ПОСЛЕСЛОВИЕ

Онлайн чтение книги Шевалье д'Арманталь The Conspirators
ПОСЛЕСЛОВИЕ

Быть может, некоторые из наших читателей настолько заинтересовались лицами, играющими второстепенную роль в нашем повествовании, что желают знать, как сложилась их жизнь после катастрофы, погубившей заговорщиков и спасшей регента.

Мы в двух словах удовлетворим их любопытство.

Герцог и герцогиня дю Мен, чьи заговоры регент хотел пресечь раз и навсегда, были арестованы: герцог — в Со, а герцогиня — в ее маленьком домике на улице Сент-Оноре. Герцога доставили в Дурланский замок, а герцогиню — в Дижонский, откуда затем перевезли в Шалонскую крепость. Оба они были освобождены через несколько месяцев, обезоружив регента: герцогиня — полным отрицанием своей вины, а герцог — полным признанием.

Мадемуазель де Лонэ отправили в Бастилию. Тяготы заключения, как можно видеть из оставленных ею мемуаров, были для нее весьма скрашены любовной связью с шевалье де Минелем; и не раз, уже после выхода на свободу, ей случалось, оплакивая неверность дорогого узника, говорить, подобно Нинон или Софи Арну (не знаю точно, которой из них): «О прекрасное время, когда мы были так несчастны!»

Ришелье был арестован, как его предупреждала мадемуазель де Валуа, на следующий день после того, как он привел Батильду к регенту, но его заключение обернулось для него новым триумфом. Как только распространился слух, что прекрасный узник получил разрешение прогуливаться на террасе Бастилии, улицу Сент-Антуан запрудили самые элегантные экипажи Парижа, и через двадцать четыре часа она стала самым модным местом прогулок. Поэтому регент, утверждавший, что у него в руках достаточно улик против господина де Ришелье, чтобы приказать отрубить ему четыре головы, если бы он их имел, не рискнул навсегда лишиться популярности у прекрасного пола, удерживая долее герцога в тюрьме. После заключения, продолжавшегося три месяца, Ришелье вышел из Бастилии, более чем когда бы то ни было пользуясь славой и успехом у дам. Однако к этому времени шкаф для варенья оказался замурован, а бедная мадемуазель де Валуа стала герцогиней Моденской.

Аббат Бриго, арестованный, как мы сказали, в Орлеане, некоторое время находился в тюрьмах этого города, к великому отчаянию доброй госпожи Дени, девиц Эмилии и Атенаис и господина Бонифаса. Но в одно прекрасное утро, когда семья Дени садилась завтракать, вошел аббат Бриго, как всегда, спокойный и аккуратный. Его встретили с восторгом и засыпали вопросами, но он, со свойственной ему осторожностью, отослал любопытных к своим судебным показаниям, говоря, что это дело доставило ему уже много неприятностей и его очень обяжут, если никогда не будут о нем говорить. А так как аббат Бриго пользовался, как мы видели, поистине самодержавной властью в доме госпожи Дени, его желание было в точности выполнено, и с этого дня больше не было речи о деле «улицы Утраченного Времени, № 5», как будто оно никогда и не существовало.

Несколько дней спустя Помпадур, Валеф, Лаваль и Малезье тоже вышли из тюрьмы. Что касается кардинала де Полиньяка, то его даже не арестовали: он был просто выслан в свое аббатство д'Аншен.

Лагранж-Шансель, автор «Филиппик», был вызван в Пале-Рояль, где его ждал регент.

— Сударь, — сказал ему герцог, — думаете ли вы обо мне все то, что вы написали?

— Да, ваше высочество, — ответил Лагранж-Шансель.

— Ваше счастье! — сказал регент. — Потому что, если бы вы написали подобные гнусности против своей совести, я приказал бы вас повесить.

И регент ограничился тем, что сослал Лагранж-Шанселя на остров Сент-Маргерит, где тот пробыл лишь три или четыре месяца. Враги регента распространили слух, будто по его приказу Лагранж-Шанселя отравили, и герцог не нашел лучшего средства опровергнуть эту новую клевету, как открыть двери тюрьмы перед мнимым мертвецом, который вышел из нее полный ненависти и желчи более, чем когда бы то ни было.

Это последнее доказательство милосердия герцога Орлеанского показалось Дюбуа до такой степени неуместным, что он прибежал к регенту, чтобы устроить ему сцену. Но вместо ответа на все его упреки герцог лишь пропел ему рефрен песенки, которую сочинил о нем Сен-Симон:

Я добряк, это так, я добряк!

Это привело Дюбуа в такой гнев, что регент, чтобы помириться с ним, был вынужден сделать его кардиналом.

Назначение Дюбуа преисполнило Фийон такой гордости, что она объявила о своем намерении отныне принимать у себя только тех посетителей, которые ведут свой род с 1399 года.

Впрочем, она потеряла в этой катастрофе одну из своих самых знаменитых пансионерок: через три дня после смерти капитана Рокфинета Нормандка удалилась в монастырь Кающихся Грешниц.


Читать далее

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть