцы и дни…

Что мне делать,

Чтоб тебя забыть?

Все растет, растет моя тоска

По тебе, любимая моя,

И забыть тебя я не могу…

Хоть и далека ты, все равно

Я тоскую только о тебе,

Ни о ком другом не знаю я тоски

Изо всех, живущих в том селе,

Яшмовым отмеченном копьем…

Понапрасну

Полон я тоской

Из-за той, которая всегда,

Лишь придет вечерняя пора,

Будет спать на изголовье рук чужих…

О, ведь тысячи веков,

Даже ста веков

На свете нам не жить.

Буду горевать, оставив здесь тебя,

Деву милую, которую люблю…

Ни во сне,

Ни наяву,

Никогда о том не думал я,

Что нежданно повстречаю здесь

Друга милого далеких лет.

Нити сердца,

Что связали мы,

Чтоб любить с тобой до той поры,

Как покроет черный волос седина,

Разве могут нынче ослабеть?

Раз решила я тебе отдать

Это сердце, милый, навсегда,

Пусть ты эти дни

Забыл меня,—

Все равно не перестану я любить!

Хоть и будешь в голос плакать ты,

Вспоминая с грустью обо мне,

Но, прошу тебя, открыто не горюй,

Чтобы было незаметно для других,

Чтобы люди не могли узнать…

По дороге, что отмечена давно

Яшмовым копьем,

Я проходил

И нежданно повстречал тебя,

И теперь все время я в тоске…

Если будем

Вечно выжидать,

Оттого что много глаз людских,

То в какой же, наконец, счастливый час

Тосковать не буду о тебе?

С тех пор когда друг с другом разлучились

Из мягкой ткани наши рукава,

Ты, верно, говоришь, что ждешь меня,

Любимое дитя.

Все чудится твой облик…

С той поры когда расстался я

С рукавами дорогой жены,

Платье белотканое

Стелю один

И тоскую, отходя ко сну…

Белотканый шелковый рукав

Весь порвался нынче у меня,

Оттого что, возле дома проходя,

Где живет любимая моя,

Без конца я на прощанье ей махал.

Словно черные ягоды тута,

Пряди черных волос у меня

Распустились и спутались…

Спутались чувства и мысли —

Все сильнее тебя продолжаю любить.

О, вряд ли вновь

В твоих объятьях спать

Придется нынче мне, любимый мой,—

Ах, шнур заветный сам собой

Стал распускаться понапрасну…

С тех пор когда друг к другу прикоснулись

Одежды нашей белотканой рукава,

Моя любовь

К тебе, мой друг любимый,

Не знает срока и конца…

О, даже в эту ночь,

О чем вещало гаданье у дорог, гаданье над костром,

Ты не пришел.

Когда ж еще потом

Мне ждать прихода твоего, любимый?

Зачесалась бровь —

И вот когда в душе

Я полон был еще какого-то сомненья,

Как раз в то самое мгновенье

Увидел друга я далеких лет.

Зачесалась бровь —

И вот когда я думал:

“Кого же мне увидеть суждено?” —

Я встретил милую, что я любил давно,

Немало долгих дней по ней тоскуя…

Зачесалась бровь —

И вот когда в душе

Я полон был еще сомненья,

Любимый облик милой девы

Сегодня я нежданно увидал.

Нет тех ночей,

Когда мы вместе спали:

И я и ты, любимая моя,

На изголовье, крытом мягкими шелками…

Немало лет прошло с тех пор…

Оттого что дверь дощатая в дому

Из святых деревьев, что растут

Средь ущелий гор, гремит, когда войдешь,—

Возле дома милой я на землю лег,

На сверкавший белоснежный иней…

Дверь из горной вишни, что растет

Средь ущелий дальних распростертых гор,

Я оставила открытой: “Приходи!”

Милого, которого я жду,

Кто сегодня задержал в пути?

Оттого что хороша луна,

Думал, что увижусь с милою моей,

По прямой дороге

К ней я шел.

А тем временем сошла на землю ночь..

Словно утренняя тень,

Стало тело бедное мое,

Ах, не сходятся

Одежд китайских полы,—

Ведь давно живу без встреч с тобой…

Словно незастегнутое платье,

В беспорядке мысли у меня

От любви к тебе…

Но никого здесь нету,

Кто меня спросил бы: “Что с тобой?”

Платье, крашенное в яркий цвет,

Надевала нынче я во сне.

С кем меня молва людская свяжет

Наяву,

Судача обо мне?

Как рыбаки селения Сика

Обычно привыкают к платью,

В котором выжигают соль,—

Так я привык к тебе, но все равно

То, что зовут любовью, — не проходит…

Платье, крашенное в ярко-алый цвет,

Каждый раз ношу я поутру,

И хотя привыкла я к нему,

С каждым разом

Мне оно милее!

Густо крашенное алой краской

Платье не теряет яркий цвет,

Оттого ль что прочен

Цвет любви, что красит сердце,

Я тебя не в силах позабыть.

Хоть не повстречались мы с тобою,

Все равно я нынче ввечеру

У дорог о встрече вновь гадаю,

Рукава мои я в дар богам несу,

И хочу я все начать сначала…

Я, что брошена,

Как сношенное платье,

О, какою я полна тоской

В те часы, когда осенний ветер

Начинает дуть по вечерам…

Милая моя, что нынче носит

Ханэкадзура,

Еще совсем юна,

Оттого то с гневом, то с улыбкой

Шнур завязанный развязываю я…

Старинный

Полосатый пояс,

Завязанный, спускался до колен,

О, кто бы ни был, никому с тобою

Нельзя сравниться красотой!

Старинный

Узкотканый пояс,

Завязанный, спускался до колен,

О, кто бы ни был, никому с тобою

Нельзя сравниться красотой!

Пусть не встречаешься со мною,

Я упрекать не буду, милый мой,

Так спи теперь

На этом изголовье,

Пусть кажется тебе, что спишь на нем со мной.

Далеки те дни, когда заветный шнур,

Шнур, завязанный, развязывался мной,

Оттого на изголовье деревянном,

Крытом шелком,

Все покрылось мхом…

Распустив по плечам пряди черных волос,

Что черны, словно черные ягоды тута,

Изголовье из рук своих сделав,

Наверно, любимая ждет

Долгой ночью, пока не покажется утро…

Когда, как в зеркало кристальной чистоты,

Я не смогу взглянуть

На милую мою,—

Конца не будет у моей тоски,

Пусть даже годы долгие пройдут!

Зеркало кристальной чистоты

Утро каждое в руках держу.

Утро каждое любуюсь на тебя,

И ведь даже в те счастливые часы

Кажется еще сильней тоска.

Оттого что далеко теперь село,

Я страдаю и тоскую о тебе.

Зеркало кристальной чистоты,

Облик дорогой, не оставляй меня,

Постоянно мне являйся в снах!

О рыцарь доблестный,

Кто носит при себе

Свой бранный меч и проливает кровь,

Ужель ты справиться не сможешь с тем,

Что люди на земле зовут любовь?

На лезвия открытые мечей

Пойду и брошусь я, чтоб умереть.

Пусть лучше я умру,

Чем жить мне одному,

Страдая и тоскуя о тебе.

Кашель одолел,

Ох, расчихался я,

Верно, милая, которая со мной

Неразлучною была, как бранный меч,

В одиночестве тоскует обо мне.

Ясеневый лук…

На концах его порвется ль тетива?

На-Концах зовут село, где на полях

Ты охотишься за птицами теперь…

Ах, могу ли и подумать я,

Чтоб порвать с тобою, милый мой!

Оттого что доверяешь мне,

Уповаешь, как на славный новый лук

Кацураги-но Соцухико,

Оттого, наверно, людям ты

Нынче имя назвала мое.

Словно ясеневый лук — то натянут, то ослабят тетиву,

Так и ты. Тебя я не пойму —

Если не приходишь, так не приходи,

Если ты приходишь, так уж приходи,

Почему же не приходишь, то опять приходишь ты?

Когда я попытался сосчитать

Вечерние удары барабана, что постоянно отбивали

Здесь стражи времени,

Желанные часы свиданья нашего настали,

И странно, что не встретил я тебя…

Улыбку милой моей девы,

Что в мире смертных рождена была,

Улыбку, озаренную огнями

Пылающего яркого костра,

Все время вижу пред собою…

По дороге, что отмечена давно

Яшмовым копьем,

Ходить устал,

Мне б циновку из рогожи расстелить

И смотреть бы мне все время на тебя!

Если в стороне Охарида,

У Саката,

Развалился мост,

Все равно по бревнам я пройду,

Не тоскуй, любимая моя!

Как народ, отправленный на склоны Сома,

В Идзуми, где лес сплавляют для дворца,

Отдыха не знает от труда,

Так и я без отдыха и сроку

Продолжаю жить, тебя любя.

Подобно поплавку морских сетей,

Что тянут рыбаки в Цумори,

В Суминоэ,

Уплыть бы лучше мне, качаясь на воде,

Чем жить, все время о тебе тоскуя…

Ленты облаков плывут по небесам…

Оттого что далеко ты от меня,

Мы не видимся, не говорим теперь,

Может, разлучили нас с тобой,

Чтобы нашу оборвать любовь?

Так и эдак

Не раздумываю я.

Как в селении Хида у мастеров

Черною веревкой мерят напрямик,

У меня к тебе — один лишь путь.

Как огонь костра, зажженный от москитов

Дедом, охраняющим горы и поля,

В глубине горит,

Так и любовь моя,

Что на дне души от взоров скрыта…

Если струганые доски вдруг

Не сойдутся и оставят щели в крыше,

Если не дадут встречаться мне с тобой,

Что тогда я, милый, буду делать,—

Ведь с тобою спали мы вдвоем.

Хоть стала ты стара, как те дома,

Что копотью покрылись в Нанива,

Где люди жгут тростник,

Но ты — моя жена,

И для меня прекрасной будешь вечно.

Там, где девы волосы зачесывают вверх…

В Агэтакубану кони молодые

На свободе бегают в полях…

Ты, наверно, сердцем больше не со мною,—

Не было давно желанных встреч…

Лишь раздался топот быстрого коня,

Как под сень сосны

Из дома вышла я.

И все думала, смотря вокруг,—

Может, это ты, мой милый друг?..

Что это за топот быстрого коня,

Кто на нем проехал около меня

На рассвете,

В час, когда не спится мне,

И о милом я тоскую в тишине?

Между нами

Пролегла дорога,

Где подолы алые волочат, проходя.

Я ли буду выходить к тебе навстречу,

Или, может, ты ко мне сюда придешь?

Гуси по небу летят…

В Кару возле храма дерево священное пуки,

Сколько будешь ты веков стоять?

До каких же пор тебя скрывать,

Тайная, любимая жена?

Средь священной рощи ставят химороги—

Дерево, в котором скрыто божество,

Берегут его, молясь,

А сердце человека,—

Ведь никак не уберечь его.

Неужели продолжать мне жить,

О тебе одни лишь слышать вести,

Как удары бога грома, что гремит,

Прячась ото всех средь облаков небесных,

Что на небе в восемь ярусов встают…

Споры

Даже боги ненавидят.

Будь что будет, все равно.

Ведь и вправду ты мне не противен, милый,

С кем молва меня свела уже давно…

Ax, нету дня, чтоб не молилась я

В священных храмах

С грозными богами

О том, чтоб этими ночами

За ночью ночь ты навещал меня.

Боги, счастье приносящие душе,

Даже вы меня оставьте,

Я прошу,

Оттого что больше я не дорожу

Этой бренной жизнью на земле.

Ax, нету дня, чтоб не молился я

В священных храмах

С грозными богами

О том, чтоб с милою

Я встретился опять.

Даже страшную ограду, за которой

Скрыты боги, сокрушающие мир,

Я могу перешагнуть.

Отныне

Именем своим не дорожу!

Луна, сияющая ночью,

Перед рассветом оставляет тьму.

Как утренняя тень,

Прозрачным тело стало,—

Томиться по тебе нет больше сил…

Оттого что не ушла с небес луна,

Рассвело ли,

Не заметил я,

И когда я уходил домой,

Может, люди видели меня?..

Очи милые возлюбленной моей

Я увидеть поскорей мечтаю,—

Так луну во мраке ожидают,

Скрывшуюся в тень

Густой листвы…

Рукавами чистыми своими

Наше ложе обмахнула я,

И пока ждала тебя,

Мой милый,

Закатилась на небе луна.

Жаль луну, что прячется сейчас

За горой Футагами вдали,

Но жалеть напрасно:

С рукавами милой

Все равно в разлуке эти дни…

Верно, глядя вдаль,

Любимый мой

Будет горевать, вздыхая без меня,

В небесах кристальную луну

Вы не закрывайте, облака!

Когда сияющая светлая луна,

Как зеркало кристальной чистоты,

Зайдет совсем,

Не кончится тоска,

А будет лишь любовь моя сильней.

В такие ночи с предрассветною луной,

Когда она прозрачна и светла,

Пока живу,

Кроме тебя, родной,

Не будет никого, кого бы я ждала!

Как луна, что видел у вершины

Этих гор,

Всплыла высоко в небеса,

Так же высоты небес достигла

И моя напрасная любовь.

Когда зайдет за склоны гор луна,

Плывущая по небу черной ночью,

Что, словно тута ягоды, черна,

Наверно, о тебе, любимая моя,

Я буду тосковать еще сильнее.

Если ты исчезнешь, уйдя,

Словно облако, что стоит

Вечерами в горах Кутами,

Как я буду тогда тосковать

И мечтать о глазах твоих!

Над горой Микаса, что встает

Пышною короной в вышине,

Облака, нависшие вдали,

Поднимаются и вновь и вновь плывут

Без конца… Так и любовь моя.

Как хотел бы стать

Облаком, что в вышине плывет

По извечным небесам,—

Я бы виделся тогда с тобой,

Даже дня не пропуская одного.

Оттого что в стороне Сахо

С гор окрестных

Дует ветер буйный,

Неизвестно мне, когда к тебе вернусь…

Много уж ночей об этом я горюю…

Ради ветерка, что так и не подул,

Словно яшмовый ларец, открыла дверь

И в постель легла…

О, как же я теперь

Преисполнена досады на себя!..

Ночью темною, когда через окно

Мне сияет светлая луна

И несется ветер

С распростертых гор,

О тебе, любимый, я тоской полна.

Как туман густой, что там встает

Над болотом,

Где речные кулики,

Верно, станет всем видна любовь,

Если видеться начнем наедине.

Сказав, что буду ждать

От милого гонца,

Я, даже шляпы не надев,

Из дома вышла,

Хотя на землю лил поток дождя.

Хотела увидать

И нарядить тебя

В китайские одежды, милый мой,

И лишь напрасно прождала в тоске

Дождливый долгий день…

В жалкой, покосившейся лачуге,

Здесь, где вместо пола голая земля,

Всюду мелкий дождь,—

Промокло даже ложе,

Ты прижмись ко мне, любимая моя!

Ты стоишь все время в мыслях предо мною,

Ты, что задержался нынче у меня,

От дождя скрываясь,

И сказал всем людям:

“Это оттого, что не было зонта”.

Не могу пройти я мимо тех ворот,

Где живет любимая моя,

Хоть бы хлынул дождь

С небес извечных,

На него тогда сослался б я.

Хотела показать тебе, любимый мой,

Прозрачную росу, что на рукав упала

Вчера, когда гадала ввечеру,

Но лишь дотронулась —

Ее уже не стало…

Оттого что выпала роса

В поле с коноплею Сакура

И повсюду там в росе трава,

Ты иди домой, когда придет рассвет,

Даже пусть узнает мать моя!

С нетерпеньем друга ожидаю,

В дом одной мне нынче не войти,

Пусть роса давно уже покрыла

Белотканые

Льняные рукава…

Пусть с годами на земле стареют люди,

Что, подобно утренней росе,

Исчезать легко способны на земле,

Но опять верну я молодость себе

И тебя, любимый, ждать я буду!

На белотканый

Мой рукав

Уже прозрачная роса упала,

Но милая не встретилась моя —

Я в нерешительности медлю…

И так и эдак

Размышлять не буду

И тело бренное мое,

Что утренней росе подобно,

Отдам, любимый мой, во власть тебе!

Ночью от мороза

Всюду выпал иней,

Выходя из дома поутру,

Ты ногами сильно по земле не топай

И не выдай людям, что тебя люблю!

Чем постоянно жить

В такой тоске,

Хотел бы лучше я землею стать.

Ведь милая моя и поутру и днем

Ее касаться будет, проходя.

Средь распростертых гор

Фазанов разделяет — жену от мужа —

Только пик один…

Одним глазком едва ее увидя,

Как я могу так тосковать о ней?

Оттого что с милою моею

Встретиться причины больше нет,

Вечно будет ли огонь любви гореть,

Как горит огонь вершины дальней Фудзи,

Что в стране Суруга поднялась?

Среди гор, где говорят, живут

Дикие медведи, есть гора

Сивасэ.

Пускай пытают люди,

Имя им твое не назову!

Оттого что было бы мне жаль,

Если имя милой и мое

Стало бы предметом пересуд,

Втайне от людей горит в душе огонь

Вечным пламенем, как на вершине Фудзи…

Оттого что было бы мне жаль,

Если имя милой и мое

Стало бы предметом пересуд,

Втайне от людей горит любви огонь

Вечным пламенем, как на вершине Фудзи.

Когда попробуешь уйти из дома,

Становится все дорого душе,

Ах, бухту Асака

Оставив за горами,

Я не могу теперь уснуть.

Там, где сильно мчатся струи рек,

Ставят люди из селения Ада

Западню для рыб — бамбуковый забор.

Хоть горит любовью сильно сердце,

Не встречаться нам с тобой вдвоем.

Словно в бездне среди скал,

Где сверкает жемчуг дорогой,

От людей скрываю я любовь,

И пускай я от любви умру,

Людям я не назову тебя!

Реку Асука

Даже завтра перейду,

Не могу подумать я о том,

Чтоб далеко было сердце от тебя,

Как от камня камень, что лежат мостком…

В Асука- реке

Все течет и прибывает вновь вода

С каждым, с каждым днем…

Если б прибывала так любовь,

Я не смог бы больше жить тогда!

Не видна река Ону среди полей,

Где срезают травы дивные комо.

Тайно ты пришла ко мне,

Любя меня,

И развязываю я заветный шнур.

Как стремительна текущая вода,

Что гремит

У распростертых гор внизу

И не знает срока и конца,

Так не знает срока и моя любовь!

Из-за тебя, мой друг желанный,

Что не явился встретиться со мной,

Напрасно я

На отмели речной

Жемчужные одежды промочила…

Не наскучит черпать пригоршнями воду,—

Ведь в Хацусэ быстро

Мчится вдаль река,

О мой милый, говоривший мне когда-то,

Что с любимой не наскучит никогда…

Прячется от глаз вода в болоте.

За оградой каменной

Лазурных гор

Буду жить, любовь от взоров пряча,

Оттого что встретиться надежды нет…

Как вода, что с грохотом несется

Средь зеленых распростертых гор Ина,

Где рядами голуби ютятся,

Лишь гремит молва о нас с тобою,

Тайная любимая жена!

Когда б любовь моя

К возлюбленной моей

Вдруг стала бы текущею водой,

Я думаю, она смела б долой

Все вставшие преграды на пути!

В Инугами,

Под горой Токо,

Речка быстрая несется Исая…

Говори, что ты меня не знаешь,

Людям ты не называй меня!

Воды, что текут в ущелье горном,

Скрыты ото всех густой листвой,

Слышно лишь журчание…

О тебе лишь слышал —

И с тех пор все время не могу забыть!

Если очень громко зашумит молва,

Только ненадолго ты покинь меня.

Говорят, что реки гибнут без воды.

Без тебя не жить мне,

Ты со мной не рви.

Оттого что здесь, на Асука- реке,

Быстро мчатся струи светлые воды,

Думая, что быстро я приду,

Милая меня, наверно, ждет,

В ожиданье проводя все дни.

Быстрых струй реки прозрачной Удзи,

Близ которой войнам не было числа,

Не остановить.

Ах, я люблю любовью,

Удержать которую нельзя.

Ужели буду жить всегда в тоске

И лишь скрывать от всех свою любовь,

Как в бездне, среди скал

В пучинах горных рек,

Что огибают склоны гор святых?..

Как воды, что бегут с высоких гор

И разбиваются о скалы на пути,

От грустных дум

Мое разбилось сердце

В ту ночь, когда не встретился с тобой.

Волны, что бегут через плотину,

Где восточный ветер дует поутру,

Не встречаются в пути друг с другом.

Из-за той, с которой даже не встречался,

Словно грохот водопада, шум молвы…

Как текущая вода,

Что быстро мчится

У подножия высоких гор,

Шума я не подыму, не бойся,

Даже пусть умру, тебя любя.

