Онлайн чтение книги Лицо во мраке The Face in the Night
Глава 4. Достопочтенный Лэси Маршалт

В прежние годы Лэси Маршалт был сенатором, членом законодательного совета в Южной Африке, где его из вежливости называли достопочтенным, что служило его слуге, Тонгеру, поводом к тайным насмешкам.

В это пасмурное утро Лэси Маршалт принял ванну и вышел в свой кабинет, одетый только в брюки и шелковую рубашку, плотно облегавшую его мускулистое тело. Он походил скорее на авантюриста, чем на богача, владельца роскошного дома на Портмен-сквер. Лэси постоял некоторое время у окна, глядя на площадь. После тумана начался дождь. Он всегда шел в Англии — печальный, долгий дождь, похожий на меланхолическую женщину. Маршалт с тоской подумал о своем купающемся в солнце доме в Майзенбурге, о широком, длиной в целое лье, пляже и о синем море в Фелсби, о размерах своего виноградника, сбегающего со склонов Констанции.

Кто-то тихо постучал в дверь. Лэси резко обернулся:

— Войдите!

Дверь открылась, и появился его старый камердинер со своей обычной хитрой улыбочкой.

— Получите почту, — бесцеремонно сказал он и положил письма на маленький письменный стол.

— Говорите «сэр», — проворчал Лэси, — вы опять выходите за рамки дозволенного.

Тонгер сморщил в усмешке одну сторону своего лица.

— А я как раз опять собираюсь в них войти, — просто заявил он.

— Тем лучше: всего за четверть того, что я вам плачу, я мог бы нанять в Лондоне сотню камердинеров — и помоложе, и раз в двадцать получше, — с угрозой сказал хозяин.

— Боюсь, что они не стали бы делать для вас того, что делаю я, — сказал Тонгер, — и вы не смогли бы им так доверять. Преданность купить невозможно. Я когда-то читал об этом в одной книжке.

Лэси Маршалт взял одно письмо, оно было в голубом тисненом конверте и надписано рукой явно безграмотного человека. Вскрыв конверт, Лэси прочитал: «О. И. терпит крушение».

Подписи не было.

Миллионер что-то проворчал и протянул письмо камердинеру.

— Пошлите ему двадцать фунтов, — сказал он.

Тонгер, нисколько не колеблясь, прочел этот клочок бумаги.

— Терпит крушение? — размышлял он вслух. — Хм! Он умеет плавать?

Лэси свирепо посмотрел на него.

— Что вы имеете в виду? — не выдержал он. — Конечно же, он умеет или умел плавать. Плавать, как морж. Ну что?

— Ничего.

Лэси долго и сурово смотрел на него.

— Мне кажется, что иногда вам следует быть немного сообразительнее. Взгляните-ка на этот конверт. На нем почтовая марка Маджестфонтейна. Такая же была и в прошлый раз. Почему он пишет оттуда, за сотни и сотни миль от Кейптауна?

— Может быть, по недомыслию, — предположил Тонгер. Он положил клочок бумаги себе в карман жилета. — Почему бы вам не перезимовать в Кейпе, bass (южноафриканское обращение к хозяину)? — спросил он.

— Я предпочитаю провести зиму в Англии.

Маршалт начал одеваться, но что-то в его голосе привлекло внимание слуги.

— Я хочу вам кое-что сказать, Лэси: ненависть — это страх.

Тот уставился на него.

— Что это значит?

— Я хочу сказать, что нельзя ненавидеть человека, не боясь его, и такой страх обостряет ненависть. Если нет страха, то это, пожалуй, будет презрение, а не ненависть.

Маршалт продолжал одеваться перед зеркалом.

— Это вы тоже вычитали из книги?

— Нет, это мое собственное мнение, — ответил Тонгер, взяв жилет своего хозяина и делая вид, что чистит его мягкой щеткой. — Вы не знаете, Лэси, кто живет в соседнем доме? Я давно хотел спросить об этом. Его зовут Малпас или что-то в этом роде. Говорят, что он сумасшедший. Живет один, без слуг, и сам делает всю работу по дому, где шесть квартир. И он не хочет сдавать их.

Лэси Маршалт проворчал через плечо:

— Вы, кажется, все узнали сами, зачем вы спрашиваете меня?

Тонгер рассеянно потер свой нос:

— А вдруг это он?

Хозяин резко обернулся к нему:

— А ну-ка, убирайтесь отсюда, старый сплетник!

Но Тонгер не испугался гнева хозяина и спокойно повесил жилет на спинку стула.

— Вас ожидает частный сыщик, за которым посылали, — сказал он.

Лэси выругался.

— Почему же вы раньше не сказали мне? — закричал он. — Вы становитесь невозможным, Тонгер. Я скоро выгоню вас. Не смейте улыбаться! Позовите его сюда!

Бедно одетый человек, который вскоре вошел, поклонился с почтительной улыбкой.

— Вы можете идти, Тонгер, — проворчал Маршалт. Тонгер медленно вышел.

— Ну?

— Я нашел ее, — сказал сыщик и, вынув бумажник, достал фотографию, которую передал миллионеру.

— Да, это она, — кивнул тот, — но ее легко было найти, зная название деревни. Кто она?

— Одри Бедфорд.

— Бедфорд? Вы уверены в этом? — поспешно спросил Маршалт. — Ее мать тоже живет там?

— Ее мать умерла пять лет тому назад, — ответил сыщик.

— Есть еще одна дочь?

Сыщик покачал головой.

— Насколько я знаю, она была единственной дочерью. Я достал также фотографию ее матери, снятую в тринадцатом году.

Он вынул плоский пакет и развернул бумагу, в которую она была завернута. Лэси Маршалт поднес фотографию к окну.

— Это она, — сказал сыщик.

— Боже! Это замечательно. Когда я увидел девушку… я знал… Это был инстинкт!

Он прервал себя на полуслове.

— Вы знаете ее, сэр?

— Нет! — Ответ был отрывистый, почти грубый. — Чем она занимается? Она живет одна?

— Да, почти! Она держала старую служанку, помогавшую ей в работе на ферме. Вчера Одри Бедфорд уехала в Лондон. По слухам, она распродала все, чтобы уехать.

Миллионер стоял в своей излюбленной позе у окна, глядя на улицу. Его решительное, словно высеченное из камня лицо было, лишено всякого выражения. Все складывалось удачно! «Ненависть — это страх», — повторил он про себя слова Тонгера.

— Красивая девушка, не правда ли?

— Да, — подтвердил сыщик. — Она показалась мне необыкновенно красивой.

Лэси проворчал что-то в ответ.

— В Фонтвиле у меня были неприятности, — неуверенно начал сыщик. — Я не думаю, чтобы эта история могла иметь какие-нибудь последствия, но все же должен предупредить вас, что нам, частным сыщикам, гораздо легче работать, выдавая себя за официальных. В гостинице меня приняли за сыщика из Скотленд-Ярда, который разыскивает вора, укравшего цыплят.

— В этом нет ничего плохого, мистер Виллит, — с холодной, улыбкой ответил Маршалт.

— Конечно, нет, — ответил Виллит, — но, к несчастью, капитан Шеннон остановился в гостинице, чтобы сменить испорченную шину.

— Кто это — Шеннон?

— Если вы его не знаете, то не ищите знакомства с ним, — ответил Виллит. — Он один из лучших агентов Скотленд-Ярда, новый комиссар. До сих пор комиссары не обладали такими полномочиями, даже не имели права ареста. Шеннона перевели из Индии, потому что здесь недавно было несколько скандалов — случаев взяточничества. Он дал мне изрядную нахлобучку за то, что я выдал себя за официального сыщика. Ну и язык у него… Лучше ему не попадаться.

— Он не узнал, кого вы разыскивали?

Сыщик покачал головой:

— Нет. Это единственное, что ему не удалось узнать. Он теперь весь поглощен розысками исчезнувшего ожерелья королевы Риэны.

Лэси, по-видимому, не слушал его. Он думал о девушке и о представившихся ему возможностях.

— И вы допустили, чтобы она уехала, не сообщив своего адреса? Узнайте его непременно! Разыщите ее и познакомьтесь с ней. Вы можете выдавать себя за делового человека, можете предложить ей службу. Одолжите ей денег, сколько ей будет нужно. Но только не напугайте ее.

Он достал из своего бумажника несколько кредитных билетов скомкал их и бросил в протянутую руку.

— Привезите ее сюда обедать в один из ближайших вечеров. А затем вас якобы вызовут по телефону.

Виллит внимательно поглядел на него и нерешительно покачал головой.

— Не знаю, право… это уже не по моей части…

— Я хочу поговорить с ней, хочу сообщить ей то, чего она не знает. Я заплачу вам пятьсот фунтов.

Сыщик замигал глазами.

— Пятьсот фунтов? Я постараюсь…

Оставшись один, Лэси вернулся к окну и принялся снова глядеть на улицу.

«Ненависть — это страх». Он всегда хвастал, что ничего не боится. Безбоязненно и безжалостно шел он к своей цели по растоптанным человеческим сердцам. Во всех частях света были женщины, которые проклинали его имя и память о нем, ожесточенные люди, которые день и ночь мечтали о мести, но он их не боялся. Его ненависть к Дэну Торрингтону была только ненавистью. Так он успокаивал себя, но глубоко в тайниках его души горели слова его старого слуги, и он не мог их забыть: «ненависть — это страх».