Онлайн чтение книги Люблю твои воспоминания Thanks for the Memories
Глава девятая

Я не могу найти в квартире никакой еды, так что нам придется заказать доставку! – кричит в сторону гостиной, роясь в шкафах на кухне, Дорис, невестка Джастина.

– Так что, возможно, ты знаешь эту женщину.

Эл, младший брат Джастина, сидит на пластиковом садовом стуле в наполовину обставленной гостиной.

– Нет, понимаешь, это как раз то, что я пытаюсь объяснить. Я ее как будто знаю, но в то же время не знаю совсем.

– Ты ее узнал.

– Да. То есть нет. – Что-то вроде.

– И ты не знаешь ее имени.

– Нет, я точно не знаю ее имени.

– Эй! Меня кто-нибудь там слушает, или я разговариваю сама с собой? – снова прерывает их Дорис. – Я сказала, что тут нет никакой еды, так что нам придется заказать доставку.

– Да, милая, конечно, – машинально отвечает ей Эл. – Может быть, она твоя студентка или приходила на одну из твоих лекций. Ты обычно запоминаешь людей, которым читаешь лекции?

– На лекциях одновременно бывают сотни людей, – пожимает плечами Джастин. – И обычно они сидят в темноте.

– То есть не запоминаешь. – Эл потирает подбородок.

– Про доставку тоже забудьте! – кричит Дорис. – У тебя нет ни тарелок, ни приборов, так что нам придется сходить куда-нибудь поесть.

– И вот что странно, Эл. Когда я говорю «узнал», то имею в виду, что на самом деле я не знал ее лица.

Эл хмурится.

– Просто у меня возникло ощущение, – продолжает Джастин. – Как будто она была мне знакома. – Да, точно, она казалась знакомой.

– Может быть, она похожа на человека, которого ты знаешь?

Может быть.

– Ау! Меня кто-нибудь слышит? – прерывает их Дорис, появляясь в дверях гостиной; руки с леопардовыми ногтями длиной в дюйм упираются в обтянутые кожаными брюками бока.

Дорис тридцать пять лет, по происхождению она италоамериканка и имеет привычку говорить быстро и эмоционально. Она уже десять лет замужем за Элом, и Джастин воспринимает ее как милую, но надоедливую младшую сестру. В ней нет ни грамма лишнего веса, и все, что она надевает, выглядит так, как будто взято из шкафа героини мюзикла «Бриолин» Сэнди, после того как та сменила имидж.

– Да, милая, конечно, – снова говорит Эл, не отводя глаз от Джастина. – Может быть, это была та штука, которая называется дежа вю.

– Да! – Джастин щелкает пальцами. – Или, возможно, дежа весю или дежа санти. – Задумавшись, он потирает подбородок. – Или дежа визите.

– Это еще что за чертовщина? – спрашивает Эл, пока Дорис передвигает картонную коробку с книгами, чтобы сесть на нее рядом с ними.

– Дежа вю по-французски значит «уже виденное». При этом психологическом состоянии человеку кажется, что он уже видел или переживал раньше ситуацию, которая для него нова. Этот термин был введен французским психологом Эмилем Буараком и подробно исследован в эссе, которое он написал, работая в Чикагском университете.

– Вперед, Бордовые[3]Название спортивных команд Чикагского университета.! – Эл поднимает в воздух старый призовой кубок Джастина, в который налито пиво, и быстро опорожняет его.

Дорис смотрит на него с презрением:

– Джастин, пожалуйста, рассказывай дальше.

– Ну, состояние дежа вю обычно сопровождается непреодолимым ощущением узнавания, а также ощущением чего-то жуткого или странного. Считается, что подобное состояние чаще всего подготовлено подсознанием, в частности снами, хотя в некоторых случаях люди бывают твердо уверены в том, что это переживание действительно имело место в прошлом. Бергсон определяет дежа вю как «воспоминание о настоящем».

– Ничего себе! – с придыханием говорит Дорис.

– Так что ты хочешь сказать, братишка? – интересуется Эл, рыгая.

– Не думаю, что вчерашнее происшествие можно расценить как дежа вю. – Джастин хмурится и вздыхает.

– Почему нет?

– Потому что дежа вю связано только со зрением, а я почувствовал … ох, я не знаю, как объяснить. Термин дежа весю переводится как «уже пережитое» и объясняет ощущение, которое включает в себя не только зрение, но и необъяснимое знание того, что произойдет дальше. Дежа санти означает «уже почувствованное», являясь исключительно ментальным явлением, а дежа визите включает в себя сверхъестественное знание нового места, но оно не так распространено. Нет. – Джастин качает головой. – Я точно не чувствовал, что раньше уже бывал в этой парикмахерской.

Все замолкают.

Эл прерывает молчание:

– Ну, это точно дежа-что-то. Ты уверен, что раньше с ней не спал?

– Эл! – Дорис хлопает мужа по руке. – Джастин, почему ты не дал мне себя постричь, и вообще, о ком мы говорим?

– Ты же хозяйка парикмахерской для собак, – морщится Джастин.

– У собак тоже есть волосы, – пожимает она плечами.

– Давай я попробую тебе объяснить, Дорис, – начинает Эл. – Вчера в дублинской парикмахерской Джастин увидел женщину, и он считает, что узнал ее, но при этом никогда не видел раньше ее лица, и он почувствовал, что они знакомы, хотя на самом деле – ничего подобного! – Он театрально закатывает глаза, пока Джастин не видит.

– О го-осподи, – выпевает Дорис. – Я знаю, что это такое.

– Что же? – спрашивает Джастин, делая глоток из стаканчика для зубных щеток.

– Это же очевидно. – Она поднимает руки вверх и переводит взгляд с одного брата на другого для большего драматизма. – Это пришло из твоей прошлой жизни! – Лицо Дорис озаряется. – Ты знал эту женщину в про-ошлой жи-изни. – Она с удовольствием растягивает слова. – Я видела что-то в этом роде на шоу Опры Уинфри. – Она кивает и широко распахивает глаза.

– Дорис, прекрати нести эту чушь! – снисходительно бросает Эл. – От нее теперь прямо спасу нет! Посмотрит что-то по телевизору и все уши прожужжит. Пока летели из Чикаго, только и слушал такую вот лабуду!

– Я не думаю, что это связано с прошлой жизнью, Дорис, но все равно спасибо. Дорис неодобрительно качает головой:

– Вам обоим хорошо бы задуматься над явлениями такого рода. Вы невосприимчивы, а ведь никогда не знаешь …

– Вот именно, ты никогда не знаешь, – парирует Эл.

– Да ладно вам, ребята. Эта женщина была мне знакома – вот и все. Может быть, она просто выглядела как кто-то, кого я знал дома. Ничего особенного. – Забудь об этом и живи дальше.

– Ну ты же сам начал рассказывать про свою дежа штуку, – раздражается Дорис. – Как ты это объяснишь?

Он пожимает плечами:

– Теорией задержки прохождения оптического сигнала. Они оба непонимающе смотрят на него.

– Есть теория, согласно которой один глаз может регистрировать то, что видит, чуть быстрее, чем другой, создавая тем самым сильное ощущение воспоминания той же сцены, когда через миллисекунды ее видит второй глаз. По существу, это результат задержанного оптического входного сигнала от одного глаза, за которым почти сразу же следует входной сигнал от второго глаза. Это сбивает сознательное восприятие и приводит к ощущению знакомства с ситуацией, которого не должно быть.

Тишина.

Джастин прочищает горло.

– Веришь или нет, дорогая, но я предпочитаю твою версию про прошлую жизнь, – фыркает Эл и выцеживает остатки пива.

– Спасибо, милый! – Дорис потрясенно прикладывает руки к груди. – А теперь напомню вам, о чем я разговаривала сама с собой на кухне: здесь нет ни еды, ни приборов, ни посуды, так что нам придется сегодня вечером пойти куда-нибудь поесть. Посмотри, как ты живешь, Джастин. Я беспокоюсь о тебе. – Дорис с отвращением оглядывает комнату, поворачивая голову с выкрашенными в ярко-красный цвет, зачесанными назад и налакированными волосами. – Ты переехал в эту страну с пустыми руками, у тебя нет ничего, кроме садовой мебели и нераспакованных коробок. А сама квартира! Такую халупу только студентам сдавать! Очевидно, при разделе имущества Дженнифер, в числе прочего, достался и вкус.

– Этот дом – шедевр викторианской архитектуры, Дорис. Мне посчастливилось найти единственное место, где хоть немного чувствуется история и арендная плата по карману. Лондон – дорогой город.

– Уверена, несколько сотен лет назад дом и вправду был просто конфетка, но теперь у меня от него мурашки бегут по спине. Так и кажется, что его бывший хозяин до сих пор бродит по этим комнатам. Я чувствую, как он наблюдает за мной! – Дорис вздрагивает.

– Не льсти себе! – Эл закатывает глаза.

– Немного внимания и заботы – и это будет дивное местечко, – говорит Джастин, стараясь не поддаваться бесплодным сожалениям о квартире в богатом историческом районе Старого Чикаго, которую он любил и недавно вынужден был продать.

– Внимание и забота – как раз по моей части. – Дорис весело хлопает в ладоши.

– Отлично. – Джастин натянуто улыбается. – А теперь давайте пойдем поужинаем. Мне захотелось съесть стейк.

– Джойс, ты же вегетарианка! – Конор смотрит на меня так, как будто я сошла с ума. А может, действительно сошла? Не помню, когда в последний раз ела говядину, однако сейчас, когда мы сели за столик в ресторане, у меня неожиданно возникло желание это сделать.

– Конор, я не вегетарианка. Я просто не люблю говядину.

– Но ты только что заказала стейк с кровью!

– Знаю. – Я пожимаю плечами. – Я просто сумасшедшая.

Он улыбается, как будто вспоминая, что и во мне когда-то была чертовщинка. Мы похожи на двух друзей, встретившихся после многолетней разлуки. Нам нужно о многом поговорить, но совершенно непонятно, с чего начать.

– Вы уже выбрали вино? – спрашивает Конора официант.

Я быстро хватаю меню:

– Вообще-то я бы хотела заказать вот это. – И показываю официанту название.

– Сансер тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Прекрасный выбор, мадам.

– Спасибо. – Не имею ни малейшего представления, почему остановилась именно на этом сансере. Конор смеется:

– Ты воспользовалась считалочкой?

Я улыбаюсь, хотя на самом деле очень волнуюсь. Я не знаю, почему выбрала это вино. Оно слишком дорогое, и обычно я пью белое, но веду себя как ни в чем не бывало, потому что не хочу, чтобы Конор решил, что я спятила. Он уже подумал, что я сошла с ума, когда увидел, что я отстригла волосы. Он должен понимать, что с головой у меня все в порядке, чтобы я смогла сообщить то, что собираюсь сказать этим вечером.

Официант возвращается с бутылкой вина.

– Ты можешь произвести дегустацию, – говорит Эл Джастину. – Раз уж ты его выбрал.

Джастин поднимает бокал с вином, опускает в него нос и глубоко вдыхает.

Я делаю глубокий вдох, потом покачиваю вино в бокале, наблюдая за тем, как оно поднимается и омывает края. Делаю глоток и, задерживая его на языке, позволяю вину жечь мой рот изнутри. Превосходно!

– Замечательно. Спасибо. – И ставлю бокал на стол. Бокал Конора еще не тронут.

– Это прекрасное вино. – Я начинаю рассказывать ему историю.

– Меня оно покорило, когда мы с Дженнифер много лет назад ездили во Францию, – объясняет Джастин. – Она там выступала с оркестром на Фестивале соборов Пикардии. Незабываемые впечатления! В Версале мы останавливались в «Отель де Берри», элегантном особняке, построенном в тысяча шестьсот тридцать четвертом году и обставленном мебелью того времени. Это был практически музей истории региона, – мы же, кажется, про него уже говорили. Как бы то ни было, в один из ее свободных вечеров мы нашли в Париже чудесный рыбный ресторанчик, притаившийся на одной из мощеных улочек Монмартра. Мы заказали дежурное блюдо, морского окуня, но ни для кого не секрет, насколько я люблю красное вино – я его пью даже с рыбой, так что официант предложил нам взять сансер. А мне, честно говоря, раньше представлялось, что сансер – это белое вино, ведь оно знаменито тем, что его делают из винограда сорта совиньон, но оказалось, что при изготовлении в вино добавляют также немного пино нуар. Результат потрясающий: красный сансер можно пить охлажденным до двенадцати градусов, как обычно охлаждают белые вина, скажем, белый сансер. А в неохлажденном виде его хорошо сочетать с мясом. Чин-чин! – Джастин пьет за здоровье брата и невестки.

Конор смотрит на меня с окаменевшим лицом:

– Монмартр? Джойс, ты же никогда не была в Париже. Откуда ты так много знаешь об этом вине? И кто, черт возьми, эта Дженнифер?

Я делаю паузу, выхожу из транса и неожиданно слышу слова истории, которую только что рассказала. И делаю единственное, что могу в данных обстоятельствах, – начинаю смеяться:

– Попался!

– Попался? – хмурится он.

– Это слова из фильма, который я недавно смотрела.

– А! – По его лицу проходит волна облегчения, и он расслабляется. – Джойс, ну ты меня и напугала! Я подумал, что кто-то вселился в твое тело, – улыбается он. – Из какого это фильма?

– Ох, я и не помню, – отмахиваюсь я, не понимая, что со мной творится, и пытаясь вспомнить, смотрела ли я на прошлой неделе по вечерам телевизор.

– Ты разлюбила анчоусы? – Конор прерывает мои размышления и смотрит на небольшую кучку анчоусов, которую я собрала на краю тарелки.

– Отдай их мне, братишка, – говорит Эл, придвигая свою тарелку поближе к тарелке Джастина. – Я их обожаю. Как ты можешь есть салат «Цезарь» без анчоусов, выше моего понимания. Ничего, если я съем анчоусы, Дорис? – с сарказмом спрашивает он. – Док не говорил, что анчоусы могут меня убить, правда?

– Нет, если только кто-то насильно не запихнет тебе их в глотку, что вполне возможно, – сквозь зубы отвечает Дорис.

– Мне тридцать девять лет, а со мной обращаются как с ребенком. – Эл тоскливо смотрит на кучку анчоусов.

– Мне тридцать пять лет, а мой единственный ребенок – это мой муж, – огрызается Дорис, подцепляет вилкой один анчоус и пробует его на вкус. Сморщив нос, она оглядывает ресторан. – И они называют это итальянской кухней? Моя мать и ее семья перевернулись бы в гробах, если бы узнали об этом! – Она быстро крестится. – Джастин, лучше расскажи нам о своей девушке.

Джастин хмурится:

– Дорис, не надо делать из мухи слона, я же сказал, что мне просто показалось, что я ее знаю. – А она выглядела так, будто ей показалось, что она тоже меня знает.

– Нет, не об этой, – громко говорит Эл с набитым анчоусами ртом. – Она говорит о женщине, с которой ты недавно переспал.

– Эл! – Еда застревает у Джастина в горле.

– Джойс! С тобой все в порядке? – с тревогой спрашивает Конор.

Слезы наворачиваются мне на глаза, пока я пытаюсь отдышаться после кашля.

– Вот, выпей воды. – Он протягивает мне стакан. Люди вокруг с беспокойством смотрят на нас. Я кашляю так сильно, что даже не могу перевести дыхание, чтобы сделать глоток воды. Конор огибает стол и подходит ко мне. Он похлопывает меня по спине, но я сбрасываю его руку, все еще кашляя, по моему лицу текут слезы. В панике я вскакиваю, опрокидывая при этом стул.

– Эл, Эл! Сделай что-нибудь. О Святая Мадонна! – в ужасе кричит Дорис. – Он синеет.

Эл вытаскивает из-за воротника салфетку и неторопливо кладет ее на стол. Поднимается, встает за спиной брата и, обхватив его руками вокруг талии, с силой нажимает на живот.

На втором толчке застрявший кусок вылетает у Джастина изо рта.

Когда уже третий человек бежит, чтобы помочь мне, а вернее, для того чтобы присоединиться к встревоженному обсуждению необходимости решиться на прием Геймлиха[4]Геймлиха прием – срочная мера для удаления инородных тел из верхних дыхательных путей: резкий удар под диафрагму., я неожиданно перестаю кашлять. Три пары глаз с удивлением взирают на меня, пока я в замешательстве потираю горло.

– Отдышалась? – спрашивает Конор, продолжая похлопывать меня по спине.

– Да, – шепчу я, смущенная всеобщим вниманием. – Все прошло, спасибо. Огромное спасибо вам за помощь.

Люди медленно расходятся.

– Пожалуйста, успокойтесь и наслаждайтесь ужином. Я в порядке, честное слово. Спасибо. – Я быстро сажусь и вытираю с глаз потекшую тушь, пытаясь не обращать внимания на взгляды окружающих. – Господи, какая неловкость!

– Не неловкость, а странность, потому что ты даже ничего не съела. Ты просто говорила, а потом – бац! Начала кашлять.

Я пожимаю плечами и потираю горло:

– Видимо, что-то попало, когда я вдохнула.

Подходит официант, чтобы убрать наши тарелки:

– Вам уже лучше, мадам?

– Да, спасибо, все хорошо.

Я чувствую толчок сзади, когда сосед наклоняется к нашему столику:

– Знаете, мне сначала показалось, что вы собрались рожать, ха-ха! Правда, Маргарет?! – Он смотрит на свою жену и смеется.

– Нет, – говорит Маргарет, ее улыбка быстро гаснет, а лицо краснеет. – Нет, Пэт.

– А? – Он в замешательстве. – Во всяком случае, я так подумал. Поздравляю, Конор. – Он подмигивает внезапно побледневшему Конору. – На следующие двадцать лет о сне можно было бы забыть, вы уж мне поверьте. Наслаждайтесь ужином. – Он поворачивается к своему столику, и мы слышим, как они с женой вполголоса переругиваются.

Конор меняется в лице, он тянется через стол и берет меня за руку:

– Пожалуйста, не обращай внимания!

– Не все еще знают, что со мной произошло, – говорю я и безотчетно кладу руку на свой плоский живот. – Я практически ни разу не смотрела на себя в зеркало, с тех пор как вернулась домой. У меня нет сил смотреть.

Конор издает соответствующие ситуации утешительные звуки, я слышу слова «красивая», «привлекательная» и останавливаю его. Он должен меня выслушать. Я хочу, чтобы он знал: я не пытаюсь быть привлекательной или красивой, а в виде исключения хочу выглядеть такой, какая я есть. Хочу рассказать ему, что чувствую, когда заставляю себя взглянуть в зеркало и рассмотреть свое тело, которое теперь ощущаю как пустую скорлупу.

– О Джойс! – Он сильнее сжимает мою руку, пока я говорю, обручальное кольцо, впиваясь в кожу, причиняет боль.

Обручальное кольцо есть, а брака нет.

Я поворачиваю запястье, чтобы он понял, что нужно ослабить хватку. А он вместо этого отпускает мою руку. Знак.

– Конор, – произношу я, бросаю на него взгляд и понимаю, что он знает, что я собираюсь сказать. Он уже видел этот взгляд раньше.

– Нет, нет, нет и нет, Джойс, не надо сейчас заводить этот разговор. – Он поднимает руку, словно защищаясь. – Ты – мы – и так через многое прошли за эту неделю.

– Конор, давай не будем больше закрывать на это глаза. – Я наклоняюсь вперед, мой голос настойчив. – Нам нужно разобраться с нашими отношениями сейчас, или мы и не заметим, как пройдет десять лет, и каждый день нашей несчастливой жизни мы будем представлять себе, как все могло бы быть.

В течение последних пяти лет мы столько раз обсуждали наши отношения, что я и теперь жду от Конора привычных возражений типа: никто и не говорит, что в браке должно быть легко, и не надо ожидать, что так будет, мы дали друг другу клятву, брак – это на всю жизнь, и он намерен работать над этим. Спасайте то, что можно спасти, – вот какую идею проповедует мой странствующий супруг. Я разглядываю отражение люстры в своей десертной ложке в ожидании его обычных комментариев. Через несколько минут понимаю, что они так и не прозвучали. Я поднимаю глаза и вижу, что он борется со слезами и кивает, похоже, соглашаясь со мной.

Я перевожу дыхание. Вот и все.

Джастин внимательно изучает меню десертов.

– Тебе этого нельзя, Эл. – Дорис вырывает меню из рук мужа и захлопывает его.

– Почему? Мне что, даже прочитать его нельзя?

– У тебя холестерин повышается от одного только чтения.

Пока они препираются, Джастин погружается в свои мысли. Ему тоже не стоит есть десерт. После развода он позволил себе расслабиться и вместо привычной ежедневной зарядки использовал еду как утешение. Да, действительно не стоит есть сладкое, однако его глаза замирают на одном из названий в меню как хищник при виде добычи.

– Вы будете десерт, сэр? – спрашивает официант.

Давай же.

– Да, я буду …

– Бананово-карамельный торт, пожалуйста, – выпаливаю я официанту, совершенно неожиданно для себя.

У Конора от удивления открывается рот.

О господи! Мой брак только что распался, а я заказываю десерт. Я закусываю губу и пытаюсь сдержать нервную улыбку.

Съем кусок торта и произнесу тост: за начало чего-то нового!

Чем бы оно ни оказалось.