Онлайн чтение книги Тайна голландской туфли The Dutch Shoe Mystery
Глава 18. СГУЩЕНИЕ КРАСОК

Взрыв интереса прессы произошел на следующий после убийства день. Информация, излившаяся на страницы газет, потрясла весь мир.

Во вторник утром любое издание в Соединенных Штатах поражало яркими заголовками, раздутыми до размеров слона подробностями в передовицах, слезливыми и фальшивыми биографическими описаниями. Пресса Нью-Йорка в особенности налегала на яркость и живописность в подаче фактов, в том числе — характеризующих взлет финансовой карьеры Абигейл Дорн, признавая ее финансовую гениальность. Далее шло красочное перечисление благотворительных актов и фондов — как неоспоримой заслуги покойной, а также преподнесение деталей ее романа с давно ушедшим Чарльзом Ван дер Донком. Один газетный синдикат даже запустил наспех сработанный газетный сериал под названием «Жизнь и смерть Абигейл Дорн».

Начиная с полуденных изданий, разразились громы и молнии якобы общественного гнева. Стрелы были направлены, разумеется, против Главного полицейского управления, лично против инспектора Квина, и даже одна — сдобренная политическим ядом — против мэра города.

«Двадцать четыре драгоценных часа времени было упущено впустую, а нет еще даже и намека на разоблачение убийцы, чья кровавая рука нанесла вчера удар нашей великой современнице, жизнь которой оборвалась до обидного преждевременно. Тень ее взывает к отмщению», — писалось в одной из статей.

«Нет сомнений, что слава знаменитого сыщика и ловца криминала инспектора Квина закатилась, — пророчествовалось в другой. — Он подорвал народное доверие на одном из самых важных дел своей карьеры».

Третья газета язвительно проходилась по адресу Главного полицейского управления, «которое из года в год доказывало свою некомпетентность в порученном ему деле и способствовало падению морали нашего города, но теперь доказало это согражданам как нельзя более ясно».

Единственной газетой Нью-Йорка, которая не торжествовала и не угрожала, была, как ни странно, та, в которой нес свою репортерскую службу Пит Харпер.

Но не потребовалось ни инсинуаций, ни обвинений ядовитой городской прессы, чтобы вывести из привычной летаргии официальных представителей государства. Политические и социальные сферы были потрясены до самых основ; на чувствительном сейсмографе полицейского управления толчки этого землетрясения отразились сразу же. Значимые публичные фигуры со всех сторон забрасывали мэра телеграфными, телефонными и персональными требованиями справедливости и возмездия. Уолл-стрит, встревоженная неизбежными падениями котировок и нарастающей паникой, требовала финансовой стабильности. Федеральное правительство продемонстрировало необычайную заинтересованность в этом уголовном деле. Сенатор, в чьем штате Абигейл Дорн владела немалой собственностью, произнес в конгрессе пламенную речь.

* * *

Нью-йоркский Сити-Холл стал центром всяческих дебатов и акций.

Центральная улица гудела, как гигантский пчелиный рой. Инспектор Квин стал неуловим; сержант Вели напрямую отказал репортерам в интервью. Слухи, подпитывающие атмосферу тайн и неуверенности, сгустились над городом и непрерывно циркулировали в его атмосфере. Из уст в уста передавалось, что некий неназванный и находящийся под могущественным протекторатом финансист собственноручно задушил миссис Дорн в отместку за проигранную финансовую схватку. Явная абсурдность слухов не только не мешала их распространению, но и подстегивала нагнетание новых подробностей.

Поздним вечером во вторник у мэра в кулуарах собралась торжественная и молчаливая группа официальных лиц. Сидя за круглым конференц-столом в густом табачном дыму, собственно мэр, комиссар полиции, окружной прокурор Сэмпсон с помощниками, глава района Манхэттен и полдюжины секретарей обсуждали состояние дел. Инспектор Квин отсутствовал.

Лица находившихся в комнате были мрачны. Они обсудили случай под этим и тем углом, в то время как бешено галдящая орда репортеров осаждала двери мэрии в ожидании интервью или кратко брошенной реплики. Мэр держал в руках толстую пачку отчетов, все как один подписанные инспектором Квином, который дал точную оценку каждому факту, детали и разговору, собранным к настоящему часу. Все подозреваемые персоналии были обсуждены и расставлены в порядке возрастания важности; председатель округа Манхэттен выразил особое удовлетворение тем фактом, что обозначена причастность к убийству «ирландской руки» в лице Большого Майка — Кадахи; было высказано предположение, что таинственный заказчик убийства только использовал Майка и его подручных. И отсутствие в городе доктора Дженни, и безуспешные поиски Свенсона также стали предметом горячих и бесполезных дебатов.

Конференция казалась обреченной на провал. Не было раскрыто ничего нового; не обнаружено ни одной нити, ведущей к возможному результату. Телефонный аппарат выделенной линии связи с полицейским управлением стоял у локтя комиссара; он звенел непрерывно, то и дело докладывая о поэтапном, но полном провале раскрытия дела. Ключиков к раскрытию было немного; они отпадали один за другим.

Именно в этот критический момент личный секретарь мэра вошла с объемным запечатанным конвертом в руках и подала его комиссару полиции.

Тот вскрыл печать на конверте и быстро пробежал глазами первую из нескольких страниц машинописного текста.

— Специальный отчет инспектора Квина, — едва слышно сказал он. — Приписка: полный отчет придет позже. Посмотрим...

В комнате воцарилась тишина. Комиссар полиции начал было читать, но, внезапно обернувшись, вручил бумаги секретарю:

— Ну-ка, Джейн, почитай это вслух.

Девушка принялась читать ясным невыразительным голосом:

«ОТЧЕТ О СОСТОЯНИИ МАЙКЛА КАДАХИ

10.15 утра, вторник. В соответствии с медицинским заключением Майкл Кадахи способен дать показания под присягой в отношении случая убийства Абигейл Дорн. Допрос произведен в комнате 328 в Голландском мемориальном госпитале, где Майкл Кадахи находится после операции по удалению аппендикса. Слабость, сильные боли.

Кадахи показывает под присягой, что не имеет никакого отношения к убийству, даже не знает о его факте. Впервые допрошен для подтверждения показаний доктора Байера и Грейс Оберманн, медицинской сестры, видевшей проходившую через кабинет анестезии в направлении предоперационной фигуру в маске и хирургической униформе, утром в понедельник — он подтверждает, что находился в это утро в кабинете анестезии, где его готовили к операции аппендиктомии. Подтверждает, что человек в хирургическом облачении поспешно прошел, как было сказано выше, выйдя через южный коридор. Майкл Кадахи подтверждает показания медицинской сестры, за исключением тех моментов, которые он не мог видеть, поскольку практически сразу же ему была наложена эфирная маска, и он уснул. Идентифицировать человека не сможет. На вопрос, не хромал ли человек, отвечает, что не уверен. Факт хромоты совместно подтверждают доктор Байер и мисс Оберманн.

Произведен осторожный допрос относительно Хендрика Дорна. Дорну обеспечена полицейская защита, как было обещано в результате его признания о связи с Кадахи. Легенда для Кадахи: его (Дорна) подозрительные передвижения; намеки на слежку за ним (Дорном). Произведен обыск в личном кабинете Дорна в поместье Дорнов — обыск не дал ничего, кроме выявленной записки, намекающей по содержанию на отношения с Кадахи. Кадахи, по всей видимости, абсолютно принял эту легенду. Кадахи признал факт кредитования Дорна огромными суммами денег под 6% с выплатой бонуса при последующем вступлении Дорна во владение имением. Кадахи откровенно бравирует, прямо заявляя, что ему незачем и нечего скрывать в отношениях с Дорном, поскольку это чисто денежные отношения, не имеющие под собой никакого криминала.

Вопрос к Майклу Кадахи. У вас никогда не возникало искушения поторопить смерть миссис Дорн, чтобы побыстрее получить долг?

Ответ Кадахи. Инспектор, разве это справедливо? Вы же знаете, я никогда не пойду на такое дело.

Под давлением признал, что поторапливал Хендрика Дорна с выплатой денег, а также выразил мнение, что тому известно гораздо больше о смерти сестры, чем он признает.

Вопрос инспектора. Как насчет Крошки Вилли, Снэппера и Джо Гекко? Давайте начистоту, Майк!

Ответ Кадахи. Вы их взяли, так, что ли? Они ничего общего с этим грязным делом не имеют, инспектор. Они сторожили меня, пока я сам не мог о себе позаботиться. Из них все равно ничего не вытрясешь — они не знают.

Вопрос инспектора. Теперь вы сами заинтересованы в добром здравии и благополучии мистера Дорна, а, Майк?

Ответ Кадахи. Он в такой же безопасности, как новорожденный у мамкиной груди. Думаете, мне охота потерять свои деньги? Будьте спокойны, инспектор!

Заключение. У Кадахи превосходное алиби. Во время совершения преступления находился под эфиром. Нет свидетельств причастности к совершению преступления Джо Гекко, Снэппера, Крошки Вилли — кроме их физического присутствия в день убийства на территории госпиталя. Никаких подвижек в данном направлении».

Секретарь осторожно положила отчет на стол и взяла другой; откашлявшись, приготовилась читать.

— Снова провал, — прорычал комиссар полиции. — А эта птица Кадахи вышел сухим из воды, как всегда. Но если за ним что есть — Квин так просто с него не слезет.

— Давайте дальше! — поторопил мэр. — Иначе мы ни к чему не придем. О чем там следующий отчет?

Секретарь прочла:

«ОТЧЕТ ПО ДОКТОРУ ЛЮЦИУСУ ДАННИНГУ

Доктор Даннинг был допрошен в своем кабинете в Голландском мемориальном госпитале, в 11.05 утра. Подозревается в тайном совещании с Сарой Фуллер в понедельник вечером у себя дома. Кажется встревоженным, однако отказывается отвечать на вопрос о причине визита Сары Фуллер и о существе разговора с ней. Аргументирует тем, что разговор носил сугубо частный характер, не связанный с преступлением.

Ни угроза ареста, ни уговоры не возымели действия. Говорит, что готов подвергнуться любым, самым унизительным мерам, но подаст жалобу на незаконный арест в случае его применения. Причин и свидетельств в пользу ареста не имеется. Неудовлетворительный и невразумительный ответ об отношениях с Сарой Фуллер. На вопрос о том, насколько хорошо он ее знает, отвечает: «Не слишком хорошо» — и отказывается от дальнейших объяснений.

Горничная Даннингов показала, что они вдвоем, закрывшись на ключ, беседовали в течение получаса.

«Последующие действия следствия: опросить всех членов и прислугу дома Даннингов — выделить для этого человека. Миссис Даннинг видела, как Сара Фуллер вошла в дом в понедельник вечером, однако предполагала, что это обычная пациентка мужа. Знает ее весьма поверхностно — со времен прежнего знакомства с покойной миссис Дорн. Эдит Даннинг в момент разговора Фуллер с Даннингом отсутствовала. Фуллер покинула дом, чтобы вернуться в поместье Дорнов, — далее см. отчет по Дорну.

Заключение. Невозможность применения иной меры, кроме судебного давления. Нет причин сомневаться в том, что разговор Фуллер-Даннинг не имеет отношения к преступлению (вызывает сомнение только его секретность). Фуллер и Даннинг — оба под наблюдением. О дальнейшем развитии событий будет доложено».

— И опять — ничего, — раздраженно пробормотал мэр. — Жаль, что опекаемое вами управление не может наработать ничего более убедительного. А что, у Квина достаточная компетенция для расследований подобного уровня?

Глава Манхэттена обернулся к нему:

— Послушайте, нельзя ожидать от старого боевого коня чудес. Да этому расследованию всего-то тридцать часов. Мне кажется, он упустил одну ниточку... я бы...

— О ком там еще? — Мэр в предупреждающем жесте вскинул руки.

— Эдит Даннинг.

Секретарь развернула отчет и начала бесстрастно читать:

«ОТЧЕТ ПО ЭДИТ ДАННИНГ

Ничего представляющего интерес для следствия. Утренние передвижения в понедельник — совершенно невинны (хотя никаких гарантий правдивости нет), она несколько раз выезжала на вызовы, вплоть до операции.

Мисс Даннинг не имеет объяснений преступления или возможного его мотива (как и ее отец, доктор Даннинг).

Она хорошо знает Хильду Дорн. Она не может объяснить холодность отношений между ее отцом и миссис Даннинг другим фактом, кроме того, что они никогда не были друг к другу расположены.

Заключение. В данном направлении для следствия ничего интересного не предвидится».

— О господи, — воскликнул мэр, — уже надоело! Кто там следующий? Читайте!

Секретарь продолжала:

«ОТЧЕТ ПО ДОКТОРУ ДЖЕННИ»

Последовала пауза, послышался шелест голосов. Все подвинулись ближе.

«Доктор Дженни возвратился домой, в Тэрейтон, в понедельник вечером, в 9.07, выйдя из такси, как докладывает детектив Риттер. Последующие показания водителя такси, Морриса Коэна (лицензия № 260954), дают информацию, что такси Дженни взял около Центрального вокзала и велел отвезти его в Тэрейтон. Дженни находился в комнатах весь оставшийся вечер. Телефонные звонки раздавались много раз, все — от друзей и профессиональных знакомых, и все касались покойной. Сам Дженни никому не звонил.