Хранить любовь лишь в сердца глубине,

Как в зарослях густой травы — болото,

Мне было мало,

И сказала людям я

То, что хранить должна была я свято.

Нету стока,

Заперта вода в пруду,

Птицы водяные — утки там живут…

Ах, сегодня увидала я тебя,

От которого я сердце заперла.

Оттого ли что слаба преграда

У плотины, где срезать должны

Жемчуг-водоросли,

Или сердце виновато,

Что любовь так переполнила его?

Шляпу, что от милой получил,

Не случайно, а нарочно я надел,

И на поле Вадзамину

Я пошел,

Вы об этом передайте ей!

Оттого что имя доброе мне жаль —

Ведь не много их, всего одно,—

Словно дерево, зарытое в земле,

Я на дне души таю любовь

И не знаю для себя пути…

Как щепки

В бухте маленькой Тиэ

Осенним ветром прибивает к берегам,

Так сердце отдается мной тебе,

Хотя не знаю, что нас ждет потом…

Ярким, как глина морских берегов

В Мицу, где белый и мелкий песок,

Покроюсь румянцем

И только молчу,—

Вот какая моя любовь!

В бухте, где не дуют ветры,

Не встает волна.

Как же свое имя потеряла я,

Как же зашумела обо мне молва?

Ведь совсем с тобою не встречалась я.

И волны, приливающие к берегам

В заливе Нацуми, в Сугасима,

Имеют отдых.

Я же здесь всегда

Без отдыха тоскую о тебе.

В море, в стороне далекой Оми,

Остров Окицусимаяма,

Дальше глубже море.

Так с моей любимой:

Все сильней о ней шумит молва.

Падает на землю град…

В дальней бухте Оура

Приливают волны к берегам,

Пусть шумит о нас с тобой молва,

Все равно тебя не разлюблю.

В море, в стороне далекой Ки,

В знаменитой бухте Натака,

Волны с шумом приливают к берегам,

И шумит вокруг меня молва

Из-за той, что не встречается со мной.

В Усимадэ шум прибрежных волн

Так велик, что сотрясает острова.

Оттого что о тебе шумит молва,

Неужели не встречаться мне с тобой,

С кем молвою связана давно?

В бухте Срок

На берег набегает

То далекая, то ближняя волна.

Вот минует срок, и как, наверно,

Буду после я о милой тосковать.

Хотел бы лучше берегом пустынным

Я стать на острове, где нет совсем люден,

Куда стремятся в белой пене волны,

Чем жизнью этой жить,

Тоскуя о тебе.

Не лучше ль было б стать

Песком мне мелким,

Что вместе с пеною исчезнет вмиг

В часы, когда прилив на берега нахлынет,

Чем мучиться и гибнуть от тоски?

Как волны набегают беспрестанно

На берег бухты Суминоэ

На песок,

Ах, так же беспрестанно я мечтаю

Причину отыскать, чтоб увидать тебя.

Оттого что очень силен ветер,

Набегает бурная волна.

Непрерывно

О тебе тоскую,

Неужели не полюбишь ты?

Здесь, в Отомо, в Мицу,

Волны в белой пене,

Не имеют отдыха они.

О моей любви без отдыха, без срока,

Ничего совсем не знает милый мой…

Ведь большой корабль

В неспокойном море

Якорь свой бросает, чтоб спастись от волн,

Как мне быть, скажи, ах, что я сделать должен,

Чтобы перестать тебя любить?

Как волны белые, что набегают,

Путей не зная, на морские берега,

Где царствуют орлы,

Так и любовь моя,

Как волны те, путей своих не знает.

Ах, к большому кораблю

Со всех сторон

Прибивается бегущая волна.

Пусть людские толки связывают нас,

Все равно послушна воле я твоей.

Белая волна,

Что встанет в океане,

Верно, будет отдых знать потом,

Но не знает отдыха и срока,

Не кончается моя любовь к тебе!

Как соль,

Что рыбаки селения Сика

Над разожженными кострами

Выжигают,

Ах, так же и любовь моя горька…

Чем сильно так

Грустить мне о тебе,

Хотел бы лучше рыбаком я стать,

Живущим в отдаленной бухте Хира,

И водоросли-жемчуга срезать…

Чем сильно так

Грустить мне о тебе,

Хотел бы лучше рыбаком я стать,

Живущим в отдаленной бухте Ами,

И водоросли-жемчуга срезать…

Только издали

Видны огни костров

Дальних рыбаков, что ловят судзуки.

Только издали мне видеть довелось

Ту, из-за которой полон я тоски.

Как для ладьи, входящей в гавань,

Помеха злая — стебли тростника,

Помех немало также у меня,

И оттого не вижусь я с тобою,

О ком и думы и тоска…

Кристальна гладь воды, и оттого

Челны рыбацкие

Стремятся в даль морскую,

Без отдыха на них вздымается весло,—

Без отдыха я о тебе тоскую…

Кораблям, плывущим к гавани Сиоцу,

В Адзикама,

Имена дают,

Ты свое мне имя ведь назвала —

Разве можешь ты не встретиться со мной?

На большой корабль нагрузили

Срезанный тростник,

И много там его.

Ох, и крепко же любимая подруга

Управляет волей сердца моего.

На почтовых, на морских дорогах

Волоком тащили лодки по земле.

Лишь одним путем,

Одним путем подруга

Управляет волей сердца моего.

О, так давно мы не встречались

Наедине с возлюбленной моей,

Что на прекрасных померанцах

В Абэ

Зеленый мох покрыл стволы.

Там, где птицы адзи у воды живут,

В бухте небольшой по имени Суса,

На пустынном берегу растет сосна.

Ты, что ждешь меня, любимая моя,

В целом мире есть лишь ты одна!

О моей любимой непрестанно слышу…

Ты — горошек гибкий

На полях Цуга.

И любовь к тебе скрывать не в силах,

О тебе тоскую непрерывно я.

На острове малом,

Что виден вдали меж волнами,

Вечное дерево высится на берегу.

Целая вечность прошла

С той поры, как с тобой не встречаюсь…

Утренней росой покрытый, влажен дуб…

Возле речки Влажный Лист

В зарослях бамбука почки не видны…

Так, тая любовь к тебе, я лег уснуть,

И во сне ко мне явилась ты.

На равнине с мелкою травою

Знак запрета лишь на время завязать

Хоть пустое дело,—

Буду ждать я вести

От тебя, с кем попусту свела меня молва.

Ведь ты лишь человек

С непрочною судьбою,

Как лунная трава цукигуса,

О, что ты можешь знать, мне говоря:

“Мы после встретимся с тобою”.

Есть все время в Арима камыш,

Что идет на шляпы

Для царей.

Хоть всегда любуюсь я тобой,

В этом нет беды, любимая моя.

Глубоко уходят корни камыша —

Глубока любовь моя к тебе,

И с тех пор, как я тебя люблю,

Сердца рыцаря отважного, увы,

Я в себе уже не нахожу…

Соберу плоды со старых я тадэ,

Колосящихся у дома моего,

И посею снова семена.

До тех пор пока не вызреют плоды,

Буду ждать тебя, любимый мой!

О, хотя бы в день, когда пойдут

Все зеленую петрушку собирать

На болота между распростертых гор,

Встречусь я с тобою, милый мой,

И пускай меня ругает мать.

Ox, глубоки корни камышей

У подножья скал,

В ущельях гор.

Ох, и глубоко люблю тебя,

Милая, любимая жена.

За плетнем за тростниковым расцвела

Цвета нежного трава “никогуса”,

То “трава-улыбка”…

Улыбаясь мне,

Ты не выдай людям, что таит душа.

Ты, смотри, меня не забывай

И на самый малый срок,

Как промежуток в связанной охапке скошенной травы

На полях Асаха, что сверкают нынче

Алым блеском кленов золотых.

Жить остался в мире

Для тебя —

Ведь давно бы мог я умереть,

Оттого что думы, полные тревог,

Словно скошенные травы на полях…

Чем так жить,

Тоскуя о тебе,

Лучше было бы мне просто умереть,

Оттого что думы, полные тревог,

Словно скошенные травы на полях…

В бухте Мисимаэ

Травы есть комо,

Но срезают травы эти все равно.

Ох, на время только, а не навсегда,

Полюбил, мой милый, ты меня тогда.

Как яркие цветы татибана

Средь распростертых гор

Окраску не скрывают,

Открыто буду я любить тебя.

Ты глаз людских не бойся, дорогая.

Хорошо известен людям белый сугэ

В бухте, где в зеленых тростниках

Журавли шумят…

Шумит молва людская

Уж не потому ль, что выдал ты любовь?

Милый мой,

Моя любовь к тебе,

Словно эта летняя трава,—

Сколько ты ни косишь и ни рвешь,

Вырастает снова на полях.

У обочины дорог

На полях густа, густа трава,

Ах, всегда, всегда

Буду ждать я только одного:

Твоего согласья на любовь.

Сплетенную из мелких камышей,

Растущих в бухте небольшой Ману,

Я шляпу не надел, к тебе придя,

Надеясь, что любимая моя

Меня своим прикроет рукавом.

Ведь из этих мелких камышей,

Что растут на берегу пруда в Ману,

Шляпы я себе еще не сплел,

Отчего же имя бедное мое

Так хулить должна жестокая молва?

Скройся, листик,

За бамбуковым стеблем.

Ты сиди, мой милый, взаперти.

Если б ты ко мне не приходил,

Разве тосковала б я теперь?

Хороша равнина с мелким бамбуком

В Камунаби,

И хорош собой

Ты, кого всем сердцем полюбила.

Я узнала нынче голос твой.

Оттого что горы высоки,

Стелется в полях жемчужный плющ,

Нет ему ни срока ни конца.

О, когда бы так же без конца

Любоваться я тобою мог!

Передайте милой, я прошу,

Что стою и жду ее давно,

Так давно, что под ногами у меня

Высохла зеленая трава,

Как порою зимней на полях…

Много сплетено рядов в циновке,

Сделанной из тонких трав комо,

Если б столько раз мне было суждено

В дом твой приходить,

Ах, сорною травою не покрылись бы пути к тебе.

Жемчуг-водоросли,

Что растут на дне,

Не выходят на поверхность вод,—

Буду так же от людей тайком

Приходить к возлюбленной моей.

Я клонюсь к тебе, как клонится ко дну

На морских долинах

Мох наванори.

Вечно думою полна я о тебе,

Даже сердце вянет от тоски.

Мурасаки цвет лиловый знаменит…

“Знаменитая” есть бухта, где растут

Водоросли, наклонясь к воде.

Так же сердце бедное мое

Клонится к возлюбленной моей.

Морское дно

Чем дальше в море, глубже,

И водоросли там растут сильней,—

Ах, ведь особенно теперь

Любовь моя умножилась безмерно!

Если ты со мной не можешь спать,

С кем бы я ни лег теперь уснуть,

Все равно жду вести от тебя,

Что склонялась ласково ко мне,

Словно водоросли взморья над водой.

Оттого что обо мне не думает совсем

И меня не любит милая моя,

Как бутон скрывает чашечку цветка,

Так скрываю я свою любовь,

Но должны бутоны расцвести!

Пускай умру я лучше от тоски,

Любовь свою скрывая от тебя,

Румянцем разве выдам я себя,

Как лепестки багряных карааи,

Расцветшие теперь в моем саду?

Расцветшие цветы

Имеют срок,

Когда осыпаются на землю лепестки,

Но в сердце у меня живущая любовь

Не знает срока, нету ей конца…

Облик милой

В одеянье красном, как цветы ханэдзу,

Облик дорогой,

Что сверкает, как цветок ямабуки прекрасный,

Постоянно вижу нынче в снах…

Смотрел на те места, где милая живет,

О ком я думаю: до вечного предела,

Пока здесь будут небо и земля,

Не будет рваться нить,

Где жемчуга блестели…

Когда нить жизни краткой не жалея,

Ты любишь всей душой, бывает тяжело.

Хочу безумствовать я все равно,

Пускай смешались думы, как жемчуг с нити порванной, — пускай,

И если обо всем узнают люди, пускай узнают, что мне в том!

В смятенье от любви,

Что порвалась,

Как нить, где жемчуг дорогой блистал,

Мне остается только умереть

И даже не увидеть вновь тебя.

Вот нить,

Где жемчуг блещет дорогой,

Сойдутся вместе у нее концы —

Не разойдутся и у нас пути,

Одна нас свяжет нить, как эти жемчуга…

Оттого что слабой оказалась нить,

Где нанизан жемчуг дорогой,

Собранный на нити недвойной,

Я сойду, наверное, с ума,

И известна станет всем моя любовь!

Перемещаются на нити жемчуга,—

О, разве сердце может быть спокойным?

Я не увижу, милая, тебя,

Пока не сменятся здесь

Месяцы и годы.

Далеко отсюда дом моей любимой,

На которую всегда глядеть хочу,

Не оставив даже промежутка,

Словно у жемчужин,

Собранных на нить.

О встрече, милая, с тобой

Мечтаю с силою такой,

Что может пронизать насквозь и скалы,

Среди источников, среди болот,

В местах, где скрыто все горами!

В Акура, на берегу морском,

В славной и далекой стороне Кии,

Раковины “позабудь” лежат кругом —

Я же не могу никак забыть тебя,

Хоть и годы долгие прошли.

Как ракушки со створкою одной,

Что с галькою на дне морском смешались

И прячутся от взоров под водой…

Так и любовь таится в сердце без ответа,

А годы долгие проходят чередой…

Говорят, прибрежными волнами

Прибивает в Суминоэ дальнем

Ракушки пустые к берегам.

Разве я пустыми лишь играл словами,

Полюбя, любимая, тебя?

Словно ракушки со створкою одною,

За которыми ныряют, говорят,

Каждый раз и поутру и вечерами

Рыбаки в Исэ, так и любовь моя:

Я один лишь мучусь и страдаю…

Оттого что велика молва,

Друга своего я увела

В старый дом чужой,

Где плачет удзура,

И, поговорив, домой услала я.

Возвестив рассвета алый час,

Петухи запели.

Что ж, все хорошо!

Ночью, когда спишь совсем один,

Коль светает, пусть светает — все равно!

В океане

На скалистом берегу

Утро каждое я вижу стаи птиц,

Утро каждое смотреть бы на тебя,

Но тебя не видно, милый мой…

Тоскую о тебе,

Но тосковать не в силах

Ночь эту долгую

Средь распростертых гор,

Что тянется, как длинный хвост фазана…

Ах, этой ночью, долгой, долгой,

Что тянется как хвост фазана, длинный хвост,

Средь распростертых гор,

Ах, эту ночь, возможно ль

Без милой одному уснуть?

Как петух, что вдруг запел

Посреди села,

Громко так не позовет,

Сильно так не закричит

Тайная жена.

Ах, с высоких этих гор

Высоко вспорхнули утки в небеса,

Ах, дождусь ли, милый мой, тебя,

Жду которого нетерпеливо я,

Высоко на цыпочки поднявшись…

Когда бы ты прислал

Хоть весть мне о себе,

Подобно журавлям, что с криком прилетают

К нам с моря дальнего Исэ,

О, разве я тогда бы тосковала?

Должно быть, наступил уже рассвет:

Тидори возле нас щебечут неустанно,

А изголовье из твоих прекрасных рук,

Из белотканых рукавов твоих

Мне до сих пор еще желанно…

Скажи, чесались брови у тебя,

Чихала ты, развязывался шнур?

Ждала ли ты меня,

Что вот пришел, любя,

Мечтая поскорей тебя увидеть?

Ведь оттого, что встретились сегодня,

Мой заложило нос, чихала я

И бровь чесалась у меня.

Приметами все это мне служило,

Что ты, мой милый, посетишь меня.

Ужели буду я любить,

Издалека одни лишь слыша вести?

