Онлайн чтение книги Книжная лавка The Bookshop
Глава третья

Утром на завтрак Флоренс приготовила себе селедку – какой смысл жить в Восточном Саффолке, не умея приготовить селедку! – два ломтика хлеба, масло и полный чайник чая. Ее кухня была расположена в задней части Старого Дома и являлась здесь, пожалуй, самой уютной и наиболее пригодной для общения комнатой с белыми оштукатуренными стенами; здесь было очень тихо, лишь слышались вздохи старого колодца с кирпичными стенками, вырытого прямо посреди кухни. Предыдущие обитатели дома считали, что им здорово повезло, ведь накачать воды из колодца они могли, не выходя из дома; но еще больше радости доставила им, видимо, установка настоящей раковины для мытья посуды, покрытой темно-желтой глазурью и глубокой, как саркофаг. Бронзовый кран, гордо сияя, подавал туда воду с большой глубины и холодную как лед.

В восемь часов Флоренс вытащила из розетки вилку электрического чайника и включила радиоприемник, который немедленно начал рассказывать о беспорядках на Кипре и в Ньясаленде, а потом тем же тоном сообщил, что продолжительность жизни в Великобритании теперь составляет 68,1 года для мужчин и 73,9 года для женщин, тогда как в начале века она равнялась соответственно 45,8 года и 52,4 года. Флоренс попыталась внушить себе, что это был весьма ободряющий факт. Но потом, услышав штормовое предупреждение судам – в Северном море бушевал циклон, и сильный северо-восточный ветер был готов превратиться в ураган, подняв высокую волну, – испытала почти стыд: ведь она-то преспокойно сидит в тепле, на кухне в собственном доме и ест вкусную селедку. Впрочем, она тут же устыдилась бессмысленности подобных переживаний. За окном кухни, выходящим на восток, уже виднелся знак штормового предупреждения, поднятый береговой охраной и хорошо заметный на фоне бледного неба, которое успело приобрести довольно странный, желтовато-зеленоватый оттенок.

К середине дня небо расчистилось. Теперь оно от края до края было безоблачным; лишь одно-единственное облако плыло высоко в небе, отражаясь в сверкающей воде болот, бесконечные мили которых раскинулись по обе стороны дамбы; казалось, это сами болота плывут между двумя одинаковыми облаками – одно вверху, другое внизу. Покончив со всеми необходимыми утренними делами, Флоренс решила немного пройтись и двинулась напрямик через муниципальный луг, сильно срезая путь. В начальной школе как раз началась вторая перемена, и дети высыпали на улицу. Мальчики держались отдельно от девочек; смешанные кружки образовывали только учащиеся выпускного класса, готовившиеся к экзаменам eleven-plus [9]«Экзамен для одиннадцатилетних», по результатам которого принимается решение, в какой из трех типов школ учащийся продолжит свое образование: грамматической ( grammar ), средней современной ( secondary modern ) или технической ( technical ).. В полном одиночестве остался лишь какой-то малыш, и теперь он вовсю ревел. Его явно отправили погулять, крест-накрест обмотав теплым шарфом, заколотым на спине булавкой; на руках у него были шерстяные варежки, для надежности пришитые к длинной резинке, пропущенной под воротником пальто. Малыш, видимо, ходил еще в детский сад, где группы смешанные, и не успел определиться, к кому стоит примкнуть – к девочкам или мальчикам. Флоренс, пытаясь его успокоить, ласково спросила:

– Ты, верно, из малышовой группы? Что же ты один-то на улице играешь? А может, ты заблудился? Тебя как зовут?

– Мелоди Гиппинг.

Значит, это девочка. Флоренс достала чистый носовой платок и высморкала юной Мелоди нос. И тут к ним, отделившись от девчачьего кружка, приблизилось юное существо, более всего похожее на отбившуюся от стада овцу с очень светлой шерстью.

– С ней все в порядке, мисс. Я – Кристина Гиппинг, а это моя сестренка, и я ее сейчас заберу. А носовые платки у нас и свои имеются – между прочим, салфетки «Клинекс» куда более гигиеничны, чем носовые платки.

И Кристина Гиппинг увела малышку. Мальчишки принялись развлекаться стрельбой друг в друга, и «убитые» тут же падали замертво. Девочки, образовав широкий круг, перебрасывались старыми теннисными мячами и пели:

Флоренс повернула к югу, где линия горизонта скрывалась за темной полоской соснового леса. Там когда-то было настоящее царство цапель, но во время наводнения 1953 года весь лес затопило соленой морской водой, и цапли улетели, а потом больше в тех местах не гнездились.