Этим утром (вторник, 11.45) Дженни — на допросе о Свенсоне. Дженни осторожен, владеет собой. Выглядит усталым и обеспокоенным. Вновь отказывается обсуждать Свенсона и его биографию.

Вопрос инспектора Квина. Доктор Дженни, вы намеренно нарушили прошлым вечером мой приказ. Я велел вам не покидать город... Что вы делали на Центральном вокзале вчера в шесть вечера?

Ответ доктора Дженни. Я не покидал город. Я поехал на вокзал, чтобы вернуть свой билет в Чикаго. Вчера я вам сказал, что должен ехать в Чикаго, но вы мне это запретили. Значит, медицинский конгресс пройдет без меня.

Вопрос. В таком случае вы сдали билет? Вы не ездили на электропоезде?

Ответ. Я вам уже сказал. Это достаточно легко проверить.

Заметка. Немедленная проверка по базе Центрального вокзала показала, что билет доктора Дженни был сдан приблизительно в тот час, который доктор назвал на допросе. По словам билетного кассира, он не может дать описание человека, сдавшего билет: лица он не запомнил. Нельзя также проверить заверение доктора Дженни, что он не покупал билета ни на какое направление.

Вопрос инспектора. Вы покинули отель в 5.30 вечера, приехали на станцию в 6.00. Однако обратно в отель вы не возвращались вплоть до 9.00. Не хотите ли вы сказать, что вам понадобилось три часа для того, чтобы сдать железнодорожный билет?

Ответ. Конечно, это заняло у меня только несколько минут. Я вышел из вокзала и пошел пешком по Пятой авеню в Центральный парк. Я был расстроен. Мне нужно было пройтись. И мне нужно было побыть одному.

Вопрос. В таком случае почему вы взяли такси вновь у Центрального вокзала, если пошли в Центральный парк?

Ответ. Я хотел дойти до отеля пешком, но слишком устал и передумал на половине пути.

Вопрос. Идя пешком, доктор, может быть, вы встретили кого-то, кто мог бы подтвердить вашу историю?

Ответ. Нет.

Вопрос Эллери Квина. Вы умный человек, доктор, ведь так?

Ответ. Согласно репутации, так.

Вопрос. Доктор Дженни, это заслуженная, без сомнения, репутация. И как же при ваших умственных способностях не сделать элементарного анализа? Вы, скажем так, безличностны в своем госпитале. Чтобы вас сымитировать, нужно было временно удалить вас из госпиталя. Итак! Джентльмен по имени Свенсон заходит к вам с визитом за пять минут до того, как начнется большая мистификация, отнимает у вас все то время, в течение которого Абигейл Дорн уйдет из этого мира, а затем высвобождает вас, когда имитатор уже улизнул из госпиталя... И вот я спрашиваю: как же вы с вашим умом не поняли этого хода?

Ответ. Это просто совпадение! И ничего больше. Говорю вам, у моего посетителя не было никаких замыслов — вообще ничего общего с этим делом!

Замечание инспектора. Дженни был предупрежден, что в случае, если он не откроет личности и местонахождения Свенсона, он будет задержан как главный свидетель. Дженни хранил молчание, хотя обнаружил внешнее беспокойство.

Заключение. Вопросов много — как и вариантов. Дженни явно лжет, говоря, что с шести до девяти вечера шатался по улицам пешком. Он, скорее всего, купил билет до станции неизвестного направления, возможно, недалеко от Нью-Йорка, куда и уезжал на несколько часов. В настоящее время следствие работает над возможной идентификацией гражданина, схожего с Дженни, который ехал бы в данный период времени в любых направлениях от Нью-Йорка. Возможно, кондуктор или пассажиры смогут дать показания. Пока ничего в данном направлении нет.

Задержание доктора Дженни без очевидных свидетельств его ложных показаний (например, без выявления конкретного поезда) ничего не даст. В любом случае, даже при идентификации поезда, арест Дженни без ареста Свенсона ничего не даст. Не исключено, что из-за упрямства Дженни мы упускаем важные детали, однако весь инцидент со Свенсоном имеет не столь большое значение для следствия, как это сейчас представляется. У нас ничего нет против Дженни, кроме права задержать его как свидетеля».

Секретарь положила отчет на стол. Мэр и комиссар полиции мрачно и безысходно смотрели друг на друга. Наконец, мэр вздохнул и пожал плечами.

— Я склонен согласиться с последним заключением инспектора, — сказал он. — Несмотря на вой, который подняли газетчики, я бы посоветовал специалистам не торопиться и не делать поспешных выводов, что лучше, чем поддаться давлению и наломать дров. Как вы думаете, Сэмпсон?

— Совершенно согласен.

— Я также последую совету Квина, — заявил комиссар полиции.

Секретарь взяла следующий листок:

«ДАЛЬНЕЙШИЙ ОТЧЕТ ПО САРЕ ФУЛЛЕР

Весьма неудовлетворительные результаты. Отказ раскрыть причины своего визита в дом Даннинга вечером в понедельник. Женщина полубезумна. Ответы темные, непонятные; постоянно перемежаются библейскими цитатами. Допрос произведен в поместье Дорнов в два часа дня, вторник.

Заключение. Ясно, что между Сарой Фуллер и доктором Даннингом существует конспиративная договоренность о сокрытии информации, относящейся к делу. Только как доказать это? И Фуллер, и Даннинг — под постоянным наблюдением».

— Невероятно! И это все наработки? — воскликнул глава Манхэттена.

— Никогда еще не сталкивался с такими упрямыми свидетелями, — заметил комиссар полиции. — Что-нибудь еще есть, Джейк?

Следующий отчет был длиннее и интереснее.

«ОТЧЕТ ПО ФИЛИПУ МОРХАУСУ

Интересное развитие событий. Контактное лицо в офисе адвоката миссис Дорн принесло сообщение от помощника окружного прокурора Рабкина, что открылся неизвестный до того факт. Один из вариантов завещания Абигейл Дорн, уже составленный Морхаусом, давал полномочия адвокату уничтожить секретные и неописанные документы, причем сразу же после смерти завещателя. Документы, обозначенные в завещании, находятся под охраной адвоката.

Опрос Морхауса, которого обнаружили с Хильдой Дорн в поздний час в поместье Дорнов. Инспектор Квин предупредил Морхауса об ответственности перед законом за уничтожение секретных документов. Ему предписано сдать их в полицию как представляющие интерес для следствия. Морхаус холодно ответил, что он уже уничтожил означенные документы.

Вопрос. Когда?

Ответ. Вчера днем. Это было первым моим долгом по смерти клиентки.

Инспектор Квин. Запрошена информация, содержавшаяся в документах. Морхаус отвечал, что их содержание ему неизвестно. Утверждает, что он следовал воле покойной вплоть до буквы, уничтожив документы, не вскрыв печати на конверте. Утверждает, что ему никогда не было известно содержание документов; что документы поступили во владение его семейной юридической фирмы много лет назад, когда еще Морхаус-старший, теперь покойный, вел дела Дорнов. Взяв на себя ответственность за юридические дела семейства, он унаследовал и высокие этические нормы своего отца и т. д. и т. п.

Встретив обвинение в том, что в данных обстоятельствах — совершение убийства — он не имел права уничтожать документы без консультаций с полицией, поскольку он уничтожил, возможно, единственные улики, Морхаус утверждал, что он выполнил свой долг и не нарушал закона».

— Нужно это, последнее, уточнить! — воскликнул Сэмпсон.

«Хильда Дорн, присутствовавшая при данном разговоре, была опрошена на предмет уничтоженных документов. Продемонстрировала полнейшее незнание их содержания и даже незнание об их существовании. При этом она вела переписку покойной в последние годы.

Заключение. Рекомендовать немедленный запрос о законности действий адвоката от имени окружного прокурора Сэмпсона. Если Морхаус превысил свои полномочия и нарушил закон — рекомендовать дальнейшее возможное пресечение. Если это невозможно, передать дело на рассмотрение Ассоциации адвокатов. Существует предположение, что утерянные документы являлись решающими для расследования преступления».

— Старику Квину обидно, что он промахнулся, это понятно, — сказал окружной прокурор уже более спокойно. — Первый раз с тех пор, как я его знаю, он проявляет такую мстительность. Наверное, его профессиональная честь ущемлена. Я не завидую бедняге Морхаусу.

Мэр устало встал.

— Думаю, на сегодня хватит, джентльмены, — сказал он. — Все, что мы можем сделать, — это надеяться на лучшее и уповать на завтра... Я удовлетворен отчетами... инспектор Квин ведет дело наилучшим образом и прилагает значительные усилия. Я завтра подпишу обращение для прессы — для успокоения этих шакалов — и уверю губернатора, что все идет как надо. — Он обернулся к главе нью-йоркской полиции: — Вы согласны со мной, господин комиссар?

Комиссар, промокая шею большим платком, кивнул с неким недоуменно-обиженным выражением и вышел. Окружной прокурор с помощниками последовали за ним в подавленном молчании.