Как в зеркало бы на тебя взглянуть,

Наедине бы быть с тобою вместе —

Так сильно я тоскую и люблю.

Наверное, хотелось мне услышать

Из уст твоих давно эти слова.

Ведь даже ночь, когда кристальная луна

Как зеркало прекрасное сияет,

Казалась черным мраком для меня.

Деву милую мою

Нестерпимо сильно я люблю,

Белотканые свои

Наизнанку вывернул я рукава.

А во сне ты видела меня?

В ночь, когда любимый мой

Наизнанку вывернул у платья рукава,

Мне пригрезился как будто сон.

И похоже будто впрямь, любимый мой,

В эту ночь мы встретились с тобой.

О моя любовь!

Не утешить мне себя ничем,

Оттого что много уже дней

Я во сне тебя совсем не вижу

И проходят годы без тебя…

О, пускай в теченье долгих дней

Не являюсь я тебе во сне

И меня ты перестал любить!

Одинокая моя любовь

Все равно не будет знать конца.

Не беспокойся,

Не тоскуй, прошу тебя,

Ведь не такое я к тебе питаю чувство,

Что колебалось бы,

Как в небе облака…

И беспокоиться

И тосковать не буду.

Ведь говорят, что есть и Без-Воды-Река —

Минасэ-гава, но, однако,

И в той реке всегда течет вода.

Цвет камелии на поле Сакину…

В Сакину зеленый поднялся камыш,

Сделал шляпу я из камыша,

Ждал я день, чтобы ее надеть,

Но напрасно годы долгие прошли…

Шляпа, что ты сплел из камыша

В озаренной блеском бухте Нанива,

Брошена тобой уже давно,

Только шляпу эту, милый мой,

Никому другому не надеть.

Пусть будет так, но все равно

Любимую свою я буду ждать

До той поры, пока сойдет на землю ночь

И месяц, что взойдет,

Опустится опять…

Оттого что жаль расстаться было

Мне с лучом сияющей луны,

Что сквозил через листву густую,

Медленно я шла к тебе, мой друг,

А за это время ночь спустилась…

Как та волна у белых берегов,

Раскинутых, как белоснежный шарф,

Бурлит, но к берегам не подойдет,

Так ты — ко мне,

И полон я тоски.

О нет, наоборот,

Ведь это ты — не я,

Как та волна у белых берегов,

Раскинутых, как белоснежный шарф,

Ты никогда не подойдешь ко мне…

Когда бы знала я,

Что тот, кого люблю, придет ко мне,

Во всем моем саду,

Там, где растет лишь жалкая трава,

Я б жемчуг дорогой рассыпала тогда.

Зачем мне дом, где жемчуг дорогой

Все покрывает,

Что мне жемчуга?

Пусть то лачуга, вся заросшая травой,

Лишь был бы я с тобой, любимая моя!

Так живя, друг друга утешаем мы,

А порвется яшмовая нить,

Мы расстанемся…

Как безнадежно все

Будет в этой жизни для меня.

О, когда бы ты цветком была

Ярко-алым,

Как хотел бы я

Тем цветком окрасить рукава,

Взять с собой и унести тебя.

Если вниз надену это платье,

Густо крашенное

В ярко-алый цвет,

Люди на меня когда посмотрят,

Блеск его увидят или нет?

Много, много платьев

Я б иметь хотела.

Если б их меняла часто я,

Может быть, мой милый, облик твой желанный

Я тогда сумела б позабыть,

Ах, ведь рукоятку ясенева лука

Обшивают кожей на недолгий срок,

Пусть спустя немного

Вновь меня поманишь,

Снова я послушной буду, милый друг.

Корабль, что на отмели стоит, там, где живут орлы,

Наверно, ждет прилива вечернею порой,

Чтобы отплыть скорей.

Но я во много раз сильнее

Прихода жду возлюбленной моей.

Опускал ловушку

В горную реку —

Не могли усторожить меня!

Много, много долгих лет подряд

Рыбу я речную похищал.

Из пруда, где утки в тростниках,

Пусть польется через край вода,

Попадет в канаву там она.

Пусть тоска нахлынет через край,

Не пойду к другой я никогда!

Там, в стране Ямато, в Мурофу,

Персики мохнатые растут

И деревья густо в ряд стоят.

Много сказано ведь было нами слов,

Не оставлю несозревшею любовь,

Ах, траву асадзи на полях,

Где ползучий алый плющ растет.

Разве кто чужой

От сердца оторвет?

Я ведь постоянно около нее…

В стороне Мисима камыши

Лишь ростки пустили небольшие,

Если буду срока ожидать,

Не придется никогда мне надевать

Шляпы камышовой из Мисима.

В Ёсину прекрасном, где изгиб реки,

Нежно зеленея, поднялся камыш,

Не плету из камыша я ничего,

Лишь срезаю стебли гибкие его —

Ведь сказала ты: “Не выйдет ничего…”

Возле устья мытая в воде

Молодая зелень по реке плывет,

И, наверно, там, где милая живет,

Зелень ту струею

К берегам прибьет.

Коль беда у нас с тобой случилась,

Верно, надо было мне стеречь тебя,

Но ведь я не знак святой запрета

В роще Укита

В Оараки,

Будто ливень

Долго и не лил,

А из-за него

Имя милого теперь гремит,

Словно бурный водопад в горах.