В узкую калитку, выходившую на муниципальный луг – в эту калитку даже один человек мог протиснуться с трудом, – осторожно пробрался торговец-неудачник мистер Дибн, которого Флоренс, естественно, сразу узнала. Дибн шел через луг прямо к ней, на всякий случай украдкой поглядывая по сторонам. Она догадалась, что он, наверное, все это время тащился за ней по пятам, но очень старался, чтобы она его не заметила. И ему это, надо сказать, отлично удалось.

– Я насчет моей рыбной лавки, миссис Грин. Ее, конечно, выставят на аукцион, но не раньше апреля, а может, и позже. Так что мне было бы куда предпочтительней заранее лично с вами договориться. Поскольку вы вроде бы к моей собственности интерес проявляли… – И он, не давая Флоренс возможности вставить хоть слово и объяснить, что никакого интереса к его собственности она не проявляла, торопливо продолжил: – Только если вы не собираетесь в Старом Доме оставаться, но и наши места тоже покидать не хотите… в общем, самое оно вам насчет другого места подумать, и вы еще оцените, что недосуг мне внимание обращать на всякие слухи и сплетни, которые до моих ушей долетают…

«У него, должно быть, только собственные беды на уме, – думала Флоренс. – Вон как спешил меня перехватить – так и выскочил из магазина, не сняв ни свой ужасный вонючий комбинезон, ни эту жуткую соломенную шляпу, в каких все торговцы рыбой ходят». Однако невнятная и путаная речь мистера Дибна все же натолкнула ее на догадку, и она, уловив в итоге тайный смысл его предложений, поняла, в чем тут, собственно, дело. Это, впрочем, отнюдь не показалось ей странным; мало того, она почувствовала, что должна быть ему благодарна за то, что он невольно в форме предупреждения открыл ей столь очевидную истину.

– Видите ли, мистер Дибн, вы тут явно что-то недопоняли, но это не важно. Я с удовольствием помогу вам разобраться в данной ситуации. Миссис Гамар была так любезна, что изложила мне свой план создания в Хардборо культурного центра – что, не сомневаюсь, пошло бы всем нам только на пользу, – и она, насколько я поняла, ищет для этого центра подходящее помещение. А что может быть лучше, чем ваш рыбный магазин, который вот-вот освободится?

И Флоренс, не давая себе времени на дальнейшие раздумья и рассуждения, поспешила вежливо распрощаться с мистером Дибном и покинула муниципальный луг через ту же узенькую калитку, которая, как всегда, закрылась далеко не сразу. Затем она пересекла Хай-стрит, свернула направо у здания «Торговля хлебом и зерном», потом еще раз повернула направо и направилась к Нельсон-коттеджу. Подойдя ближе, она сразу увидела за окном нижнего этажа Майлоу Норта; он сидел за столом, накрытым скатертью в стиле пэчворк, и ровным счетом ничего не делал.

– Почему же вы сегодня не в Лондоне? – спросила она, постучав в стекло. Ее слегка раздражала абсолютная непредсказуемость повседневной жизни Майлоу.

– Сегодня я отправил на работу Кэтти. Входите же.

Он распахнул перед Флоренс парадную дверь. По сравнению с этой узкой и низенькой дверью – да и по сравнению с самим домом – Майлоу казался каким-то слишком высоким и крупным; собственно, и дом-то и своими размерами, и своими просмоленными, выкрашенными черной краской стенами больше напоминал рыбацкую хижину.

– Не угодно ли чашечку «Нескафе»?

– «Нескафе» я еще никогда не пробовала, – призналась Флоренс. – Только слышала о нем. Говорят, его даже кипятком заваривать не обязательно. – Она уселась в изящно изогнутое кресло-качалку и удивленно заметила: – Как вы здесь помещаетесь? Такая мебель, пожалуй, для вас маловата.

– Да знаю я, знаю. Но я так рад, что вы сегодня ко мне заглянули. Никто, кроме вас, никогда не заставляет меня посмотреть правде в глаза.

– Вот как? Ну и хорошо, потому что я как раз и пришла, чтобы задать вам один вопрос. Это ведь вас имела в виду миссис Гамар, когда во время приема в Имении упомянула о том, что у нее на примете есть идеальный руководитель для будущего культурного центра?

– Вайолет сказала это во время той вечеринки?

– Она, наверное, ожидала, что я тут же покину Старый Дом – на самом деле, попросту куда-нибудь переберусь, – и рассчитывала, что вместо меня там появитесь вы и станете всем заправлять?

Майлоу некоторое время спокойно смотрел на нее прозрачными серыми глазами, потом сказал:

– Если Вайолет действительно имела в виду меня, то вряд ли она могла воспользоваться словом «заправлять».

Флоренс винила себя в тщеславии, самообмане и сознательно неверном толковании фактов. Она ведь всего лишь продавец : с какой стати кому-то могло бы прийти в голову, что она имеет отношение к искусству? Но, как ни странно, в течение нескольких дней после разговора с Майлоу она была почти готова сама сказать, что покидает Старый Дом. Подозревать себя в том, что она цепляется за свою собственность только по причине раненого тщеславия, было невыносимо. «Разумеется, вы, миссис Гамар – которую я никогда ни в разговоре, ни при прямом обращении не назову просто Вайолет, – тогда имели в виду именно Майлоу Норта, – думала Флоренс. – И вам хотелось немедленно поместить его в Старый Дом. Ведь мой маленький книжный бизнес можно перенести в любое другое место. Но я прошу вас лишь об одном: не торопитесь, не пренебрегайте уже заключенными мною договоренностями – у нас, в Восточном Саффолке, это не принято. Не то Кэтти – первые несколько лет по крайней мере – придется жить в сарае для разведения устриц».

Однако в более спокойные моменты она порой размышляла иначе, представляя, например, как все могло сложиться, если бы миссис Гамар и те, кто ее поддерживал, сумели договориться о выделении ей, Флоренс, небольшого правительственного гранта, а также вернули бы ту сумму, которую она отдала за право «свободного владения» Старым Домом, плюс затраты на переезд и – по справедливости – приплатили бы немного сверху, тем самым открывая ей путь к рассмотрению новых возможностей. И пусть бы это осуществилось даже не в Саффолке, а может, даже и не в Англии, но у нее бы вновь возникло то, поистине драгоценное, ощущение начала , которое у людей ее возраста возникает далеко не часто. Да нет, это, конечно же, чистый абсурд – воображать, будто ее запросто могут выгнать из собственного дома и, воспользовавшись некими привилегиями, заставить перебраться в рыбную лавку Дибна!

Короче говоря, Флоренс решила на какое-то время просто закрыть на все глаза и, притворяясь перед самой собой, попытаться поверить, что люди отнюдь не подразделяются на хищников и травоядных, причем первые в любой момент явно доминируют, а последние покорно позволяют себя уничтожать. Сила воли бесполезна, если человек не обладает чувством направления, не имеет конкретной цели. А Флоренс к тому же казалось, что и силу воли она почти совсем утратила и не способна получить столь необходимый для выживания импульс.

Однако ее сила воли сумела возродиться вновь, и очень быстро, буквально в течение десяти минут. Причем без каких бы то ни было усилий со стороны самой Флоренс. Произошло это утром в последний вторник марта. Стояла на редкость странная погода, чем-то напоминавшая Флоренс тот день, когда она увидела, как цапля на лету пытается проглотить пойманного угря. Если вывешенное на просушку белье клонилось к западу на ветру, дувшем с моря, то лопасти ветряной мельницы на болотах, напротив, вращались с запада на восток, поймав другой ветер, наземный, дувший в противоположную сторону, и в этих противоборствующих воздушных потоках с наслаждением кружили черные грачи. Флоренс подъехала к зданию береговой охраны, откуда было рукой подать до Старого Дома, оставила в гараже свой маленький автомобильчик и, пройдя по коротенькому переулку, оказалась у своих задних дверей, ведущих на кухню.

Переулочек Скор-лейн был настолько узким, что казалось, будто при сильных порывах ветра кирпичные дома с черепичными крышами приваливаются друг к другу плечами, точно подвыпившие моряки, чтобы не упасть на землю. Заднюю дверь Старого Дома всегда приходилось открывать очень осторожно, иначе ворвавшийся сквозняк тут же гасил растопочный огонь, тлеющий в кухонной плите. Но когда Флоренс, повернув ключ в замке, чуть налегла на дверь плечом, дверь открываться не захотела.

Она сразу принялась обвинять в этом ржавые петли, сильно деформированную дверную панель и так далее, но, разумеется, дело было совсем не в двери. Попыткам Флоренс войти в дом явно противостояла некая, довольно мощная враждебная сила, которая то активизировалась, то затихала, но всякий раз успевала опередить хозяйку дома и вновь начинала сопротивляться ей с жестокой силой безумца. Если Флоренс делала шаг назад, дверь, слегка подрагивая, ждала, когда противник предпримет новое усилие. И все это время откуда-то из недр дома, особенно из задней его части, раздавался дробный стук. Точнее, даже не стук – больше всего эти звуки были, пожалуй, похожи на серию крошечных взрывов. Затем в какой-то момент, когда Флоренс, устав сражаться с упрямой дверью и пытаясь отдышаться, бессильно прислонилась к ней лбом, дверь вдруг резко подалась внутрь. Не удержавшись на ногах, Флоренс упала на четвереньки и оказалась в коридоре, больно стукнувшись коленями о кирпичный пол. А дверь тут же распахнулась настежь и принялась мотаться туда-сюда на ветру, точно рука, аплодирующая актерам, сыгравшим комический спектакль.